Три четвёртых. История о магии и ремонте

"Кофе мой друг" (из одноимённой песни группы "Нервы") Устав от монотонной работы, я решил, как обычно, выпить кофейку. Ой, извините, наверное, нужно сначала представиться: я Рун. Понимаю, имя странное, но в нашем роду оно считается почётным. Работаю я в ремонте зерцал – устройств для общения, создания картинок, пересылки писем и всякого разного. Думаю, подробнее объяснять нет смысла – у всех сейчас есть эти приспособления, созданные симбиозом науки и магии. Заносят мне и часы, браслеты, перстни со встроенными магическими микросхемами. Сейчас сильно развилась мода на подобные вещицы, а у меня с детства в руках всё будто само чинится. Вечернее небо должно было вот-вот стать ночным. Я привычно завернул за угол и нырнул в тёплый гомон любимой кофейни «Старый дуб». Внутри всё как раз в тему отделано древесиной, воздух заполнен пряными запахами, а весёлый кофеварщик Колос уже приготовил свежую шуточку. Зайти в такое место – как надеть любимый свитер. Мне повезло, что кофейня так близко к моей работе, и, конечно, я пользуюсь любым поводом, чтобы сюда улизнуть. К счастью, сейчас заказчики заходят редко — осенью не сезон. А вот летом семь потов сходит: кто утопит зерцало в волшебном источнике, кто с леталки скинет – а ведь летают кто на чём горазд! Сначала у ведьм повелось на мётлах, но прогресс шагнул вперёд, и теперь наш город заполонили летающие ковры, кресла, кровати, швабры… В общем, у кого на что воображения хватает. — Привет, Коля, мне как обычно! – улыбаюсь я кофеварщику, топаю за любимый столик в углу, там оставляю сумку с волшебной книгой-спутником «Роман-900» и возвращаюсь послушать шутки Колоса. — Опять шестнадцать ложек кофе и сахара? Поберёг бы себя, а то до своей свадьбы не доживёшь. Вон уже какой зелёный! – с глуповатой улыбочкой поддразнил меня Коля. Да, не всего его шутки смешные. Я тусуюсь в этой кофейне уже третий год – с самого открытия – и не раз говорил этому шутнику, что человек я только на три чётвертых. Мой отец полуорк, и мне от него достался зеленоватый цвет кожи (правда, посветлее, чем у папы) и совсем уж нечеловеческий обмен веществ, а заодно и слабая восприимчивость ко вкусам, например. Предки-орки питались всякой жутью и тухлятиной, ничего особо не чувствуя, а мне, чтобы ощутить вкус и аромат кофе, нужно минимум 16 ложек. Про сахар я вообще молчу – такое ничтожное количество только чуть-чуть смягчает кофейную горечь. Я решил ничего не отвечать, но кофеварщик не унимался: — Ах нет! Ты, видимо, зеленеешь от тоски, ведь никак не можешь найти даму сердца! — сказал он гораздо громче, чем было нужно. – Но ты не переживай. Я чувствую, что ты совсем скоро встретишь её. Да и как может быть иначе? Вон ты какой красавец: высокий, сильный с такими милыми рыжими кудряшками! Не понимаю я, почему за тобой с такими-то данными не бегают толпы влюблённых девиц. — Я надеюсь, твоя очарованность моей неземной красотой не помешает нашей дружбе и твоему многолетнему браку, — буркнул я с полуулыбкой. — А я не только внешностью очарован, но и твоим талантом по ремонту всяких приспособ, — коварно повёл бровями Коля. — Что там у тебя опять? — вздохнул я. Мой приятель любил таскать мне всякие вещицы на починку, за что, разумеется, снабжал меня бесплатным кофе, но сейчас я хотел передохнуть от работы. Колос протянул мне что-то, обёрнутое в грубую бумагу и по очертаниям напоминающее зерцало десятилетней давности. — Позже гляну в мастерской, — пообещал я и сунул свёрток в карман толстовки. И тут у меня закружилась голова. Какое-то неприятное ощущение вместе с поломанной штуковиной перешло мне сначала в руки, потом переползло в живот, а там стало тянуться к горлу и затем ударило в голову. Я выпил кофе, который словно стал более безвкусным. Пытался было листать книгу-спутника, но тягостное чувство всё никак не уходило. Отдых не клеился, и я отправился на работу отсидеть дежурный часик и уползти домой под одеяло. В мастерской я достал из бумаги изящное старинное зеркальце размером с мою ладонь. Не современное зерцало, а древнюю, цельную и, кажется, магическую вещь. По его тёмной мутной глади змеилась тонкая трещина. Битых зерцал я починил не одну сотню, но тут было что-то другое. Это зеркальце было как будто… живое. И ему было больно. А я чувствовал эту боль и никуда не мог от неё деться: она пронизывала мои вены и перемешивалась с дыханием. И тут я подумал, что все годы работы в ремонте зерцал мне чего-то не хватало. Я с детства мог починить почти любой механизм. Став взрослым, с работой справлялся быстро, и было скучно, но платили неплохо. Но я всегда как будто чувствовал, что во всех этих механизмах, созданных магией и наукой, не хватает чего-то ещё, какого-то элемента. И сейчас меня озарило: они не были живыми. — Как же тебя починить, дружочек, — обратился я к зеркальцу, и в ответ оно еле ощутимо задрожало.