game of waiting

Возле двери всё так же лежала окровавленная толстовка, от которой исходил душный металлический запах. Как только они зашли в комнату, Чан не выдержал и пошёл к дальнему окну, чтобы его приоткрыть, в то время как остальные парни окружили Феликса. Лежащий вот так на кровати — неподвижный, тихий, едва дышащий — парень, казалось, не представлял ни малейшей угрозы. Однако безобидная внешность нередко бывает обманчивой. — Я бужу его, — предупредил Джисон, оглядев стоящих вокруг друзей. Минхо молча кивнул, а Чан неосознанно напрягся. Джисон уверенно протянул руку к Феликсу. Тот слегка дёрнулся, когда почувствовал чужие пальцы на своём затылке, и издал глубокий вздох, подобный тому, с которым люди обычно просыпаются. Все стоящие в комнате в полной тишине наблюдали за тем, как натягивалась кожа на его костях в области рёбер. Затем правая часть лица Феликса как-то странно дёрнулась — по всей видимости, он попытался двинуть рукой или ногой, но успехом попытка не увенчалась. Губы парня изогнулись в неудовольствии. — Я слышу, что вы здесь, — прозвучал его хриплый голос. Он не звучал злым или раздражённым — казалось, в нём вообще не было никаких ярко выраженных эмоций. — Феликс, не переживай, всё хорошо. Мы не хотим причинять тебе зла, — аккуратно, но вполне уверенно произнёс Минхо. — Сейчас ты находишься в нашем медпункте. Мы подлечили твою рану. Джисон бросил на него обиженный взгляд — «мы?». Минхо нахмурился — «это просто фигура речи». Хан отмахнулся и прислонился виском к стене, продолжая разглядывать лежащего на кровати Феликса. — С кем я говорю? — поинтересовался он. Минхо замялся. Стоит ли представляться своим настоящим именем? А что если Феликс использует это против него? Хотя — он тут же одёрнул себя — скорее всего Феликс уже знает, как его зовут, просто не может определить по голосу. Лучше не подрывать их отношения недоверием на первых же шагах — они и так начались не слишком хорошо. К тому же, в том видении Феликс не казался негативно настроенным по отношению к Джунглям — кажется, он наоборот был на их стороне. Во всяком случае, явно против Чанбина. Ну, или хотя бы пытался. — Меня зовут Минхо. Я тут, можно сказать, за главного. Тебе не нужно меня бояться. — Я и не боюсь, — бросил Феликс. Не было никаких сомнений, что он говорит правду. Феликс вообще создавал впечатление максимально честного человека — наверно, именно поэтому он чаще всего молчал. — Это хорошо. Феликс, тут кое-кто хочет с тобой поговорить. Ты не против? — Так вы те самые «хорошие герои», — в голосе Феликса послышалась слабая улыбка, — Чанбин говорил, что хорошие герои всегда спрашивают разрешения, прежде чем что-то сделать, и беспокоятся о твоих чувствах. Это нередко делает их слабыми. — Банальная вежливость ещё никого не делала слабым, — подал голос Хёнджин. — Вас делает. Вы задаёте вопросы со словом «можно», и я делаю вывод, что нахожусь тут скорее на правах гостя, а не пленника. Следовательно, могу просить или даже требовать. И я требую, чтобы вы развязали мне глаза, иначе ни с кем разговаривать не буду. — Исключено, — отрезал Минхо. Несмотря на то, с каким спокойствием Феликс разговаривал со всеми, ничто не могло гарантировать того, что с развязанными глазами он будет продолжать беседу в том же тоне. Или что вообще будет её продолжать. — Я не могу двигаться и ничего не вижу. Вы говорите, что я в безопасности, но всё равно не даёте мне ни капельки свободы. Один из ваших людей недавно проткнул меня ножом. Предлагаете после всего этого верить вам на слово? Я обезоружен, но не глуп. — Мы тоже не идиоты и знаем, на что ты способен. Извини, но мы можем сделать всё, что угодно, кроме этого. — «Извини», — вдруг усмехнулся Феликс. Ухмылка на губах этого юнца выглядела по-настоящему жутко, даже несмотря на то, что в обездвиженном состоянии не представлял никакой угрозы. — Смешные вы люди. Вы бы даже нравились мне, если бы из-за вас плечо так не ныло. — Феликс, — Хёнджин сделал шаг вперёд, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от его кровати. Чан попытался аккуратно притянуть его назад, но Хван кинул на него строгий взгляд. — Не хочешь говорить, хоть выслушай. Меня зовут Хёнджин. Чанбин наверняка рассказывал тебе обо мне. Семь лет назад он практически спас меня от смерти. — Да, а потом ты сбежал от него, как последний трус, — Феликс попытался повернуть голову в сторону, откуда исходил звук, но шея его не слушалась. — Я знаю, кто ты такой, Хёнджин, но разговаривать с тобой не хочу. Как и с кем-либо из вас. Вы все пытаетесь сказать одно и то же разными словами — Чанбин плохой, а вы хорошие. С ним находиться рядом настолько же опасно, насколько с вами безопасно. Но Чанбин никогда бы не позволил себе воткнуть в меня нож, а после держать меня связанным по рукам и ногам. И сейчас вы, а не он, смотрите на меня сверху вниз. В помещении повисла тишина. Никто не знал, что ответить Феликсу, потому что, по сути, в его словах не было ни слова неправды. Однако у жителей Джунглей взгляд на эту ситуацию был один, а у Феликса — совершенно другой. Это был тот самый момент, когда из двух полярно разных мнений оба были в какой-то степени правдой. — Феликс, — подал голос Минхо, — я понимаю, как всё это выглядит для тебя. Но я говорю тебе как человек, который отвечает за жителей этого места — пока ты представляешь опасность для нас, мы не можем тебя отпустить. Прости, но иначе я поступить не могу. — Вы зря извиняетесь. Вообще, зря разговариваете со мной и теряете время. В ваших интересах не толпиться тут, а идти и продумывать план действий. Потому что когда Чанбин придёт по ваши души, поверьте, он будет готов ко всему. Не ко всему, — подумал Минхо, однако мыслей своих озвучивать не стал. Он знаком показал остальным на выход — эти переговоры явно зашли в тупик, а забот у них и без того было по горло. Джисон мотнул головой. — Идите, я останусь с ним. Мне нужно осмотреть его рану. Минхо хотел ответить, что потом пришлёт сюда Чана, но вовремя вспомнил их вчерашний разговор и придержал язык за зубами. Они обменялись молчаливыми кивками, и Джисон, запахнувшись в помятый медицинский халат, приблизился к Феликсу. Его ладони привычно заскользили вдоль раны — не по ней, а совсем чуть выше, буквально на пару сантиметров. Когда трое парней вышли из палаты и Минхо закрыл за ними дверь, с другой стороны послышался тихий голос доктора — кажется, он спрашивал у Феликса что-то про его самочувствие. Парень отвечал нехотя и с небольшими осторожными паузами. — Похоже, он не особо хочет идти на контакт, — проговорил Минхо, — впрочем, это неудивительно. Окажись я в такой ситуации, тоже никому бы не доверял. — Мрачный парень, — нахмурился Хёнджин. — Он лежит в неизвестном месте с завязанными глазами и даже двинуться не может, но страха или хотя бы волнения от него я не почувствовал. У него даже аура была бледно-серого цвета. Такими спокойными бывают разве что мертвецы. — Он говорит то, что думает, и думает то, что говорит. Впервые вижу такого человека, — задумчиво проговорил Чан. — Да разве такое бывает? — Минхо покосился на дверь, за которой продолжались тихие спокойные разговоры. — Я думал, что нет, но, видимо, всё возможно. Похоже, он очень своенравный и упрямый. Хотел бы я узнать, каким образом они сошлись с Чанбином. Не думаю, что их история похожа на вашу. — Не знаю. Я пока не могу его прочитать, — задумчиво проговорил Хёнджин. — Он один из тех людей, по которым не поймёшь, до прозрачного ли он прост или сложен настолько, что разгадать совершенно невозможно. — Возможно это просто защитная реакция? Если он долгое время находился в плену, то, очутившись в месте, в котором, как он понял, с его мнением хотя бы считаются, он почувствовал долгожданную свободу и силу, — предположил Минхо. В этот момент дверь, которую подпирал собой Ли, кто-то с силой толкнул изнутри. Этим «кем-то» был, конечно же, Джисон. — Я прямо на секунду, — проговорил он, когда дверь за его спиной закрылась, — нормально, всё не так плохо. Разговорить его за месяц — вообще не проблема. — О чём вы говорили? — нахмурился Хёнджин. — Ни о чём, считай. Просто о его общем самочувствии, состоянии раны — ничего особенного. Но он всё равно разговаривал со мной и весьма спокойно, так что не беспокойтесь. У нас ещё есть время. После Джисон так же без всякого предупреждения скрылся за дверью. Из-за неё послышался настороженный, короткий шорох одеяла и тихое, усталое «поспи», с которым Джисон часто обращался к своим пациентам. — Спокойствие — это тоже не всегда хорошо, — выдохнул Хёнджин. — Точно лучше, чем нескончаемое сумасшествие, — отозвался Чан. / Вся следующая неделя слилась для Минхо в один нескончаемый, утомляющий день. Ему приходилось подменять Чана на подработках, так как из-за ран ему нельзя было сильно напрягаться, а после них Минхо приезжал в Джунгли, чтобы контролировать ситуацию. Чан и Хёнджин неплохо справлялись, но всё же у них были свои дела, и взваливать на них дополнительные обязанности он не собирался. Часто вечерами Минхо уставал настолько, что не решался даже ехать домой и засыпал на скрипучей кровати в их с Чаном рабочей комнате. Там всегда было прохладно, темно и тихо, поэтому Ли спал как убитый. Вскоре после инцидента с Чанбином в Джунглях возобновились бои — несколько вечеров в неделю площадь наполнялась неоднородной, шумной массой людей. Жизнь быстро восстанавливала свой привычный ритм. Это было благом — любой человек подсознательно стремится навести порядок в своей жизни. Но несмотря на это Минхо всё ещё ощущал какую-то странную пустоту внутри. Он бегал от точки А к точке Б изо дня в день, мысленно считал минуты передышки и вновь куда-то мчался, чтобы в конце дня упасть на кровать и забыться сном. Однако его не покидало чувство, что он бежал не за кем-то, а от чего-то. Прятался от него за торопливыми шагами по горячему асфальту, потом над верхней губой, шелестом жалоб жителей Джунглей и хлёсткими звуками ударов на ринге. А спрятаться всё равно не удавалось. Осознание настигало его в конце дня, в те дрожащие мгновения, когда Минхо оставался один в тишине и темноте своей спальни. В те секунды, когда разум успокаивался после тяжёлого дня и наступало ощущение очередной временной отсрочки. Те (не совсем здоровые) шесть часов сна, нужные лишь для того, чтобы по их прошествии продолжить бежать дальше. Лишь одна из ночей всей этой недели отличалась от других. Тогда Минхо лёг в кровать с мыслью, что с минуты на минуту чернота вновь заглотит его в свои непроглядные чертоги, накроет спасительной вуалью и даст недолгую передышку. Однако в ту ночь сон уступил место его силе, и охватившее Минхо со всех сторон оказалось не желанной темнотой, а очередным видением. Неясным, размытым и расплывчатым, наполненным скорее эмоциями, чем картинами. Минхо видел лишь руки. Тонкие пальцы, сухие ладони, выпуклые вены и тонкие волоски на предплечьях. Они беспрестанно тянулись к нему, но никак не могли достичь, словно раз за разом натыкались на стеклянную преграду. Движениям вторил голос — тихий, далёкий, бесплотный. Как бы Минхо ни старался, не мог понять, кому он принадлежит. Казалось, этот голос беспрестанно искажался, перетекал, меняя форму, но всё равно будто бы оставался прежним. Нельзя было понять даже, принадлежит он женщине или мужчине. Единственное, что Минхо мог сказать наверняка — голос звал его по имени. Минхо. Минхо! Минхо… Устало. С восклицанием. Удивлённо. Отчаянно. Уверенно. С надеждой. Отрешённо. Со слезами счастья и ярости, дрожащими в горле. Этот голос доносился до Минхо словно сквозь толщу воды, ни на секунду не давая расслабиться и забыть о нём. Следующим утром он проснулся уставшим. На сердце было тяжело, и голова казалась неприподъёмной. Всё, чего ему хотелось, так это завернуться в одеяло и сделать вид, что его здесь нет. Или что ему снова пять, и он ждёт, когда мама пожарит рис для воскресного завтрака. Но Минхо существовал, и — к сожалению или счастью — его пятилетняя копия осталась далеко позади. Поэтому мимолётным проблеском воли он поднял себя с кровати и заставил выйти на улицу — навстречу новому дню, который мало чем отличался от предыдущего. И правда — очередной день нескончаемой беготни в его памяти практически не отложился. Лишь суровая боль в ногах напоминала ему о том, что он ещё жив. Во время вечерних боёв Минхо привычно сидел на возвышении, скользил ленивым взглядом по толпе и мысленно молил организм не засыпать. Когда люди уже начали расходиться, к Чану, который стоял недалеко от Ли, подбежала незнакомая обеспокоенная девушка. Она что-то быстро пролепетала, с надеждой глядя Бану в глаза. Тот кивнул и подошёл к Минхо: — Я дойду до Джисона. Тут у парня, оказывается, аллергия на аспирин. Вряд ли он будет использовать лекарства, но на всякий случай схожу. — Погоди, — Минхо остановил его, — давай лучше я схожу? Мне как раз кое-что нужно у него узнать по поводу Феликса. Чан бросил на него удивлённый взгляд. Ли, не желавший отвечать на лишние вопросы, моментально вскочил с места и не требующим возражений голосом добавил: — Я мигом, — а после, не давая себе сомневаться, быстро зашагал в сторону горящей красным вывески. Чем меньше становилось расстояние до медпункта, тем больше он сомневался в правильности своего выбора. Может быть ему и правда стоило отправить Чана? Джисон наверняка сейчас занят, Минхо только отвлечёт его от работы такой глупой мелочью. Им ведь в любом случае не удастся сейчас обменяться даже парой слов. Чан без труда мог сходить и сам, он всё равно наверняка скоро туда пойдёт. Дурак, ой дурак. Погружённый в размышления, он быстро добрался до нужного места. Знакомая железная дверь выросла прямо перед его носом — отступать было некуда. Минхо постарался открыть её как можно тише — чтобы, в случае чего, успеть так же тихо уйти до того, как его обнаружат. В медпункте вновь стоял этот привычный, терпкий, лекарственный запах. Хотя лечебные травы были скорее направленностью Сынмина — Джисон практически их не использовал, — за многие годы этот аромат, казалось, впитался в стены приёмного покоя. Он стал частью этого места и лишь в крайних случаях затмевался более резкими. Как, к примеру, в ту злополучную ночь, когда Чанбин впервые появился на пороге Джунглей. Минхо поёжился от воспоминаний о тошнотворном запахе горелого мяса и прислушался к происходящему внутри. В кабинете Джисона горел свет и, судя по звукам, внутри шла более чем оживлённая беседа. Минхо тихо приблизился к двери. — А вы ко всем раненым обычно подходите так близко? — незнакомый мужской голос. Скорее всего тот самый «аллергик», о котором говорила девушка. — Если вас что-то не устраивает, я могу попробовать залечить вашу руку из того конца комнаты. Однако не думаю, что вам это сильно поможет, — Джисон был вежлив, но явно находился на пределе своих сил. Хорошо, что этот парень был последним, который придёт к нему с сегодняшних боёв. — Разве я говорил, что против? — усмехнулся незнакомец. — Просто поинтересовался. Позвольте мне это праздное любопытство. — Хорошо, — невозмутимо ответил Джисон. — Так значит, теперь вы работаете здесь доктором? Джисон хмыкнул, подтверждая чужое предположение. Казалось, Хан пытался дать ему понять, то в процессе лечения разговаривать не очень удобно, но скучающий незнакомец не понимал вполне явные намёки. — И давно? Я вас раньше здесь не видел. — Достаточно давно, но, думаю, это скорее хороший показатель. Комплимент вашим навыкам боя, — отозвался Джисон, стараясь тем самым завершить беседу. Он успешно сохранял спокойствие, но в его голосе слышались слегка подпрыгивающие на гласных нотки. — Думаете? А я считаю, что это плохой показатель моей осведомлённости. Если бы я знал о том, что здесь работает такой профессионал своего дела, то заглядывал бы к вам почаще. Джисон, казалось, слегка споткнулся, но после, как ни в чём не бывало, коротко утвердил: — Это явно не то, что хочет слышать доктор, — незнакомец усмехнулся и затих, видимо, не найдя слов для продолжения разговора. Последовала небольшая пауза. Минхо только и успел подумать о том, что парень казался слегка нахальным, как вдруг услышал ставший неожиданно глубоким голос незнакомца: — Как там моя рука, доктор? Хотя в самом обращении не было ничего такого — это была просто его должность, — из уст этого человека оно звучало совершенно неправильно. Не с уважением и даже не как констатация факта, а будто что-то двусмысленное. — Всё в порядке. Ещё пара минут и сможете уйти. Только не отвлекайте меня, пожалуйста. — То есть мне не придётся оставаться у вас на ночь? Минхо окаменел. Джисон тоже, кажется, немного растерялся от такого неожиданного вопроса. — Гости никогда не остаются у нас. Только те, кто здесь живут, — он пытался говорить твёрдо, но в конце его голос как-то странно дрогнул. Незнакомец заговорил тише — Минхо даже пришлось придвинуться к двери, чтобы услышать его слова: — До тебя тут был другой доктор — суровый такой, молчаливый, в очочках. Жуткий зануда. Ну же, не будь таким. Послышался шорох одежды, а затем шумный скрип железных опор кушетки. Джисон сдавленно охнул, и Минхо услышал в его возмущённом голосе слабую дрожь. — Что вы себе позволяете? Уберите руки! Я не хочу… От этих слов внутри Минхо будто что-то щёлкнуло. Он сделал твёрдый шаг вперёд, выходя из тени, и бледный свет люминесцентных ламп осветил его строгое лицо. От увиденного глаза Минхо расширились, а губы, наоборот, сжались в тонкую линию. Джисон сидел на коленях незнакомца лицом к нему, почти вплотную. Чужие ладони с силой прижимали доктора к себе, комкая пальцами тонкий халат. Джисон упирался руками в чужую грудь, пытаясь оттолкнуть себя от этого человека, но тот крепко держал его за талию, не давая доктору сдвинуться с места. На губах незнакомца застыла уверенная ухмылка. В тот момент, когда Минхо появился в дверном проёме, оба машинально повернулись в его сторону — Джисон с расширенными от ужаса глазами, а другой парень — с неудовольствием, чуть приподняв бровь. — Хён, — сдавленно выдохнул Джисон. — Мы тут немного заняты как бы, — оборвал его лепетание незнакомец. — Может всё-таки выйдешь? «Я убью этого придурка» — пронеслось в голове у Минхо. — Он ясно сказал, что не хочет этого, — твёрдо произнёс он, возвысившись над двумя застывшими парнями. — Уберите свои руки. — А иначе что? — с интересом произнёс незнакомец, не двигаясь с места. Минхо скосил взгляд на стоящие на подносе продезинфицированные стаканы. — А иначе я затолкаю вам этот стакан прямо в глотку. По самые гланды, — твёрдо проговорил Ли. Парень медленно опустил руки, и Джисон тут же отскочил от него. Взгляды Минхо и незнакомца столкнулись, рождая искры, подобно заострённым клинкам. В глазах второго бегущей строкой отражалось: «да кто ты вообще такой?». Он медленно поднялся со своего места и сделал несколько шагов в сторону Минхо. — Ну попробуй, — он криво ухмыльнулся и занёс ногу для очередного шага, но вдруг застыл. Минхо с удивлением поднял бровь, но противник ничего не ответил на его взгляд — казалось, он и сам не понимал, что с ним происходит. Его глаза странно округлились, а руки и ноги в один момент словно потеряли силу. Незнакомец рухнул вниз с жутким грохотом, и перед Минхо оказался Джисон, который парой секунд назад бесшумно приблизился к нему из-за спины. Доктор окинул усталым взглядом лежащую на полу фигуру. — Да-да, я помню, что ты и сам можешь, — Минхо ещё недолго смотрел на незнакомца, а затем вновь поднял глаза на Джисона. Тот всё не мог оторвать глаз от беспомощно вращавшего глазами парня на полу. — Нет, — доктор мотнул головой, — вот сейчас спасибо. Правда, спасибо тебе большое. Джисон выглядел так, будто с его плеч свалилась целая гора. Его взгляд был пронизан ощущением облегчения, а руки и ноги дрожали настолько, что ему пришлось присесть на кушетку. — Господи, какой же он придурок, — пробормотал Минхо и сделал несколько шагов по направлению к Джисону. Его сердце наполнилось беспокойством. — Эй, ты в порядке? Джисон, не отрываясь, смотрел в одну точку на полу. Его ладони тряслись так сильно, что Минхо совершенно растерялся. Он никогда не видел Джисона в таком состоянии. Было похоже, будто доктор увидел призрака и теперь боялся даже поднять глаза, чтобы убедиться в том, что его больше нет в этой комнате. — Я… не уверен. Не знаю, — спутанно проговорил Хан. Минхо нахмурился. — Я могу тебе чем-то помочь? Вынести этого придурка отсюда? — Не надо. Не уходи, — это напоминало «останься со мной», которое случайно сорвалось с губ Минхо неделю назад. — Хорошо, — Ли попытался заглянуть Хану в глаза, но тут будто остекленел. Минхо поймал себя на мысли, что ему хочется сжать в своих руках ладони Джисона, чтобы те перестали так трястись. — Что я могу для тебя сделать? — Один вопрос — один ответ, — тихо проговорил Джисон, — скажи, можно мне тебя обнять? Да или нет. Внутри Минхо что-то надломилось. Он также застыл в одной позе, не способный оторвать глаз от Джисона. Вся фигура доктора была напряжена до предела в ожидании ответа. Он даже глаз на Минхо поднять не мог. Джисон не знал, что ответ уже родился в сердце Минхо и лишь ждал времени, когда его выпустят наружу коротким выдохом. Нечто в его голове всё продолжало биться в агонии: нет, это неправильно, так не должно быть, что ты делаешь? Но так тихо. Слишком тихо, чтобы его не игнорировать. — Да. Конечно, — секундное молчание. Казалось, даже часы перестали вести свой ход. Остались лишь тишина, терпкий запах лекарств и пустота внутри, которая жаждала быть заполненной взаимностью. Минхо почувствовал сильный толчок, с которым Джисон притянул его к себе. Тонкие руки обхватили его бёдра, а скуластая щека уткнулась в живот. Джисон прижимал к себе Минхо так, будто вокруг бушевал ураган, и тот был единственным, кто, Хан точно знал, не позволит ему тряпичной куклой взмыть в небо. Неосознанно крепко, отчаянно, беспомощно. Руками, которые могли исцелять людей, он растворял все лишние мысли в голове Минхо. Ли немного неловко положил ладони на чужой затылок и сделал несколько приглаживающих движений. Будто гладил собаку или ребёнка — но он не знал, как делать это иначе. — Спасибо, — вновь тихо прошептал Джисон. Минхо не знал, за что именно его благодарили, но всё равно согласно кивнул. Молча, как Джисон его и просил. / Чанбин сидел на улице возле Убежища. Стояла непроглядная ночь — тишина и темнота, — но он упорно всматривался вдаль, будто желал там что-то увидеть. Его глаза были глубокими, мрачными и задумчивыми. От здания отделилась тёмная фигура и медленно приблизилась к Со. Рослый, с длинными худыми ногами и широким лбом, парень встал за его спиной недвижимо, как солдат. Чанбин лишь слегка скосил на него глаза, а затем сразу вернулся к созерцанию тонкой сетки забора и тёмных деревьев за ней. — А, Чану, это ты. Что-то случилось? — Господин, я хотел спросить у вас. Насчёт Феликса-щи, — Чанбин слегка напрягся, — почему бы нам просто не пойти на них толпой и не забрать его у них силой? Насколько я понимаю, в этом месте большинство — слабые, беспомощные люди без каких-либо способностей. — И тем не менее, эти слабые, беспомощные люди умудрились забрать его. Это уже о чём-то говорит, — проговорил Чанбин. — Не нужно их недооценивать. Они понимают, что в честном бою им не победить, и это заставляет их изворачиваться и придумывать пути обхода. — Значит, мы и правда будем ждать целый месяц? — неуверенно проговорил парень. Чанбин чуть поднял бровь и повернулся в его сторону. Даже несмотря на то, что он сидел, Чану от этого совершенно не выигрывал — парень застыл, глядя вдаль с тем же усердием, что и Чанбин недавно. — Конечно, я же дал слово. Как я могу его нарушить? Или ты считаешь, что я похож на обманщика? Глаза Чану расширились от страха. Его ладонь, которую он всё это время держал за спиной, задрожала так, что ему пришлось обхватить её пальцами другой руки. — Конечно нет, господин, я бы не посмел… — Не посмел — значит, хочешь сказать, но боишься? Я что, действительно такой страшный? Глаза Чану забегали. По выражению его лица было видно, как усиленно он старается придумать ответ, который невозможно будет счесть двусмысленным. Чанбин с лёгким злорадным интересом наблюдал за попытками Чану выдавить из себя хоть одно внятное предложение ещё некоторое время, однако неясное блеянье ему быстро наскучило. Он махнул рукой и отвернулся обратно, продолжая всматриваться вдаль. — Да ладно тебе, я просто шучу. Я ведь знаю, о чём ты думаешь. Но вот что я хочу тебе сказать. В мире, где все люди так отчаянно пытаются совершать хорошие вещи и выглядеть правильно в глазах важных для них людей, должен быть тот, кто поступает плохо, не так ли? И раз уж эта роль свободна, что мешает мне сыграть её? Чану почувствовал такое облегчение от того, что Чанбин простил ему его ненаходчивость, что упустил смысл последней сказанной фразы. Слова вмиг растеряли свои значения. Единственное, что ему оставалось, — это молчаливо кивнуть, зная, что Чанбин всё равно не увидит этого движения. — Ну конечно ты согласен. Чану, как всё-таки приятно вести с тобой беседы. Не забывай иногда развлекать меня ими, пока Феликс не вернётся. — Да, господин, — Чану польщённо кивнул. Он почувствовал радость от того, что его в очередной раз отметили. Ему удавалось быть нужным и хорошим для господина Со — это было его главным благом. Получить одобрение Чанбина было для защитников Убежища единственным смыслом. Все остальные причины и поводы остались снаружи, застряли в паутине железных прутов забора, который окружал их дом. Больше им ничего не хотелось и не было нужно. Чану думал: «какое же благо, как хорошо иметь в жизни такую чёткую и понятную задачу». Он тоже смотрел туда, куда был направлен взгляд господина Со, но не видел там ничего, кроме темноты. Кажется, за забором была лишь небольшая роща — скопление тонких деревьев, да и только. Но разве это имело значение? Ведь те находились снаружи, а Чану — внутри. Разве что-то находящееся за забором Убежища вообще имело смысл? Разве были ещё места, куда нужно было непременно возвращаться, кроме Убежища? Ведь так говорил господин Со. Разве существовало мнение за пределами воли господина Со? Разве?