Розалин Эванс

Гость на пороге, жданно-не жданный. Кто-то, кто принесёт изменения в нашу жизнь. Кого боюсь, и кого жду. Я сердцем обратилась к духам Долины, пытаясь уловить их отношение к всаднику на горизонте. Чутко вслушиваясь в эмоциональный фон вокруг, почти уловила какую-то нотку, когда из палатки раздались крики. Беспокойство за детей полыхнуло внутри, и вновь оскальзываясь на подтаявшем снежке, с трудом ковыляя по камням, я бросилась к входу в палатку. В принципе, давно уже можно было бы привыкнуть, что шкеты постоянно то мирятся, то ругаются, и в принципе ничего особо страшного в их детских ссорах не происходило до сей поры, но сейчас я как никогда понимала свою вторую бабушку из первой жизни. Подвыпив на поминках брата, она выдала: "Если б могла, я посадила бы вас всех в мешок и села бы сверху, чтоб не разбежались". В тот момент, будучи шибко самоуверенным подростком, грезящим о таинственных и захватывающих дух путешествиях (книги Крапивина не последнюю роль в том сыграли), я отказывалась понять её мысль. Всё что на тот момент моему скудному разуму достало понять, так это то что она хочет меня лишить свободы выбора. Ну, и других тоже, но себя то жальчей всего. Так что меня никто никуда не отпустит, а пойти против воли бабушки я попросту не смогла бы (хм, что-то мне это напоминает)... Лишь много позже, повзрослев, поняла что таким образом она позволила высказать вслух снедавшее её беспокойство за всех родных — разбегутся по стране, и случись что, попробуй всех спаси-защити-обогрей. Слишком многих она потеряла за свою жизнь, один только дядя Слава чего стоит. Точнее, его исчезновение — поехал на работу, и больше его никто не видел. А так как на дворе стояли те самые лихие 90-е, то со временем его дело перевели в "глухари". Так ничего о нём и не узнали. Сейчас я понимаю это желание прибрать всех родных под руку, желать защитить, жаждать знать в мелочах кто чем из них дышит. Наверное и Майкл вернулся домой и сходит с ума, не зная где мы. Да и Эйлин тоже переживает о пропаже сына, ведь какая бы ни была, но всё же мать. Я мимолётно удивилась, что подобные мысли даже и не приходили мне в голову, как будто аппарация из Англии в Сибирь заглушила здравый смысл. Чего я всё это время выжидала? В этот момент я наконец доковыляла до палатки, умудрившись ни разу не навернуться, ещё раз мазнула глазами в сторону маячившего на горизонте гостя и вбежала в наш домик. Дети с недоумением глянули на меня и словно вспомнив про свои вопли, наперебой закричали: — Это не я! Это он! — Ма, они глупые! — Я уже всё убрал. Ясно, опять набедокурили как все нормальные дети. Оказалось, стали дёргать каждый к себе единственную чернильницу, перевернули и изгваздали скатерть, сейчас сверкающую первозданной чистотой. По крайней мере, Севка старается поддерживать порядок, вбитый папашиным ремнём — сам можешь ходить как чучело, но на столе должен быть порядок. И в каноне эта установка осталась с ним до конца жизни, и сейчас он видать магическим выбросом прибрался. Два месяца он с нами, порой кажется оттаял, ребёнок как ребёнок, но стоит ему случайно что-то испортить, пугается со страшной силой. Ну, во всяком случае, уже не так часто деревенеет всем телом. Совсем ребёнка затюкали горе-родители. А ведь он гений, теперь могу не кривя душой признать. Сейчас Севка не то невольно применил уже существующий приём, подсмотренный у матери, не то сам додумался (вулнера чего-то-там), но все чернила со скатерти он не просто убрал очищающими чарами, но вернул их в чернильницу! Наконец удостоверившись, что всё в порядке, я вспомнила о госте, терпеливо дожидающемся аудиенции. Блин! Приструнив детей, я перешла в комнату для медитаций (да, была здесь и такая), и зажгла свечу, пытаясь сконцентрироваться на своих ощущениях грядущего. Медитация мне была знакома ещё из прошлой жизни, а в купе с магическим даром стала и вовсе полезным инструментом. Грядущее не казалось чем-то страшным. Беспокойным, да, но не страшным. Тогда я мысленно обратилась к оберегающим нас духам с просьбой впустить гостя в долину. Что ж, время до визита есть, и я отправилась на кухню, с детства помня наказ бабушки: "Гость не объест, и от чая бедней не станешь, а доброе расположение дорогого стоит". Руки проворно сновали, замешивая тесто на лепёшки, Туни достала пару готовых куропаток и зерно на кашу. Лили и Север помогали как могли, накрывая на стол. Дети знали что к нам едет гость, и каждый считал необходимым выскочить на улицу, глянуть, как далеко ещё гость, и отчитаться мне. После чего они выскакивали уже втроём, отчаянно споря, за какое время он доедет до "тех белых камней, или тех, черно-серых". Всаднику понадобилось не менее часа, чтобы преодолеть пространство до нашей палатки. Детвора, умирающая от любопытства, уже забывшая тот страшный переполох, с которого и началось наше нечаянное приключение, незнакомца особо не опасалась. Всадник же, не торопился спешиться. В стёганном халате, как будто бы смутно знакомом, в кирзовых сапогах, с охотничьим ружьём за спиной, и с до боли знакомым геологическим рюкзаком, внимательно вглядывался в меня, словно пытаясь увидеть что-то. — День добрый. — Наконец решилась я, отчего-то с трудом произнося слова на русском. И кажется даже с акцентом. Всадник, смуглое лицо которого сверху слегка занавешивали космы шапки из овчины, а нижнюю часть скрывала небольшая чёрная бородка с редкими проблесками седины, молча перенёс ногу через лошадь и спрыгнул на землю. Лишь после этого, спокойно отпустив скакуна, шагнул ко мне и протянул раскрытую ладонь. — Добрый дочка, добрый. — Произнёс мужчина с лёгким акцентом, характерным для бурятов, время от времени гостивших у моих деда с бабушкой. — Давно тебя не было на земле этой. Ишь, куда тебя Духи занесли. — И он с открытой доброй улыбкой кивнул в сторону столпившихся в дверях ребятишек. Что я могла на эту речь ответить? Не знаю, за кого он меня принял. Но долг хозяйки знала свято, поэтому пригласила путник войти в дом, разделить с нами трапезу, преломить один хлеб за столом. Пусть духи вроде и благосклонны к визитёру, но "Береженого Бог бережёт". Гость, представившийся как Сэнгэй, в свою очередь развязал рюкзак, и вытащил давнишнюю мою грёзу из детства — банку настоящей советской сгущёнки. Ох, нынешним детям не понять, а моё поколение (чувствую сейчас себя древней старухой) после наступления двухтысячных так и не смогло найти достойный по вкусу аналог. А может просто взрослыми стали, гудрон-то уже не привлекает, и зелёные ягоды набивают оскомину. Ладно, хватит рефлексировать, пора благодарить за подарок и приглашать к столу. Дети впервые пробовали сгущёнку, но распробовав, смели в два счёта. Сэнгэй, посмеиваясь достал ещё одну банку. Дети с восторгом смотрели на неё, но сытость всего съеденного несколько притупила желание, и вежливо отказавшись (кажется Туни, как старшая, намекнула мелким что лучше оставить лакомство на потом, когда гость уедет), потихоньку расползлись из-за стола. Выпив третью чашку ароматного смешанного чая (мои травки и чай не "со слоном", но тоже хороший, из походного кисета Сэнгэя), мужчина поставил кружку и наконец по особому взглянул, давая понять, что пришло время разговора. Вытянувшиеся уши любопытствующих мальков можно было почти визуально видеть, но мы не стали таиться, тем более разговор завели на русском, который они ещё весьма плохо знали. Я наконец переключилась на родную речь, и с удовольствием готова была говорить хоть всю ночь напролёт. — Ты сейчас другое имя носишь, но эти места знают тебя Алёной, так и буду звать. — Я-то не против, давно меня никто не звал, но какой сейчас год? Не рано ли степи меня признавать? — Для духов нет времени, они видят всё, и тебя, и детей твоих, когда бы вы ни пришли сюда. Они всегда вас ждут здесь. Мне сразу вспомнилось то тепло что не взирая на степной ветер окутало нас. Рука вновь потянулась к груди. — И талисман свой ты нашла. Помнишь, как он тебя от бед спасал? — Прищурился бурят, не спеша набивая трубку. Пальцы стиснули голубоватый полупрозрачный камешек, найденый аккурат на том месте, где в первый вечер я поставила раскладной стул. Точно такой же был у меня в детстве. Я ни в какую не желала снимать его, а если и приходилось, то всегда прятала в кулачке и вообще старалась держать рядом. И лишь в перестройку, совсем в другом городе, невольно попав вместе с лучшей подругой в бандитские разборки, потеряла его. Вместе с подругой... Застарелая ненависть к несостоявшемуся жениху Алинки вновь полыхнула в сердце, и камешек засветился под моей рукой пронзительным призрачным светом. Как тогда... — Нут-ка, не шали, дочка, не злись. Что было, то было, что будет — то только духи знают. Об этом ты с моей старухой потолкуй, Дарима рада будет с тобой повидаться. В голове вспыхнул образ старушки в тёмном стёганном халате поверх пестрого платья. И тёмный, расшитый бусинками и монетками платок на голове, из под которого не выбивалось ни одной седой порядки. Бабушка Дарима часто рассказывала нам детям сказки, нещадно дымя при этом трубкой с длинным мундштуком. И почему-то никому и в голову не приходило возмущаться этим. Рассказывала она про охотников, и хитрых лис, про оленей и воронов, про волков и великанов. Про походы за цветком жизни и много ещё про что, и всё это как наяву видели мы потом в своих снах. И мы, и наши родители. Как же это всё я могла забыть? Как, когда это произошло? Ведь мы все после переезда и вправду забыли о бабушке Дариме и дяде Сэнгэе... — Дядя Сэнгэй? — Невольно вырвалось у меня вслух. — Ну наконец-то, Алешка, — Расплылось в довольной улыбке лицо моего старого друга, учившего когда-то меня ездить на лошади. В следующее мгновенье я влетела в его объятья, крепко обнимая и заливаясь слезами. — Добро пожаловать домой, дочка.