Минги?! Сонхва смотрит неверящим взглядом через густую чёлку на родные черты лица, кусая губы и напрягая руки. Он впервые благодарен маске, что из-за неё не видно, что находится на лице, не видно разбитой ухмылки и сожалеющего взгляда. Лучше бы он прямо тут пристрелил его, так было бы легче в разы. Хва учтиво кивает и садится на пассажирское сидение, не упуская внимательного взгляда с командующего и от вида сбоку, где видно знакомый силуэт. Сонхва всё ещё любит, и сердце напоминает об этом тянущим чувством. Камни на душе давят всё сильнее от каждой секунды осознания, что
он здесь. Одновременно с этим становится в разы легче, ведь он
здесь, живой и снова на службе, которую так сильно любит и которой дорожит. Пак пусто усмехается, опуская взгляд себе под кроссовки и тут же поднимая его на спрашивающего командующего. Он не имеет права не отвечать.
— Как твоё имя? — звучит будто с усмешкой, Будто про него уже всё знают и ответ будет просто данностью, о которой все давно знают.
— Со Хакмин, — кланяется, насколько позволяет сидячее положение, и продолжает смотреть сквозь густую чёлку. Знающие легко узнали его по голосу, он не сомневается.
— Сколько же тебе лет? — взгляд неверящий, изучающий. Сонхва таким смотрит, когда занимается пытками при выуживании информации из не самых болтливых ртов.
— Двадцать пять, капитан. Закончил военную службу после старшей школы, — как мантру по резюме наизусть говорит, строя из себя немного растерянного таким допросом юнца. Для него это всё не в новинку.
Продолжение разговора строится ровно по выученному резюме, но взгляд всё такой же. Из него сочатся недоверие и сомнение, которые обычно бывают, когда один явно обманывает, а другой знает всю правду. Он знает это чувство и частично понимает, чем оно могло быть вызвано. Скорее всего, он один из ближайших знакомых или друзей Минги, о которых тот рассказывал вскольз, только иногда упоминая их как хороших товарищей или коллег по работе.
Минги невольно слышит разговор в машине: забыл выключить наушник. Снова усмешка. Глухая, горькая. Есть мнение, что месть страшная штука, но нужно учесть, что Сон не просто из мести хочет убить. Он чувствует себя использованным. Ги уверен, что чувства между ними были, но в один миг взять и перечеркнуть всё произошедшее… Да, вроде, Сонхва не трус, раз решился показаться, хотя, вероятно, не должен был, но он солдат. Ему нельзя было остаться за спинами тупоголовых убийц. Защита родины — дело чести, раз выбрал страну вместо любви. Слыша новое имя, парень прибавляет скорости, но, благо, позади сидящий его осаживает.
— Разобьемся к чертям, если так продолжишь. Потом мы за тебя отомстим, только вот ты этого не простишь.
Правда. До тошноты противная правда. Не простит. Не простит никого, кто тронет Пака. За него сам готов нажать на курок против кого угодно. Все те годы волновался: здоров ли? Жив? Носит ли шарф зимой или снова пренебрегает своим здоровьем? Минги примет его смерть исключительно от своих рук, больше никому не позволит. Это их дело, это их судьба свела вместе, и это они должны завершить свои личные отношения.
— Ты в числе самых отважных военных страны. Тебя знают и уважают в армии, в правительстве наслышаны о смелости альфы, — в наушниках раздается голос второго снайпера, находящегося во второй иномарке. Капитан Кан не успевает отключить звук, но теперь и не хочет. — Ты ведь знаешь, как командующий чтит тебя, ты не можешь не знать: вы прошли через страшные мучения, боль, кровь, слезы.
Минги может лишь кивнуть. Из-за того, что он самый младший и
не такой, к нему относились предвзято, требовали больше, чем от других. Не со зла. Это проверка: не откажется, не пойдет назад, не уволится? Сон успешно перебарывал желание всё бросить. Он нашел здесь свой второй дом, друзей, «родных». Теперь не уйдет, кто бы что не предложил. Ему уже некуда идти. Его никто не ждет за пределами казармы. Зато его ждут в штабе и в подразделении.
— Не знаю, кто меня слышит, но, уверен, все согласны, что за тебя мы порвём. Да и любой, кто знаком с тобой, как с солдатом или человеком, — от столь неожиданного признания, парень чувствует, как сердце учащает ритм сокращений. — Лезть не посмеем, пока не прикажешь, но, пусть он или его подопечные тебе навредят, Сонхва увезут в операционную вперед ногами, — монолог завершается, а на канал связи умолкает. Сидящие в автомобиле с объектом не могут ничего сказать по понятным причинам, остальным нечего добавить. Снупи похлопывает Минги по плечу, отцепившись от талии.
— Я благодарен вам, альфа. Прошу, будьте здоровы, я не смогу потерять семью в третий раз, — Биг Босс на долю секунды сменяет гнев на милость, дернув вверх уголками губ и заставив Пака заволноваться от этой эмоции. — По приезду всем включить рации, следовать приказам Ёсана и моим, реагировать на кодовое слово сиюсекундно, — на данные слова уже без стеснения дается ответ.
— Так точно!
Минги почему-то вспоминается кот Сонхва. Тот наверняка снова остаётся на попечении добродушной старушки-соседки, которая в нём души не чает. Она полуглухая, но очень вкусно готовит и просто обожает котов, а из всей лестничной клетки пушистый друг есть только у Пака. Да и не сказать, что старый пушистик был против такого проживания на две квартиры. Даже наоборот. Сон вспоминает, как старший переволновался от пойманной им простуды и привез к лучшему ветеринару, чтобы тот назначил лечение, и тихо усмехается, не зная, жив ли Марс или же нет.
Вскоре кортеж паркуется перед зданием правительства, и генерала с телохранителем сопровождают мужчины. Снупи с Лисой идут впереди, проверяя магазины пистолетов. Их досматривают, но документы не просят и пускают дальше. Давненько Сон не был в этих серых стенах. Не скучал, конечно, но вновь ходить по просторным коридорам приятно, хоть атмосфера и душит. Или это осознание того, что Пак позади него? Такой родной и близкий, но такой далекий для него человек. Горячо любимый, однако рьяно ненавистный.
— Предоставьте ваши документы, — холодно и спокойно декламируют пришедшим на входе, выжидающе глядя на то, как Сонхва достаёт из заднего кармана паспорт, тихо вздыхая. Там нет никакой разоблачающей информации, только фотография и имя с фамилией. — Пожалуйста, снимите маску.
Пак ухмыляется пусто, покорно кивая и снимая средство своеобразной защиты. Чтобы было лучше видно лицо, он зачёсывает руками непослушную чёлку, внимательно смотря на проверяющего и забирая документы. К нему сложно придраться из-за тонкостей его службы, потому что документы ему делают в том же департаменте, где и выдают настоящие, поэтому никаких вопросов не может возникнуть. Разве что только если его узнает кто-то из тех, с кем он был знаком до смены данных.
После проверки документов сопровождаемого Пак покорно встаёт рядом, пусто смотря куда-то вперёд грузным взглядом. Сердце кровью обливается из-за глупых мыслей. Скорее всего, эти дни службы будут для него последними, раз Минги уже точно увидел его. Военные всегда исполняют свои обещания. Хотя Сонхва от этого только легче живётся, ведь если это и правда случится, то перед смертью он сможет увидеть эти прелестные черты лица, что все эти годы постоянно всплывали в памяти и хранились на фотографиях. Глупость, снова всплывшая в голове и отдавшаяся тянущей болью в сердце. Он снова оказался слишком слаб.
— В каких войсках службу несли, господин Со, — снова спрашивает капитан, и Сонхва спокойно отвечает, заранее зная все ответы.
— В спецподразделении разведывательных войск, капитан, — отчасти даже правда, смешанная с ложью резюме. — Завершил службу с наградой за примерное поведение и отличные показатели.
Пак вспоминает о своих военных годах службы, когда над ним действительно измывались старшие по званию и возрасту, отбрасывая воспоминания и вновь внимательно слушая вопросы, которые могут ему задать. и оказался прав.
— Почему же не пошёл служить дальше? — логичный вопрос, который мог бы задать любой военный. Даже Хва задал бы.
— Нашёл более подходящую работу с высокой оплатой, поэтому решил остепениться.
парень улыбается немного виновато и этой фразой, видимо, завершает разговор, вскоре вновь смотря по сторонам и после лишь спокойным шагом идя наравне с генералом, что вдруг что-то вспомнил при виде будущих собеседников.
— Часть документов мой секретарь привезет отдельно. Хакмин, заберешь их? — Минги выжидающе ведет бровью. Сонхва кивает на просьбу, получая данные на телефон. Наконец-то. — Благодарю, — кивает генерал на положительный ответ.
Пак провожает его до зала переговоров, являющегося больше похожим на подвал, и старается избегать чужих взглядов, быстрым шагом уходя на указанное место. Можно было бы спокойно дойти, но чувство, что кто-то находится неподалёку, не покидало его. Три человека из альфы остаются снаружи, охраняя от посторонних лиц. Радует, что объект не заметил Минги, который стал еще одним охранником за пределами душного помещения.
— Внутрь никого не пропускать, сказать о предполагаемой угрозе. Информировать меня в случае непослушания. Это приказ, — майор кивает двоим оставшимся, ловко покинув место службы и трусцой последовав маршруту недавно ушедшего Сонхва.
Спускается по лестнице, вынув из кобуры огнестрельное оружие. Ладонь крепко сжимает пистолет. Паркинг. Сотни колонн с разным сочетанием букв и цифр. Когда такая мелочь останавливала парня? Тот следует интуиции, свернув направо; шаг быстрый, но не бег: здесь некуда бежать. Пара новых поворотов, и впереди мелькает знакомая макушка. Он пытается скрыться? Минги хватает секунды, чтобы совершить разворот на сто восемьдесят и пойти на перерез молодому человеку. Бинго. Пак выскакивает из-за колонны на расстоянии десяти метров от него. Сонхва, остановившись ровно напротив младшего, снова проклинает жестокость природы, грузно и бесконечно влюблённо смотря на парня.
— Привет, Хва… Или лучше господин Со? — язвит, расстегнув пиджак на случай драки или побега. Первая пуговица рубашки освобождает горло. Микрофон был выключен еще по пути сюда. Разговор останется конфиденциальным. — Ты ведь хорошо помнишь тот день? — сердце пропускает медленный удар. — Такое не забывают, да, герой отечества? — делает шаг вперед. Каждое слово вмещает в себя невозможную концентрацию желчи в сторону Пака. — Что ты хоть получил за головы лучших солдат юга? Надеюсь, стоили они дорого. А если цена за увечия была низка, тогда и тот, кто приказал тебе нас схватить, почит накануне, — в голосе боль, ее сложно скрывать, ее хочется показывать. Вопить, как тогда, реветь, и чувствовать, как в груди разрывается в отчаянии сердце.
— Минги-я… — Сонхва вздыхает, смотря на майора пустым и сожалеющим взглядом. Сердце предательски тянется к тому самому, хочет вырваться из грудной клетки и просто остаться у него в руках, оставив владельца без шанса на существование. В груди неприятно щемит от сказанных слов, взгляд немного притупляется, становится более тяжёлым.
Ему жаль за случившееся, жаль, что ему не дали выбора и достаточно информации, чтобы сделать правильные действия. Он узнал о том, что там будет Сон, почти в самый последний момент, но пытался держаться указанных действий. Пак любил и любит бесконечно преданно, смотрит почти так же и разве что только скулит глубоко в душе, стараясь ровнее дышать и держать лицо, чтобы прямо сейчас не упасть на колени, умоляя понять и простить. Он слышал звук заведённого пистолета, отдающийся где-то в коридоре. Хва не так глуп.
— У тебя пистолет на готове, и тебя никто не упрекнёт за мою смерть, потому что все знают, что Пак Сонхва причастен к убийству первой альфы, — смотрит внимательно, немного наклонив голову и скрыв ноющую боль монотонной речью. Чужие вопросы умело игнорируются. — Ты обещал меня убить, и я не буду бегать от тебя, но сейчас немного не то время, не находишь?
Сонхва спокойно улыбается, будто не его сейчас могут убить и не он сейчас готов вымаливать прощения на коленях, вцепившись в пиджак пальцами и объяснив всё по деталям. Нет. Сейчас он Со Хакмин, который приехал как профессиональный телохранитель и сопровождающий генерала северокорейской армии. Не Сонхва, чьё сердце кровью обливается от вида такого сильного и одновременно хрупкого мужчины, которого он правда любит. Не Сонхва, а Хакмин, который ничего не знает и просто выполняет поручение.
— Майор Сон, вы позволите мне пройти? Через семь минут должен подъехать секретарь, а у меня есть поручение от моего начальства.
Ему больно так говорить, больно знать, что виной боли любимого человека является он сам. Природа ликует, ведь это — ознаменование встречи родных людей. Снова боль. Ему это надоело, надоело адское чувство нескончаемого издевательства судьбы над ними. Хочется обнять Минги, поправить непослушные волосы и прижать к себе, оставив поцелуй на виске. Так глупо и одновременно желанно…
Сонхва вздыхает, ожидая действий парня и смотря на время на часах. Становится плевать на него, внимательно смотря на младшего и пытаясь придумать хотя бы один способ прогнать очередные глупые мысли в своей голове. Сонхва знает, что ему всё равно суждено умереть, ведь такой поступок непростителен. Он просто оттягивает время на часах жизни, но не чтобы подольше подышать, узнать мир или что-то ещё банальное. Нет. Звучит странно и капельку романтично, но ему хочется насмотреться на Минги. Сколь бы глупо не звучало это, но сердце разведчика, если того спросят, сейчас желает только этого и ничего другого.
— Ваш ответ, майор?
Младший не дрогнул, не повелся на подставную личность. Секретарь приедет? И его убьет, если встрянет в разговор. У Минги всё просто с недавнего времени. Пусть его не слышат, зато слышит он. Ребята докладывают о спокойной обстановке. Значит прошло три минуты. При следующем докладе Сонхва нужно будет забирать документы. Времени хватит. Ответит честно, если друзья спросят: он не хотел и не хочет сразу пускать пулю в любимого человека. Нет. Ни за что. Не так легко.
Сон не услышал слепых оправданий, поэтому резона убивать единственного человека, владеющего всей информацией по делу альфы, нет. На лице мелькает насмешливая ухмылка. Парень размеренно шагает навстречу, а дыхание замирает. Как бы не любил, не сможет забыть той встречи в том паршивом гараже. Раны не доставляли неприятностей, шрамы не портили тело, но факт остается фактом, что, когда его нашли без сознания на дороге, его состояние было хуже, чем когда-либо. А с отрядом они прошли через ужасные боевые действия. До Пака остается пара шагов. Метр. Стоп. Рука поднимается, а дуло пистолета касается чужого лба. Глаза в глаза.
Эти руки, дарившие тепло в крепких объятьях, эти губы, вечером в день последнего общения так тягуче целовавшие… И вновь эти же губы, оставившие во рту майора металлический привкус, когда мужчина прильнул к нему, почти обездвиженному. На что он надеялся? На взаимность? Прощение?
— Мой ответ, — тон по-военному строгий, еще немного, и станет говорить, как перед командующим. — Ты не умрешь так просто, Хва, — щелкает предохранителем, слегка оттолкнув голову Сонхва и спрятав оружие в кобуру. Хочет уже уйти, но не может. Этот подонок даже не поменял одеколона, который покупали вместе лет семь назад…
— А ты не изменяешь себе, Минги-я.
Сонхва смотрит в глаза с мнимым спокойствием и преданностью. Ему нельзя говорить даже сейчас, когда он мог быть лишён жизни лёгким нажатием на курок. Он не видел в этих глазах желание убить. По крайней мере не сейчас. Нет. Там что-то другое. Отвращение. В его голове к себе точно такое же, и он не смеет осуждать за это или требовать обратной эмоции. Он только смотрит спокойно снизу вверх. Немного влюблённо и нежно, как это было и раньше. Глаза закрываются, не в состоянии смотреть больше на чужую боль. Не сейчас, не тогда. Он не может простить себя сам, что говорить о самом Минги. Его можно понять, Сонхва — сложно, почти невозможно, учитывая, что ему поставили только два условия с иллюзией выбора. Из двух зол он выбрал меньшее, и сейчас он же платит за это чужими слезами. Но лучше так. Лучше живой и ненавидящий, чем с пулей в голове и под землёй. Пусть. Сонхва стерпит с болью в сердце. Минги хмурится, продолжая небольшой монолог.
— Я работаю снова с альфой. Три года пришлось страдать в одиночку, потому что репортеры просто не могли упустить шанс ради громких заголовков вроде «Капитан лучшего отряда предал сослуживцев» или «Выжил только капитан. Как такое возможно?». Как так вышло, что предателем оказался я? Как так вышло, что ты за день до этого желал мне удачи? — на глазах проступают слезы. Майор злится, в нем с новой силой вскипает ненависть. Он двумя руками хватает мужчину за рубашку, дернув к себе. Сонхва не обделен ростом, однако младшему он по нос примерно. Молодой человек всегда слишком трогательно и мило, смотрел на него сверху вниз, прижимаясь, словно маленький ребенок к мужской груди в любой удобный момент. — Как ты мог? За что? — скорее жалобно, если бы не переход на крик, раздающийся эхом в паркинге.
— Тебе не понять, — говорит так же спокойно, осторожно обхватывая чужие руки и смотря в глаза. Минги чувствует себя предателем собственных взглядов, когда лбом утыкается в крепкое плечо. На какое-то жалкое мгновение в душе становится спокойно и тепло, но мимолётная слабость резко отдает болью, стоит только вспомнить тот день.
Сон резко толкает Сонхва с надрывистым выдохом и затем уходит, смахивая с щек вредные слезы, которые сорвались с ресниц, быстрыми ручейками ниспадая куда-то на одежду. Старшему оставалось только с болью в сердце посмотреть ему вслед и вернуться к своему делу, вспоминая это секундное тепло.
— Объект на месте. Никого в коридоре нет. Совещание идет тихо, — отчитывается Снупи, а парень забегает в уборную, наспех умывшись и убедившись в том, что выглядит как и до того, как покинул свое место. Застегивает пиджак с рубашкой, включив микрофон.
— Докладывает Лиса: возвращаюсь к дверям переговорной. Обоймы полные, — что значило одно: Сонхва жив. — Приказ о контроле прохода на парковку аннулируется, — вскоре майор встает немного подальше от дубовых дверей, дабы при их открывании его не задело. Сердце в груди ноет, кажется, Минги сейчас сорвется, упадет на кафель и даст волю эмоциям. Нельзя. В казарме позволит себе такую роскошь, как в подушку долго и истошно рыдать, а сейчас нужно оставаться непреступным и спокойным.
Забрав документы от секретаря, Пак спокойно отправился обратно. Даже шаг почему-то стал более грузным и медленным. В груди неприятно и как-то даже пусто. Будет ли он умолять, просить прощения? Оправдываться? Рассказывать, что это всё было сделано по принципу отсутствия выбора? Говорить, что он всё ещё любит? Возможно, но не здесь и тем более не сейчас. Не при стольких людях, которые могут их услышать или увидеть. Сейчас для Минги он лишь источник такой волнующей его информации, не больше. Своеобразный одноразовый носитель, который после распаковки следует уничтожить в целях собственной безопасности. Вскоре Пак оказывается у входа в зал переговоров, и его останавливают.
— Биг Босс, прием, сообщи объекту о прибытии Со Хакмина, — в глаза смотрит, не думая отвернуться. Ждет ответа, слыша шуршание одежды за спиной: явно солдаты сейчас держат ладони на пистолетах, в любую секунду готовые вынуть их, прицелившись для выстрела. — Проходите, — делает выверенный шаг вправо, а двое остальных дают телохранителю зайти в кабинет.
Выслуга перед родиной… Сонхва впервые ставит под сомнение собственную патриотичность, чему его никогда не учили, когда смотрит в чужие глаза, тут же опуская их в пол с тяжёлым вздохом. На лице младшего виднелись капельки воды, глаза всё ещё казались немного опухшими.
Не этого в жизни хотел Пак для парня, не вечных слёз и истерик, нет. Он хотел бы видеть его улыбку, а не страдания, чувствовать его тело рядом в объятиях, а не так, как это было какие-то минуты назад.
«Тяготы службы,» — отдаётся в голове мужчины, отдающего нужные папки и внимательно смотрящего на каждого находящегося в переговорной.
Хва только пусто усмехается этой фразе в собственных мыслях, где всё перемешалось. Ему хочется прямо сейчас наплевать на годы выдержки, выбежать из этого переговорного зала и крепко обнять Минги, даже если тот пустит ему нож в живот — Сонхва знает, что тот всегда находится рядом, — пускай. Он хочет просто сказать ему такое банальное и почти бессмысленное «всё это было только ради тебя».
Да, тогда, в коридоре перед самым входом в камеру к отряду альфы, ему прямо сказали, что оставить в живых они смогут либо никого, либо только одного человека из всего отряда. им не нужны были такие свидетели или мстители. Этого отряда — в таком составе — не должно было существовать, на самом деле. Сонхва только тяжело сглотнул, просмотрев личное дело каждого и без раздумий выбрав Минги, как только увидел его лицо. Честно говоря, именно его он видеть не хотел. Его вообще не должно было быть в этом спецподразделении. Вообще нет. Хва трясёт головой коротко, когда вновь вспоминает тот день, оставшийся самым глубоким шрамом на его сердце, не замечая, как собственный внимательный взгляд становится темнее, холоднее и сосредоточеннее.
Не скажет он ничего. Только перед самой смертью, когда его и тот мир будут разделять ещё пару мгновений. Пак не хочет представлять эти сцены, но он знает, что обязательно посмотрит в глаза самого красивого парня на планете, улыбнувшись так глупо и влюблённо, как сейчас хочет, но не может, грузно вздыхая и стараясь вернуться в реальность, вновь тряхнув головой. Эта особа так и продолжает кружить ему голову одним своим существованием, даже не зная об этом.
***
Когда генерал наконец завершает переговоры спустя около двух с половиной часов, находящиеся в зале выходят, а майор Сон разворачивается отточенным движением к старшим по званию, ожидая распоряжений. Плечо к плечу встает Ёсан. Он, на самом деле, тоже в звании майора, но Минги получил его очень рано, да и уже давно должен быть повышен, поэтому Кан сейчас либо на одном уровне с ним, либо слово младшего более весомо, зависит от ситуации.
— Майор, вы не могли бы пересесть в автомобиль? — парень внутреннее кривится, мол, самому нужно — сам и пересядь, вон, на мотоцикл, однако на лице — отсутствие эмоций, что означает отказ. — Перечите приказу? — вообще, Сон ненавидит, когда планы меняют на ходу, это могут делать только знакомые ему люди, но точно не северянин высоких чинов.
— Никак нет, сэр. Командующий определил меня первым в шеренге, — он не хочет оказываться рядом с Сонхва, да и, признаться честно, сам объект, который они сопровождают, тоже не вызывает эмпатии. Явно же зовут ради неприятного разговора, ведь любая информация по делу спецотряда была изъята и засекречена подальше от таких же любопытных носов.
— Мы поедем в другое место. Туда ехать меньше, чем сюда. Это приказ, — а какое право он имеет указывать южанину? Эхом от стен отдаётся «так точно!» и глухой из-за обуви марш шагов.
Минги тяжело, наверное, даже слишком для обычного парня, с большим и добрым сердцем, но теперь ещё и бесконечно болящем об одном лишь Паке. На парковке альфа размыкается, вторая машина заполняется сразу же, а оставшиеся подходят к капитану, ожидая его указаний.
— Волк, едешь со Снупи, — Юнхо кивает, потрепав друга по плечу, и быстро подходит к мотоциклу.
Минги, вздохнув, тянется к ручке автомобиля со стороны Сонхва, но его руку останавливает Ёсан. Взглядом намекает на Пака, предлагая поменяться им местами, потому что, какой бы просторной не была иномарка, сидеть приходится вплотную друг к другу. Сону явно будет приятнее находиться с тем, кого он знает, а не с генералом. Выбор был очевиден.
— Отставить разговоры, Лиса, — младший не совсем в настроении спорить, итак придется говорить о неприятных вещах, иначе не поменяли бы их местами. Парень, переведя дыхание, почти синхронно с Каном садится в машину. Его взгляд, отчасти усталый и опустошенный, смеряет мужчину, к которому хочется прильнуть, забыв обо всех обидах и ненависти… У него теплые, всегда теплые руки, согревавшие в любое время года. Он по нему безумно скучает.
— Насколько я знаю, относительно недавно были найдены тела двух американских солдат. Увечия на них схожи с отчетами по первой альфе, — в этот момент, воцаряется тишина, гробовая, дыхание еле слышно.
Сказанное заставляет Сонхва напрячься. Из оставшихся в живых, тех, кто располагает подробной информацией о случившемся, остался только частично Минги, Сонхва и тот, кто скомандовал ему туда отправиться. Пак видел подробные досье всех участников, знает каждого, кто тогда был там, общался с тем, кто вёл это войско идиотов. Благо, он знает английский, и ему не пришлось слушать исковерканных фраз. Он же занимался зачисткой тех, кто после исполнения не был нужен: незачем посторонним знать больше того, чем им дано. Генерал об этой информации не знает, не знает о Сонхва того, что знает его непосредственное начальство. Не каждому даже в правительстве дано знать то, о чём осведомлены он и остальные его настоящие коллеги. слишком секретно. лучше просто умереть, чем выложить просто так то, что он или кто-то из его настоящих коллег знает.
По отношению к Минги подобного разговора не смели начинать. Никто. За те пару дней в казарме ни один не попытался разузнать что-либо. Существует даже некое правило: развивать тему, только в случае, если сам Минги упомянет и таким образом даст мнимое разрешение. А здесь сразу и в яблочко по больной теме. Захотелось взять старшего за руку и попросить о моральной поддержке, но остаётся только
случайно касаться плечом чужого.
— Разве не вы причастны к их смерти? — мужчина вырывает из размышлений и словно допрашивает. Ощущение, будто на Минги собирают досье. Отвечать нужно аккуратно.
— Их было шестеро на семерых. Ответит каждый, потому что я владею информацией обо всех, — слишком дорогого стоило найти информацию о наркодилерах, нелегальных продавцах оружия, да и в целом. О них. Лица помнились плохо, расплывчато, основой стали голоса: мерзкие, с ужасным акцентом. Некоторые слова невозможно было понять, и дело не сколько в состоянии Сона в те дни, просто корейский не был для тех подонков родным. Коверкали, как могли, переиначивали смыслы предложений, меняли одно слово на другое, противно гоготали. Мерзость. — Месть коснется каждого, даже тех, кто стоял за обычными убийцами, — речь не о Сонхва, ему наверняка поручили такое дело люди, находившиеся в более неприкосновенном звании. Речь о том, кому пришло в голову извести альфу. Парень уверен, что здесь замешан кто-то важный, влиятельный. В день исчезновения отряда они попали в ловушку, и там было слишком много человек. Откуда им взяться? Их прислали туда. Вопрос только в том, кто отдал данное распоряжение.
— Ясно, — хмыкает генерал, будто ответ его не устроил. — А вы, майор Кан, какого мнения? — у объекта пытливый тон. Что хочет знать? Услышать? Какую-то правду? Интересно, какую именно. Ведь никто, кроме Сонхва, особыми сведениями не обладает. — Вы учились вместе с солдатами альфы, вероятно, вам известно больше моего, — дополнительно разглагольствует генерал, уже точно подтвердив свой повышенный интерес к смерти ребят.
— Я не их капитан, и я не был там. Скажу одно: седьмого апреля у нас день памяти и скорби, — у Минги сердце йокает при дате. Неужели все три года им отдавали честь и вспоминали? Неужели он вновь вернется домой после очередного задания? Неужели… Благо, до места назначения и вправду ехать лишь пять минут, поэтому он не сильно раскис от размышлений. — Господин Со, могу я попросить вас пройти за мной? — Ёсан кивает на угол здания, провожая туда немного опешившего, но согласившегося мужчину, что успел заметить Минги и понять, для чего именно его туда ведут. Естественно, сам капитан не идет туда, а остается контролировать тех, кто может помешать разговору предназначенных судьбой.
Младший, увидев Хва, не пытается даже держать себя в рамках приличия: пальцы вновь комкают рубашку любимого, а где-то внутри начинается агония настолько страшная, что стоило бы побояться упасть в обморок. Он тянет к себе обещавшего не сопротивляться мужчину и рычит не своим голосом.
— Не смей сбежать. Сам знаешь, я всегда найду тебя, — не уходит так просто, бьет с силой по груди Сонхва, с трудом заглушив всхлип. — Почему мне так больно? За что? — повторяет утренний вопрос, очередным ударом заставив врезаться в стену не столько от силы удара, сколько сам мужчина отшатнулся, будто ноги стали ватными.
— Я не собираюсь убегать или прятаться, это во-первых, — Сонхва хрипит тихо, успев только сгруппироваться и тем самым немного облегчить удар. Взгляд так же спокойно и нежно смотрит, скрывая за этим непреодолимо сильное желание прижать к себе. Пак прикрывает глаза от лёгкого головокружения из-за удара головой и сдавленно мычит, вновь смотря на парня и пытаясь прокашляться. — Во-вторых, я не хотел для тебя этого, — начинает говорить сипло, выравнивая дыхание и не отрывая взгляда от любимого человека. — Я даже не знал, что ты будешь в этом отряде, не знал, что они не хотели оставлять никого в живых. Я не могу рассказать обо всём, но тебе не стоит ввязываться в это, Минги-я. В этом замешаны куда более высшие чины, как ты мог догадаться, и тебе в идеале лучше просто убить меня, не пытаясь дойти до кого-то выше, — говорит спокойно, подходя к парню и пытаясь потянуться, чтобы поправить волосы, но отдёргивая себя от этой мысли, зная, что сейчас не самый подходящий случай. Вздох.
Парень в ответ усмехается. Глаза, полные слез и отчаяния, выискивают в старшем непонятно что. Какую-то мелочь, которая бы отталкивала, изъян, заметный лишь вблизи. Но его нет. Минги ненавидит за тот поступок и исключительно за него. В голове проползают сомнения, мол, может зря он так убивается, зря плакал в тот день? Вдруг Пак — тоже лживая личность и просто великолепный актер? В ответ в голове видение, а в нем он и имя его, что слетело с губ так легко, непринужденно и спокойно, украсившись мягкой улыбкой. Нет, перед ним не кто-либо неизвестный ему, а тот, с кем ему предстоит провести ближайшую жизнь. Вспомнились слова первой альфы касательно привлекательности Пака, его чести и преданности. Осознание того, что всё это истина, лишь глубже вонзает острый нож в сердце, заставляя то пульсациями выплескивать кровь. Почему они? Почему?
— А ничего, что «высшие чины» отдали распоряжение избивать всех нас? Я только потом узнал, что мы там были всего около недели, — смахивает с щеки непослушные слезы. — Когда на нашу годовщину я пропал на месяц, мы тоже угодили в ловушку, — вспоминать счастливые моменты с Сонхва резко оказалось слишком трудно, но до детской радости приятно. Там, в прошлом, Минги не сильный солдат с оружием, а заботливый человек и горячо любимый парень, которого лелеяли, желали и оберегали. — Я не говорил, верно? Хотя ты со своими связями прекрасно всё знаешь и сам многое видел, когда… — Пак даёт взглядом понять, что говорить вслух не стоит, и слышит только тяжёлый вздох. Раны младшего давно не болят, а факт пережитого тяжелого состояния не давит так сильно, как давит чужое молчание сейчас. — Я это все к тому, что высшие чины не посмеют и вякнуть. Мне нет дела до того, кто отдал приказ, точнее, в каком он или она звании, — переводит дыхание. — Первая альфа — легенда. Никому не сойдет с рук их смерть. Их семьи… Я должен вернуть дань родным своих подчиненных, — впервые, голос срывается из-за слез. — Никто не помешает мне, поэтому ты скажешь мне все, что тебе известно, — хрипит, захлебываясь в истерике, но лишь внутренне, в душе, где рвет и мечет от горя. Внешне пока еще держится.
— Я ничего не скажу тебе, пока не буду уверен, что ты точно меня убьёшь после сказанного, пока не пойму, что ты отомстил мне. Ты не хочешь убить меня сейчас, потому что я знаю то, что тебе нужно. Минни, лучше ненавидь, так будет лучше, поверь.
Сонхва осторожно касается чужих плеч, смотря в глаза и вновь отходя на шаг. Младший шмыгает, недовольно осмотрев руки Пака, когда тот коснулся его. Сердце затрепетало на мгновенье. Почему он так сильно его любит? Почему старший вообще решился назвать его
так? Он не смеет сейчас уходить, пока ему не дадут на это разрешение, и для младшего это мог бы быть шанс для глупых попыток чего-то личного, но сердце вновь щемит от сильной и тянущей боли. Эти чувства делают больно, но оба лелеют их, а Хва ещё и улыбается так мягко, что Минги готов волосы на голове рвать от разрывающих чувств.
— Скажу прямо: тебе лучше сказать мне, когда и куда прийти. Желательно когда это задание будет закончено, иначе у этого пустоголового, — Пак кивает в сторону генерала, — возникнут вопросы. По заданию мне нужно сопровождать его до самого конца, как бы неприятен мне не был он или как бы сильно ты не хотел мне отомстить. Лучше не создавать для него случая для доклада обстановки вышестоящим лицам, сам знаешь, какая сейчас ситуация с севером и югом.
— Минги, нужно вернуться через час, — младший, секундно вздрогнув, смотрит в сторону Ёсана, прокашлявшись, и удивительно ровным тоном благодарит за информацию. Видимо, генерал-майор приехал в казарму.
— У меня дома через два дня в шесть. Адрес, я думаю, помнишь. Пароль я не менял, — через названный срок объект уедет обратно, а Пак будет свободен. Руки чешутся дотронуться, ощутить тепло чужого тела, но мозг говорит остановиться. Слезы быстро стираются с лица, но их следы все равно видны. — Биг Босс, можно тебя на секунду, — произносит, глядя Сонхва в глаза. Капитан тут же появляется рядом и без слов отдает свой платок, с тяжестью посмотрев на мужчину.
— До завтра, господин Ли, — приобняв за плечи, уводит майора, слишком быстро отдав приказ сесть в машины.
Пак только кивает, всем сердцем завидуя тому, как доверчиво парень прижимается к капитану, и получая приказ от генерала отправляться вслед с остальными до казармы. Там им должны, вроде, выделить спальные места. Сонхва не вникает, мысленно начиная отсчитывать время до их последнего… Свидания? Так ему легче запомнить. Звучит лучше, чем последний день в его жизни.
Пак вздыхает, садясь в машину и теперь не скрывая ни лица, ни эмоций, ни настоящего имени, ни звания, если того спросят. Да, он выше по рангу, но не смеет перечить указаниям. Даже его спецподготовка не совсем сравнится с тем, чему учат их, он уверен. Хва больше предпочитает играть, как актёр, но не как военный, хотя его навыкам можно позавидовать.
Едет он молча, не проронив даже слова и лишь иногда бросая взгляд в сторону мотоцикла с таким знакомым силуэтом. Сердце снова предательски стучит. Волнуется, как бы он не упал, не получил травму, вдруг что. Минги ведь очень неуклюжий в обычной жизни и часто страдал из-за этого. Он волнуется, несмотря на остальные вещи. Сердце болит и ужасно сильно переживает за парня. Сонхва иногда не понимает этого: нужно бояться того, кто хочет тебя убить, но он продолжает любить, готовый хоть сейчас всю информацию вместе со своей головой принести ему на блюде, всю поднаготную в письменном виде, всё, что захочет, но одновременно с этим не может, зная, к чему это приведёт. Чиновничьи круги сильно выбивают полковника, который знает о них столько, что каждого можно было бы посадить на нехилый срок и адвокаты бы не помогли. Но ни он, ни его коллеги этого не делают, пока им это невыгодно.
Парень спокойно выходит из автомобиля, поклоном встречая сопровождаемого и извиняясь за такое долгое отсутствие. Взгляд коротко следит за Минги, вновь переходя к генералу.
— Ты как-то странно смотришь на того парня. Что-то не так? — мужчина ухмыляется, смотря то на Сонхва, то на Минги, который уже слез с мотоцикла. Хва по-юношески влюблённо вздыхает, бросая взгляд на Сона и улыбаясь.
— Никак нет, товарищ генерал-майор, просто нравится внешность и характер такого прекрасного военного, — говорит даже как-то смешно и романтично. С такой ситуации и сам бы посмеялся, будь он смотрящим, но Пак смотрит в глаза альфы, по-прежнему улыбаясь. — Силен, красив, ловок, ещё и служит, разве не идеален?
Минги бросает на старшего нечитаемый взгляд, глухо усмехнувшись его словам. Идеален, но навряд ли где-то провинился настолько, насколько часто платит бессонными ночами и слезами в подушку. Слова лести не вызывают отвращения, лишь отдаются отголосками счастья в сердце, вызвав лёгкую улыбку. Сонхва на это только ускоряет шаг, надеясь получить информацию о своём спальном месте как можно скорее.
Никто из его знакомых не знал, что он когда-либо встречался с Минги и имел с ним какие-либо связи. Никому не стоило знать, что он впринципе имеет связи с кем-то из юга, тем более такого рода и ещё с мужчиной. Ему хватало их нежных встреч и солнечной улыбки.
Паку невыносимо тяжело даётся разлука, но он отвлекается постоянными разъездами. Всегда берётся за любое задание, то помогая новичкам, то, что случается чаще, работает в одиночку. Работа отвлекает, заставляя вживаться в роль то художника, то сантехника, то пилота пассажирского самолёта. Сейчас он снова бросает быстрый взгляд на Сона, кусая губы и располагаясь в выделенной небольшой комнате, отказавшись от гостиничного номера, который выделили для них двоих с генералом. Для Хва удобнее и привычнее спать так, чем в вычурных постельных номерах. Большие кровати напоминают ему о Минги.
У того в спальне тоже стоит большая кровать, которую когда-то они выбирали и даже собирали вместе, перепутав пару раз болты в инструкции и получив эту пару раз либо неустойчивую кровать, либо какую-то абракадабру, но в итоге она была собрана. Стало интересно, стоит ли она ещё в квартире, или парень решил от неё избавиться? Может, нанял рабочих и купил новую? Или она ещё на месте? Вопрос остаётся на сердце неприятным комом, а небольшая дорожная сумка — грузом на незаправленной кровати, пока сам парень с тёплой усмешкой вспоминал юношеские годы, когда их заставляли чуть ли не закрытыми глазами за несколько секунд успевать заправить точно такую же койку. Новый вздох.
Всё же не закрытыми глазами, но он быстро заправляет постель, усаживаясь на край и включая телефон. Сегодняшнее расписание дел и встреч завершено, сопровождаемый доведён до безопасной территории, и появилось свободное время. Пак открывает заметки и ставит напоминание о встрече, действительно подписывая это последним свиданием и зачем-то оставляя в конце смайлик с сердечком, когда ему приходит уведомление от его настоящего начальства о вопросе касаемо полученных данных. Сонхва смело пишет всё, что узнал, кроме одного единственного факта, который пока лучше оставить в секрете до приезда генерала обратно на север: майор Сон Минги вновь в строю.
Сон Минги
Альфа заходит в казарму. Ёсан громко командует построиться, и вскоре боковым зрением соллаты улавливают генерал-майора. Столько уже служит, что дошел до нового звания, но брать отказался, как и отказался отдавать командование альфой вместе с Соном. Он ведь действительно заменил ему отца. На учениях был строгим и требовал сверх нормы, не дозволял давать слабину, оставлял в тирах для тренировки навыков стрельбы до поздней ночи и относился строже всех как к самому младшему и, соответственно, слабому. Только всегда, каждый раз, когда парень перечил времени отбоя, уходя проплакаться, мужчина находил его, давая возможность выговориться. Он не скрывал волнения в день, когда первая альфа перестала выходить на связь, и первым отдал приказ объявить спецоперацию по поиску ребят. Ездил сам, со своим, в разы более многочисленным, пусть и не каким-то особым, но все равно отрядом. Искали, пока не наткнулись на гараж, за границей города. Открывать тот было неприятно. Видеть шестерых мертвых и только вечером того дня получить звонок из больницы, нашедшей парня живым.
— Вольно, — Чон высокий, худой военный, с огромным досье и выслугой перед народом, страной. Такому можно подражать. Он разводит руки немного в стороны, встав перед младшим. Он виновато озирается на сослуживцев, а потом без раздумий падает в эти объятья, тут же не сдержав слез. Который раз за день он рыдает? Вся выдержка идет к черту в такие моменты. И никто не осуждает его поступка. Особого отношения к Минги никогда не было, особенно во время работы. Но все знали, что для их начальника Сон как сын. — Ты жив и здоров, я очень рад, — у
него жена и две дочери. Он не хотел никогда третьего ребенка, однако считал, что иметь такого сына, как Минги, — честь для любой семьи. И этого Чон не забирал себе. Для него он ученик и прекрасный солдат, а ребенок, которым нужно гордиться, он только для своих родных. Генерал никогда не посмеет изымать себе права его родителей, он лишь неравнодушный человек в казарме, отлично знающий парня.
— Простите. Все, простите, — отстраняется от генерал-майора, обращаясь вполоборота к альфе. — Только увиделись, а я плачу и плачу, я не должен, — раз была отдана команда «вольно», юноши подходят, даже Чона утянув в круг отряда.
— Когда Ёсан доложил, что увидел тебя, мы думали, что разбудим ближайшие районы криком радости, — говорит кто-то со спины. — Мы учились и служили с тобой. Ты парень, вызывающий больше уважения, чем некоторые мужчины, — Минги не обижается на укол в сторону своей ориентации и только усмехается, благодарно кивая.
Генерал-майор аккуратно поддевает жетон, который видел в последний раз несколько лет назад. Младший успел надеть тот, наспех забросив под рубашку. Чон проводит большим пальцем по табличке, которая повидала виды. Ее полировали, по блеску заметно, но сам металл сильно изношен. Минги нужно заменить всё, что он носит не один год. Солдату должно быть комфортно и удобно в форме, а у него не сменна та, еще с дней заключения. Сотню раз подшитая, выстиранная, но старая форма.
— Я не подведу вас и буду служить верой и правдой, как полагается, — поднимает ладонь к виску. — Служу родине, — окружавшие его мужчины дублируют жест, тепло улыбаясь другу, начальнику, сослуживцу. Минги снова тянется к генерал-майору, а уже их двоих обнимают остальные, невероятно счастливо потрепав Сона по голове, испортив прическу и немного сбив пиджак. — Сходим на стрельбище? — знает, что Чон любит это дело, а солдатам нужно будет доделать свои дела, как минимум, написать часть рапорта, потом только будут свободны.
Сон сделал бы это, но сегодня единственный день, когда он даст себе поблажку в виде такого развлечения. Спешит переодеться в обычную форму, пока новой не прислали обещав сделать это к вечеру. Значит, завтра наденет свежую. В душе радуется мамин модник, словно парадной форме. Для солдата форма — самая удобная одежда, хотя дома, в маленькой квартирке есть не два и не три изумительных наряда, в каких только на светские вечера, но не об этом сейчас. Минги поправляет непослушные волосы, подумывая о том, чтобы вскоре их вновь сбрить, и быстро умывается. Забегает на стрельбище, оставив свое оружие у входа перед охраной. На вытянутом столе лежит винтовка, хорошая, какие есть в армии и нигде больше.
Парень с довольной улыбкой поднимает тяжелое оружие, поставив то на опору и опустившись на живот. Генерал-майор уже подготовился, поэтому ждет только его. Тот ловко обращается со снайперской винтовкой, прицелившись и сделав выстрел по команде. Затем следует еще три таких же. Все точно в цель. Мишень меняют, как и оружие. Теперь револьверы. Редко, конечно, их используют, так, если сильно много денег и хочется показаться пафоснее, чем есть на деле. Минги ненавидит их — неудобно. Здесь он явно проигрывает Чону.
— Ты всегда говорил, что я тебе отца заменяю, но материнская забота тебе ведь тоже была нужна, — начинает мужчина, вставляя обойму в стандартный пистолет для военных. Сон жмет плечами, выпуская пули в манекен: все пять попадают в лоб с расстояния пятнадцати метров.
— Военврач и бывший старший лейтенант Ким Хонджун, дочь командующего, пусть и не сильно старше меня, мне как сестра, ее мне хватало. Большего мне и не надо было, — генерал-майор кивает, направляясь к мишеням, чтобы обновить те.
Час проходит под звуки выстрелов, затем ужин и отбой, ведь ранним утром, альфа первой начнет пробежку. А пока довольный возвращением к прежней жизни Минги улыбается так же ярко, как и три года назад, ведь сейчас испытывает настоящее счастье, временно откинув на второй план мысли о том, от кого сердце трепещет при одном только упоминании. Сейчас он счастлив рядом со своей второй семьёй, большего ему действительно не надо.
