game of waiting

Минхо всегда знал, что человеческие отношения — это очень сложная вещь. Знал, что ради них нужно много работать, и был готов делать это, когда речь заходила об отношениях с близкими людьми. Но точно не ради Хёнджина. Точно не ради того, чей взгляд прожигал в Минхо дыру всякий раз, когда они оказывались в одном помещении. Джисон и Чан вполне успешно делали вид, что ничего не происходит. Эти двое с завидным упорством заполняли тяжёлую тишину в моменты, когда они оставались вчетвером. Порой Хёнджин не выдерживал этого театра и молча уходил из комнаты — Чан тут же подскакивал с места и спешил вслед за ним. Он верил, что разговоры помогают Хёнджину смириться. — Ему просто тяжело сейчас, — вздыхал Чан, — но он обязательно со всем разберётся. Не переживай из-за этого. Минхо решительно не понимал, почему все просили его «не переживать» об этом. Он никогда не особо заботился о мнении Хёнджина по поводу их с Джисоном отношений. То, что он не примет их, было ясно, как день. Однако он переживал за Хана, глаза которого тускнели каждый раз, когда Хёнджин раздражённо хлопал дверью. В такие моменты Минхо ничего не говорил — все слова уже были давно сказаны, — а просто молча переплетал их пальцы. Он знал, что Джисону становилось легче и спокойнее от таких простых прикосновений. Впрочем, все они прекрасно понимали, что метания Хёнджина были одной из последних проблем в их большом списке. Заветная неделя подходила к концу, и тучи сгущались над Джунглями. Близился день, который должен был решить всё. День, который Минхо видел в своём видении больше четырёх месяцев — почти целую жизнь — назад. Весь этот месяц они продолжали собираться и обсуждать возможные варианты плана действий. За это время они разработали множество сценариев с учётом разных условий — если Чанбин придёт в одиночку или приведёт с собой кого-нибудь, пойдёт за Феликсом или решит бросить его под обломками рыжих домов, выдержит ли Феликс эмоциональную атаку Чанбина или нет. Однако сколько бы вариантов они не придумывали, этого казалось недостаточно. Всегда находилось что-то, что они ещё не успели учесть. Или сценарий оказывался пессимистичным. Или им приходилось оценивать потери. Последний пункт, кстати, присутствовал практически во всех планах, за исключением совсем оптимистичных, и это заставляло горло Минхо болезненно сжиматься. Они не теряли надежду на хороший конец. Никто не мог сказать точно, как всё обернётся в этот день и с какими препятствиями им придётся столкнуться для того, чтобы отвоевать у Чанбина жизнь и свободу своих близких. Но они были готовы постараться. Ради места, которое стало им домом, и ради людей, которые стали болезненно похожи на семью. Минхо полюбил по вечерам гулять вдоль домов, глядя на то, как солнце скрывается за крышами. Вокруг него бегали дети, а их матери пытались загнать сорванцов домой, старики вполголоса разговаривали о своём, бросая пристальные взгляды на готовых к проказам подростков. Минхо наблюдал за тем, как кипит жизнь вокруг него, и наслаждался этим молчаливым созерцанием. Ему нравилось ощущать себя частью этой вечно работающей, движущейся, куда-то бегущей системы. Джисон старался присоединяться к нему по возможности, но это получалось редко. Работы в медпункте всегда было немало — от того, что приближался апокалипсис, болеть люди не переставали. — Господи, как же я устал, — Хан свалился на кровать в том, во что и был одет — невыглаженном халате, зелёной майке с надписью «plants are friends», свободных спортивных штанах и резиновых шлёпанцах. Минхо — они едва ли обсуждали момент, что должны жить вместе, — лениво скосил на него глаза, оторвав взгляд от книжки. — Переодевайся и ложись спать, уже поздно. — Мне лень, — глухо протянул Джисон, — я так устал, что даже руку поднять не могу. — А мне что с этим делать? Ты не ляжешь в кровать в рабочей одежде, — отрезал Минхо. Джисон надул губы. — Ну, помоги мне. Будь хорошим парнем. — Вот именно, — Минхо вновь бросил на него взгляд из-за книги, — я — твой парень, а не лакей. Не выпендривайся. — Ну же, Минхо, не будь такой злюкой, — отозвался Джисон, плавно переместившись ближе к Минхо, — помоги мне. — Боже, ну ты просто невозможный, — Минхо вздохнул и отложил книгу. — Я знаю, — самодовольно отозвался Джисон, за что получил щелбан по носу. Он прижал ладонь к больному месту, но решил никак атаку не комментировать. Минхо неохотно слез с кровати и потянулся руками к халату. — Приподнимись немного, иначе я не смогу его снять, — Джисон медленно поднялся и сразу же уткнулся носом в живот Минхо. Ли вздохнул, но ничего не сказал. Похоже, Джисон и правда очень устал за сегодня. Он стянул с доктора тонкий халат и аккуратно положил его на спинку стула рядом с кроватью. Минхо применил все возможности своей гибкости, чтобы не потревожить при этом Джисона. Ещё пару секунд он смотрел куда-то в область его макушки, где отросшие корни переходили в выцветший синий. — Подними руки, я майку сниму, — тихо проговорил Минхо. Джисон поднял голову наверх — теперь он утыкался в живот Минхо подбородком. Что-то внутри Минхо глухо ухнуло, когда Хан осторожно приоткрыл один глаз и свет больничной лампы блеснул в глубине его зрачка. — Слушаю и повинуюсь, — проговорил тот немного невнятно и приподнял тонкие руки. Минхо пришлось слегка нагнуться, чтобы дотянуться до краёв его майки — тогда он почувствовал чужое тёплое дыхание, ветерком пробежавшее по шее. Когда майка была стянута с Джисона через голову — по чужой коже пробежали мелкие мурашки, — Минхо аккуратно отстранил от себя доктора. Ему нужно было опуститься, чтобы дотянуться до штанов. Минхо присел на одно колено, и их лица оказались практически на одном уровне. Джисон был лишь чуть выше, смотрел на него сонно и заинтересованно одновременно. Внезапно руки Минхо немного задрожали. Он почувствовал, как снизу подбирается к его ушам щекочущее смущение. Джисон не раз оставался перед ним в одном нижнем белье — практически каждую ночь, — но раздевать его самостоятельно ощущалось странно. В животе потянуло, горло неожиданно пересохло. «Всего пару секунд — вниз, и всё» — подумал Минхо. — «И сразу же ляжем спать.» Ли собрался с мыслями и протянул руки к резинке чужих штанов. Кончиками пальцев он ощутил тепло мягкой кожи, и Джисон едва заметно втянул живот. Минхо не смог ничего с собой поделать, голова против его воли поднялась наверх — он запоздало осознал, что выражение его лица в этот момент выглядело испуганным. Джисон внимательно смотрел на него сверху, улыбаясь лукаво и насмешливо. Щёки Минхо заалели, и он торопливо сбросил руки с чужого тела. — Придурок, — он уже хотел встать с места и показательно лечь на кровать спиной к Джисону, но Хан оказался быстрее. Его тонкие руки обхватили голову и шею Минхо, и тот оказался прижатым к чужой груди. — Ты такой милый, когда стесняешься, — Минхо почувствовал щекой зарождающийся внутри Джисона смех и всеми силами начал брыкаться, в попытках освободиться. — Да ничего я не стесняюсь, пусти меня. Я спать хочу, — Джисон без особых усилий удерживал его на месте и искренне смеялся, прижимаясь щекой к чужой макушке. Минхо предпринял ещё пару попыток к сопротивлению, но после неудачи сдался и подчинился тёплым, цепким рукам. Закончив смеяться, Джисон отпустил его и позволил отстраниться от себя. Минхо всё ещё выглядел немного хмурым, так как его застали врасплох, но всё же прилёг на кровать рядом с Джисоном. Тот скинул с ног мягкие резиновые шлёпанцы, сложил носки со штанами на стул рядом с кроватью и потянулся к выключателю. Комната погрузилась во мрак — только уличные фонари слегка освещали окружающее пространство. Под бледными лучами Джисон оглянулся назад, на Минхо, и прилёг рядом. Они не касались друг друга ни одной частью тела, но те глубокие, искренние взгляды, которыми они обменивались, ощущались более интимными, чем физическая близость. — Я бы хотел остаться здесь навечно, — тихо прошептал Джисон. — Не хочу, чтобы это заканчивалось. — Мы не можем знать наверняка, — так же тихо отозвался Минхо. Это были жалкие отговорки, которыми они обменивались несколько раз на дню, но он правда не мог придумать ничего лучше. Он не находил слов, которые звучали бы более обнадёживающими. — Давай не думать о таком перед сном. У тебя от этого кошмары. Джисон кивнул, но всё равно спросил. — А твои видения? Ничего нового не снилось? Минхо мягко вздохнул и притянул Джисона к себе, положив ладонь ему на спину. Джисон машинально перекинул свою через его бок, а после закинул на него ногу. Он утверждал, что ему так удобнее спать, а Минхо не возражал — ночи становились холоднее, и он был вовсе не против быть окружённым его спокойным, мерным теплом. — Давай спать. Я скажу тебе, если что-то увижу, — Джисон ничего не ответил, лишь выдохнул и уткнулся носом в его грудь. Минхо почувствовал, как тот закрыл глаза — ресницы заскользили по голой коже. В его груди что-то болезненно защемило, и Ли, не сдержавшись, сильнее прижал к себе тёплое тело. На часах отражалась половина первого ночи. От Джисона пахло чем-то яблочным, свежим, и немного мятой. Он уже давно видел — Минхо надеялся — тихие, спокойные сны, его дыхание было ровным и едва слышным. Ли не спалось, и он задумчиво перебирал пальцами чужие рёбра. Мысли не давали ему спать — они были разрозненными и торопливыми, чертили светлые пути росчерками комет в космосе его мыслей. Они удерживали его в этом мире, не давая уснуть, хотя Минхо уже чувствовал накатывающую волнами усталость. Внезапно темнота перед глазами сменилась на рыжеватое свечение бледной настольной лампы. Она выхватывала из темноты пустую аптечку — бесчисленные лекарства валялись рядом, на столе, вперемешку с мелкими предметами быта. Минхо замер, узнав очертания знакомых рисунков обоев и низкого деревянного столика. Это была их с Чаном квартира, в которой они не были уже больше двух недель. Воздух был спёртым, хотя окно раскрыто нараспашку. За тонкими облаками светила молочным яркая луна. Внезапно Минхо осознал, что всё его тело дрожит — в висках ломило, а руки едва слушались. В ладонях он сжимал чьи-то чужие, холодные и недвижимые. Минхо хотелось повернуть голову и узнать, кто же был этим человеком, но не мог — его тело в видении было ему неподвластно. Единственное, что Минхо мог — это смотреть на то, как облака медленно продвигаются по ночному небу, и пытаться согреть пугающе холодные пальцы своими дрожащими ладонями. В один момент луна вышла из-за туч и осветила своим холодным светом участки, до которых не доставала слабенькая лампа. Минхо опустил взгляд вниз и увидел, что вся его одежда покрыта грязно-рыжей пылью. Рукава кофты были подвёрнуты, а руки покрывали мелкие белые царапины. Вокруг было пугающе тихо, и эта абсолютная неизвестность пугала Минхо. Ли начал поворачивать голову в сторону человека, чьи руки он держал в своих. Молочного цвета лучи освещали тонкую кожу из-под которой виднелись линии зеленоватых и сиреневых вен. Он уже видел краем глаза лежащую на кровати фигуру, но за мгновение до того, как Минхо смог разглядеть её лицо, его выкинуло из видения в реальный мир. Перед глазами вновь предстала знакомая больничная палата. Минхо застыл на месте, обездвиженный этим остаточным чувством дрожащего ужаса. Джисон в его руках тихо сопел — он, как обычно, переполз во сне на Минхо и накрыл его доброй половиной своего тела. На часах шёл шестой час утра, и нежно-розовые лучи утреннего солнца делали мягче всё, чего касались. Минхо постепенно расслаблялся, слушая мерное постукивание механизма внутри часов и тихие вдохи Джисона. До момента, когда он проснётся, оставалось около двух часов, поэтому Минхо показалось кощунственным будить его раньше времени. Он решил, что расскажет о своём видении, когда они все соберутся вместе. Чуть успокоив своё бешеное сердцебиение, он аккуратно поменял позу, вытащив из-под тела Джисона затёкшую руку. Ли опустил взгляд на его расслабленное, сонное лицо и разбросанные по подушке выцветшие синие пряди. Джисон в моменты сна выглядел как самое безопасное существо на планете Земля. Никто бы и не подумал, что в прошлом этот посапывающий мальчишка воевал за родное поселение, а сейчас управлял силой, способной как спасти жизнь, так и отобрать её. Голос внутри учтиво напомнил Минхо, что у них осталось всего четыре дня. Ли с большим удовольствием послал этот голос куда подальше и уткнулся губами в чужую макушку, пахнущую свежим яблоком. / — Феликс, ты уверен, что будешь в порядке? — Хёнджин уже почти привык разговаривать с его спиной большую часть времени. И он, конечно же, имел в виду разговор с Чанбином. Ему не нужно было уточнять, чтобы Ли это понял. Укутанный в одеяло, парень кивнул. На его голову был надет капюшон чёрной худи, в которой он пришёл в Джунгли чуть меньше месяца назад. — Да, — просто ответил Феликс, — я не должен бояться. Я точно пожалею, если не сделаю этого. А если у меня не получится, это будет последним, что я сделаю в своей жизни. — Не говори так, — настаивал Хёнджин. Не то что бы Феликс говорил неправду, но Хёнджину правда хотелось верить в этого мальчика. — Лучше не настраивать себя негативно. В этой ситуации нет смысла думать и гадать, что может пойти не так, потому что пойти не так может абсолютно всё. Просто держи голову высоко, сохраняй спокойствие и, главное, уверенность. Последнее будет самым сложным, но иначе с Чанбином не получится. — Я понимаю, — выдохнул Феликс. Его голос звучал устало, он наверняка волновался из-за всей этой ситуации так сильно, что практически не спал. — Есть что-то, чем я могу тебе помочь? — спросил Хёнджин. Он смотрел на закутанную в одеяло спину и словно наяву видел этот тяжёлый взгляд, который Феликс изо дня в день устремлял в глубины Джунглей. — Вообще-то, есть кое-что, что я хотел бы у тебя попросить, — Феликс вытащил из-под одеяла бледную ладонь и положил её на кровать рядом с собой. — Ты можешь немного подержать меня за руку? — Феликс, — послышался голос Чана, — ты же помнишь, что… — Я не буду смотреть, — твёрдо Феликс. — Моя просьба не нарушает те условия, которые были выдвинуты. Я держу своё слово. — Чан, всё в порядке, — Хёнджин обернулся на сидящего возле двери мужчину. Он обеспокоенно приподнялся со стула, но ничего не сказал. Хван медленно кивнул и повернулся обратно, лицом к Феликсу. — Хорошо, сейчас. Он сделал небольшой шаг, оказавшись за правым плечом Феликса. Он был чуть ниже — не только из-за сидячего положения, но и, в принципе, по росту, — поэтому Хёнджину пришлось чуть-чуть наклониться. Он медленно, несмело, словно ступая по тонкому льду, коснулся кончиками пальцев чужой ладони. Феликс слегка вздрогнул. Хван не ощущал страха, но это чувство всё равно было необычным. Далеко не то, к чему он привык, общаясь с Феликсом на протяжении этого месяца. Не будучи уверенным в правильности собственных движений, он провёл пальцы от ладони к области между большим и указательным пальцем. Хёнджин мягко сложил пальцы, коснувшись кончиками тыльной части чужой ладони, и аккуратно сжал руку Ли. Феликс тут же положил пальцы на тыльную часть его ладони, а после накрыл их сцепленные ладони своей левой рукой. Хёнджин шептал внутри себя «я верю, я ему верю, верю, верю», как мантру. Феликс ещё немного помолчал, а после тихо подал голос: — Спасибо тебе. Ты — очень хороший человек, Хёнджин. Я рад, что мне довелось с тобой познакомиться, — у Хвана по коже пробежали мурашки. Он никогда не слышал, чтобы Феликс говорил так — искренне, открыто, будто доставая слова из самого сердца. — Как бы я вас не подозревал и как бы плохо о вас не думал, ты никогда не отвечал мне грубостью. Ты всегда был добр ко мне, общался со мной и подходил ближе, чем кто-либо другой мог осмелиться. Ты всегда верил в меня, ещё до того, как я сам смог обрести силы на это. Возможно, если бы мы встретились иначе, мы смогли бы быть друзьями. В любом случае, надеюсь, что ты проживёшь хорошую и долгую жизнь. — Феликс, ну что ты такое говоришь, — Хёнджин осторожно протянул вторую руку и накрыл ей их ладони. — Ты уже мой друг. Мы точно всё это преодолеем и будем дружить дальше. Проживём вместе эту долгую и счастливую жизнь. Руки Феликса дрожали. Хёнджин был обезоружен его слабостью, он привык к серьёзному, уверенному, несгибаемому Феликсу, который порой ощущался слишком взрослым для своего возраста. Но сейчас перед ним сидел тот самый шестнадцатилетний подросток, которого Ли вытравил из себя ради Чанбина. Тот, которому нравилось смотреть на играющих детей и слушать звуки мелкого дождя. Который всегда ел быстро, не задумываясь, и никогда не смешивал тёплый рис с закусками и супом. Который любил простые человеческие касания, хотел иметь хотя бы одного настоящего друга и ощущать взаимную любовь от человека, который никогда не сделает его счастливым. — Спасибо, — вновь повторил Феликс, на этот раз ещё тише. Его голос дрожал так же, как и руки. — Почему ты всё время продолжаешь меня благодарить? — засмеялся Хёнджин. За улыбкой он прятал разъедающую его сердце жалость. Почему судьба должна быть так несправедлива? — Говорят, чем чаще ты говоришь «спасибо», тем меньше веса оно будет иметь в будущем. Раз нас ждёт долгая жизнь, лучше тебе сохранить эти благодарности. — Хёнджин, не надо… — Айгу, ну что же мне с тобой делать. Как же мы будем дружить дальше, если ты не можешь поверить мне даже в такой мелочи? — Я прощаюсь с тобой, — Хёнджин затих, улыбка спала с его лица. Голос Феликса был вкрадчивым, но спокойным. — Я знаю, что не переживу этот разговор с Чанбином. У меня хорошая интуиция, я чувствую такие вещи. Это мои последние дни, и если я хочу, то могу потратить на тебя хоть все свои «спасибо». Хёнджин не мог даже предположить, сколько раз на дню Феликс обдумывал эту мысль наедине сам с собой. — Феликс, — беспомощно отозвался Хван. Он не смог ничего добавить, слёзы встали комом в его горле. — Мне было хорошо здесь. Правда хорошо с вами, с тобой. Со всеми этими кашами, супами, рисом с пряными специями, с твоей искренней верой, разговорами, которые ты старался поддерживать с самого первого дня. Со старым тополем за окном, мелкими белыми цветочками, множеством незнакомых людей, каждый из которых занимался своими делами, бескрайним небом, с солнцем и дождём. Это должен был быть плен, но последнюю неделю я чувствовал такую свободу, о существовании которой никогда бы не узнал у Чанбина. Спасибо тебе большое. С этими словами он сжал ладонь Хёнджина последний раз — они перестали мелко дрожать и даже заметно потеплели, — и мягким движением лёг обратно, на подушки. Хёнджин понял, что разговор закончен. Всё, что Феликс хотел сказать, было сказано. — Ты правильно сказал, я всегда верил в тебя. С самого начала. Я не собираюсь прекращать сейчас и плевать хотел на твою интуицию. Мы проживём чертовски долгую и счастливую жизнь, слышишь меня? Я всё сказал. Увидимся в обед. С этими словами он буквально вылетел из палаты, даже не взглянув на Чана. Хёнджин понёсся по коридору, навстречу тяжёлой железной двери. Прочь от собственных чувств. Он распахнул дверь, и перед глазами замелькали железные балки ржавой лестницы. Хёнджин взбежал на этаж выше — пустой, они никогда его не использовали, потому что в этом не было нужды. Это было местом, где Чанбин и Феликс должны были столкнуться в схватке воли через несколько дней. В битве, которую Феликсу суждено было проиграть. Хёнджину хотелось плакать, но он не мог. Его тошнило от того, как много чувств распирало его тело изнутри, но не был способен от них избавиться. Ему хотелось что-нибудь разбить, сломать на кого-нибудь накричать, но и это сделать он не мог. Собственное бессилие убивало его, но он был вынужден продолжать жить. Хёнджин молча стоял в звенящей тишине, окружённый пылью и старой полуразрушенной мебелью, пока его сердце наполняла мучительная тоска. / Ночь перед битвой — всегда самое тёмное и страшное время. Четвёрка разделилась по позициям, чтобы быть готовыми к нападению Чанбина, если он решит застать их врасплох. Чан сидел в палате Феликса — оба молча смотрели в одно и то же окно. Даже Ли был не в силах сомкнуть глаз, хотя Чан убеждал, что разбудит его в случае необходимости. Хёнджин сидел возле самого входа в Джунгли, а Джисон — чуть по диагонали, на подоконнике одного из домов. Из такого положению Хёнджину не было видно, что происходило снаружи, но для неожиданной атаки эта позиция была наиболее удачной — в случае необходимости Хан должен был подать ему знак. К тому же, доктору нужно было находиться рядом с большим скоплением людей, чтобы в экстренном случае успеть оказать им медицинскую помощь. Минхо расположился в доме напротив, чуть подальше от входа. С ним остались все бродячие дети вместе с Чонином и Сонмин. В Джунглях было тихо, не слышно ни звука — как обычно по ночам. Но сегодня едва ли кто-то, кроме детей, мог сомкнуть глаз. Жители сбились в кучки и старались не издавать ни звука, чтобы не мешать тем, кто стоял на их защите. После полуночи люди начали прислушиваться к каждому шороху. Минхо сидел на подоконнике. От окна, в которое он выглядывал, осталась только рама, поэтому он беспрепятственно подставлял лицо холодному ночному свету. Против воли его взгляд возвращался к окнам дома напротив, где предположительно должен был сидеть Джисон. В ушах звенел его искренний смех. Минхо не хотелось думать о том, что он может никогда больше не услышать, как Джисон смеётся. Где-то сбоку послышался оглушающе громкий для окружающей тишины хруст кирпичной пыли. Минхо настороженно обернулся, рука дёрнулась к лежащему в заднем кармане перочинному ножу (он даже не дрался никогда, но всё равно зачем-то взял его с собой). — Хёнджин? — из темноты спокойно вышла знакомая фигуры. К счастью, дети уже спали, иначе подняли бы жуткий балаган при виде учителя. — Ты чего тут делаешь? — Я оставил Ёсана на воротах, так что можешь не переживать, — не поднимая глаз, проговорил Хёнджин. — Присядь. Они оба опустились на пыльный маленький подоконник. Хёнджин сел в привычную позу лотоса, одна из его коленок выглядывала наружу. Минхо торопливо поднял на него взгляд, а затем тут же опустил. Зачем он пришёл? — За день до апокалипсиса обычно принято выяснять все разногласия, — решительно начал Хёнджин. — Вроде как, чтобы не жалеть, если больше не увидимся. Мы два взрослых человека, и оба знаем, что у нас есть некоторая проблема, но почему-то никак не можем её разрешить. И это вроде как самое подходящее время для того, чтобы это сделать. Хёнджин поднял на Минхо хмурый взгляд, чтобы убедиться, что тот над ним не смеётся. Но лицо Минхо было совершенно серьёзным. — Ты ведь знаешь, что я от него не откажусь? Если ты пришёл за этим, лучше ничего не говори. Послышался протяжный вздох. Хёнджин обратил на Минхо долгий взгляд в стиле «ты что, идиот?». — Я понял, — процедил Хёнджин, выделяя каждое слово в отдельности. — Не обязательно это повторять. Просто выслушай меня. Я очень много говорил с Чаном насчёт этого и сам размышлял. И мне тяжело это принять, пойми меня тоже. Я правда стараюсь ради Джисона, но это… больше похоже на мой оживший кошмар. — Боже мой, я правда такой плохой? — не выдерживает Минхо, хмуря брови. Говоря подобные вещи, Хёнджин меньше всего походит на того, кто пришёл с миром. — Боже, как же это ужасно звучит, — Хван коснулся висков кончиками пальцев. — Нет, Минхо, дело не в тебе. Точнее, не только в тебе. Просто все отношения Джисона всегда заканчивались катастрофой. Я не желаю посвящать тебя в то, какой у него дерьмовый вкус на людей. Но вдобавок он ещё и влюбляется очень сильно. Джисон из тех людей, которые растворяются в партнёре, понимаешь? И, на самом деле, он очень чувствительный. И я был свидетелем каждой ссоры, каждого его расставания. Я правда удивляюсь, как после всего этого он не потерял веру в любовь. И я не могу позволить ему пережить это ещё раз. — Хёнджин, ты знаешь меня столько лет… да, у нас никогда не было близких доверительных отношений, но разве когда-нибудь я делал что-то, что заставило бы тебя поверить в то, что я — подонок? — Ну, вообще, были разные моменты… — Нет, погоди, — прервал его Минхо, — ответь мне, «да» или «нет»? Я произвожу впечатление человека, который сделает Джисону невыносимо больно? — Все его партнёры были разными людьми. Но вне зависимости от того, в каком свете их видел я, в конце концов Джисон всегда приходил ко мне с разбитым сердцем. — Я никогда не заставлю его страдать, — твёрдо произнёс Минхо. — Только не по своей воле. Слышишь меня? Я всегда буду рядом с ним. — «Всегда» — слишком громкое слово, — поморщился Хёнджин. — Хорошо, завтра. Я буду с ним завтра. Если нам удастся пережить этот день, ещё и послезавтра. И так день за днём, так долго, как смогу. Минхо упёрся в него твёрдым взглядом. Хёнджин прищурился и сжал губы, раздумывая над его словами. — Я не буду удовлетворён, что бы ты ни сказал, — наконец проговорил Хван. — Потому что слова — это одно, а вот действия — это совсем другое. Тебе нужно будет доказать правдивость своих слов собственными поступками. Не нужно говорить мне «я никогда его не оставлю», лучше просто будь рядом. И судя по тому, как упрямо ты держишься за это место уже который год, думаю, у тебя вполне может получиться. Минхо позволил себе расслабленную улыбку. — Спасибо, — искренне сказал он. — Теперь мы вышли из состояния холодной войны? — Посмотрим на твоё поведение, — Хёнджин, как ни в чём не бывало, убрал волосы от лица и элегантно спрыгнул с подоконника. На мгновение сердце Минхо замерло — он испугался, не выпадет ли Хван из окна. Но гибкости и силы ему было не занимать. Он преспокойно отряхнулся от мелкой рыжей пыли и, напоследок кивнув Чонину, зашагал прочь. — Хёнджин, — позвал Минхо. Хван на секунду остановился и чуть развернулся, чтобы увидеть Минхо. — Увидимся завтра. Конечно, он имел в виду то «завтра», в котором уже не будет Чанбина. Где они снова смогут широко и искренне улыбаться, учить детей защищать себя, готовить рисовую кашу на завтрак и каждую неделю проводить бои. — Приятно, когда такие вещи говорит человек, который умеет видеть будущее, — Хёнджин мягко улыбнулся. — Тогда точно увидимся. Минхо смотрел на то, как исчезает в темноте его фигура и чувствовал, как на сердце становится всё легче и легче. Ему не терпелось рассказать об этом Джисону, однако идти к нему сейчас через улицу было опасно, а иного перехода между противоположными домами не было. Всё, что ему оставалось, это присесть обратно на хлипкий подоконник и смотреть в одно из многочисленных окон, веря, что где-то там Джисон так же смотрит на него в ответ.