***
После ночного отдыха голова Майка отдохнула лишь частично — данное состояние можно считать практически лицензией для паники. Обычно шесть часов сна творят с ним чудеса. Однако, он держит свою руку подальше от кнопки 'паниковать'. Вместо этого он звонит Хэйзел, чтобы дать отчёт о состоянии своих дел. Её реакция успокаивающе предсказуема. После щедрых проклятий в сторону авиакомпании, она предлагает одолжить ему немного денег, чтобы он мог перенести свой рейс обратно в Мэн. Он отказывается, уверяя, что сможет продержаться несколько дней. Она заполняет в его памяти некоторые пробелы, рассказывая, кто такой Доминик Макдэйд и о чём он должен с ним поговорить в Нью-Йорке. Когда он спрашивает об Эдди Каспбраке, она не находится с ответом. — Эдди Кассок? — повторяет она неуверенно. — Каспбрак, — уточняет Майк. — Не знаю такого. Может быть, у тебя есть ещё какая зацепка? — предполагает она. — Я могу попросить Харпера проверить городские архивы на Каспбраков. Сейчас она работает над двумя другими статьями, но не думаю что это займёт у неё много времени. — Да, я был бы признателен. Позже в тот же день Майк пытается позвонить Доминику Макдэйду. Ответила женщина и кратко сообщила ему, что в квартире нет никого по имени Доминик. Он настаивает, объясняя, что прилетел аж из штата Мэн, откуда родом семья Доминика. Эта новость не нашла в ней отклика. Согласно источникам Хейзел, он отправляется в Городской колледж, который окончил Доминик. Он поочерёдно посещает каждый из трёх кампусов, разговаривая с каждым административным сотрудником, который уделил бы ему время. Каждый человек либо не может, либо не хочет искать записи выпускника тридцатилетней давности. В течение всего дня Майк также пытается попытать счастья с Эдди Каспбраком. Он предпринимает неоднократные попытки дозвониться до резиденции Каспбрака, но автоответчик неизменно просит оставить голосовое сообщение. Сообщения он всё же не оставляет, предугадывая, что из-за данного решения его номер добавят в чёрный список, что является единственной верной реакцией на слова незнакомца 'возможно, вы меня не знаете, но я прилетел в Нью-Йорк, чтобы найти вас, только я понятия не имею, зачем'. Удача наконец-то повернулась к нему лицом с четвёртой попытки. На этот раз гудок длится некоторое время, прежде чем раздаётся женский голос. Майк чуть ли не выпрыгивает из кожи, взволнованный тем, что услышал голос, а не автоответчик. — Добрый вечер. Я ищу Эдди Каспбрака. — Что-то случилось? — спрашивает женщина. — Что вам нужно от моего сына? С ним что-то случилось? — Нет, мэм, — морщится Майк. Люди, вероятно, не выпаливают мэм и сэр в городской среде, если только кто-то не платит кучу денег за привилегию исключительного гостеприимства. — Я просто, э-эм. У меня к нему личный разговор. Нет причин для беспокойства, но дело всё же щепетильно. — Нет ничего такого щепетильного, с чем нельзя было бы поделиться с матерью мальчика. Майк чуть не стонет — ему и в голову не приходило, что он может просить к трубке ребёнка. — Это… Это не связано со здоровьем. — Это насчёт работы? Итак, Эдди Каспбрак — человек трудоспособного возраста. Приятно узнать, что Майк невольно не преследует несовершеннолетнего. — Да, — решается он. Такого рода прикрытие отлично подходит. — Вы могли позвонить ему в офис. Меж тем, это нецелесообразно заставлять его решать рабочие вопросы дома. — Извините, мэм, — Майку хочется ударить себя по лбу, когда снова непрошеное мэм вылетает из его уст. — Мне дали только этот контакт. Укоренившаяся вежливость может с лёгкостью сработать в его пользу. Какой бы бесцеремонной ни была миссис Каспбрак, в конце концов она даёт рабочий номер Эдди. Майк набирает номер, но ему сообщают, что Эдди Каспбрак уже ушёл. Но он не выходит из себя, так как заканчивает день с более ценной информацией, чем начал. Теперь у него есть название компании и адрес офиса.***
Майк находит офисное здание Эдди, в нескольких кварталах от Геральд-сквер. Само здание неожиданно узкое, а его вестибюль не больше туалетной кабинки. Охранник за стойкой почти не сопротивляется, даже не выслушав тщательно выстроенное алиби Майка. Он просит его подписать ведомость посетителей, затем машет ему в направлении лифтов. Можно с уверенностью заключить, что Эдди не работает на ЦРУ. Майк выходит из лифта на восьмом этаже, который разделяют две несвязанные компании. Он следует по указателю в инженерную консультирующую фирму, где работает Эдди. Женщина в очках улыбается ему, когда он проходит мимо стеклянных дверей, ведущих в их офис. — Здравствуйте, я могу чем-то помочь? — Здравствуйте, я… — Майк приподнимает пластиковый пакет, и она сталкивает с радостной надписью Хорошего дня! и характерным запахом соевого соуса. — У меня доставка для Эдди Каспбрака. — Хорошо. Подождите секунду, я сообщу его о вашем приходе. Майк благодарит её, прижимая к груди своё подношение. Он заставляет себя сохранять спокойствие, пока слушает весь разговор. Через некоторое время она прижимает трубку к плечу, обращаясь к Майку: — Он говорит, что ничего не заказывал. — А, да? — Майк изображает ложное непонимание и пожимает плечами. — Ну, доставка оплачена. Кто-то хочет быть уверенным, что он сыт. Её глаза расширяются от интриги, когда она снова подносит телефон к уху и возобновляет разговор с Эдди. Она, очевидно, говорит нужные слова, и вскоре снова кладёт трубку и говорит Майку, что Эдди сейчас выйдет. Она наклоняется вперёд и шепчет: — Я даже не знала, что Эдди с кем-то встречается. — О, для меня это тоже было шоком. К счастью, его дерзкий комментарий не отпугивает её. — К заказу прилагалась записка? Его тайная поклонница платила кредитной картой? А имя на чеке есть? Прежде чем Майк успевает разрушить её надежды собрать информацию о своём коллеге, из-за угла появляется мужчина. Уверенные шаги становятся осторожными. Он встречается взглядом с Майком и резко вдыхает. — Здравствуйте. Мне кажется, произошла какая-то путаница. Я ничего не заказывал. Майк застигнут врасплох всплеском эмоций, которые этот человек вызывает не чем иным, как своим внешним видом. Несомненно, это всё из-за его очень приятного лица, но всё же. Майк не может понять, что это за вторгающееся чувство — или, возможно, ему слишком стыдно, потому что это ужасно похоже на влечение. Как давно потерянное тепло или тоскливое чувство принадлежности. Майку требуется мгновение или два, чтобы прийти в себя. — Кто-то… Оформил этот заказ для Эдди Каспбрака, — в Майке не остаётся ни капли желания претворяться. — И… И это был я. Я оформил заказ. — Что? Майк улавливает слабый писк, доносящийся со стороны стойки регистрации. Пластик мнётся в его руке. — Мы можем поговорить? Может, на перерыве на обед или.? Эдди беспомощно переводит взгляд с Майка на девушку в очках. — Простите, но кто вы такой? — искренне извиняется он. — Я Майк Хэнлон, — затем: — Я тебя знаю, — Майк произносит эту часть для себя — скорее это часть осознания, чем информация, которую он хочет передать. Эдди повторяет его имя, перекатывая на своём языке. — Откуда же мы друг друга знаем? Майк улавливает тонкую разницу между откуда мы знаем друг друга и откуда ты меня знаешь. — Это может прозвучать странно, но… У меня нет для тебя простого ответа. Я расскажу тебе всё, что смогу, если у тебя будет время. И мы можем отправиться куда ты захочешь, на столько времени, сколько сможешь уделить. Полчаса, пятнадцать минут. Сколько угодно. Брови Эдди ещё больше хмурятся при изучении Майка. В итоге, его взгляд перемещается чуть выше плеча Майка, привлекая внимание секретарши. — Хэй, Юи, если Нат будет искать меня, можешь сказать ей, что я вышел на обед?***
Эдди отказывается от дешёвой еды на вынос, ссылаясь на свой длинный список аллергии. Майк откладывает еду в сторону и продолжает рассказывать о последних тридцати часах своей жизни, начиная с несвоевременной потери памяти и заканчивая обнаружением имени и номера Эдди в его телефоне. Эдди безропотно впитывает информацию. Майк надеется, что его лёгкое доверие вызвано тем же чувством, охватившее его самого ранее. — У меня в багаже есть ещё пару разных документов. Как только я получу его обратно, у меня, вероятно, будет лучшее представление о том, почему я ищу тебя, — говорит ему Майк. — Это твой первый урок, — начинает Эдди. — Никогда не сдавай свой багаж. Иметь дело с управлением транспортной безопасностью после одиннадцатого сентября настолько изнурительно, что это следует квалифицировать как олимпийский вид спорта. — Да, теперь я это понимаю, — признаётся Майк. — Мне пришлось сдать свою сумку, потому что у меня было шесть банок Мокси. Что, если подумать, я не могу понять, как я вообще пришёл к выводу, что взять их с собой будет хорошей идеей. Эдди с любопытством наклоняет голову. — Ты приехал с Мокси? Ты из штата Мэн? — Ага. В глазах Эдди появляется радостный блеск. — Я вырос в штате Мэн. — Правда? — Майк искренне удивлён. — Да, мы переехали… Шесть лет назад. И Мокси, я так странно относился к Мокси, — вспоминает Эдди. — Моя мать никогда не позволяла мне пить содовую, поэтому я пил её всякий раз, когда она не видела. На этот раз Майк не может сдержать смех, представляя (более) миниатюрную версию Эдди, незаметно пьющего содовую. — Видишь ли, я всегда думал, что на вкус она похожа на лекарство. Эдди краснеет так, будто ему выдвинули обвинение. — Не знаю, нравилась ли она мне когда-нибудь на вкус. Скорее, мне нравилось волнение от того, что делаешь что-то запрещённое. Подростковый бунт и всё такое. Некоторые дети употребляли алкоголь или никотин, а я — отвратительную сахарную бомбу. — Надо же, ты, кажется, настоящий преступник, — поддразнивает Майк. Эдди гордо улыбается. — В доме Каспбраков орудовала целая контрабанда. Мои друзья нередко тащили для меня содовую. 'А в тебе много дерзости, паренёк'. По телу Майка пробегает знакомая дрожь. — А кто так говорил? — Хм-м? — Ты только что кого-то пародировал, так ведь? — О, — Эдди, похоже, выходит из транса. — Я не знаю, откуда эта фраза. — Я слышал её раньше, — говорит Майк с глубокой уверенностью, источник которой он не может отследить. — Должно быть, это рекламный слоган или что-то ещё, — предполагает Эдди, но он убеждён не больше, чем Майк.***
Когда Эдди узнаёт, на какую компенсацию Майк имеет право за свой потерянный багаж, Эдди возмущается от его имени. Он бросается фразами, по типу 'бессовестное отношение, нарушающее общественный правопорядок' и 'не вынуждайте меня обращаться в суд'. Майк не видит в этом большой проблемы. Он уже смирился с тем, что ему придётся устраивать ежедневную стирку. Но Эдди не понравился такой расклад событий. Он требует помочь Майку приобрести предметы первой необходимости на оставшуюся часть его пребывания в Нью-Йорке. Как человек, обременённый горой образовательных кредитов, Эдди знает, как выжить в городе, который изо всех сил старается обескровить тебя. Эдди отвозит их в дальнюю часть Куинс — очень дальнюю. Они подъезжают к зданию, похожему на склад для вторсырья с вывесками. Надев медицинскую маску, Эдди ведёт Майка мимо покрытых плакатами двустворчатых дверей. Обстановка внутри здания похожа на внешнюю — это словно заброшенное место, если не считать открытые стеллажи с предметами одежды. По настойчивой просьбе Эдди Майк пробирается сквозь бесконечные ряды пластиковых вешалок. — Из какой части Мэн ты родом? — спрашивает Эдди, следуя за Майком. — Дерри. Такой маленький городок недалеко от Бангора. И без того большие глаза Эдди, казалось, увеличились вдвое. Хоть его рот прикрыт маской, у Майка нет сомнений, что за ней он широко раскрыт. — Я тоже из Дерри. — Я думал о такой вероятности. — Мы с тобой, должно быть, знали друг друга. Или, по крайней мере, перекидывались парой фраз. — Если тебе это поможет освежить память — мы были единственной чёрной семьёй в городе. — Вы были единственной? Не может быть, — скептически говорит Эдди. — Ну, это ты так думаешь. — Нет, ну правда, не может такого быть. Я… — Эдди прищуривает глаза. — А где ты учился? — В церковной школе на Нейболт-стрит. А ты? Эдди напрягается в тот момент, когда Майк упоминает Нейболт-стрит. Но затем он приходит в себя и отвечает, что учился в средней школе Дерри. — Я знал некоторых ребят из этой школы, — Майк пытается в закоулках своего подсознания найти их имена, но ничего не находит. — Ты говорил, что ты журналист, так? Может, ты хотел взять у меня интервью? — размышляет Эдди. — Надеюсь, ты не собираешься спрашивать меня о Дерри. Я ничего толком не помню, словно это было целую жизнь назад. — Что ж, значит, мы не только родом из одного и того же укромного уголка штата Мэн, но ещё и приятели по амнезии. — Твоя формулировка звучит жутко. Неужели ты думаешь, что место может быть настолько ужасным, что люди зарывают его глубоко в своё подсознание в ту же секунду, как покидают его? Майк не может сказать с уверенностью, шутит ли Эдди. — Я так понимаю, тебе там не очень понравилось? — Если судить по тем малым сохранившемся воспоминаниям? Местечко было не из приятных. Моя мама — она, кажется, помнит всё гораздо более подробно — не замолкает о том времени, когда какие-то придурки сломали мне руку. У меня было больше обидчиков, нежели друзей, — Эдди замолкает на короткое мгновение. — Но всё же друзья были. — Твои добытчики Мокси. — Они самые, — голос Эдди становится задумчивым. — У меня их было немного, но они были всем, в чём я когда-либо нуждался. Однако… Я даже сейчас не могу вспомнить их лиц. Майк пытается найти подходящие слова для поддержки. И всё же в очередной раз, не считая Хейзел и его коллег, слова, которые он находит для Эдди, выходят не слишком успокаивающими. — Знаешь, я тоже не могу вспомнить имён своих друзей детства. — Правда? Майк кивает. — И это довольно странно. Как будто кто-то собрал нас в один момент и, типа, загипнотизировал. Майк, не успев фальшиво рассмеяться, — сделать хоть что-то, чтобы надеть на себя маску вменяемости — слышит, как Эдди удовлетворённо хмыкает: — Это же целая история. Ты должен докопаться до сути, если там есть ответы на вопросы. Полчаса спустя Майк присмотрел себе ещё две рубашки и дополнительную пару джинс. Эдди уговаривает его примерить рубашку цвета тёмной орхидеи, сопровождая свои просьбы весьма по-глупому убедительными взмахами ресниц, обладающие гипнотическим эффектом. Поэтому Майк соглашается, ныряя в примерочную, которая представляет собой всего лишь полуметровый угол магазина, отгороженный тонкой занавеской. С застёгнутыми пуговицами рубашка плотно облегает его грудь. Несмотря на это, оценка Эдди ясна, когда Майк выходит из-за занавеса. — Ты должен её взять. Майк поводит плечами, проверяя свою мобильность в рубашке, которую он не собирается покупать. — Я даже на работе не ношу рубашки с пуговицами. — Тебе следует начать. И начать следует именно с этой. Майк поворачивается, чтобы посмотреть на Эдди, и замечает слегка розоватый оттенок на его лице, выглядывающий из-под маски. Майку хочется обвинить материал рубашки с длинными рукавами в том, что по его телу внезапно разлилось тепло. Он неожиданно радуется, что лицо Эдди наполовину закрыто, абсолютно уверенный, что, будь он без маски, ему было бы намного труднее отказаться от рубашки. — Мне нужно сэкономить немного денег на еду, — возражает Майк. — Пицца по цене доллара, конечно, великолепна, но я бы предпочёл питаться чем-то другим в течение следующей недели. Эдди протягивает руку и касается ткани воротника, пальцы скользят по краю вниз, к верхней пуговице. У Майка на долю секунды возникает фантаз… То есть, мысль. У него мелькает безумная, сумасбродная мысль, в которой Эдди вот-вот расстегнёт рубашку, снимет её прямо с тела Майка и подойдёт с ней к кассиру. Но Эдди не делает ничего из перечисленного. Очевидно. Всё, что он делает — вытаскивает бумажник, размахивая кредитной карточкой. — Всё нормально. Ты можешь вернуть мне деньги потом. То есть, что Дельта может вернуть мне деньги, — он отводит Майка обратно за занавеску, непреклонно похлопывая его по плечу. Чуть позже, Эдди достаёт свой телефон и даёт его Майку, чтобы тот написал свой номер. — Я должен убедиться, что смогу связаться с тобой, как только придёт чек, — рассуждает он, прежде чем подойти к концу очереди на кассу, держа в руках новые находки Майка.***
Эдди паркуется недалеко от входа в мотель Майка. Он достаёт из сумки коробочку с таблетками и щелчком открывает крышку одного отделения. Он высыпает его содержимое на ладонь и в сухую проглатывает таблетки с невозмутимостью эксперта. — А для чего они? — интересуется Майк. — Просто ночной приём, — отвечает Эдди. — Разные добавки, для контроля артериального давления, для пищев... Э-эм, в общем, всякое, что мне нужно контролировать. — А-а, — Майк замирает, не слишком взволнованный перспективой выйти из машины Эдди. Даже после того, как он с удивлением осознаёт: — Мы провели почти весь день вместе. — Кажется, да, — шепчет Эдди. — Почему с тобой так легко общаться? — Почему тебя так легко слушать? — парирует Майк. — Это потому, что ты журналист, — решает Эдди. — Ты когда-нибудь хотел бы оказаться перед камерой? Ты очень красивый, — откровенничает он, даже когда опускает взгляд. — В новостях нет никого, похожего на тебя. — Я думаю, что их выбирают преднамеренно, — фыркает Майк. — Их мир не для меня. Я предпочитаю копаться в вещах. Раньше мне это не нравилось, но с каждым днём я всё больше и больше становлюсь сыном своего отца. Мой отец вёл неофициальную историю Дерри. — В самом деле? Это здорово, — серьёзно произносит Эдди, затаив дыхание от восхищения. — И замечательно, что ты занимаешься тем, чем нравится. Ты когда-нибудь хотел быть журналистом в другом месте? Или ты хочешь и дальше торчать в Дерри? — Ну, люди нередко говорят придерживаться того, что тебе знакомо, да? — уклончиво отвечает Майк. — Хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю достаточно о Дерри. Как будто этот город — нераскрытое дело, которое нельзя распутать за одну жизнь. Я могу и дальше продолжать упрямо копать информацию с одного и того же участка земли, так и никогда не достигнув дна. Эдди молчит, побуждая Майка продолжать. — Но в то же время… Я прихожу сюда и сам вижу, как много в мире я не замечаю. Я проехал меньше 500 миль, чтобы понять это. Я нахожусь в совершенно другом мире, а я ведь даже не выезжал из страны. — Ага... — Как бы… Там есть множество сокровищ, изобилие открытий, лежащих в ожидании. И я наткнулся только на крупицу этого. На йоту, на долю крупинки. Когда Майк поворачивается к Эдди, на его лице сияет восхищение. У Майка возникает непонятное ощущение, будто он уже видел это выражение раньше, на этом самом лице. Но что-то было не так, возможно, раньше оно было адресовано кому-то другому. — А чем ты хочешь заниматься? — Майк правда хочет знать. Внезапно отсутствующий взгляд Эдди отбрасывает тень сомнения. — Не знаю. Вероятно не то, что я делаю сейчас. — Твоя нынешняя работа кажется спокойной, — дипломатично замечает Майк. — Именно поэтому моя мама хочет, чтобы я этим занимался, — бормочет Эдди. — Ну, некоторые моменты меня действительно устраивают. Например, у нас есть один проект по безопасности автомобилей. Мы заполняем эти огромные пробелы в данных из-за стандартов, установленных автомобильной промышленностью, — он делает паузу для большей выразительности. — И, Майк. Это ужасно, насколько подвержены риску системы безопасности из-за непредусмотрительных исследований. Ты знал, что у женщин риск получить травму в автокатастрофе на восемьдесят процентов выше, потому что исследователи цепляются за свои однотипные манекены для краш-тестов? — Это и правда ужасно, — соглашается Майк. — Может быть, твоя следующая работа будет заключаться в разработке системы безопасности для автомобилей. — Может быть, — допускает данную мысль Эдди. — Я бы очень хотел принять участие в процессе тестирования. Мне нравится копаться в технике. Знаешь, на самом деле у меня было собеседование в компании по тестированию автомобилей, но моя мать отговорила меня. Она беспокоилась о чрезмерном воздействии паров, несчастных случаях на рабочем месте… Обо всём. — Она прям защитница. Ну, моя мама такая же, но… Ты пытался её уговорить? — спрашивает Майк. — Возможно, если ты покажешь ей, что к этому у тебя лежит душа, она поддержит тебя. В конце концов, большинство родителей желают счастья своим детям. — Уж не знаю, подходит ли она под категорию 'большинство родителей', — и вдруг телефон Эдди прерывается пронзительной трелью. — О, отлично, стоило мне только произнести её имя, и вуаля, — он смотрит на дисплей своего телефон. — Ага. Как будто мы её призвали. — Кажется, это знак, что я должен отпустить тебя заниматься своими делами, — Майку следует постыдиться своей заметной грусти из-за окончания вечера. — И, кстати, спасибо, что подвёз. — Всегда пожалуйста, — Эдди бросает свой телефон в сумку, игнорируя её трель. — Ты напишешь мне? Когда вспомнишь, почему ты меня ищешь. — Обязательно, — Майк уже собирается открыть дверь машины и выйти, как вдруг в голове рождается отличная мысль. — О, кстати, рубашка, за которую ты заплатил? Я не знаю, когда поступит компенсация, так что… Что, если я приглашу тебя завтра на обед или ужин? Тогда мы можем считать, что мы квиты? Лицо Эдди словно торжествующе сияет, что само по себе является ответом.***
22/11/94 После своего последнего урока Эдди отвёз нас в место, где какие-нибудь люди, как Дон Рой и Брэд Донован, коротали своё время, где из-за тяжёлых вдохов окна их машины запотевали. Я знал, что планы Эдди были приличными. Я знаю, что он хотел поговорить, я просто понятия не имел, о чём. И конечно, в первую очередь на ум приходили самые худшие сценарии. Я даже не хочу записывать то, что возникло в моей несчастной голове. Я тихо доводил себя до исступления, пока Эдди готовился выплеснуть всё необходимое из груди. Мы сидели вместе, с моими наименее благородными мыслями в голове и астматическим дыханием Эдди. Затем Эдди задрожал, признаваясь, как он скучает по своим друзьям. Моё сердце разрывалось пополам, пока я слушал как голос Эдди описывает то чувство потери, которое покоилось и в моей груди. Я ответил тем же, предложив своё собственное горе в качестве своего рода компенсации. А потом он сказал, что ему так и не удалось сказать Биллу и Ричи, что он их любит. Сначала я ничего не понял. — Я точно слышал, как ты говорил им это, — сказал я. Эдди покачал головой, но не стал вдаваться в подробности. Снова наступила тишина, поэтому я потянулась к его руке и взяла её в свою. Другой рукой он прикрыл глаза. Внезапно у меня появилось более ясное представление о том, что Эдди пытался сказать. Но я не мог быть уверен. Я мог только догадываться, что это было нечто похожее на то, что мне пришлось узнавать о себе. Что-то, чему я никогда не мог подобрать слов. Я даже не знал, насколько это может помочь Эдди, но, тем не менее, попытался ему рассказать. Я дошёл до одного момента: — Когда Билл и Бев были вместе, я… Эдди перевёл на меня свои красные глаза. — Ты что? — Я хотел, чтобы Бев уже просто ответила на чувства Бена. Я бы не удивился, если бы маленькая рука Эдди с птичьими костями сломала мою — так крепко он её сжимал. — Но с Ричи тебе придётся разбираться самому, — продолжил я, и эти слова помогли снять напряжение. После этого ему было легче открыться. Он признался, что большую часть средней школы был без ума от Билла, прежде чем его привязанность перешла к Ричи. Я не могу сказать, что предвидел такие события, но, оглядываясь назад на те дни с этой новой информацией в руках, это имело смысл. Сердце Эдди слишком велико, чтобы его можно было сдерживать. Просветы привязанности, которые он испытывал — к Биллу и к Ричи, — исходили от него, как нечто осязаемое. Я признался, что тоже не особенно интересовался девушками. Я никогда раньше не связывал это с гендерными предпочтениями. Для меня это было скорее общее отсутствие интереса. Только поход, который поместил меня в одну палатку с Биллом, отнял эту самонадеянность. Но я не хотел, чтобы это осознание стало какой-то вехой, меняющей мою личность. Влечение к моему ультра-харизматичному другу было тем, что я испытывал, а не тем, кем я был. Именно так я хотел думать. Эдди мог понять такое нежелание повесить на себя окончательный ярлык. Отлично мог понять, особенно если в этом крылся глубоко укоренившийся страх перед болезнями, которые предположительно связаны с упомянутым ярлыком. Он также привык винить в этом свой неудачный опыт общения с женщинами на протяжении всей жизни, за исключением Бев. То есть прямо перед тем, как она бесследно исчезла. А потом я сказал кое-что глупое. Нечто фундаментально безмозглое. Я спросил, не хочет ли он меня поцеловать. К моей чести, я не произносил слов 'просто чтобы убедиться' или нечто близкое по смыслу, хотя подтекст был до боли ясен. Да. Я знаю. Я ЗНАЮ. Эдди по праву отказал мне, осторожно и мило. Он не хотел делать этого из соображения удобства, особенно когда это имело огромное значение. Он не хотел жертвовать своей единственной оставшейся дружбой на алтарь экспериментов. Я проглотил своё разочарование и постарался не выглядеть задетым. Наверное, мне было любопытно, и Эдди действительно выглядел привлекательно на фоне солнца, опускающегося за горизонт. Но он принял верное решение, ведь так будет лучше для нас обоих. Дело в том, что нам не нужно было целоваться, чтобы смириться с тем, кто мы есть. И нам не нужно было целоваться, чтобы понять, что мы нашли друг в друге что-то особенное. Наше общение было настолько целостным, что в нём не было никаких недостатков. И я глубоко уверен, что мы не скоро сможем найти друг другу замену.