***
Они очень много путешествовали: Цансэ исполняла давнюю мечту, заключавшуюся в обходе всех земель Поднебесной. Не существовало ни поселения, ни мелкого ордена, который остался обделен их вниманием. Они мечтали провести по тому же маршруту свою дочь, маленькую Вэй Юн. Только у судьбы были свои планы на её счёт. — Чанцзэ, — Цансэ прислонилась к нему плечом, держа заснувшую дочь на руках, — я... Есть ещё кое-что, что я не рассказала. — Что-то случилось? — проницательно заметил её супруг. Редко в голосе Цансэ проскальзывали такие беспокойные нотки — он теперь состоял из них. — Баошань-саньжэнь пророчила, что я не доживу до тридцати, — она сглотнула, — а мне двадцать четыре. — Глупости: она и уверяла тебя, что что в мире все готовы тебя убить, — он и сам мечтал в это поверить. Вэй Чанцзэ не слыл сторонником видений, проклятий и прочего, — и что теперь? Все уважают тебя, ты познакомилась со мной, у нас есть А-Юн. — Да... Ты прав, — она улыбнулась такой улыбкой, которой обычно улыбаются люди, не желающие показывать другие эмоции. Наставница не врёт — Цансэ-саньжэнь знает наверняка.***
— Тебе нужно научиться управлять этим. Попробуй, — Цансэ нежно смеялась, сидя на краю кровати Вэй Юн, — представь, что ты птица в огромном небе. Девочка старательно закрыла глаза, рисуя в воображении эту картину, и Цансэ с умилением подумала, насколько же А-Юн её копия. Сила полностью перешла к дочери, но она ничуть не жалела. — Мама! Смотри, у меня получилось! — её звонкий смех заполнил комнату. Госпожа Вэй заулыбалась ещё сильнее, видя свои распускающиеся крылья — но уже за спиной дочери. — Ты молодец, А-Юн! Теперь ты совсем взрослая. Могу я тебя попросить? — заговорщески спросила Цансэ. — Конечно можешь, мама, — расширив и без того круглые серые глаза от удивления, закивала Вэй Юн. Мать осторожно приобняла её, прижала к своей груди. Тишину разрывал лишь шум часов. Тихо, почти не слышно, Цансэ прошептала ей на ухо: — Контролируй. Используй в своих целях. Но никому не говори. То были последние слова, которые она слышала от своей наставницы. Они служили заветом и прекрасно помогали в принятии решений. Цансэ-саньжэнь через пару месяцев тридцать, и она знает, что не доживет, чтобы сказать это дочери, когда та достигнет семнадцати лет.***
Единственным напоминанием о родителях для неё служил небольшой портрет, скорее даже набросок с лёгкой руки Цзян Фэнмяня. На нём Цансэ-саньжэнь и Вэй Чанцзэ стояли в отдалении и нежно обнимали друг друга. Вэй Юн всю жизнь твердили, что она похожа на мать — неугомонный характер, переменчивый нрав и пугающие своей глубиной серые глаза. К счастью, никто, даже мадам Юй, не знал, насколько же был прав в суждениях. Ей нравилось думать об этом, расслабленно стоя по колено в юнмэньских водах и распускать белоснежные крылья. В детстве Вэй Юн казалось, что отражением в реке смотрит на неё матушка. Она уже взрослая и непременно знает: такого быть не может. (Все б отдала, если могло)