Соглашение

      Он смеялся над ней. Не вслух, конечно! Но — фигурально выражаясь. В его глазах искрились чертинки, в губах, которые она терзала поцелуем, пряталась довольная ухмылка. Словно бы он — игрок, чья ставка сыграла, режиссер, которого приятно удивили его актеры, дирижёр, добившийся созвучия.       Она злилась на это, на него. Ведь это он как-то вызвал всю эту бурю чувств, этот шквал эмоций, сметающий тихие доводы рассудка. Это была власть. Его власть над ней. И это бесило.       Гермиона догадывалась, что это обоюдоострая игра, но пока не до конца поняла все ее правила.       Хотелось укусить его — так она злилась!       Гермиона прикусила его нижнюю губу.       Низки тихий стон стал ей наградой.       Интересно.       Она двигала головой, атакуя его рот, меняла положение, вторгаясь языком глубоко и резко. Она прикусывала его губы, зализывая затем места укусов. Она терлась своим языком об его, стремясь стереть этот зуд ее тела, самих ее мыслей. Это мешало! Этот зуд, дрожание ядер клеток. Хотелось вынуть это из себя и откинуть в сторону, чтобы остаться пустой и ровной.       Как это может быть, чтобы хотелось одновременно ударить и погладить? Укусить и поцеловать? Смеяться и плакать? Хохотать истерично, кружась по комнате, и чтобы слезы пузырьками шампанского лопались в уголках глаз.       Что, Мерлин побери, с ней происходит?!       Она закинула ногу ему на бедро.       Он подхватил ее под колено, прижимая к себе теснее.       И что — теперь так будет всегда? Вот это крышесносящее сумасшествие, где ты болезненно ощущаешь свою дробность, незавершенность, остро нуждаясь в нем, чтобы снова стать целостной, нормальной. Без него — ты словно исковерканный, искореженный, ожидающий чего-то предмет. Ты ждешь. В тебе нет жизни, движения. Лишь бытие, поставленное на паузу.       Она рванула воротник его рубашки, впиваясь влажным поцелуем в шею. Да-да, в изящную шею. В его изящную шею.       Он запрокинул голову, кадык дернулся под ее губами.       Как можно быть таким?..       Таким потрясающим, таким настоящим, таким крышесносяще твердым на ощупь?       Она широко лизнула его шею.       Куда-то подевались вся робость и стеснение, уступая место наслаждению. Такому большому наслаждению, ширящемуся во все стороны и стремящемуся вот-вот превзойти размерами весь этот мир наслаждению. Где прикосновение — это разряд тока, а чтобы прервать касание, приходится приложить усилие, чтобы оторвать себя от чужого тела. Ведь Гермиона буквально влипала в Драко, приклеиваясь к его плоти своей плотью, подчиняясь этому сближающему давлению в несколько атмосфер.       Откинув в стороны полы его рубашки, она жадно посмотрела на его грудь. Нежная мурашистая кожа сосков собралась в твердые маленькие холмики.       Гермиона припала к одному из них, жадно его лизнув. Драко зашипел.       — У нас никогда не будет помощников… Раз мытье посуды та-а-ак на тебя влияет!       Она сдавила зубами вершину его соска.       — Мерлин, Грейнджер!.. — пробормотал он сквозь стон.       Она снова широко лизнула его грудь.       Была бы ее воля, она бы его съела. Поглотила целиком, без остатка. Съела, слизала, ссосала. Сгладила, смяла и сласкала!..       Она завела руки за спину и расстегнула лифчик. Откинула его куда-то вбок. Поймала жадный взгляд Драко на своей груди, сыто улыбнулась.       А можно, чтобы он смотрел вот так — всегда? Так жадно, голодно, восхищенно. Казалось бы — просто взгляд, но она буквально чувствовала, ощущала это мягкое легкое шевеление внутри себя, которое затем распрямлялось, разворачивалось, расцветая удовлетворением. Гордостью. Глубинным женским осознанием своей силы. Своей состоятельности, почти признание причинности бытия здесь и сейчас. В этом теле, в этой ситуации, в этом моменте.       Она прижалась всем телом к нему. Это было хорошо. Так тепло, так мягко, но упруго, так гладко-шероховато и та-а-ак чувственно! Оказывается, кожа может чувствовать, ощущать столь многое. Каждая клеточка способна передавать в мозг информацию о давлении, его интенсивности, температуре, о трении, скольжении. Когда ты в одежде, кожа молчит, безмолвствует, напоминая о себе лишь взрывом дискомфорта в моменты непосредственной опасности. А вот сейчас, обнаженная, свободно обдуваемая прохладным воздухом, сейчас, когда кожа к коже, когда так тянет к нему, что буквально вдавливает, сейчас — сейчас кожа оживает, передавая терабайты данных в мозг, рассказывая во всех подробностях о рельефе его тела, о нежности его кожи. Не видя, Гермиона ощущает столь многое! Она точно знает, чувствуя, где сейчас его соски, как они выпуклы и упруги. Чувствует свои соски, в сладостной истоме соприкасающиеся с ним. Она знает, где его пупок, ведь там, вокруг этой впадинки, сейчас нет давления, чувствует рельеф его ребер.       Она спустила руки ему на бедра, огладив спину. Оставила быстрые поцелуи на его губах.       Ее руки переместились с его ягодиц на ремень брюк.       Он положил руки ей на поясницу, пробравшись пальцами под пояс ее джинсов.       Гермиона тряхнула волосами. Посмотрела на него. Он был нелепый и прекрасный. Мерлин знает, как это может сочетаться! Приоткрытые губы, прикрытые глаза, короткое резкое дыхание. Ей казалось, она слышит, как бьется его сердце.       Она резко приблизилась к его лицу, лизнула губы, отпрянула и просто смотрела на него. Он приоткрыл глаза, и тогда она резко приблизилась и лизнула его снова. В его взгляде появился вопрос. Гермиона счастливо засмеялась и прильнула к его губам на этот раз в поцелуе. Он улыбнулся, принимая ее ласку.       Она повернулась к нему спиной, взяла его руки и положила ладони на свою грудь. Он сжал ее, поймал меж пальцев соски и слегка оттянул.       Она застонала, откинулась ему на грудь, волосы разметались вокруг. Потерлась бедрами о его пах. Взяла одну его руку и медленно повела вниз, обеими ладошками прижимая к себе. Так они вместе спустились по ее животу к паху. Драко сжал ладонь, сгибая пальцы, лаская разгоряченную плоть сквозь ткань джинсов. Гермиона застонала. Ее руки вспорхнули к молнии на джинсах, она расстегнула их, и рука Драко тут же нырнула под ткань, лаская теперь ее через белье.       Она была распластана по телу Драко, его руки ласкали ее грудь и лобок, а она могла лишь выгибаться, стараясь подставить под эти чувственные пальцы наиболее страждущие ласки местечки своего тела.       Она нащупала его ремень и расстегнула. Спустила его брюки, белье, затем принялась за собственное белье. Она просто спустила свои джинсы с трусами по бедрам ниже, не заморачиваясь тем, чтобы снять их полностью.       Продолжая ласкать лобок Гермионы, теперь Драко неглубоко погружал в нее два пальца, а когда вынимал — размазывал обильную смазку по половым губам.       Вторую руку он опустил на ее бедра и несильно шлепнул.       Гермиона закусила губу.       Он нажал ей на поясницу, побуждая прогнуться в спине. Она уперлась руками в столешницу.       Драко лизнул свои пальцы, провел несколько раз по члену туда-сюда, смачивая слюной головку, и подвел его ко входу во влагалище. Другой рукой он нажал Гермионе на живот, и, повинуясь его побуждению, она подалась назад, сама насаживаясь на его член. Она застонала от неожиданной интенсивности ощущений. Каждый раз ей казалось, что она готова, и каждый раз этот фейерверк ощущений повергал ее в шок.       Приняв член до конца, она просто остановилась. Не двигался и он. Это было так хорошо: он в ней, она ощущает всего его всей своей кожей. Хотелось сохранить этот момент в памяти как можно более подробно в каждой мельчайшей детали.       Она двинула бедрами, и это послужило ему сигналом. Драко начал двигаться, входя в нее до самого конца, затем отстраняясь и с оттяжкой входя снова. Его руки гладили ее спину и ягодицы. А Гермионе оставалось лишь стонать, теряясь в этих вздохах, стонах, всхлипах, придыхании и звуках его имени. Его имя, срываясь с ее губ, было признанием его полной власти, его силы, ее чувств к нему, всей той нежности и благодарности, которую она сейчас испытывала. Всей той страсти, которую было важно вынуть из себя и показать ему, явить ее ему. Чтобы он понимал, что за каждым ее взглядом, поцелуем, каждым тихим стоном — кроется чувство, подлинное внутреннее ощущение тепла и близости.       Он двигался все интенсивнее, заставляя это напряжение расти и шириться, захватывая этой гонкой за удовольствием все ее существо. Все внимание теперь было направлено на внутренние ощущения, подчинено растущему желанию ощутить освобождение, избавление от этого напряжения.       Стоны стали громче и протяжнее. Не успевал один закончиться, как тут же следовал следующий, захватывая их иллюзией облегчения. Драко склонился к ней ближе, притягивая ее к себе, одной рукой нашел ее лобок и начал ласкать клитор, согласуясь с собственными фрикциями. Гермиона откинулась ему на грудь, закинула руки ему на плечи, обхватила шею. Так хотелось его поцеловать, ощутить его губы под своими. Но она не собиралась прерывать сейчас эту сладкую гонку.       — Дра-а-ако! Я-я почти!.. — выдохнула она между толчками. Хотелось усилить это и уменьшить одновременно. Оно чувствовалось как нечто теплое, поднимающееся изнутри, пробегающее по коже бедер. Гермиона чувствовала, как подгибаются пальцы на ногах. Ей хотелось выгибать и заламывать руки. Ей казалось, что она ощущает все свои мышцы и может управлять их напряжением.       Он обхватил ее руками поперек тела, увеличивая амплитуду и скорость движения. Ему потребовалось три размашистых толчка, прежде чем она закричала, забившись в его объятиях в облегчающем мышечном спазме, становясь еще ближе к нему, еще теснее обхватывая его, принимая внутри. Еще два толчка, и он сам ощутил это освобождение, сладостную свободу и пустоту.