Изумительные люди и события, с ними произошедшие

…Чистить друг другу сортиры. — Так у нас ещё принято на последний день года от начала дружбы страстно целовать друг друга в губы, знаешь, как эти ваши хлопоты в последние дни года Шурф Лонли-Локли явление весьма странное. В сравнении с совершенно обычным мной, разумеется. Педантичный, невозмутимо-спокойный, приближающийся ко мне неспешным шагом, возводящий моё предчувствие чуть ли не до предела. — Шурф, дружище. Приветливо махнул рукой, не отрывая, впрочем, внимательного взгляда, сделал затяжку (какая удача!) почти целехонькой сигареты. Развалился в кресле. — Макс. Вблизи Шурф оказался ещё более странным. Извечная невозмутимость слегка прогнулась под натиском нервозности, проглядывающейся в каменных чертах, сцепленных длинных пальцах. — Ты решил нанести мне дружеский визит, или же Джуффин послал тебя предупредить меня о чём-то очень важном? Я не до конца понимал, что говорю. И почему не понимал всего в полной мере, тоже не понимал. Понимал только, что спустя несколько месяцев Шурф Лонли-Локли также поражает меня. Манерами, ростом, белоснежными лоохи, и, конечно, схожестью с барабанщиком Роллинг-Стоунз. Прямо до долгих затяжек и глубоких шумных вздохов. Слава всем богам, что не так, как меня поражала и поражает леди Меламори. Но, может, мне просто хочется верить в это. — Первое, Макс. Было прекрасно видно, что Шурф мялся, и причину этого я, сколько не прикидывал, так и не угадал. И поэтому поднялся, оставив сигарету в пепельнице. И в ту же самую секунду оказался каким-то образом прижатым к крепкому телу и дышащим в неподвижный, чёткоочерченный кадык. А после, подобно самой дорогой девушке, с нежностью поднят за подбородок длинными пальцами. И поцелован, как самая дорогая Шурфу девушка. Сказать, что я растерялся — значит, не сказать ничего. Я был ошарашен, и не столько самим фактом поцелуя (вдруг Шурф случайно выпил противоядие, и, дабы добро не пропадало зря, пришёл ко мне?), сколько нежностью в прикосновении сухих губ и горячих ладоней, обхвативших плечи. И подумать я ничего не мог. А что тут, собственно, думать, когда тело само, чисто интуитивно, привыкшее к Шурфу со всеми его привычками и запахами, охотно отзывается моими губами, отвечая на нежность страстью и неожиданным рвением? Бренное тело, через которое проходят тысячи электрических разрядов и которое беззастенчиво топчется на моих жизненных принципах и убеждениях. Очевидно, настолько переменчивых, что я сам, сделав шаг назад после, касаюсь ладонью шурфовой щеки в мимолетной ласке. — Что это было, дружище? Шепчу тихо и хрипло. — Ты сам говорил, что у вас на родине так принято. Отвечает этот замечательный человек ровным голосом, будто не сам только что наслаждался моими прикосновениями. Вспоминаю, усмехаясь. — В последний день года? — Да, «в последний день года от начала дружбы». Сэр Шурф Лонли-Локли — замечательный парень, а я идиот, возможно, полнейший. — Я соврал. Говорю, отворачиваясь. Соврал-соврал, ему и себе заодно. Просто привык к тому, «правильному», предпочитая только девушек. Не думая, как крепко могу привязаться к мужчине. — Зачем, Макс? В ровном голосе мне явственно слышится (а может, это лишь моё убеждение — в таких ситуациях оно всегда присутствует) разочарование. Сэр Шурф смотрит на меня, скрестив руки без смертоносных перчаток. — Сам не знаю. Может быть, шутки ради, хотел увеличить градус абсурда. Может быть, из-за чего-то ещё. Прости. Стоим друг напротив друга. Молчим. Как будто мне сказать нечего. Вот уж сказки. — Постой-ка. Я ведь говорил, что это всё дурная шутка Мелифаро, сказал, что ты не обязан петь мне серенады и чистить сортир. Так почему ты вообще пришёл? — Мне показалось, что в твоём «повышении градуса абсурда» была заложена изрядная доля твоих собственных желаний. И, кажется, я не ошибся в своих догадках. Сказал он ровно, но так красноречиво взглянул, что я невольно смутился. — Да. Ты меня раскусил. Я давно мечтал поцеловать тебя, а потом приняться за остальной тайный сыск. Весь. Без исключения. Включая буривухов в Большом Архиве. — Почему ты просто не можешь признаться себе в том, что я привлекаю тебя, Макс? В Пустых Землях подобное не приветствуется? — Ещё как. Прости, Шурф, просто подобное… не приветствовалось и мной. До определённого момента. Я не стал добавлять ничего, зато взглянул должно быть, очень красноречиво. Как щенок, который встречает тебя у порога, разворотив на кухне любимый цветок или покусав выходные туфли. — Что ты этим хочешь сказать, Макс? — Будто ты сам не догадываешься… Прости. Я хочу сказать, что ты мне нравишься, и я пойму, если… ты не ответишь. Всё-таки ты женат, и жена у тебя просто замечательная. — Макс… Я действительно не могу ответить на твои чувства. По крайней мере, сейчас. Но я не хочу терять такого друга, как ты. — Шурф… Я замолчал, не зная, как ещё высказать мои чувства к этому невероятному человеку. Да, возможно, слова тут были и не нужны.