game of waiting

Where everything was fiction, future and prediction, Now, where am I? My fading supply.

— Феликс, — по комнате пронёсся тихий голос Хёнджина. Силуэт парня, закутанного в одеяло, дёрнулся навстречу звуку. — Это я. Со мной тут ещё Минхо, он хотел с тобой поговорить. Помнишь Минхо? — Это он у вас за главного, да? — Да, это Минхо, — Чан коснулся плеча Ёсана, который сидел на табурете возле двери, и мотнул головой в сторону двери. Ёсан — простой, молчаливый и понятливый парень — коротко кивнул вместо приветствия и вышел из комнаты. — Вас отругали за повязку, да? — в голосе Феликса послышалась лёгкая улыбка. — Я так и думал, что мне нужно сначала с кем-то вроде него поговорить. — Я рад, что ты понимаешь серьёзность ситуации, — Минхо сделал твёрдый шаг вперёд. Ему нужно было действовать быстро, потому что вокруг ринга уже начинали собираться люди. Из окна медпункта он видел свою белоснежную вышку. — Мне стало известно, что ты попросил снять повязку. Это правда? Феликс осторожно кивнул. Он вёл себя уже не так своевольно, как при их первой встрече — похоже, снятие повязки действительно много для него значило. Впрочем, оно значило немало для любого, кто находился рядом с ним в этот момент. — Да, я бы хотел попросить у вас об этом. Чан-сонбэним выдвинул условие, что я не смогу при этом смотреть в сторону находящихся со мной в одной комнате людей и снимать повязку, когда его нет в комнате. Я не против. Для меня это не принципиально, и, в целом, я понимаю, зачем вы это делаете. — Тогда зачем тебе это? — Минхо сощурился, глядя на Феликса в дымчатой полутьме. Его практически белые, пропускающие свет уличных фонарей, волосы были разбросаны по подушке, а тело завёрнуто в одеяло, как в кокон бабочки, но руки, как положено, лежали вдоль тела. Феликс немного помолчал, по всей видимости обдумывая то, что собирался сказать. Вероятно, версия, которую он раскрыл Чану, немного отличалась от официальной, которую он хотел поведать Минхо. — Возможно мне показалось, но вы вроде как стараетесь… заботиться обо мне? Что ли, — Ли сжал в кулаках одеяло. — Я правда очень это ценю, все ваши старания по нахождению баланса между моим комфортным пребыванием здесь и вашей безопасностью. Но что бы вы не делали, я не буду чувствовать себя безопасно с завязанными глазами. Даже если откинуть тот факт, что я использую свою силу через них. Я банально не вижу, как выгляжу сейчас, не могу проверить свою рану или посмотреть в тарелку, из которой я ем. В голове всё время крутится вопрос: а правда ли они хорошие люди? Правда ли они те, кем пытаются казаться? Феликс затих, видимо, ожидая реакции. Он не мог даже увидеть лица того, с кем говорил, — должно быть, для него это действительно было сильным стрессовым фактором. Но всё же это было не совсем то, что Минхо ожидал услышать. — Я тебя услышал. Это всё, что ты хотел сказать? — уточнил он. — Это — твоя причина? Феликс напрягся. Кажется, он привык к тому, как с ним общались Хёнджин, Чан и Джисон, и немного растерялся от холодности Минхо. По его лицу забегали неясные тени. — Я… подождите, — он всем телом дёрнулся вперёд, словно Минхо уже дал отрицательный ответ и уходил. — Это не совсем всё. Просто мне немного сложно… разговаривать с незнакомыми людьми. Дайте мне секунду, — Минхо сложил руки на груди. — Безопасность — это главная причина. Но я вкладываю в это понятие не только то, о чём я говорил до этого. Я хочу быть уверен, что… если Чанбин придёт сюда, я смогу от него защититься. — Зачем тебе защищаться от Чанбина? — спокойно поинтересовался Минхо. Он не стал договаривать «вы же на одной стороне», потому что не хотел ставить между ними стену типа «свои-чужие». — Потому что когда мы встретимся, я не понравлюсь ему. То, как я изменился. Мои мысли. Я очень много думал, потому что делать здесь, честно говоря, больше нечего. Думаю, теперь я понимаю, почему он не позволял мне думать слишком много, — Феликс замолчал, и Минхо позволил ему подумать ещё немного, прежде чем продолжить. — Понимаете, мои глаза — это всё, что у меня есть. Если он вдруг ворвётся сюда, и я буду в этой повязке, я не смогу защитить себя. Я не умею драться, моё тело слабо — оно годится только на то, чтобы передвигаться и давать силы моей способности. А как только он заговорит со мной, то поймёт, что что-то не так. Я не нужен ему таким, какой я сейчас, потому что я больше не слеп. Он выколет мне глаза, навсегда запрёт в подвале или вообще убьёт. Мне страшно, я не хочу такого, — в сердце Минхо что-то болезненно закололо. Феликс говорил искренне, и от этого становилось ещё более жутко. — Поэтому я готов на любые условия. Только бы хоть немного ощутить это чувство безопасности. Феликс затих. По его виду было похоже, будто он хочет скрыться под одеялом с головой и навсегда исчезнуть из этого мира. Минхо не знал его историю, но почувствовал резкий прилив жалости к этому мальчику. Его жизнь была обречена из-за его собственной способности и странных отношений с Чанбином. — Феликс, прежде чем я приму решение, ответь мне на последний вопрос. Ты пришёл к нам две недели назад как пленник, а теперь говоришь, что представляешь угрозу для Чанбина. На чьей ты стороне сейчас? — Моя сторона не поменялась, Минхо-сонбэним. Я всегда был и буду оставаться на своей стороне. Я борюсь за самого себя. Минхо позволил себе маленькую улыбку уголком рта. Он мимолётно обернулся на Чана — тот кивнул головой, закусив губу. Значит, Феликс действительно не врал. Впрочем, неудивительно — он не делал это и во время их первого разговора. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. — Мне нравится твоя честность, и мне понятны твои доводы. Они действительно заслуживают внимания. Ладно, Феликс, я даю тебе разрешение. Ты можешь снимать повязку на тех условиях, которые поставил перед тобой Чан. Надеюсь, ты не заставишь меня жалеть о своём выборе. Ли только сжал сильнее кулаки на одеяле и молчаливо кивнул, скрывая эмоции. — И насчёт разговора с Чанбином, о котором ты просил. Мы сможем это устроить. — Спасибо, Минхо-сонбэним, — Феликс попытался кивнуть, но из-за лежачего положения получилось немного неуклюже. Минхо кивнул ему в ответ и быстро вышел из палаты. Пока он бежал к рингу, вокруг которого уже успела собраться привычная толпа, нетерпеливо поглядывающая на пустую вышку, в его ушах звенел прохладный осенний ветер. Он думал о том, что принял правильное решение. Минхо мог бы даже сказать, что был практически в этом уверен. Даже вручая врагу, находящемуся на своей родной территории, в руки гранатомёт. Где-то в его сердце теплилась надежда, что в нужный момент этот человек направит прицел в противоположную сторону. / Джунгли затихли только ближе к полуночи. Когда все бои были окончены, ставки сделаны и выигрыши получены, а гости, довольные представлением, разошлись, Минхо наконец-то смог вдохнуть спокойно и легко. Чана рядом не было — он уже давно растворился в толпе друзей и далёких знакомых. Убедившись, что почти все незнакомцы ушли с территории Джунглей, Ли сошёл с вышки и двинулся в сторону знакомого здания. Это было естественным повелением рассудка, таким искренним и понятным, что странно было бы ему не подчиниться. В медпункте было чуть более шумно, чем обычно. Звуки исходили из кабинета Джисона — самого доктора слышно не было, только диалог незнакомой девушки и парня. — Ты же обещал мне больше не приходить сюда! Ты поклялся мне, что больше не придёшь! — восклицал высокий, женский голос. Незнакомка явно была не на шутку рассержена. Парень отвечал нехотя и немного устало: — Я такого не говорил. Я обещал не разговаривать с ней — и не разговаривал. Я даже не видел её. — Суджон сказала мне, что видела вас вместе, — упрямо повторила девушка. Минхо тихо шагнул вперёд, чтобы увидеть происходящее воочию. Девушка с подозрением оглянулась, заметив краем глаза движение в дверях. — Боже мой, — она прижала ладонь к груди, — напугали. Подождите немного, доктор ещё не закончил с этим пациентом. Минхо, как не в чём ни бывало, проговорил: — Я пришёл по просьбе больных из изолятора. С их официального отбоя прошло уже полчаса, но они до сих пор не могут заснуть из-за шума. Ваш голос, хочу отметить, великолепно слышно даже снаружи, — он учтиво улыбнулся незнакомке. Та ответила возмущённым разлётом бровей и поджатыми в упрямом сопротивлении губами. — Просим прощения, — отозвался незнакомый парень вместо неё. — Мы уже уходим. Юнкён, выходи, я сейчас приду. Девушка внимательно окинула взглядом Минхо, будто подозревая, что они с (вероятно, её) парнем заключили какой-то договор, хитрую сделку. Но Ли — само воплощение спокойствия и вежливости — был совершенно непоколебим и был готов отстаивать покой больных до победного. Джисон всё это время занимался рукой больного и не бросил на Минхо ни единого взгляда. Однако всё в его фигуре — уши, щёки, изгибы рук и спины — искрило безмолвным смехом. Парень ушёл через почти пятнадцать минут ожидания своей нервной спутницы. Как только железная дверь за его спиной захлопнулась, Минхо услышал её возмущённый шёпот по другую сторону. Тогда он бесшумно встал с лавки, где обычно ожидали лечения больные, и шагнул в кабинет. Джисон кинул на него свой взгляд. Всё в его лице смеялось — губы, щёки, лоб, морщинки возле глаз, — но сами глаза, как всегда, оставались невыразимо печальными. Ли сделал смелый шаг навстречу. Джисон мягко положил ладонь на изгиб чужой талии, притянув парня ещё ближе к себе. — Как пациенты сегодня? — Минхо мягко коснулся ладони Джисона. Их пальцы сплелись — естественно, нежно, ни к чему не обязывающе. Это не подчинялось никаким мыслимым законам, но Минхо всё время хотелось его касаться. До болезненной чесотки хотелось вновь ощутить под пальцами знакомое, ровное, спокойное тепло. — Эти — самые шумные, — улыбнулся Джисон, — а так, всё как обычно. Вообще, обычно люди в моём кабинете наоборот становятся жутко неразговорчивыми. Спрашиваешь о симптомах, будто клещами из человека слова вытаскиваешь. — Всё так плохо? — удивился Минхо. — Хуже, чем ты думаешь. Иногда я задумываюсь, почему не пошёл на ветеринара. — С животными проще? — В этом плане — нет, но во многих других… ладно, история не знает сослагательного наклонения, — Джисон слегка склонил голову к правому плечу. — И всё-таки в этом дне есть несомненный плюс — ты сам пришёл ко мне в конце рабочего дня. Это приятно. — Значит, я — хороший парень? — в улыбке Минхо скользнуло небольшое самодовольство. Джисон положил ладонь на изгиб его шеи и аккуратно коснулся чужих губ своими. Поцелуй получился нежным, тягучим и приторно сладким, как нуга. Хан оторвался первым, чтобы прошептать: — Ты пришёл с пустыми руками — ни цветов, ни ужина. Я бы назвал тебя скорее «заботливым работодателем». Минхо попытался сделать вид, что он возмущён, но не смог сдержать маленькой улыбки. — Вот значит как? — он отпустил Джисона и хитро сощурил глаза. — А так твои работодатели часто делали? Мгновенный толчок в грудь застал Джисона врасплох. Минхо предусмотрительно обхватил чужой затылок ладонью — по пальцам пробежали слабые ожоги боли, когда Джисон врезался в угол между стеной и шкафчиком для лекарств. Хан осел на больничную кушетку и растерянно поднял глаза на чужое лицо. Минхо навис над ним, закрыв своим телом обзор на весь остальной мир, и захватил чужие губы в плен. Джисон был весь — травянисто-сладкий. На вкус как лето, он оседал вспышками мятного леденца на кончике языка. Джисон был — как тёплый вечер, пропахшая древесиной олимпийка и потрескивающий костёр. Ли в нём утопал без всяких сожалений. Минхо для Джисона оседал кислинкой на кончике языка. Он был — как поздняя, спокойная весна и горький чай с лимоном. Распустившиеся почки на деревьях, стрёкот насекомых в высокой траве, крики птиц в ветвях деревьев и разлившаяся река. Джисон скользил ладонями по его спине, словно преодолевал полосу препятствий. Сладкая сказка прекратилась так же внезапно, как и началась. Минхо почувствовал, как чужие ладони врезались в его плечи. Он чуть отстранился и запоздало открыл глаза — перед ним блестели расширенные от ужаса карие озёрца. — Минхо, — Джисон тихо зашептал, пытаясь обратить внимание Ли на что-то. Тот непонятливо сдвинул брови и, проследив за тем, куда был направлен взгляд Джисона, развернулся. В дверях застыл Хёнджин — красный от злости и с искривлёнными в возмущении губами. Он дождался, пока Минхо выпрямится и сделает несмелый шаг от Джисона в сторону. Слова застряли у Ли в горле, он замер на месте. Всё произошло так быстро, что он едва успел осознать это. Перед лицом Минхо мелькнуло худое запястье и обтянутые кожей костяшки. Нос и скулу обожгло что-то горячее, слёзы против воли моментально брызнули из глаз. Ли неловко осел на пол, прижав ладонь к ушибленному месту, и словно из-под воды услышал далёкий голос Джисона. Он повторял что-то неясное — то ли «хён», то ли «Минхо», — а затем смело встал между ним и Хёнджином. Ли плохо понимал происходящее — боль застилала глаза и гремела в ушах. Хёнджин что-то кричал, а Джисон спокойно отвечал, указывая на Минхо. Ли нехотя осознал, что этот разговор его всё-таки касался. Он заставил себя подняться и встать за спиной Джисона. Чужие слова пробивались к нему неохотно: — Да что он себе позволяет? — Хёнджин, перестань, это наше с ним дело. — Ваше с ним?! Какие у вас с ним вообще могут быть дела? Разве не ты мне говорил, что между вами ничего нет? — Это было давно. Человеческие отношения имеют свойство меняться. — Поверить не могу, — Хёнджин прижал пальцы к вискам. — Хёнджин… — попытался вступиться Минхо, но Хван прервал его раздражённым жестом. Джисон покачал головой. — Видеть тебя не хочу. Я говорил тебе держаться от него подальше. Говорил же. — Хёнджин, перестань. Ты ведёшь себя незрело. — Я? Я веду себя незрело?! — Хёнджин воскликнул слишком громко и, осознав это, добавил чуть тише. — Ваш поступок — вот, что незрело. Вы даже двери закрыть не удосужились. А если бы сюда вошёл не я, а один из больных? И не сейчас, а через пару минут — увидел бы сцену рейтингом повыше? — Хёнджин, — строго одёрнул его Джисон, — все, кроме тебя, плевать хотели, что и с кем я тут делаю. Вот скажи, тебя серьёзно именно это волнует? Или ты просто ищешь, к чему бы придраться? — Господи, — Хёнджин осел на кушетку. — Я не могу продолжать этот разговор. Дай мне успокоительное. Джисон закатил глаза и подошёл к шкафчику с лекарствами. Минхо облокотился о стену рядом и бросил взгляд на сердитого Хёнджина. Раньше тот легко мог сдерживать свои эмоции, оставаться загадочным, холодным и непроницаемым в любой ситуации. Сейчас же Ли едва узнавал его. Возможно, на него так повлияли события последних недель или просто Минхо удалось войти в круг лиц, которым Хёнджин доверял, — в любом случае, это была его новая, неведомая прежде сторона. Ли мысленно вздохнул — он и с прежней-то едва справлялся. Хёнджин, похоже, почувствовал чей-то пристальный взгляд и резко поднял голову. Минхо не успел среагировать, и его снова застали врасплох. Один и тот же человек, второй раз за последние пять минут. — А ты чего смотришь? — буркнул Хёнджин. Они разбежались взглядами в противоположные концы комнаты. Джисон наконец нашёл в шкафчике заветный бутылёк и подошёл к тумбе со стаканами и графином. Хёнджин проследил за его движениями и, выдержав небольшую паузу, уже чуть более спокойно спросил. — И давно у вас это? — Нет, — Минхо так и не понял, какой ответ в этой ситуации будет правильным, поэтому решил сказать правду, — дня два? Вот только-только начали, — он сложил руки на груди. — Мы не ожидали, что ты так быстро об этом узнаешь. — А когда вы планировали мне рассказать? За неделю до свадьбы? — огрызнулся Хёнджин. Он схватил протянутый Джисоном стакан и выпил его залпом. Доктор облокотился о стеклянную дверцу шкафчика и одним взглядом спросил у Минхо: «ты в порядке?». Он в ответ мотнул головой: «всё путём». — Я просто не могу в это поверить. Как вас угораздило? Ну как? Минхо пожал плечами. — Иногда такое происходит. Люди общаются, сходятся, начинают, — он неопределённо повёл в воздухе пальцами, стараясь подобрать нужное слово, но остановился на стандартном, — встречаться. Это нормально. Хёнджин опёрся локтями о колени и сложил руки в молитвенном жесте, уткнувшись губами в костяшки. Несмотря на то, что отношения между ним и Минхо, казалось, начали налаживаться, отдавать ему своего друга он пока морально не был готов — это было ясно, как день. Минхо понимал, какие мысли крутятся у него сейчас в голове. «Когда это произошло?» «Что я упустил?» «Как я мог не понять раньше?» «Почему я не смог всё это остановить?» — Боже, мне нужно время. Мне нужно очень много времени. С этими словами Хёнджин встал с кушетки и вышел из кабинета, не посмотрев ни на Минхо, ни на Джисона. Первый поджал губы, второй опустил глаза. — Он остынет, не переживай, — Минхо присел на больничную кушетку. Джисон опустился рядом с ним. — Я знаю. Чан его успокоит, — он положил голову на плечо Минхо. — Лишь бы он не перебудил мне своими криками всех больных. Ли усмехнулся. Он понимал, что Джисона действительно беспокоит эта ситуация. Что он не хотел, чтобы Хёнджин узнал обо всём вот так, и что сейчас Джисон просто храбрится перед ним. Но то, что сделано, уже сделано — нет смысла думать о «если бы». Нужно думать, что им делать в той ситуации, в которой они оказались. — Всё будет хорошо, — повторил Минхо. Больше рефлекторно, чем действительно имея это в виду. — Ты меня пытаешься убедить или себя? Минхо усмехнулся. — Думаю, нас обоих. / Обычно, когда Хёнджин заходил в комнату, Чан ощущал это даже с закрытыми глазами или лёжа спиной ко входу. Его энергетика была сильной — даже если бы Чан захотел, он ни с чем бы её не перепутал. Так и сейчас, сквозь полудрёму он почувствовал, как Хёнджин заполняет собой старую больничную комнату ещё до того, как входная дверь хлопнула о стену. С потолка подтверждением посыпалась штукатурка. — Хёнджин, ну хватит уже хлопать дверьми. Не жалеешь мои уши, так хоть стены пожалей. Иначе у нас такими темпами медпункта не останется. — Плевать я хотел на этот чёртов медпункт, — выругался Хван. Чан, не вставая с места, приоткрыл один глаз и заинтересованно повернул голову, чтобы увидеть фигуру Хёнджина. Пару секунд они стояли молча — Хван ждал, когда Чан увидит то, что должен увидеть. — Откуда это? Когда это произошло? — совершенно спокойным тоном. — Так ты знал об этом? — поражённо воскликнул Хёнджин. — Нет, узнал только что. Но, ей Богу, Хёнджин, я умею читать мысли. Разве осталось в этом мире что-то, что способно меня поразить? Точно не отношения этих двоих. — Господи, когда ты называешь это «отношениями», мне становится дурно, — Хёнджин сделал пару шагов и опустился на кровать рядом с Чаном. Бан нехотя встал и сел рядом с ним. — Это правда было так очевидно? — Наверно, не для большинства людей. И даже не для них самих, — но для меня — да, — но это было более чем вероятно. — Почему? — Хёнджин повернулся лицом к Чану, пытаясь поймать в темноте очертания родного профиля. — Я подозревал что-то и даже рассказывал тебе об этом. Но ты же сам сказал, что беспокоиться не о чем. Что они точно никогда не будут вместе. — Это правда. Я тоже до какого-то момента думал, что они никогда не сойдутся. Уж слишком Минхо принципиально от него отгораживался. А потом, похоже, между ними что-то произошло, и они начали сближаться. Медленно, но верно — а когда это началось, остановить процесс было уже нельзя. — И что теперь? — Хёнджин бросил на Чана взгляд, которым он обычно выпрашивал ещё пару лишних минут в постели перед занятием с детьми. Или приготовить ему завтрак на скорую руку. Этим взглядом он спрашивал, что им делать с их лучшими друзьями, которые ещё пару месяцев назад на дух друг друга не переносили, а теперь, кажется, начали встречаться. Чан пожал плечами. — А что теперь? Это их жизнь и их отношения, нам остаётся лишь наблюдать за ними. Поживём, увидим. — Господи, я не готов к этому, — Хёнджин драматично упал на кровать, подняв в воздух мириады пылинок. — Хёнджин, — Чан устремил на него свой терпеливый, мудрый взгляд, — помнишь, когда мы с тобой начали встречаться? У вас с Минхо были ужасные отношения, гораздо хуже, чем сейчас. Да вам даже в одном помещении было сложно находиться. Но, несмотря ни на что, он принял наше решение. — Он был уверен в тебе и знал, что с плохими людьми ты связываться не будешь, — на лице Хёнджина появилась горделивая улыбка. Чану очень захотелось щёлкнуть его по носу (чтобы не задирал), но боялся этим жестом ещё больше разозлить парня. — Но Джисон… он ведь, на самом деле, такой наивный. Ну просто как дитя. — Мне кажется, ты принижаешь его мыслительные способности, — мягко усомнился Чан. — Помнишь, что он придумал для Чанбина? — Как такое забыть… но в отношениях он действительно полный неудачник. Он очень доверчивый, и ему постоянно не везёт в выборе партнёра. — Эй, мы всё ещё говорим о моём лучшем друге, — напомнил Чан. — Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Ты сомневаешься и мечешься, хотя на деле просто слишком много думаешь о том, что тебя не касается. Единственное, что я хочу до тебя донести, Минхо — хороший парень. Что бы там между вами не происходило, он — не подонок, который будет обращаться с Джисоном как с вещью, оскорблять его и ни во что не ставить. Он очень добрый, заботливый и ответственный. Он готов до самого конца защищать тех, кого любит. Я знаю, что творилось у него в голове, когда они с Джисоном только познакомились, и если он прошёл весь этот путь до мысли «я хочу встречаться с этим человеком»… я бы на твоём месте не переживал за Джисона. Хёнджин зарылся в подушки, спрятав в них своё лицо, и пробормотал: — Но ты не на моём месте. Чан кивнул — с этим действительно было сложно поспорить. Морщинки расползлись лучиками в уголках его глаз, когда он прижался губами к чужой макушке — только она и виднелась из-под подушек. — Давай спать? Утро вечера мудренее. Непроглядная ночь опустилась на Джунгли. Откуда-то дул прохладный, неприветливый ветер. Феликс был почти по самую макушку укутан в тёплое одеяло, но всё равно никак не мог согреться. Что-то не давало ему покоя этой ночью, заставляя мелко дрожать от холода и пускать мысли в пляс. Закрывая глаза, он видел его перед собой, слышал отовсюду его голос. Чанбин смотрел на него сверху-вниз и приказывал встать с кровати, сорвать повязку с глаз и устранить всех, кто окажется на его пути. Это были чуждые ему мысли, они были неправильными, плохими — Феликс это понимал. Это были мысли злодея, которым он не являлся. Но порой взгляд у Чанбина менялся. Он вновь становился таким же, как три года назад. В нём блестело то единственное, что в прошлом согревало сердце Феликса и заставляло его неустанно тренироваться. Его губы изгибались в такой знакомой и непритворной улыбке. Его руки бесконечно тянулись к лицу Феликса, пытаясь хоть на мгновение коснуться гладкой бледной кожи, но никогда её не достигали. Ли раз за разом поднимал было ладони, чтобы протянуть свои в ответ, но одёргивал себя. Он напоминал себе, что это те же руки, которые заставляли его чувствовать боль, страх и холод. Те же глаза, что в следующий раз посмотрят на него, как на ничтожество, и те же губы, что в следующий раз прикажут свернуть шею Хёнджину, который утром принесёт тарелку с тёплым рисом. Феликс ничего никому не рассказывал об этом, потому что понимал, что даже если они захотят, то не смогут ему помочь. Это была проблема, с которой он должен был разобраться самостоятельно. У Феликса оставалась неделя на то, чтобы изгнать из себя этот образ Чанбина — вытравить мягкие руки и когда-то бывшие тёплыми взгляды. И найти в себе силы восстать перед ним той силой, которую он никогда не замечал, потому что она была на его стороне. Посмотреть в его тёмные глаза и сказать: «это то, что чувствую я» и «это то, что думаю я». И никогда больше не возвращаться к прежней жизни.