Любовь вражды

      По окончанию вещания Фарагонды пространство захватывает молчание. Оно разбавляется стуком часов да выравнивающимся безмолвием дыханием обеих. Гриффин сидит в кресле той лицом к окну и сосредоточенно смотрит вдаль, подпирая голову левой рукой. Её собеседница лежит на диване с прикрытыми веками, укутавшись в плед, повернувшись к спинке сидения. Обе неподвижны. Лица ничего не выражают. Естественный и удовлетворяющий их перерыв. Каждая в размышлениях, другой ясных без слов.       Оживление вносят раздающиеся по коридору припрыгивающие шаги, у двери замирающие да превращающиеся в стук. Входит Визгис в дорожном болотном плаще, осматривает присутствующих пристально, с прищуром-усмешкой. Директриса Облачной Башни разворачивается, при виде его ухмыляется и ожидает дальнейшего развития событий. Директриса Алфеи переворачивается, слабо улыбается стоящему в дверях коллеге, показывая взглядом на стул.       – Извиняйте за удовольствие встречи, девочки, – задорно начинает лепрекон да останавливается посреди кабинета. – Забирал у Зельды почту. Передала и вам, – подскочил к обеим по очереди, всучил письма да вернулся на место. – До этого видел леди Ханин в лесу. Трепетно просит к себе «Мать Алфеи», – нежно смотрит на хозяйку кабинета. – Там же столкнулся с маэстро Айдартжем-младшим. Злобно требует «Сердце Башни», – насмешливо зыркает на её гостью да, поклонившись обеим, удаляется вприпрыжку.       Фарагонда взволнованно вскакивает с места, стремительно направляется в свою комнату. Вскоре выходит в синем плаще и с убранными ободком распущенными волосами. Гриффин вопросительно смотрит на неё, колдуя портал.       – Потом поговорим, моя леди. Обеим надо спешить. Как освобожусь, загляну к тебе, – торопливо лепечет колдунья, целуя ведьму в щёки и исчезая одновременно с ней.

***

      Подчёркнутое безразличие Облачной Башни стабильно сопровождает Фарагонду. Привычное явление, а потому воспринимается стоически спокойно. Зато отсутствие обитательниц замка да изменчивость коридоров нервируют – это и про внутренние неурядицы, и про взвинченное состояние Гриффин, и про дополнительные сложности в поисках кабинета той. Однако колдунье ничего не остаётся, кроме очередной попытки. С перерывом в неделю она уже второй раз приходит туда по вечерам – безрезультатно. Еле выбирается обратно. Зря тратит время. А связаться с искомой ведьмой не получается. Усталость с неизвестностью тяжким грузом ползут следом. Ощущение не ново, но от этого не менее удручающе.       Очередной марш-бросок по пустой Башне. Боль в ногах и спине требуют покоя. Фарагонда облокачивается на стену. Неподалёку слышится цокот каблуков. Заратустра. Встреча взглядов – вопросительных, надменных, пристальных. Они таращатся на друг друга, пока стена с полом позади колдуньи не разъезжаются. Бьянки теряет равновесие. Севакару хватает её за руку и тянет к себе. Из-за наклона в сторону ведьмы обе падают. Раскрасневшись, директриса школы фей пытается подняться с не менее красной преподавательницы-ведьмы.       – Это случайность, Фарагонда, – озадаченно отмечает женщина, поднимаясь да отряхиваясь. – Что забыли у нас?       – Заратустра, увидеть тут умысел смогла бы Гриффин, но не я. Вы в порядке? – буднично подмечает собеседница той, слегка улыбнувшись. – Ищу вашу директрису. Уже второй раз за две недели.       – Ваша правда. В полном, – отведя взгляд и прикусив губу, отвечает Заратустра. – За это время леди Гриффин было видно пару раз. Сегодня утром Эдилтруд видела её в крипте. Там или нет – не знаю. Вас проводить туда?       – Буду признательна, – напряжённо отзывается колдунья, призывая трость.       Вспышка обжигает ладони. Повторная попытка приводит к тому же результату. Севакару молча берёт под руку и ведёт. Так они продвигаются, подстраиваясь под капризы замка либо прогибая их под себя силами сопровождающей ведьмы. Дорога ощущается бесконечной из-за нарастающего волнения от известия о скрытности Гриффин, из-за спорной по приязни компании, из-за медленного продвижения. Позже спутницы спускаются-таки в крипту.       Гриффин бьётся в судорогах на полу. Фарагонда подскакивает к ней, кладёт пальцы на виски и собирается распределить магию, но тут же одёргивает руки, вспомнив неудачу с тростью. Заратустра ждёт указаний. Директриса Алфеи кладёт её руки на виски страдающей и поворачивает лицом к себе, начиная шептать заклинание. Ведьма повторяет. Вскоре директриса Облачной Башни успокаивается.       К ним входит Эдилтруд. Переглянувшись с сестрой, помогает де Лакоста-младшей подняться, пока Заратустра оказывает ту же услугу Бьянки. Сформировавшимися дуэтами идут прочь из крипты. Движутся в немом недовольстве с ожиданием бури. В директорском кабинете сёстры Севакару усаживают их в кресла да выжидающе смотрят на колдунью. Та мотает головой – они спешно удаляются. Хозяйка кабинета часто моргает, приходя в себя.       – Классно потрахались с какой-то Ханин? А с моими Севакару тоже успела? – холодно интересуется она, вцепившись в подлокотники.       – Поинтересуйся у Башни, чем мы занимались с Заратустрой и с Эдилтруд. А про Ханин сейчас ты не в состоянии слушать, – закатывая глаза, цедит сквозь зубы её собеседница.       – Поинтересуюсь непременно! И слушать я в состоянии! – кричит Гриффин, вскочив да отшвырнув кресло в окно.       Осколки летят в лицо Фарагонде – не реагирует, наблюдая. Хозяйка кабинета срывает шторы и бьёт ими шкафы. Вскоре бросает в окно карниз, уходит в свои покои, хлопнув дверью. Разносится грохот. Немного погодя, колдунья открывает дверь и видит перевёрнутую верх дном комнату, стоящую у окна ведьму. Бесшумно подходит.       – Уйди вон, потаскуха! – рычит ведьма. – Немедленно!       – Ты поужинала, милая? – невозмутимо спрашивает собеседница.       Директриса Облачной Башни разворачивается с изумлённым выражением. Лицо источает холод, боль, ярость настолько явственно, что внутри у директрисы Алфеи всё сжимается, её пробивает дрожь.       – Нет, я уже три дня ничего не ела, – опустошённо шепчет Гриффин, доставая осколки с её лица. – Да, у тебя ничего не было с моими Севакару.       – Почему? – кладя ей ладони на грудь, спрашивает Фарагонда. – И не будет. Мы не интересуем друг друга как женщины.       – Слишком много всего. Пока не хочу говорить об этом, – смазывая кровь да слизывая с пальцев, обозначает ведьма. – Оно и видно. А Ханин?       – Я тебя услышала, – надавив по очереди на левую и правую груди, шепчет колдунья. – Ничего не было да быть не может. Потом объясню и познакомлю. Может, поедим? Я голодная.       – Договорились, – прикусив губу от удовольствия и кладя руки её на бёдра, лепечет директриса школы ведьм. – В каком плане голодная?       – Во всех, – заигрывающе сообщает директриса школы фей, прижимаясь. – Но пока нам лучше поесть еды. И неплохо бы отвлечься.       С кивком Гриффин остраняется от неё и оставляет одну. Фарагонда плюхается на постель, массируя виски. Расслабившись, впадает в полудрёму к моменту возвращения ожидаемой. Директриса Облачной Башни привозит стальную тележку. На ней посуда из чёрного мрамора с голубыми прожилками: четыре колпака, две чашки, чайник-заварник, подставки с хлебом и со сладостями, – да серебряные столовые приборы. Слетают колпаки с двух тарелок – того же материала, – с супом из осьминога. Пришедшая присаживается на постель и приступает к трапезе, гостья – следом.       – Экзотично и вкусно. Новый повар? – облизнув губы, умиротворённо спрашивает директриса Алфеи. – Кстати, почему я не могу колдовать?       – Сносно. Да, Аукат Скривано – племянник Барбатеи, – осведомляет собеседница, мешая суп. – Ты Башне не нравишься, на что я повлиять не могу.       – Припоминаю. Твой поклонник и славный малый, – с улыбкой отмечает колдунья, откусывая хлеб. – Миленько. Значит, ей и на тебя наплевать, раз не даёт помогать.       – Лучшее, что есть среди почитателей. После тебя, – самодовольно замечает ведьма, вытирая рот салфеткой. – Тут дело в осторожности. В видении Башни, ты можешь мне как навредить, так и помочь. Возвращаясь к прерванной тогда беседе… Гризельда или Кодаторта жаловались на издевательства над ними?       – Тебе виднее, – смущённо лепечет Фарагонда, открывая тарелки с морковным пюре и мясом баранины. – А ещё он умница – я как раз хотела баранину! А какая сочная… Резонно. Однако слепая осторожность хуже наивной беспечности. Нет. Не в их характере. Но отношение к тебе у первой стало лишь хуже, в то время как второй – к несчастью Офелии и как ты уже знаешь, – влюбился в тебя. Кто ж знал, что мальчик – мазохист. А ты, получается, садистка?       – Я тоже её хотела, потому выбора не было у моего поварёнка. Верное изречение, – разрезая мясо и жуя пюре, молвит Гриффин. – Видимо, весь запал негодования Блоссом исчерпала во время плена. Кодаторта же стойко переносил лишения, часто норовил сбежать или спасти эту припадочную. Сразу видно, Бертольд – в плане мазохизма тоже, у них это семейная черта. Его чувства ко мне не заметил бы только мертвец. Гуариджоне это не урезонило, за что она была в итоге вознаграждена. А я садомазо – смотря с кем.       – Возможно, но её можно понять – вы с Мандрагорой оказались бессовестны и бесчеловечны. Мало кому такое придётся по вкусу, – намазывая баранину пюре да поглощая, констатирует гостья. – Увы, но да – на примере Хагена заметила и благородство, и жертвенность с тягой к мучениям. Да, Офелия смогла показать Кодаторте, чего он на самом деле заслуживает. Но я так и не поняла, что у вас было с ним. Мазохисткой ты была с Валтором, если не ошибаюсь? А ещё с кем?       – Издержки профессии. Необязательно каждый раз напоминать о том, какая я тварь. Такое не забывается, – фыркает хозяйка комнаты, разливая чай с имбирём и лимоном. – А ведь это и подкупает таких неженок как ты или похожих на меня сволочей. Бертольды – удобный материал. Лучше бы Гуариджоне сумела понять, чего заслуживает сама. С Кодатортой у нас были интересные истории, милая. Можно опять сделать виток в любовные похождения, если хочешь. Да, с Валтором, с матерью и с ещё несколькими. Жертвы моего садизма тебя не интересуют, значит? – заигрывающе отмечает, кладя ей ладонь на колено.       – Попавшая под дурное влияние, совершавшая ошибки женщина – да. Тварь и сволочь – нет, – разламывая зефир и придвигаясь ближе, твёрдо говорит колдунья. – Формулировка мне не нравится, но и не согласится с ней не могу. Корректнее сказать, что оба из тех, кто готов ради любви делать над собой усилия. И то, это не всегда о них. Не нам с тобой решать, чего заслуживает Офелия. Да, они с Кодатортой слишком разные, но и мы с тобой – те ещё контрасты. Заинтриговала, потому я за. Жертвы твоего садизма мне известны – вся Облачная Башня, все твои враги и даже я.       – Из-за твоих оправданий становится мерзко от самой себя. Ты слишком светлая для этого мира. И я никак не могу понять, почему? Так много чувствуешь, столько раз была сломлена людьми, обстоятельствами, но всё равно продолжаешь нести добро и искать его в других, – мрачно бормочет ведьма, отхлёбывая чай да поглаживая её колено. – В их случае дело и в воспитании. Чему научили, тем блеснули. Моя трактовка мне нравится больше, она вернее. Одно дело – наша разница, совсем другое – их. Гуариджоне не создана для повесы вроде Бертольда. Но дело не моё – в этом ты права. В таком случае, пальма первенства в новом витке любовных историй у тебя. Только не про Хагена – не им одним мир держится. Тут добавить могу многие лица, но позднее, мазохистка моя.       – Дарить свет, быть им меня учили люди и обстоятельства – иногда из вредности, но обычно в ответ. Что несёшь в себе, то видишь в других. Да и иначе я не умею, не хочу. «Когда везде светло, продолжай светить. В любой момент может потемнеть, а тогда твой свет будет очень кстати,» – так говорила бабушка Верена. Я с ней согласна, – простодушно отзывается директриса школы фей, накрывая её ладонь своей да сжимая. – И это тоже, само собой. Офелию Кодаторта устраивает, а она – его. Тут ничего не поделаешь. Лучший вариант отношений – совместная над ними работа при взаимном выборе друг друга. И у них это есть…       – О, с Вереной Пихимус у вас тяга к мудрым изречениям – семейная черта. Грандиозная была личность… Из всего этого мне откликается лишь тезис об отзеркаливании сути личности в мир, – перебивает директриса школы ведьм, раскрывая конфету и прерываясь на жевание. – А мотивация твоя яснее не стала – слишком поверхностно да банально. В чём права, в том права.       – Имя с фамилией были для неё идеальны. Сама она была великолепна, – меланхолично отмечает Фарагонда, кладя голову на плечо той. – Благодаря воспоминаниям о бабушке и твоему непониманию я припомнила Циллу. О союзе с ней и расскажу…