отчаянный крик

Мир плывет перед глазами, слух перекрывается писком несуществующего микрофона, брошенного на пол, — давление определенно опускается ниже допустимых значений. Чимин успевает подхватить Тэхена под локти, усаживая мороя в кресло, а дампиры Намджуна, Хосока и Академии Святого Владимира открывают форточки во всех комнатах, создавая небольшой сквозняк. «Я знаю, где ты находишься, вижу тебя каждый день, провожаю взглядом по утрам в Сеульскую Академию Искусств и обратно домой по вечерам». Рядом оказывается пакетик с донорской кровью — Хосок открывает его и подносит к губам Тэхена, чье состояние висит на волоске от обморочного. «Мое желание находиться рядом с тобой, целовать тебя всё еще присутствует, как бы мертв я ни был сейчас». Чимин протирает его лицо платком, смоченным холодной водой. Письмо, усердно завернутое в пергаментную бумагу, падает из ослабленных рук Тэхена. Намджун перехватывает его в несколько сантиметрах от пола, нервно пробегается по каждой написанной строчке и подзывает к себе дампиров. «Я и не чувствую прежней любви». — Тэ, — чужие прохладные руки оказываются на щеках, и морой с трудом распознает Юнги, — ты видишь меня? Фокусировка взгляда есть? Тэхен кивает и делает первый глоток донорской крови. «Игра началась… Посмотрим, кто победит, верно?» Силы постепенно возвращаются с каждой каплей третьей положительной. Свежий ветер задевает лицо и проникает в легкие, заставляя кровь насыщаться кислородом и усерднее циркулировать по сосудам. — Нам нужно посмотреть записи камер видеонаблюдения в Академии Искусств, — сообщает всем собравшимся дампирам Намджун, — проверьте каждого на наличие красного отлива в радужке, не важно, студента, преподавателя или того же уборщика. — Чонгук не так глуп, как мог бы казаться, — Тэхен массирует переносицу, — возможно, его люди принудили кого-то из первокурсников, перехватив ребят за пределами Академии. — Но как стригои поняли, кого именно ранить? — Чимин вновь ощущает себя сконфуженным, как и в первый учебный день близнецов Хван, — Из всех возможных людей с первой положительной кровью выбрали именно Феликса Ли? — Как Чонгук написал, он следил за мной долгое время, — Тэ расстегивает верхние пуговицы белой рубашки, чтобы легче дышать, — выяснил, что Феликс — мой подопечный и, как сложились обстоятельства, лучший друг дампира одного из близнецов Хван, детей, которые дороги мне, как самые родные и близкие люди на свете. Я растил их, когда родители были заняты своими делами, помогал в школьные годы и нахожусь рядом по сей день, когда они зовут меня и нуждаются в моей помощи. — Нашел твое слабое место, — Намджун расстроенно хмыкает, приказывает дампирам приступать к работе и залпом выпивает порцию вина, парадоксально отрезвляющего взволнованную голову. «Чонгук действует по старой схеме», — Тэхен прикрывает глаза, стараясь загнать собственные слезы обратно, — «И проблема в том, что схема работает, бьет по самым больным местам, заставляя страдать первостепенно не меня, а моих любимых». «И весь этот цирк придуман всего лишь для того, чтобы я не выдержал в определенный миг, сдался, обратился в стригоя и упал в объятия бесконечной тьмы». Тэхен понимает, что время не ждет: пора готовиться к битве. К буквальной или же к обычной борьбе разумов — решать будущему, но морой знает одну точную вещь… Он не позволит Чонгуку победить во второй раз.

***

— Правильно вот так? — Да, ещё маленький шаг… Феликс вытягивает руку вперед, и Хенджин касается его ладони, мягко переплетая пальцы. Молодые люди тренируются, выполняют движение за движением, в точности передавая готовые элементы танца. Мгновение — парни оказываются в миллиметрах друг от друга, Хенджин улыбается, шепчет осторожное «привет», получая в ответ смущенную улыбку. Уже неделю мальчики разучивают парный танец, созданный Тэхеном и его одногруппниками для сдачи проекта и рождественского фестиваля в Академии Искусств. Сонбэ объединили несколько направлений, желая показать каждого студента со всех сторон. Хенджин замирает от глубокого взгляда, изучающего его лицо. Феликс краснеет, его глаза ярко блестят, отражая свет ламп студии. Музыка останавливается, но мальчики совершенно этого не замечают. Хенджин не понимает, что происходит с ним. Понимает, но не хочет верить своим же чувствам. Не может. У него нет никаких ментальных ресурсов на осознание и анализ собственных эмоций. Парень поел до тренировки, как человеческую пищу, так и первую положительную из донорского пакетика. Хенджин не осознает, почему от одного взгляда в чужие глаза, на россыпь веснушек по всему замечательному лицу, сердце бьется так быстро. Почему оно стучит настолько сильно и громко, что Хван опасается быть раскрытым и услышанным. Феликс осторожно гладит его ладонь большим пальцем, проводя невидимые линии, и Хенджин готов поклясться, что ощущает его горячее дыхание на своих губах. «Он такой светлый и невероятный…» — тревожность пронзает тело Хвана, когда носы молодых людей соприкасаются, — «Я не заслуживаю его. Это неправильно, всё это настолько неправильно…» «Я не должен быть здесь. Я не заслуживаю его». Хенджин гладит Феликса по голове свободной ладонью, перебирает пальцами чужие волосы и заправляет за ухо, попутно расцепляя руки и делая шаг назад. Огромный тяжелый ком образуется в груди, становится невозможно дышать при виде обеспокоенного Феликса. «Боже, малыш, ты ни в чем не виноват… Виноват в данном случае только я». «Я не должен был подпускать себя к тебе настолько близко, не должен был подсознательно цепляться за энергию, возникшую между нами с первых слов, сказанных друг другу». Хенджин боится причинить ему боль. Боится, что навлечет на Феликса стригоев. Навлечет на Феликса разъяренного и голодного до последней капли человеческой крови... самого себя. Хенджин отталкивает от себя близких, парадоксально боясь одиночества. «Лучше уйду сейчас, пока всё не стало слишком поздно». — Я… — Хван от волнения облизывает пересохшие губы, — я должен… думаю, мне пора домой. Спасибо за тренировку, Феликс. Спасибо, что уделяешь мне столько собственного свободного времени… Я правда ценю это. И убегает, так и не услышав ответ мальчика, виновато смотрящего ему вслед. Феликс действительно корит себя за эмоциональные порывы, появляющиеся каждый раз, как парень оказывается рядом с Хенджином. Связь, возникшая с того момента, как Ли впервые заговорил с Хваном и увидел огонь в чужих глазах. Пламя захватило сознание Феликса, словно пробудив его собственное, все прошлые годы не функционировавшее ни секунды. Пламя, которое распаляется бесконечным пожаром, когда Хенджин танцует. Пламя, передающее весь внутренний мир и раскрывающее Хвана до каждого атома, — молодой человек полностью откровенен с каждым новым движением, при этом не говоря о себе ни слова. Феликс хочет дотронуться до этого пламени, ощутить его тепло, увидеть в отражении чужих глаз собственный внутренний огонь и поделиться им в качестве благодарности за обнаружение. Но Хенджин сбегает. Уходит каждый раз, как Феликс теряет голову рядом с ним. «Это всё моя вина», — думает Ли, — «Моя и ничья ещё».

***

В Академии Искусств проходит пять дней, посвященных рубежному контролю по всему изученному материалу. Студенты выдыхают с облегчением в пятницу, убирают зачетные книжки далеко в ящики, готовясь к ночной вечеринке, посвященной Хеллоуину — празднество дня всех святых перенесли в связи с задержкой сдачи проверочных работ. И почему бы не провести Хеллоуин в середине ноября? Отдых от повседневной рутины определенно никому из студентов не помешает. Йеджи держит Рюджин за руку, когда появляется в ночном клубе, снятом на ближайшие десять часов старшими учащимися Академии Искусств. Шин осматривается, кивает дампирам, стоящим по две группы в каждом уголке огромного помещения, — по приказу Намджуна и Тэхена усилили охрану в несколько раз. В микронаушнике раздается: «Дампир Ли Минхо, на втором этаже всё чисто, остаюсь на посту ближе к перилам; дампир Пак Чимин, первый этаж, группа у лестницы, вижу прибытие мисс Хван, всё чисто». — Дампир Шин, подтверждаю прибытие, — Рюджин чувствует, как Йеджи переплетает с ней пальцы. У барной стойки две девушки, знакомые со времен Академии Святого Владимира, машут, подзывая к себе. Йеджи подносит сцепленные руки к губам, привычно целует ладонь Рюджин, оставляя след от красной помады, шепчет на ухо просьбу не уходить далеко и тянет за собой, сталкиваясь со старшекурсницами Момо и Чеен. — Достопочтенные моройские дамы, — смеется Хван и обнимает каждую, — как же сильно я скучала по вам. Момо и Чеен — лучшие подруги Тэхена, которые иногда помогали ему присматривать за близнецами Хван. Хираи смотрит на Рюджин, стоящую в сторонке, и протягивает ей руку, приглашая обниматься. Девушки знают о стеснительности Шин и всегда стараются проявлять к младшей внимание, чтобы прогнать ее мысли о том, что она лишняя. — Твой брат пришел раньше, — Чеен гладит Йеджи по голове, — столкнулся с каким-то блондинистым парнем на лестнице и скрылся в вип-зоне до того, как второй увидел его. Рюджин оглядывается, замечает Феликса и Джисона, сидящих за столиком на втором этаже прямо у перил. Напротив расхаживают дампиры, один из которых Ли Минхо, периодически посматривающий в другой конец вип-зоны, вероятно, проверяя Хенджина. — Как там мой брат? — Йеджи спрашивает у девушки, и Шин мгновенно подносит руку к микронаушнику, вслушиваясь в разговоры стражников. — Минхо сообщает, что он хорошо поел перед выходом, — отвечает Рюджин, и Хван выдыхает, одними губами произнося «спасибо». Тем временем Феликс замечает Хенджина, во всю разговаривающего с парнем из художественного факультета. Молодой человек смеется, касается чужой руки во время разговора, и Ли мгновенно отворачивается, нервно прикусывая губу. Всё это не проходит мимо глаз Джисона. Хан поднимается с места, направляется к Минхо и отводит его в сторону, в мало освещенный угол вип-зоны. Феликс накидывает на плечи куртку и спускается с лестницы к огромному скоплению людей, теряясь в толпе студентов. — Что случилось? — Минхо обеспокоенно спрашивает Джисона, беря того за руки. — Это я хотел спросить, — Хан кивает головой в сторону Хенджина, — что с твоим другом? Почему он играется с чувствами Феликса? Хо следит за взглядом Джисона, брошенным в сторону своего подопечного, и прыскает со смеху, наклоняясь вперед и упираясь головой в плечо Хана. — Боже, — Минхо смотрит снизу вверх, сталкиваясь взглядом с удивленными глазами, — только не говори, что Феликс приревновал Хенджина к Сынмину… Господи, я сейчас помру на месте, серьезно. — Да о чем ты вообще? — Хан надувает щеки от обиды, и Ли оказывается рядом, чмокая его в родинку недалеко от губ. — Посмотри на левую руку Сынмина. А затем на Лию — девушку, сидящую напротив. Джисон щурит глаза, пытаясь увидеть хоть что-то в темноте, и замечает кольца на безымянных пальцах молодых людей. Боже… — Они муж и жена… — Со времен окончания школы, — Минхо вновь целует родинку Хана, — они бывшие одноклассники Хенджина, понимаешь? Старые друзья. Феликс выходит на улицу, поднимается с другой стороны на балкон второго этажа и садится за столик, наблюдая за огнями ночного города. Машины проезжают по широкой дороге, сияют во тьме и исчезают, сливаясь с горизонтом. Горло сдавливает противное чувство одиночества, парень лихорадочно сглатывает слюну, пытаясь физически прогнать неприятные ощущения. Сердце словно стискивают дьявольские силки, и нужен поток света, чтобы они пропали. Только Феликс не понимает, что он и есть тот самый свет, который так ему необходим. Внутренний огонь, каждый фитиль бесконечной души, горит невообразимым пламенем, но Ли не чувствует его сейчас. Холодный ветер мажет по коже, вызывая скопление мурашек по всему телу. На одной из центральных башен Сеула высвечивается время: двадцать три пятьдесят. — Феликс? Мальчик дергается, выныривая из пучины собственных мыслей. Рядом с ним, прямо на пол, опускается Хенджин и кладет руки по бокам от чужих ног. Кажется, сердце мгновенно пропускает сразу несколько ударов. — Не думал, что ты разговариваешь со мной в отдельное от тренировок время, — Феликс отводит взгляд, — ты отдалился от меня с тех пор, как вернулся на занятия… — Я не… — Хенджин замирает, — я не знал, что причиняю тебе боль… Мне всегда казалось, что людям лучше без меня… Понимаешь? — и неожиданно кладет голову на бедра Феликса, — Прости меня… Пожалуйста, прости меня, ты не заслуживаешь такого ужасного человека, как я… — Хенджин, ты не ужасный человек, — Ли осторожно и мягко гладит его, вплетая пальцы в чужие волосы, — всё в порядке, хорошо? Без тебя наоборот люди чувствуют себя плохо… — переходит на шепот, — очень плохо. Я бы сказал, что без тебя… невозможно. Бедра оказываются мокрыми, и снизу раздается тихий всхлип. Хенджин не выдерживает, начинает плакать, крепче обнимая молодого человека за ноги. По телу проходят тысячи нервных импульсов, словно мощное электричество, в солнечном сплетении скапливаются в единое физическое ощущение, ранее вовсе не испытываемое Феликсом. — Я так сильно устал, — говорит Хван сквозь слезы, — устал терять близких… Устал от бесконечных снов о смерти моей первой любви, устал от панических атак, устал видеть напряжение в лице психотерапевта, когда я прихожу на прием… Я так сильно устал, поэтому и избегал тебя, чтобы никогда не принести тебе вред собой. Мы познакомились, подружились, сблизились, и я… Я испугался. Я панически боюсь одиночества и при этом отталкиваю от себя окружающих, чтобы они не успели оттолкнуть меня. Феликс замечает, что плачет одновременно с ним. Хенджин впервые в жизни настолько сильно открылся ему, скрывал невероятное количество боли, и сейчас, в данный момент, Ли тянется к нему, гладит по голове и вытирает чужие слезы. — Я понимаю твои чувства, ангел, — шепчет Феликс, — честно, я понимаю, каково тебе, и мне так жаль, что ты прошел и проходишь через подобное… Хочешь, поделюсь с тобой своей историей? Хенджин поднимает голову и кивает, шмыгая носом. — Мои родители оставили меня одного жить в Южной Корее, когда я учился в старшей школе, — рассказывает Ли, — до этого они применяли физическое насилие, принуждали меня делать то, что я не хотел, контролировали каждый мой шаг. Я всегда был один, страдал от адского чувства одиночества, и зачем-то продолжаю скучать по родителям, даже если они оставили после себя лишь болезненные воспоминания. Психотерапевт говорит, что я должен увидеть свет, чтобы подружиться с тьмой. Хван гладит Феликса по бедрам и поднимается выше, к талии, обхватывая ее в объятиях и придвигаясь ближе. — Госпожа Чхве хоть и говорит подобными загадками, но советует дельные вещи, — Хенджин смотрит в заплаканные глаза мальчика и слегка улыбается, подбадривая, — Знаешь, в чем я уверен? В том, что всё будет в порядке. Всё обязательно будет в порядке, слышишь? — убирает руки с талии и кладет ладони на веснушчатые щеки. Феликс тонет в чужих глазах, чувствует на своей коже опаляющее дыхание Хенджина и расслабленно улыбается в ответ. Тысячи фейерверков взрываются в сознании, расстояние между лицами почти равно нулю — Ликс может рассмотреть как родинку под левым глазом, так и каждую ресничку, подрагивающую от слез. — Я увидел свет в тебе, — почти одними губами произносит Ли, — как сильное пламя твоей души разгорается во время танцев… Как ты рассказываешь о себе через каждое движение, каждый знак, зовешь к себе, протягивая руки в немом крике… Своим пламенем ты зажег что-то внутри меня, и я так сильно благодарен тебе просто за то, что ты есть… Хенджину кажется, что его сердце остановится от невозможно быстрого пульса. А затем следует одно движение, выбивающее воздух из легких. Одно движение, пускающее по телам сильные электрические разряды, переворачивающее сознание и расставляющее всё по своим местам. Хенджин подается вперед, мягко, почти невесомо касается губами Феликса, сливаясь в поцелуе. Голова начинает кружиться от огромного количества чувств, Ли хватается за крепкие плечи, неосознанно потянув парня на себя. Огни ночного города ярче освещают Сеул. Где-то в клубе, на первом этаже, целуются во время танца Момо и Чеен, заставляя Йеджи и Рюджин смущенно отворачиваться и прыскать от смеха в бокалы вишневого сока. Минхо обнимает Джисона на прощание перед тем, как уйти с Чимином и остальными дампирами на патрулирование, несколько людей ругаются с охранниками у входа, но все возможные звуки подавляются громкой музыкой. Музыкой, которую даже не слышно Феликсу и Хенджину, притягивающих друг друга сильнее во время поцелуя. Губы Феликса идеально ощущаются на губах Хенджина, сбившееся дыхание, громкие выдохи и невероятная палитра чувств — всё, что имеет значение. Ликс приоткрывает рот, впуская чужой язык, и неожиданно стонет, запутываясь пальцами в волосах Хвана. Хенджин поочередно кусает сначала верхнюю, затем нижнюю губу, спускается к шее и понимает, что впервые в жизни не испытывает желание впиться в чужую сонную артерию. Языком проходится от ключицы до нежного участка за ушком, прикусывает мочку, а Феликс распахивает глаза, наблюдая на небе миллионы ярких звезд. В микронаушниках дампиров раздается приказ окружить ночной клуб, защищая мороев и обычных людей: на другой стороне шоссе замечены три стригоя, из-за чего старшие вампиры встают рядом со стражниками, соединяют руки, пробуждая магию защитного кольца, почти такую, какой обладает Академия Святого Владимира. Тэхен замечает знакомую ледяную улыбку, что была такой родной и любимой много лет назад. Чонгук меняется в лице, приказывает стригоям разойтись и растворяется вместе с ними в ночной мгле. «Игра началась». «Посмотрим, кто победит, верно?»