Любовь вражды

      Она вызвала на встречу в антикварной лавке Магикса. Тенебрис узнавали, видимо, раньше меня. Иначе я не могла объяснить освобождение от заданий да настойчивую отправку к Цирцее. Бесила и неясность их взаимоотношений, и невозможность формально отвертеться. В первом случае всё чаще подозревала, что взаимоотношения этой четвёрки сложнее, чем поверхностное знакомство из-за пристройства меня в Башню. Во втором же подтверждаемая уважительностью отмазка была единственным ключом к переносу либо отмене аудиенций. Мне совершенно не хотелось знать, чем чреваты самовольные неявки. И как раз потому, что я имела представление об этом.       Как бы я активно ни отдалялась от неё, де Лакоста-старшая настойчиво не выпускала меня из виду. Неважно, скрывала я себя или свои слабости, она всегда знала, где я да на что давить. Разумеется, использовала свои знания искусно. Я могла сколько угодно сопротивляться влиянию Цирцеи, но меньше от этого оно не становилось. Не приду сама – ворвётся даже в разум и доведёт до беспомощного припадка. Пойду против – заставит пожалеть. Она была сильнее меня интеллектуально, психически, физически, магически. Власть надо мной по-настоящему была лишь у де Лакоста-старшей. Уйти от трёх сестёр я могла бы, а от неё – никогда. Между нами была связь неясной мне природы, нерушимая моими неугомонными усилиями. Впрочем, это актуально всегда, пока да если Цирцея жива.       Выбор аннулирован – таков вердикт с рождения, такое клеймо до смерти. Потому делала всё, чтобы заполучить право распоряжаться своей жизнью. Желание превзойти и уничтожить её – ради этого я живу. Исключительно по данной причине ненависть – неисчерпаемое топливо да главная основа моей личности. Я должна сломить разламывающую меня. Мне необходимо запустить по крови, в рассудок де Лакоста все мои муки из-за неё, от неё. Увидеть её смерть – меньшая награда. Узреть её страдания, способствовать им – вот что я хочу. Но не мне тогдашней о том помышлять. Да и нынешней ли? (Едкая усмешка, едва заметная дрожь)       Пересечение с Цирцеей в тот раз старалась избежать не только из-за потенциального гнёта во всех ипостасях. Тогда в первый раз забеременела от Кодаторты. И это обстоятельство было последним, о чём моей придурочной мамаше надо было знать. Я намеревалась действовать без её ведома хотя бы раз. На следующий день условилась с Офелией на аборт – согласие пришло сразу, без вопросов, за что я и люблю людей да существ дела вроде неё. Для Гуариджоне он грозился стать не только практикой способностей – это я смаковала особенно, берегла напоследок.       Могла бы я хоть что-то скрыть от персональной Мойры! «Родишь, когда я решу и позволю,» – первая реплика той встречи. Как же мне захотелось родить назло тайком! Как всегда, её всевидящее око выяснило данный умысел раньше, чем он пришёл мне на ум. «Пойдёшь против меня – смерть станет мечтой,» – и я прекрасно знала, что пафоса в словах нет, лишь угрожающая констатация. Неоднократно приходилось убеждаться. Например, изменение моего потока магии – болезненно, знаешь ли. Или лишение сна, воды, еды. Либо насилие с изнасилованиями – при всей привычности мучительно каждый раз. Также воздействие на сознание – редкое, но самое ненавистное «удовольствие». И прочее, и тому подобное. Причём изощрённое, не перестающее удивлять. Потому мне оставалось подчиняться. Опять.       (Закатывание глаз, фыркание) На замечание, что не смогу беременеть постоянно, что детям лучше умереть, чем быть моими, де Лакоста-старшая ядовито рассмеялась. Хотелось задушить её или себя. Оба варианта были нереалистичны. Потому оставалось сдерживать тошноту и бешенство. «Де Лакоста крайне выносливы и плодовиты. Гуариджоне знает, что делать. Теперь исполняешь её инструкции неукоснительно. Трахаешься с мужиками, которых выберу я. В порядке и с последствиями, какие назначу я,» – кратко, но исчерпывающе. Злость обострялась. Выплеском стал захват Цирцеи за шею. Телесная сила возросла в остервенении. Но задыхаться начала я. Хотя её руки не касались меня, а магия не ощущалась. Пришлось отпустить. Электрический разряд отшвырнул в стену. Он нарастал. Я сдерживала крик боли, ярости, обиды. «Что касается женщин – кто угодно, только не Бьянки. Могу и переиначить. У нас гости. Спровадь Айдартжа,» –и Цирцея пошла прочь.       Саладину хватило имени, чтобы спешно ретироваться. И я его могу понять. Ввиду отсутсвия распоряжений сочла возможным удалиться. Однако импульс потянул к себе. Высказанная ею фраза в твой адрес заставила насторожиться. Вскоре я нашла вас в глубине помещения. Де Лакоста-старшая душила тебя. В твоих глазах видела знакомо-неведомые мне чувства. Сходство в том, что обе её ненавидели и боялись, из-за неё страдали да мечтали убить либо убиться, но не могли ничего сделать. Различие же в причинах. (Поглаживание Фарагонды по руке, хмыкание)       Занимало меня другое – факт ею твоего убиения. Выглядело неестественно, но происходило в действительности. Казалось бы, пугающе красиво. Вот только меня затрясло от содроганий. «Спаси её! Сбереги её!» – твердило сознание. Вмешиваться я не хотела – себе дороже. Бездействовать тоже не могла при этом. Неоднократно видела, как Цирцея убивала. Всегда было безразлично либо казалось, что так. Тогда же будто зуд пробирал от необходимости вмешаться. Не понимая настроя, решила последовать ему, выдав ту роковую фразу. Быть убийцей я намеревалась лишь однажды. И не твоей. Потому восприняла свой выпад как блеф. Стало противно от самой себя – будто прошу об одолжении, не стоящем внимания.       Как ни странно, это сработало. Она швырнула тебя в саблю, торчащую из стены. Меня аж передёрнуло, когда ты напоролась на остриё. «Почему? Что за дело мне?» – ответ получить хотелось немедленно. Волноваться за кого-то – не в моём характере, особенно в те времена. Понять саму себя – полбеды, принять – куда сложнее. Мне же непосильно было и то, и другое. Однако де Лакоста-старшая занимала больше, чем ты. Витать в размышлениях в присутствии бестии вроде неё всегда оказывалось чревато. Потому я собралась, чтобы получить фразу-оплеуху про чувства к тебе да про её намерения.       (Отстранение от собеседницы, рассматривание сына) Ты распсиховалась, стоило меня осадить тебя. Видеть твои припадки уже доводилось не раз. Но тот был на новом уровне. Напоминая восстающего феникса, проявляя сталь характера, ты была выше себя и чрезвычайно прекрасна. Тогда я даже ощутила, что Цирцея была права. Однако почувствовать да осознать – две параллельные Вселенные. Особенно когда речь идёт о радикально новом опыте распада костяка личности. Если любовь для умеющей любить – надлом, то для неспособной – того хуже. Не всем хочется ею исцеляться. Но многим приходится. Рано или поздно. Обычно первое. А мне было не до подобных метаморфозов.       Твоё состояние наполняло пространство, захватывая меня целиком. Изобилие ощущений – синтез твоих да моих, – навевали расфокус, уносили в раж. Отвертеться – задача невозможная. Не потому, что не хотела. А из-за того, что действительно не могла. Но продолжала стараться. Вскоре поднялся вихрь и ты вспыхнула. Я бы удивилась, если была бы восторженно не таращилась с пустой башкой. Отсутствие самоконтроля, вспыльчивость – твои вечные проблемы. Последствия же вечно затрагивают и остальных. Чем чаще ты сумасбродила, тем больше убеждалась в твоей недальновидности. Уважительные причины не оправдывают беспечность. (Щёлкание языком, сжимание пальцев собеседницы)       Первая взрывная волна отшвырнула меня в Цирцею. У тебя началась истерика. Помещение рухнуло. Нас не завалило лишь из-за её барьера. Ты же валялась под обломками, полыхая. Де Лакоста-старшая взяла меня за руку, шепнув: «Пора сматываться.» Я покачала головой да рванула к тебе. Пламя жгло меня. Взрывы набирали мощность, норовили сбить. В ушах свистело от них, от разносящих огонь вихрей. Я ничего не соображала, откидывая доски. Не иначе как помешательством могу назвать то поведение. Ты вновь пагубно на меня повлияла – и мне это снова понравилось.       «Отойди, смертница!» – прошипела над ухом Цирцея. Её слышала, не слыша. Будто в вакууме. Словно автомат. Она оттащила меня и магическим всплеском отбросила от тебя руины. «Живи, припадочная!» – мои слова, если хочешь знать. Брать тебя на руки было, мягко говоря, проблематично из-за ожогов. Но я не унималась. Во мне точно был подселенец. Я даже неиронично думала, что в меня вселилась ты, жаждущая спасти собственное тело любой ценой. Де Лакоста-старшая опять меня отпихнула, остудив тебя да взяв на руки. «Если ты не пошевелишься, я её закопаю,» – в сопровождении данной угрозы я исчезла следом.       (Зрительное изучение Ханин, мычание) Мы оставили тебя на пороге Алфеи. «Спасибо, мам,» – вырвалось у меня, по-прежнему бредившей. Называть её так не имела привычки. И благодарность – не мой стиль. «Убить её – твоя задача. Не её собственная,» – фыркнула Цирцея, пристально посмотрев на меня. «Как и спасать её,» – между делом заметила я, уловив улыбку той. Впервые нежно-гордую. Хотя мне наверняка показалось. Но не факт.