let's run away together

      Впервые салон уже любимой машины Чонгуку кажется тесным и неудобным. Руль неприятно упирается в поясницу, ступни ног затекли, на макушку давит слишком низкая крыша и впервые так невыносимо душно, жарко, а дутая красная куртка лишь ухудшает ситуацию. По радио играет убаюкивающая песня в стиле Стива Лэйси, скрипят кожаные кресла, а молчание разбавляют долгие ненасытные поцелуи. За окном то и дело появляются незнакомые фигуры учеников, которые при виде происходящего на переднем сидении автомобиля смущённо опускают взгляды и торопятся скрыться за воротами. Да, у Чонгука ахринеть как все болит из-за не меняющейся на протяжении часа позы. Но давайте честно признаем тот факт, что ему это безумно нравится.       Нельзя отрицать очевидную истину: он прекрасно смотрится на коленях Тэхёна. С лохматыми волосами, румяными щеками, расстегнутой курткой, затуманенным взглядом и совсем-совсем неприличными мыслями. Прозвучит пошло, однако ему очень хотелось бы увидеть их вдвоём со стороны, чтобы навсегда запечатлеть этот момент в памяти. Если бы не Тэхён, он ни за что не позволил бы себе забраться на его крепкие бедра и, словно щенок, скулить от вызывающей табун мурашек ласки и интимных прикосновений. Если бы не Тэхён, он давно вышел бы из проклятой машины и помчался в общежитие, где, велика вероятность, поджидает школьный президент с новыми ругательствами. Теперь же встать, наконец, с парня и попрощаться с бесплатной вишневой колой, запахом мятных сигарет и дешёвых духов; с бессмысленными разговорами на странные и смешные темы; с теплом чужих рук и мягкой квадратной улыбкой — становится непосильной задачей, даже если отказаться от подобного нужно всего на каких-то двадцать четыре часа.       «Какие-то двадцать четыре часа» после одной проведенной вместе ночи ощущаются целой вечностью.       Чонгук потерпел поражение, когда Тэхён мягко забрался к нему под куртку и ломающим любые внутренние барьеры тоном приказал пересесть. Надо было дать отпор, потому что сейчас Чонгук совершенно не в состоянии оторваться от грубых шершавых губ и сухой медовой кожи, которая постоянно оказывается под атаками острых кроличьих зубов и мокрого языка. Дал слабину, вот и страдай. А Тэхён будто специально сидит и не двигается, предоставляя свободный доступ к легко одетому телу (чёрное худи и джинсы с сапогами), впервые отдает контроль другому и только отвечает взаимностью, если того требуют.       Тэхён отлично знает, что такие люди, как Чонгук, привыкли держать эмоции и чувства в ежовых рукавицах. Им вбивали с детства, что с помощью открытости и доверия они ничего не смогут добиться в жизни. Не смогут стать примерами для будущей и нынешней семьи, не смогут завоевать всемирную поддержку и станут тем самым незначительным процентом в статистике по количеству погибших от верёвки на шее или лезвия на запястье.       Чем громче звучал твой смех, чем тактильнее ты был — вызывало у родителей лишний повод подумать о собственных методах воспитания и ужесточить обстановку в доме.       В результате от сердца тебе достаётся одно его звучание, от души одно её угасание, от эмоций — их отсутствие.       И если наступает момент, из-за которого многолетняя система вдруг ломается, и всё запертое вываливается наружу, то наилучшим решением будет не сопротивляться и не вмешиваться в отчаянную борьбу за право обладать дарованной с первых минут рождения свободой. Особенно, если борьба происходит у не безразличного для тебя человека. Покажи ему, что в конце туннеля всегда горит яркий свет, выводящий в мир без боли и ненависти. Покажи, что особенным делают его не страхи и предрассудки, а миллиарды созвездий на дне больших зрачков и искренняя улыбка, спасающая от плохого настроения и мелких проблем. Покажи, что полюбить его могут; ценить, оберегать, защищать, держать в объятиях, понимать, слушать, пальцы холодные целовать, комплименты на ухо шептать — все это непременно может сбыться и то, о чем он мечтает — тоже. И работа любимая, и друзья верные, и горячий кофе по утрам вперемешку с ленивыми поцелуями, и старые добрые мультики по вечерам с сырными чипсами и удобной подушкой. Просто покажи ему это. Просто не бросай и оставайся рядом.       Чонгук ещё учится принимать заботу и помощь. Учится быть по-настоящему счастливым и честным. Не убегать от самого себя, не ставить чужой комфорт превыше своего, не игнорировать ноющую ломоту в груди и не спешить добраться до вершины.       Люди утверждают, что время невозможно поймать, необходимо двигаться быстрее него, необходимо обгонять проплывающие мимо года и жить так, словно завтра твоя жизнь оборвется. Но когда же прикажете наслаждаться студеным зимним воздухом, ловить ртом капельки дождя, гулять допоздна вдоль набережной и думать о том, как наша планета удивительна? Когда, если остальные просят торопится и не делать перерывов? Потому что не успеете. Потому что, видите ли, не в этом смысл.       С каждым маленьким шагом Чонгук раскрывается, будто цветочный бутон, которого лишили солнца и воды. Тэхён это принимает, космическими глазами силу и мотивацию вселяет, уверенным голосом подбадривает, губами сладкими все замки раскалывает. С Тэхёном иначе и не бывает. С Тэхёном Чонгук на позорных крыльях любви летает, непонятно чему улыбается, красное лицо в ладонях прячет. Это все так нереально.       — Принцесса моя, — господи, как же Чонгук ненавидел это слово, однако кто знал, что спустя пару недель он начнёт таять от него каждый ебаный раз. — Тебе лучше прекратить так елозить на моем паху. Мне ещё домой возвращаться, — парень резко сжимает руками тощие бока младшего через ткань толстовки и слегка кусает того за подбородок. Чонгук приостанавливает свои хаотичные исследования по телу Тэхёна и заинтересованно опускает голову, явно желая заметить через чужие штаны какое-нибудь изменение. Он ведь не мог возбудить Тэхёна. Не в глупом же и помятом виде после ночёвки! Волосы жирные (два дня не мыл), от вещей несёт терпким кофейным дезодорантом и домашними оладьями, слава богу, запах во рту перебила вкусная клубничная зубная паста Хосок-хена. Чонгук, конечно, не уродец, наоборот, он знает и признает свою довольно-таки симпатичную внешность. Но Ким Тэхён, ты, блять, серьёзно?!       — Чего вылупился? — подозрительно хмурит брови, осматривая лицо напротив. — Я не человек, по-твоему? Не могу возбуждаться и хотеть кого-то? Это, знаешь ли, очень трудно, — касается губами обнаженной шеи, тянет носом родной аромат, — сдерживать себя, когда ты сидишь на моих коленях и творишь какую-то магию, — горячими ладонями спускается ниже, большими пальцами надавливает на выпирающие тазовые кости и наслаждается ответной реакцией. Чонгук шумно выдыхает и сглатывает, ощущая, как у самого внизу становится непозволительно тесно, — ты даже представить не можешь, что происходит с моим чёртовым сердцем. Какую роль теперь ты занимаешь в нем.       — И какую же? — медленно бродя пальцами по предплечью Тэхёна, Чонгук внимательно смотрит в его глаза и улыбается. Искренне и нежно. Если кто-нибудь на небесах слышит Гука, то, пожалуйста, позвольте ему и дальше глядеть на свое отражение в миндалевидных глазах и слышать низкий бархатный голос. Пожалуйста, пусть это никогда не заканчивается. Пусть Тэхён не перестаёт рассказывать о бриллиантах, которые он видит на коже Чонгука; пусть не перестаёт так красиво смеяться и заряжать смехом других; пусть не прекращает дарить укрытие от внешнего мира своими объятиями. Разве он многого просит?       — Самую значительную. Поселился там, видимо, до конца моих дней. Если когда-нибудь уйдёшь, то оно поломается на части и не будет больше работать. Унесешь с собой всего меня, — Тэхён упирается головой Чону в грудь и грустно вздыхает. И ведь не соврал. Ни капельки. Быть привязанным к кому-то — страшная вещь для человека и очень непредсказуемая. Живёшь неприметно около девятнадцати лет, а потом ни с того ни с сего находишь смысл для существования в темноволосом незнакомце, что любит кровавые закаты и песни the Drums.       — Иногда ты такой дурак, — Чонгук быстро чмокает светлую макушку и аккуратно освобождается от крепкой хватки, садясь на сидение рядом. Тэхён недовольно мычит, складывая руки на груди. Вопрос по сей день актуален: кто, говорите, из них хеном считается? — Куда же я уйду без тебя? Ты скажешь, что это говорю не я, а моя влюблённость, но… Тэхён. Я никогда не отворачиваюсь от своих слов. И от дорогих мне людей тоже, — брюнет поспешно надевает вязаную синюю шапку и ласково проводит рукой по растрепанным волосам старшего. — Запомни, хорошо?       — Хорошо. Увидимся вечером? — наклоняется, целуя в щеку.       — Оставлю в комнате окно открытым, до встречи, — закинув на плечо рюкзак, Чонгук машет на прощание и закрывает дверцу машины. Сейчас главное опять не бросить все и не побежать обратно к автомобилю. Давай, Чонгук, ты справишься. Шаг вперёд и ни одного назад. Тэхён — дьявол, специально никуда не уезжает, проверяя выдержку.       Гук набирает больше воздуха в легкие и, прикрыв уже покрасневший от холода нос шарфом, заходит за ворота академии. Ему хочется верить, что тот дружелюбный болван с параллельного класса справился с поставленной миссией и прикрыл их с Чимином отсутствие в субботу. Он мог бы быть уверен в этом, если бы не сел телефон. Чонгуку восемнадцать, а носить в рюкзаке зарядное устройство так и не научился. В любом случае, мысли все равно заняты другим (человеком). Удастся ли скрыть сегодня непроизвольно всплывающую на губах широкую улыбку? И вот это супер-охренительное настроение. Его же быстро раскусят…       На улице и впрямь отвратительная погода. Очень непривычно выбираться из приевшегося уюта в дождь и слякоть.       Чонгук словно выходные провел в параллельной вселенной, где царит гармония, дружба, любовь и спокойствие. Где солнце бесконечно греет двухэтажный коттедж, а из-под кафеля растёт шелковистая трава. К величайшему огорчению, реальность представляет из себя только худшее и ужасное. Как, например, в этот момент. Потому что, во-первых, Чонгук случайно наступил кроссовком в лужу и испачкал джинсы, и, во-вторых, подходя к общежитию, он видит то, что, по идее, не должен.       С зонтиком в руках у лестницы стоит мистер Юн. Папин водитель. Тот, кто привёз его сюда и, кстати, работает на семью Чонов больше двадцати лет. Извините, у вас верёвки не найдётся? Для чего? Чтоб повеситься.       Чонгук пытается успокоиться и не накручивать голову предполагаемыми причинами для визита. Все хорошо. Сокджин обещал ничего не говорить. Он точно не звонил никому. Расслабься, парень.       Чонгук ежится из-за разбушевавшегося ветра и, поджав губы в тонкую линию, отправляется на встречу водителю. Мистер Юн, разумеется, узнал его сразу. На нем, по традиции, чёрный строгий костюм, тёмное пальто, кожаные перчатки и тлеющая сигарета незаменимых Лаки Страйк во рту.       — Рад снова видеть вас, — приветливо проговаривает, выдыхая густой дым. Чонгук кивает, боясь озвучивать волнующий вопрос и дальше продолжать путь к двери. «Они не могли приехать. У отца командировка до октября, мама не уехала бы в одиночку». — Выглядите бодрячком. Надеюсь, тут хорошо кормят?       — Да, Юн-щи, скажите мне, что случилось? Почему…       — Мистер и миссис Чон ждут вас. Задайте эти вопросы им, а я пока погреюсь в машине, — потушив сигарету, мужчина передает зонтик и, поправив рукава, уходит. Чонгук не понимает. Отрицательно машет головой, взглядом въевшись в знакомое окно на первом этаже. Там сидят его родители — его семья. Однако почему он боится идти к ним и смотреть в глаза? Почему складывается ощущение, словно то, что было до этого между ними уже не повторить? Ни слепого подчинения, ни глухой тишины в ответ, ни…честности.       Сложив мокрый зонт, Чонгук через силу поднимается по лестнице и входит в здание. Старается не обращать внимания на дрожь в руках и учащенное сердцебиение. Кто-то по дороге здоровается с ним и даже хлопает по спине. Встав перед дверью, Чонгук нервно сглатывает и дёргает ручку.       Сокджин, будто провинившийся подросток, стоит по стойке смирно возле рабочего компьютерного стола и серьёзно выслушивает недовольства мистера Чона. Разговор прерывается лишь в тот момент, когда на пороге показывается побледневший парень.       — Чонгук! — первой вскакивает со стула мама и торопливо прижимает к себе сына. Пальцы её холодные взволнованно заправляют за ухо волнистые пряди волос. Крашенные ярко-розовой помадой губы целомудренно касаются лба. — Где ты был? Мы чуть с ума не посходили…       — Я же сказал, что он придёт, — облегчённо опускает плечи Сокджин, — мы не теряем своих учеников. Чонгук просто…       — Сдавал тесты, — откашливается младший Чон, — мистер Лин попросил прийти к нему и кое-что доработать.       — Будьте добры, дайте нам пять минут, — разворачиваясь к окну, басит чонгуков отец. Страх непроизвольно комом подкатывает к горлу. Джин вежливо делает поклон и, незаметно улыбнувшись своему донсэну, выходит из комнаты, закрыв дверь. Миссис Чон отпускает сына и садится обратно на стул. Женщина тяжко вздыхает и достаёт припрятанную в кармане плаща сигарету. Щёлкает зажигалка, и три фигуры медленно окутывает персиковый аромат вперемешку с никотиновой горечью. Скажите, а все ли взрослые зависят от курения? Чонгук что, единственный, кому это противно?       — Разве мы воспитали тебя наглым лгуном, Чонгук? — продолжает, не поворачивая голову, высокий и хмурый мужчина, — ты знаешь, чем вранье наказывается в нашем доме. Вчера Юн тоже приезжал проведать тебя по моей просьбе. На звонки и сообщения ты не отвечаешь, а ваш президент ничего толкового не рассказывает. Он удивился, обнаружив пустую комнату. Поспрашивал у соседей, и те сказали, что, оказывается, Чон Чонгук уже вторую субботу куда-то сбегает на дорогой белой машине, — темно-серые глаза через отражение стекла цепляются за подавившегося воздухом студента. Чонгук моментально теряет всю свою решительность, мысленно взывая к Чимину или Тэхёну. Ну же, придите за ним и спасите. Он не выдержит. Упадёт и не проснётся больше. — Ты позоришь себя и нашу фамилию. Я понимаю, возраст тоже оказывает влияние на твоё поведение. Хочется жить по закону «сейчас или никогда», пробовать что-то новое, нарушать правила. Но это не задержится надолго, Чонгук, — слова равнодушно режут, осколками попадая в детскую душу, — то, что происходит с тобой сейчас, может закончиться в любой момент. Люди не смогут полюбить тебя, если ты не докажешь им своего превосходства. Быть таким, какой ты есть — недостаточно в нашем мире, — в районе солнечного сплетения неторопливо разливается жгучий яд, заполняя собой живые участки. Говорят, смерть от руки любимого человека ощущается примерно также. Чонгук не знает. Он лишь молча задыхается и смаргивает солёные слезы. Отец всегда знал в чем его слабость. — Советую снять розовые очки и взяться за учёбу. Иначе мне придётся поставить следить за тобой Юна, — мистер Чон кивает жене и разворачивается к выходу, — не забывай, кем ты являешься на самом деле. Ты в первую очередь мой сын, только после все остальное, — тяжёлая ладонь на хрупком плече, мягкое мамино: «Ты справишься, Гук-и», и хлопок двери. Вот и поговорили. Чонгук думал, что он уже прошёл стадию «боязни и самоунижения», однако, как выяснилось, не до конца. Разговор с родителями всегда заканчивался и заканчивается одним и тем же. Позорным поражением сына и гадкой победой отца. Он даже пискнуть не успел в ответ, его сразу поставили перед фактом и заявили о своих правах.       Cavetown — Juliet       Что, говорите? У него есть чувства и мысли? Есть побитая душа и полуживое сердце?       Простите, не слышали о таком. В их семье никто и никогда не слушает.       Чонгук прикрывает шторкой окно и, всхлипнув в изгиб локтя, валится на заправленную (Чимин постарался) кровать. Трясёт хуже, чем во время прошлой лихорадки. Обидно. Ужасно обидно. Куда Чонгук раньше глядел? От чего считал родителей главными примерами для подражания, если им глубоко плевать на желания своего единственного сына? Если они не интересуются ни его увлечениями, ни его кругом общения? А когда Чонгук в последний раз слышал «Мы любим тебя» или «Ты молодец, Чонгук» от отца с матерью?       Не помнит. И, наверное, не сможет вспомнить. Потому что всегда нужна была причина. Нужен был повод для похвалы и тёплых подбадривающих объятий.       Подкатывает тошнота, Гук мчится в ванную и опускается на колени перед унитазом. Наружу выходит кофе вперемешку с оладьями. Это все, что он ел за сегодня. Живот болезненно скручивается узлом, горло саднит от рвотных позывов, на губах смешивается вкус солёных слез и неперевареной еды. В детстве при тяжёлом стрессе организм Чонгука часто реагировал рвотой и высокой температурой. Это могло происходить из-за постоянной беспрерывной учёбы или очередной драки за школой с обидчиками во главе с рыжеволосым Хоши. Это могла быть и незначительная мелочь, но ранившая куда-то прямо в грудь.       Чонгук ощущает тупую боль в висках и, смыв свой утренний завтрак, с трудом поднимается на ноги, снимает худи, бросая его в стирку, и в футболке принимается промывать лицо холодной водой. Отрешенно оглядывает отражение в зеркале и вдруг вспоминает слова Тэхёна: «Иногда полезно выбираться из скорлупы и открывать для себя новый необыкновенный мир». А что, если этот мир не хочет впускать тебя, Тэхён? И лишь подставляет под ноги палки? Что, если изнутри ты давно смертельно болен одиночеством и отчуждением? И кажется, будто целая вселенная против твоих решений.       Чонгук прислоняется затылком к двери и съезжает вниз, от страха и безысходности жмуря глаза и желая очутиться там, где его по-настоящему ждут и любят. Там — это в обшарпанном супермаркете на окраине дороги. Рядом с Юнги, Намджуном и Хосоком. Рядом с Тэхёном. Если бы только знали, насколько ему невыносимо прямо сейчас, быть с ним по отдельности. Чонгуку необходимо снова услышать дорогой сердцу голос и зарыться носом в крепкое плечо. Лишь тогда найдёт свое успокоение.       Чонгук не сразу замечает, как дверь за ним потихоньку открывается, и в проем заглядывает чёрная макушка, с которой капают до сих пор не высохшие капельки дождя. Карие глаза тот час же находят объект своей спешки. Пришлось бежать без куртки и зонта. И совершенно не заботит собственное здоровье в пору острого гриппа. Да и какое здоровье, когда в твоей комнате страдает самый драгоценный ребёнок? Самый нежный, самый добрый, самый лучший. Чимин включает свет в ванной, вынуждая Чона испуганно поднять подбородок и удивлённо что-то прохрипеть. Пак скорее садится на удобный махровый ковёр и без слов притягивает к себе, осторожно устраиваясь между растянутых ног. По-матерински гладит дрожащую спину и просит перестать плакать. Чонгук в чужих руках теряется, не совсем соображая, кто перед ним и что произошло за доли секунды. Он молил о спасении, и оно пришло к нему. В образе оберегающего солнца Пак Чимина.       — Я не знал, что они придут, — сглатывая слюну, обеспокоенно начинает, — ушёл позаниматься в библиотеку, на звонки ты не отвечал. Джин-хен нашёл меня буквально минут десять назад и все рассказал, — тяжело вздыхает, запуская пальцы в угольные пряди, — если бы я знал, Чонгук…       — Я снова сделал это, Чимин, — шмыгает носом, чуть отстраняясь, — я снова не смог постоять за себя. Не выдержал под взглядом отца… и… теперь реву на полу ванной. Я — слабак, Чимин, и всегда им буду.       — Не говори так, — замерзшими ладонями обхватывает красное от слез лицо младшего Чимин и приподнимает уголки губ в заботливой улыбке, освещающей абсолютно все вокруг и прогоняющей новую волну жалких рыданий. — У каждого из нас есть свои слабые стороны. Это и называется быть человеком. Видеть не только хорошее, но и плохое. Ты не слабак, Чонгук-а. На твоём месте любой другой уже бы сломался и поплыл на дно. В тебе поразительно много прекрасного и чудесного, просто ты ещё этого не понял, — вытирает мокрые щеки, заставляет посмотреть в карие глаза, — взрослые любят говорить, не подумав. Они думают, будто знают нас вдоль и поперёк. Смешно. Ты должен позже поговорить с родителями и постараться все объяснить. Я, Тэхён и даже Сокджин будем всегда стоять позади тебя. Потому что, — ловит еле заметную улыбку на тоненьких губах и мгновенно расслабляется, — мы дорожим тобой, Чонгук, — Чон на минуту задумчиво хмурит брови, смакуя сказанное в голове, подтягивает к груди колени, а потом выдыхает, чувствуя, как отступает истерика и тошнота. Каким образом у людей, окружающих его, так отлично выходит подбирать необходимые слова и так положительно влиять на него? (Юнги пока что не входит в этот список, хотя и от объятий с ним Чонгук тоже исцеляется). Чимин молча ждёт реакции, поглядывая на включённый экран телефона и всплывающие смски школьного президента: «Ответь мне», «Что с ним?», «Я надеюсь, вы не злитесь», боже мой, отцепится ли он когда-нибудь?       — У меня никогда не было… друзей, — шепчет сиплым голосом, — я и не надеялся, что повстречаю таких, как вы. Я всю жизнь считал себя недостойным. Это… непривычно получать столько внимания. Я очень благодарен вам, — вновь улыбается фирменной кроличьей улыбкой, полностью разгоняя мрачную атмосферу. Чёрные глаза-бриллианты счастливо блестят. — Обещаю, что впредь не буду плакать! И… возможно, обсужу с отцом… накопившееся.       — Думаю, неплохое начало, — хихикает тот.       — Верно, — утвердительно кивает, поднимаясь на ноги. Однозначно неплохое начало.

***

      Тэхён плавно паркуется недалеко от ворот школьного общежития, дабы, в случае чего, его не оштрафовали и не выгнали к чертям собачьим в столь поздний час. Без пятнадцати двенадцать. Он обещал своему мальчику, что вернётся вечером, но, увы, пришлось задержаться. Да и то беспокойное сообщение от Чимина забрало у него всю энергию и желание работать дальше. «Ты должен приехать. Срочно»       Если бы он проверял телефон чаще, чем обычно. Если бы он только мог дозвониться и узнать, что стряслось. Вряд ли бы Чимин написал, будь проблемы не с Чонгуком, а с ним. Мозг разъедают ужасные мысли и догадки. Днём все было лучше некуда. Они завтракали на кухне у Хосока с Юнги, долго валялись в обнимку на диване в гостиной среди кучи мусора и хлама, смотрели Мадагаскар и обсуждали, какая часть интереснее. Затем бесконечно нежно и мягко целовались в машине, вдыхая аромат друг друга и погружаясь в опьяняющую истому. Что же могло произойти к концу вечера? Кто посмел испортить им настроение? Тэхёну впервые по-настоящему страшно. Он обещал оберегать и прикрывать спиной от всех невзгод. Он обещал сохранять радостную улыбку на чужом лице и греть своим теплом поломанную душу. Вселенная настолько не любит его или открыто издевается?       Ночной мороз кусает обнаженную кожу, Тэхён оставляет автомобиль и бесшумно перелезает через железное ограждение. В некоторых окнах ещё горит искусственный свет ламп. В шестой комнате уже нет. Парень, пригнувшись, аккуратно проходит мимо охранной будки и спешит к знакомой открытой раме. Внутри его встречает невозмутимая тишина и любимое сонное сопение. Кровать Чимина пуста. А вот на второй, укутавшись до головы одеялом, мирно спит темноволосый парень. При взгляде на его опухшее от слез лицо, желваки начинают агрессивно играть на скулах, и ногти впиваются в ладонь.       Тэхён снимает куртку и грязные кроссовки, закрывает окно, выключает горящий светильник в форме рыжего кота и осторожно устраивается на кровать рядом с замёрзшим и дрожащем телом. Ладонями скользит по тонкой талии, ближе к себе пододвигает, медленно поцелуями лоб и щеки покрывает. Скучал. Переживал. Лишь о нем мог думать на протяжении целого рабочего дня. Не от кого ещё так убийственно не зависел. Не страдал от желания вновь почувствовать прикосновение к холодным длинным пальцам. В нем словно родился совершенно новый человек, который, сходя от сумасшествия, прибегает и льнет не хуже домашней собачки к невинному первокурснику. Помирает без него. Не дышит без него. Не хочет больше без него.       Чонгук сладко зевает и приоткрывает слипшиеся от влаги ресницы, прогоняя дурной сон. В нос впивается терпкий запах мятных сигарет, и Чон мгновенно выдыхает, удобнее устраиваясь рядом со своим парнем. Тэхён виновато улыбается уголком губ и кладёт подбородок тому на макушку.       — Прости, что разбудил, — доносится сверху. Чонгук лишь в темноте губами находит другие сухие и легонько прикладывается к ним. Ему действительно не хватало Тэхёна и его ласк. Наверное, теперь, всегда будет не хватать.       — Ничего, — ещё раз целует, но уже в щеку, — я ждал тебя.       — Расскажешь или просто полежим?       — Полежим, — кивает, крепко обнимая руками спину и наслаждается ровным дыханием старшего под ухом. Иногда слова не обязательны, чтобы спасти чью-то жизнь или вернуть себе утраченный баланс. Иногда лекарство бессильно против наших внутренних бесов, и тогда главным выходом из страшной ситуации являются близкие сердцу люди. Что плохого в том, если просто попросить посидеть с тобой или довериться тем, кому не все равно? Важно ли осуждение и важен ли страх, когда ходить, говорить, думать, мечтать не можешь? Когда колени подгибаются и не держат; отдых одолевает постоянная бессонница и апатия; самоубиение становится нормой вместе с отсутствием аппетита и головной болью? Нас принуждают, нас заставляют казаться непобедимыми, самостоятельными, обрамлёнными высокой непробиваемой стеной. В какой-то момент мы начинаем верить в это и не замечаем опадающие на землю кровавые лепестки с высеченным «Мне больно», «Спасите меня», «Будьте со мной».       Чонгук устал постоянно надеяться на собственные силы и откладывать решение проблем на удобный случай. Он попробовал один раз, второй, третий, четвёртый…девяносто девятый, и пришёл к тому, что имеет сейчас. А именно: ненависть, отстранение, множество фобий и вечная тревожность без весомых на то причин. Либо к следующему году покончит с жизнью, либо изменится и примет ангелов-хранителей, рвущихся к нему с особым пристрастием.       Чонгуку повезло, ибо он принял уже своего ангела-хранителя. Этот ангел молча перебирает его тёмные пряди волос и горячим дыханием обжигает ушную раковину. Ангел обладает противоестественной красотой и взрывным характером. Ангел пахнет совсем не цветочками и раем. Ангел курит сигареты и пьёт грейпфрутовое пиво; нарушает правила дорожного движения и пропускает школу; встревает в уличные драки и часто не следит за грубой речью; делает все возможное, чтобы сбежать из нынешнего мира и попасть обратно домой — на небо, подальше от людских грехов и криков.       Чонгук Тэхёна может сравнивать с кем угодно и видеть сплошные плюсы. Потому что Чонгук в Тэхёна по уши. И потому что это взаимно.       — Тэ… — неуверенно зовёт, и под щекой раздаётся вопросительное мычание, — почему ты сбежал из дома? — Чонгук понимает, что затрагивать данную тему не совсем подходящее время, однако самому строить теории или обращаться за ответом к Сокджину — еще более худшее решение.       — На самом деле, в моей истории нет ничего супер драматичного и ужасного, — хмыкает, кончиком носа спускаясь к виску, — мои родители давно разведены. Отец переехал в Бостон примерно года три назад, мать продолжила свое дело с Академией, купив дом в Сеуле и забрав к себе меня и брата. Так вышло, что Сокджин в нашей семье всегда считался примером совершенства и терпения. Его таким сделала мама, она видела и видит в нем свою вторую версию, в отличие от отца, который множество раз пытался ограничить Сокджина от напряжённой учебной рутины. Он не желал делать из нас безэмоциональных роботов, — с пухлых губ вырывается усталый вздох, — но его, разумеется, никто не слушал. Отец человек творческий с невероятно добрым сердцем. Мне было комфортно проводить с ним время, он никогда ни к чему не принуждал, мог часами выслушивать мои бредни и нежно улыбаться в конце. Но когда он уехал…обстановка в доме резко изменилась. Я будто перестал существовать для остальных. У матери в голове был только бизнес, у Сокджина учёба, а меня тянуло за ворота. Ближе к отцу и свободе, — пальцы скользнули по чужим тощим плечам. У Чонгука невольно мурашки по спине побежали. — Однажды я напрямую спросил у мамы, зачем она держит нас возле себя, почему не разрешает самостоятельно прокладывать дорогу к будущему. Она ничего не ответила, однако по взгляду я понял, что во всем виноват страх и острая ненависть, поселившаяся в её сердце после развода. Если Сокджину важно быть уверенным в своём завтрашнем дне, то мне нет. Жизнь даётся каждому из нас всего единожды. Я считаю, глупо растрачивать эти драгоценные минуты на заучивание неинтересной для тебя темы и тратить энергию на незнакомых людей. Моё решение бросить Академию и переехать к отцу, естественно, никому не понравилось. В тот вечер мы трое сильно переругались, а на следующий меня уже не было.       — Ты просто взял и ушёл? — ошарашенно хлопая большими глазами, подаёт голос Чонгук и приподнимает голову с тэхёновой груди.       — Да, я просто собрал вещи и ушёл, — хмыкнув, легко пожимает плечами, — я планировал самостоятельно отправиться к отцу. Только вот… он рассердился по телефону, сказал, мол, нельзя так с мамой поступать и уходить из дома тоже.       — А ты что?       — А я выкинул новый мобильник и пешком потопал к одинокому супермаркету со странной неоновой вывеской.       — И там познакомился с Намджуном? — догадывается младший, склонив голову набок.       — Верно, — положительно кивает, не скрывая довольной ухмылки.       — Но ты же потом ещё раз поговорил с отцом? И извинился?       — Хуже. Он прилетел в Сеул и волшебным образом нашёл меня в доме у Юнги. Без согласия мамы, он, к сожалению, не может забрать меня к себе. А разговаривать с ней об этом в тот момент было бессмысленно. Я объяснил ему свою точку зрения, он поддержал и сказал, что после окончания Академии обязательно вернётся. За мной.       — Значит… летом тебя уже не будет здесь? — на грани слышимости выдыхает. Волна паники неприятно захлестывает только-только успокоившееся сознание.       Тэхён руки к нему протягивает, а тот, закусив губу, отодвигается и смотрит куда угодно, но не в миндалевидные глаза. На краю постели тихо сидит, сдерживая слезы. Думать о подобном больно. Что с ним будет, если Тэхён исчезнет в один день? Ответ уже знает. И в нем нет ничего хорошего и прекрасного…       — Принцесса, — тон строгий, не ласковый как был пару секунд назад. Густые брови нахмурены. — Правда думаешь, что после всего меня до сих пор тянет в Америку? Да я к тебе, Юнги, Намджуну и Хосоку привязался быстрее, чем к сигаретам. Это отпустить и забыть невозможно. Отсюда, — тычет пальцем в предполагаемое местонахождение важнейшего органа, — не вырвать, — за щиколотку к себе наглым образом подтягивает, ладонь кладёт на затылок и целует, мокро соприкасаясь с чужим языком. Через нутро пропускает долгожданную порцию наслаждения и желанного неутолимого голода. Чонгук с ним делает что-то из ряда вон выходящего. Каждый поцелуй как жизненно необходимый глоток воздуха. Каждое прикосновение как разряд тока по всему телу. Действительно ведь, не отпустишь, не забудешь, не вырвешь.       Чонгук под футболку тому лезет, твёрдые кубики ногтями царапает, коленом до паха дотрагивается и чувствует пробежавшую мелкую дрожь. От губ громко отрывается и судорожно дышит, лбом на плечо напротив падая.       — Я устал, Тэхён, — не смело признается, — я не знаю, что мне делать дальше.       — Чего ты хочешь на самом деле, Чонгук?       — Скрыться от всех на несколько дней. Никого не видеть и не слышать. Кроме тебя… — красный румянец на щеках.       — Дай мне неделю, лучик. И обещаю, мы хорошенько отдохнём. Вдвоём, — цепляет пальцами подбородок и заглядывает в чёрные зрачки.       — Неделю я готов подождать, — тянет уголки губ.       — Ты у меня безумно сильный.       — Правда?       — Не сомневайся даже.