Соглашение

      В эти выходные они, как и планировалось, отправились в мэнор. Гермиона на знала, что она почувствует там. Может, услышит смех Беллатриссы, разлетающийся под сводами поместья. Или что у них там вместо сводов. А может — фантомные боли в шраме, который почти уже сошел благодаря одной чудодейственной магической притирке. А может быть, и вовсе — воспоминания о Добби… Она не знала, что её ждет. И, по правде, она ничего особенного и не чувствовала. Разве что общую нервозность и какое-то такое ощущение, будто есть в этом что-то неправильное... в целом.       Однако если Малфой теперь — её парень, то игнорировать его дом немного странно. Хотя и можно было бы… У нее были все права на такую позицию. Но раз на самом деле она ничего не чувствует, то зачем инсценировать эту глубокую травмированность? Она хотела быть честной.       Хотя иногда после войны, глядя на страдания и переживания некоторых, ей становилось страшно — неужели она одна такая бесчувственная? Черствая? Нет-нет! Она переживала и чувствовала, но явно не так ярко, как некоторые! С ней что-то не так, или это она как раз честная? Гермиона не знала. Говорить об этом друг с другом было не принято… или не принято с ней. Она не знала и этого. Её это беспокоило, но пока не настолько, чтобы что-то предпринимать.       Сейчас она шла по поместью, рассматривая искусный наборный паркет из ценных пород дерева, слушая вполуха импровизированную экскурсию, и путалась в себе. Что она чувствует на самом деле, а что должна чувствовать?       Не делало ситуацию проще и то, что экскурсию вел Малфой. Она не знала, как теперь себя с ним вести. В прямом смысле! Особенно наедине… Может ли она откинуть с его лба вот эту раздражающую её прядку?.. Или это какое-то табу, и прикосновения друг другу инициируются только в момент близости? А как тогда инициируется сам момент близости?..       Может ли она подойти к нему вот прямо сейчас и прикоснуться губами вон к той пульсирующей на его шее жилке? Или это распутное поведение, и она должна ждать инициативы от него? Исключительно?.. Всегда?..       Это всё, вообще — должно быть так непонятно?! Или все пары как-то неявно знают, как вести себя друг с другом? Есть какой-то свод правил, о котором ей просто забыли рассказать?       Это должно быть так страшно? Вот это вот — поднять руку (дрожащую), провести пальцами (трепещущими) по его губам. Он что-то там говорил… Уже молчит и смотрит так озорно. Есть такой взгляд — «озорной»? И что он вообще значит? «Он посмотрел на неё озорно».       — Как я тебе рассказывал, Грейнджер, до того, как ты меня столь беспардонно прервала, это Музыкальная комната. А насчет вот этого рояля восемнадцатого века у меня только что появилась одна идея… На самом деле, я думаю, я всегда хотел что-то такое… м-м-м!       Она с силой впечаталась в его губы своими, приняв для себя-таки решение, что определенно может себе позволить подобное поведение, когда они наедине.       — Хватит болтать, М-малфо-о…       Воодушевлённый этой идеей, он тут же забрал у нее инициативу, и вот уже одна его рука у неё на затылке — пробравшись под всю массу волос — направляет и контролирует наклон её головы, а вторая рука на заднице, сразу и по-хозяйски прижимает её тело к своему. Её руки у него на воротнике, вцепились во что-то — то ли школьную мантию, которую он ещё не успел снять, то ли рубашку. Ей хочется сразу и притянуть его ближе, и найти точку опоры сзади, и добраться до его кожи.       Они с грохотом, сдирая мантии друг с друга, добрались до лакированного рояля — прекрасного, сверкающего и явно очень древнего. Драко развернулся и подсадил её на закрытую крышку клавиатуры, широко разведя её ноги вокруг своих бёдер.       — Никогда не думал, что рояль — это так интересно…       — Только не говори, что ты играешь…       — Хорошо, не скажу…       С тихим стоном она прижалась к нему теснее. Расстегнула его рубашку, и теперь её руки были на его талии, касались обнаженной кожи. Она гладила его спину, нежно целовала шею, кадык, подбородок, и ей было достаточно этого контакта, ведь она сосредоточивалась сейчас на том, где его руки и что делают они. А они медленно и со вкусом раздевали её, чувственно гладя, находясь, казалось, везде.       Одной рукой он притягивал её бедра к себе, прижимая к каменной эрекции, скользя её бедрами по гладкой поверхности рояля. Другая, пробравшись под край юбки, плавно и неспешно оглаживала её голую ногу, коленку, поднималась по бедру… Казалось бы, это должно было быть щекотным, но Гермиона тут же почувствовала возбуждение. Оно распространилось от лобка приятным потягиванием в живот, сложным ощущением, которое она после некоторого размышления соотнесла с расхожими «бабочками», а после — вверх: на языке почувствовался какой-то зуд, насущная необходимость ощутить его, поцеловать.       Драко в этот момент пришла в голову другая идея. Он легонько потянул её за талию и помог спрыгнуть с рояля. После он сразу же развернул её, что заставило её негромко вскрикнуть, и вжал бедрами в рояль. Одна его рука так и осталась у неё под юбкой, другой он нажал ей на спину, побуждая лечь на крышку рояля. Гермиона замешкалась. Эта поза была донельзя развратной, но очень возбуждающей.       — Доверься мне, — мурлыкнул он ей, мягко наваливаясь сзади, потираясь своей эрекцией о её бёдра.       В таком положении она не могла практически ничего, а потому, решив довериться ему, закрыла глаза, положив руки рядом с головой.       Он действовал не спеша: откинув её волосы на одну сторону, медленно целовал скулу, уголок губ, подбородок. Влажно лизнул щёку, и когда она поморщилась и засмеялась, глубоко поцеловал, сплетаясь с ней языком, подаваясь вперед бедрами, обещая наслаждение и блаженство. Одна его рука уже привычно легла ей на лобок, сквозь бельё лаская нежную кожу, чувствительно задевая клитор. Другая нашла грудь и, даже не снимая лифчика, а просто сдвинув его вверх, ласкала её, сминая, собирая в ладонь, сжимая, оттягивая пальцами сосок, всякий раз вызывая у неё этим стон, или глубокий вздох, или громкий выдох.       Он как-то синхронизировал движения обеих рук, и Гермиона вновь почувствовала себя музыкальным инструментом. Она больше не могла быть безучастной, ведь она знала, что он мог дать ей. Она двигала бедрами навстречу ему, надеясь, что он сжалится над нею и поскорее возьмет её прямо так, со вздернутой юбкой и сдвинутым наверх лифчиком. Их движения уже стали напоминать противостояние, где она стремится быть ближе к нему, а он преследует собственные цели — доставить сперва удовольствие ей.       — Тщ… — раздался ей на ухо его шепот. — Грейнджер, дамы вперед.       — Почему? — возмутилась она и потребовала: — Я хочу тебя внутри… Сейчас!       Он хмыкнул:       — Я могу не сдержаться потом…       — Ну и фиг с ним!       Он снова хмыкнул:       — У тебя пока нет права голоса. Ты мало что понимаешь…       — Чёрта с два!       Она протянула руки назад и нащупала пряжку его ремня. Проникнув под нее, она сразу нащупала его член, торчащий из-под резинки боксеров. Она обхватила его, проводя медленно вниз.       Драко зашипел.       — Ты не упрощаешь мне задачу!       — А я и не задача, — огрызнулась она. — Я хочу тебя сейчас во мне!       — Я хочу, чтобы ты кончила…       — Малфой, услышь меня пожалуйста: я не хочу «кончать»! Я хочу тебя!       Он поцеловал её в шею, сдаваясь, сзади бряцнула пряжка ремня, и Гермиона устало положила голову на руки.       Он сдвинул её белье в сторону, и она почувствовала прохладную из-за его слюны головку у входа во влагалище. Мгновение — и он внутри.       — О-о!       Она была в шоке! Она помнила, что это было сильно и всепоглощающе, но сейчас это было что-то фееричное! Он вроде бы зол, потому что трахает её, не давая отдышаться. Он входит так глубоко и интенсивно и выходит почти полностью, одна его рука — на её бедре, сжимает его до синяков, другая прижимает её голову к крышке рояля. Он в ней и злится на неё. Очаровательно! Пусть злится.       Немного привыкнув к ощущениям, Гермиона немного изменила положение бедер: теперь она могла подаваться назад — единственная возможность как-то повзаимодейсвовать с ним, успокоить его, поддержать…       И вот она уже не лежит, распластанная на рояле, а, держась за крышку обеими руками, подается со стоном назад. С таким же стоном её встречает он, он выровнял ритм, теперь его движения размеренные, глубокие. Её отклик сводит его с ума, а сама поза — предел самых пошлых, самых развратных мечтаний. Она, с задранной юбкой, прижатая им к роялю, и даже не прижатая, а с развратно расставленными ногами, с готовностью подающаяся назад, чтобы чувствовать его… Не хватает только указки, очков и размазанной помады. Он ищет в себе последние силы, чтобы не кончить, чтобы продержаться дольше, чтобы довести до края сперва её, несмотря на её маленький сумасбродный бунт, такой крышесносящий бунт, что-то такое, с чем нельзя спорить, но после чего хочется ползти за ней куда угодно.       И вот она снова чувствует это — несмотря на все его опасения: она близко.       — Дра-а-ко, я поч-ти! — выдыхает она.       — Мер-лин, я то-же, — выстанывает он, стараясь замедлиться.       Он положил пальцы ей на клитор, добавив на нем ритмичные интенсивные движения. Несколько фрикций, и громкий Гермионин крик разорвал холодную тишину Музыкальной комнаты. Почти сразу же Драко следует за ней, не в силах вытерпеть это всё, её, такую сумасшедше-грейнджерскую, привычную обстановку чопорного менора. Он кончает, бессильно утыкаясь ей в спину.       — В моих фантазиях рояль играл чуть более активную роль… — немного отдышавшись, говорит Драко.       — Представляю, — хмыкнула Гермиона, выскальзывая из-под него и поправляя одежду.       — Это вряд ли, — хмыкнул уже он.       Гермиона закатила глаза. Подцепив ниточку из рукава своей рубашки, она решилась на вопрос. Не то чтобы момент был подходящим, но у нее вообще было туго с определением подходящих моментов.       — Малфой, а что насчет контрацепции?       Он заправлял рубашку в брюки, она увидела, как напряглись его плечи.       — А что насчет неё? Тебе нужна лекция?       — Нет, мадам Помфри весьма доходчиво на четвертом курсе осветила этот вопрос на занятии Сексуального просвещения…       — Что тогда не так?       — Ну… ты даже не спросил! Я могла, как маглорожденная, ничего не знать о зельях и надеяться на какой-нибудь хитрый специальный артефакт…       — Тогда нам обоим повезло, что это не так!..       — Малфой, я серьезно! Что за беспечность? Или это твой план по производству кареглазых кудрявых карапузов, которые бы бегали по поместью…       — Сероглазых, ты хотела сказать…       — Боюсь, сероглазость и светловолосость — рецессивные гены…       — Гены Малфоев — совершено точно не рецессивные, что бы это ни означало…       — Как ты можешь спорить, если даже не знаешь…       — Потому что мне достаточно контекста, Грейнджер, и знания того, что мой оппонент — ты…       — Пф!       — «Пф»? Это твой аргумент?       — Да! Ты должен был спросить!..       — Я согласен…       — …       — И зачем тогда мы спорим?!       — У тебя в волосах начинает потрескивать электричество, и это чертовски сексуально. И немного жутковато.       — …