Любовь вражды

      Выбирали с Саладином подарок Хагену на день рождения. Сошлись на поисках оружия и экипировки. Мой спутник подошёл к этому, как всегда, с чрезмерным перфекционизмом. «Крошечная потёртость или трещинка – худший брак! Едва заметная пылинка – плохие условия хранения!» – подобные изречения он щедро раздавал. Потому мы скитались уже неделю по разным планетам. Решили поискать в Магиксе. Айдартж согласился неохотно – по его словам, это последнее место, где стоит искать. Но время поджимало – оставалось три дня. Потому ему пришлось дать шанс своей родине.       Впредь я зареклась с ним выбирать подарки. Постоянные скандалы между ним и продавцами регулировала я. Это изрядно расстраивало нервы. Ещё пуще доставал меня он сам – феноменальное упрямство, нерушимое желание сделать всё идеально, пылкая страсть конфликтовать… Как бы привычно всё это ни было, в тот раз будто было иначе да сильнее выражено. Все попытки усмирить, вразумить его оказывались бессмысленными. «От разговоров с камнем и то толку больше,» – всё чаще замечала я.       (Длительная пауза – обеспокоенно-пристальный взгляд на обожённую ворочающуюся Ханин) Ах да… Скитания по оружейным проходили в том же духе, что и раньше. Моё внимание привлекла антикварная лавка. Саладин тоже заинтересовался. Это я поняла по нашим переглядкам и синхронному повороту туда. Чем ближе мы подходили к ней, тем меньше поблизости оказывалось людей. Энергетика также менялась, контрастируя сочетаниями: то обжигавшая, то леденившая; то удушавшая, то освобождавшая; то спокойная, то буйная, – но однозначно яркая. Узнать и хотелось, и желание таяло.       В захламлённом помещении свечи летали туда-сюда, напоминая светлячков. Пыль изобилировала, из-за чего Айдартж часто чихал. В мыслях начала обратный отсчёт до момента, пока мой спутник потащит меня прочь. Однако он лишь углублялся внутрь, всё тщательно рассматривая, аккуратно ощупывая. Когда я досчитала до нуля, мы по-прежнему были там. И не одни. Отчётливо слышались шаги по скрипевшим половицам. Идея встретиться с хозяином или хозяйкой соблазняла возможностью обратиться за помощью. Потому двинулась к звуку, разминувшись с Дином. Лучше бы я этого не делала…       Навстречу вышла Цирцея де Лакоста. Кровь усиленно бурлила, будто похлёбка в котле. Всю трясло хуже, чем в лихорадке. Не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Испепеляющая изнутри – странно, что не снаружи тоже, – ярость. Ядовитое презрение – если бы оно было материально, я бы и сама отравилась, и всё вокруг окутала ядом. Тяжёлая боль – будто распарывали шрамы, прижигая да морозя.       (Тяжёлый протяжный вздох при виде Алексиуса в ожогах, нервное сглатывание) Твоя мать душила меня. Отвлекаться – глупое и дорогое удовольствие, в чём я убедилась в очередной раз. Не могла ни слова сказать, ни телом шелохнуться, ни магией отреагировать. Пустые серые глаза. Они подходят смерти. И то вряд ли. Преследовали меня во снах да наяву, наводя всеобъемлющий страх. А тогда я не видела ничего, кроме них. И предпочла бы умереть, чем смотреть. Если бы в её очах была хоть одна эмоция – я бы справилась. С липким оцепенением. С душераздирающим ужасом. С собственной никчёмностью. Но я опять терпела да уступала.       – Позор рода Бьянки, – брезгливо констатировала Цирцея. – И его последнее звено, – облизнула губы.       Хватка усилилась. Глаза застилало красным. Их ослепляло бешенство. «Должна выбраться! Обязана поквитаться!» – на повторе вопило сознание. Всё вокруг темнело. «Не будь ничтожеством! Хоть раз не будь!» – не унимался мозг.       – Убить её – моя задача, – донёсся твой голос сзади.       Дышать стало легче. Гнёт её ауры отступал. Зато внутренняя буря набирала мощность. Цирцея швырнула меня. Острый предмет впился в спину. Разряд молнии прошёлся по телу. Потекла кровь. Но меня это не волновало. В попытках встать падала, из-за чего становилось больнее. Вот только физическая боль в подмётки не годилась душевной. Пережитые страдания с новообретённым унижением от вас обеих подстёгивали действовать. От Цирцеи её заявления предполагала, но не намеревалась терпеть. Услышанное от тебя наполнило сталью бешенства.       – Ты можешь лишь любить эту дуру, – презрительный плевок твоей матери. – Поэтому вам обеим пора умереть.       – Умрёте вы, не я! Здесь и сейчас! – заорала я, лишаясь самообладания.       – Оптимистично и наивно, – фыркнула ты.       – Заткнись, паскуда! Гори в муках! – накопившаяся желчь выплёскивалась наружу. В форме магии в том числе.       Чашу моего терпения перевесило. Если долго сдерживаешься, однажды случается взрыв. И он переиначивает всё: подсвечивая игнорируемое, выстраивает пазл старо-новой истины в себе. Оставаясь той же, неизбежно обновляешься. В тот момент я разломилась надвое: на себя-до и на себя-после. Родившаяся версия – олицетворение подавляемой стороны. (Дрожь в голосе, грустно-нежный взор на угомонившуюся дочь) Она наградила меня ненавистью не только к твоей матери, но и к тебе. Это было так целительно, освобождающе… Словно цепи спали. Вместе с тем раздирающе. Стремительность охватывающего состояния поглощала меня безрассудством. Потому мало что помню, если это не чувства и не сильные последствия. Как нелепо да глупо… Однако тогда было естественной необходимостью. (Горькая усмешка, удивлённое рассматривание крутящегося племянника)       Пожар же таковой не являлся. Случайная закономерность – да, пожалуй. Теория стихий давалась легко. Практики же не было. Вот и случилась. Горечь злобы, запал мук как основные чувства материализовались в огонь. Жажда мести, стремление к свободе как исходящие из них сформировались в ветер. Или наоборот. Как именно и коим образом – не знаю. Даже не сразу поняла, что делала это я. Понимание чего бы то ни было являлось недоступным в тот момент.       Волна взрыва отшвырнула. За ней последовали другие. Истерический смех-свист. Испаряющиеся от жара слёзы-искры. Шатало даже лёжа. Кашель от дыма резал пеплом, наждачил кипением. Вот когда я была по-настоящему близка к смерти, а не в хватке твоей матери… «Живи, припадочная!» – то ли я себе угрожающе вторила, то ли кто-то отчаянно шептал. Отключилась в тепле чьих-то рук, ощущая себя жертвой, осознавая – виновницей.       Лучше бы не вспоминала – стало лишь хуже… (Прикусывание губы, прикрытие век)