Алый лотос средь пионов

      Лань Чжань ненавидел Вэй Юн.       Просто терпеть не мог бесконечно радостный взгляд, полный жизни и оптимизма — она была чиста и невинна, чтобы думать о фальшивости улыбки. Она была дочерью Юн Мэн Цзян — такой же счастливой и свободолюбивой. Она... Она из тех, кому Лань Чжань клялся никогда не отдавать своё сердце.       Вэй Юн напоминала мать.       Покойная мадам Лань не давала ровно никаких намёков или знаков насчёт своей смерти. Когда Лань Чжань вырос, он узнал, что в последний свой вечер она так же, как и всегда, ласково отблагодарила слуг за принесённый ей ужин, по обыкновению потушила свечу, сказала им «до завтра» и тихо умерла, окружённая безмолвием стен.       Лань Цижэнь долго колебался насчёт того, стоит ли племянникам узнавать всё, но сдался. Таким образом Лань Чжань узнал и то, что матушка просила привести детей раньше срока, но он, верный слуга свода правил, отказался это делать.       Второй Нефрит не помнил её улыбки, знал только, что её глаза сияли на проникающем сквозь плотные занавески солнце, а голос выражал неистраченное тепло.       Лань Чжань из дядиных поучительных рассказах проникся лишь большим равнодушием к женщинам как и к идее любой привязанности. Пока в Поднебесной слагали легенды о неприступном втором господине, он расфокусированным взглядом смотрел сквозь крону деревьев, где находился дряхлый матушкин домик.       — Ты какой-то рассеянный сегодня, — Вэй Юн как назло проницательна, — смотри, допустил ошибку в слове, списываешь не с той страницы, ещё и смотришь сквозь меня. Поделишься?       — С чего бы мне делиться с тобой? — его голос выражал куда больше эмоций, и лишь некоторые девушка смогла разгадать: недоверие, страх, грусть.       — Мы заперты тут больше месяца, Лань Чжань. Да-да, именно заперты без выходных! По-моему, ты уже всё обо мне знаешь, а я о тебе нет. Разве это честно?       — Я не просил рассказывать, — резонно подметил Ванцзи.       Вэй Юн его слова ничуть не смутили. — А я тебя прошу. Была бы тут мадам Юй, она бы кланяться ей в ноги за какую-то просьбу заставила.       — Ты не мадам Юй, — с прежним отчуждением отвечал Лань Чжань, специально начиная выводить получающиеся корявыми иероглифы.       В сердце что-то кольнуло — она тоже потеряла мать, получается? И отца тоже. Ванцзи знал, что второй его родитель жив, но тот элементарно не присутствовал на свадьбе Сичэня и Яньли. Он помнит, как зовут сыновей? Видел их хоть раз? Вэй Юн должна была тяжелее перенести потерю — об её родителях много говорили, и семья, однозначно, была дружной, не пережившей лишь один раскол: смерть.       Тогда почему она так улыбается? Почему позволяет беспечно смеяться с адептами, будучи замужем?       Лань Чжань ненавидит её всеми фибрами души, потому что, кажется, привязался.       Привязанность означает только боль. Так дядя на примере умершего кролика показывал, что ничто не вечно. Ванцзи забыл о существовании зверьков на много лет после этого.       Он хочет постоянно слышать её голос, пусть отрицает. Слушать нелепые рассказы и поддаваться заливистому смеху. Видеть, как сверкают чёрные волосы на солнце, и как в серых глазах зарождается безумный огонёк очередной идеи.       Лань Чжань бы хотел быть нормальным подростком: бегать в Цайи за вином, прогуливать уроки и раскрепощенно общаться в компании сверстников. Но он был рождён вторым наследником своего ордена. В семье, где не помнил внешности отца и забывал тихие песни матери. Ванцзи усложнял всё сам. Сичэнь был сильным, он справился, обрёл друзей среди адептов, а Лань Чжаня всегда устраивало находиться в тени.       Рядом с ней желания отбрасывались прочь. Растворялись в вихре времени. Заставляли напоминать болезненным уколом, почему с ним никто не хочет заговаривать.       Кроме Вэй Юн. Ей было плевать на правила.       — Что ты застыл? Хэ-эй, я всё ещё здесь, — она помахала рукой прямо у его носа и довольно улыбнулась, приведя в себя, — я не такая уж и страшная как мадам Юй. Мы с ней даже не родственники.       — Тебе... Было одиноко, когда ты потеряла родителей? — нетактичный, глупый, бесцеремонный вопрос. Какой ребёнок не станет грустить?       Она удивлённо протерла глаза, словно сомневаясь, тот ли Лань Чжань с идеально выпрямленной осанкой сидит перед ней.       — Конечно, мне было грустно, и я долго не могла понять, что происходит. Лань Чжань, но я должна же была как-то выживать! Если бы осталась в доме, то рано или поздно умерла от голода. Я долго бежала, а потом жила в Илине, — воспоминания не вызывали слезы на аккуратном лице, голос не надламывался. Сколько раз она говорила эту историю? — потом меня забрал дядя Цзян, и я приступила к тренировкам. Мне некогда было горевать так сильно.       — Когда умерла моя мать, — медленно произнёс Лань Чжань, — мне дали полную свободу, но я всё равно оставался один. Я пытался заполнить пустоту книгами, не верил, что она мертва, приходил к порогу её дома, думая, что всё сон, и она сейчас откроет дверь.       — Вот как... — Вэй Юн сочувственно посмотрела на него, — вот почему ты такой грустный. Глупый Лань Чжань, неужели тебе не с кем поговорить об этом?       — Брат с удовольствием поддержал бы мою тему для разговора, — он замешкался, — но я не хочу омрачнять его жизнь. Видишь, он счастливее всех на свете, и ему повезло с твоей шицзе больше, чем моим родителям друг с другом.       Она молчала, словно ожидая ещё чего-то. Лань Чжань наконец расцепил сложенные в замок пальцы, вновь берясь за бумаги.       — Я подумал, что только ты поймёшь меня. Ты... У тебя столько смелости и желания жить. Ты не оглядываешься на прошлое, не ищешь виновных, живёшь настоящим — это то, что у меня никогда не получалось. И теперь...       Он не успел договорить. Что-то ласковое и приятное защекотало нос, лицо приятно обхватили чужие ладони. В серебристых глазах Вэй Юн плескалось понимание. Белоснежные крылья нежно обнимали его, укрывая от мира, и Лань Чжань не успел задаться вопросом, откуда они у неё.       — И правда глупый, — резко обернувшись и увидев крылья, Вэй Юн резко вскрикнула, и те мигом растворились. Её лицо выражало замешательство.       — Стой, ты...       Лань Чжань едва успел повернуть голову. Она растворилась за дверью библиотеки бесшумно и незаметно. Как же жаль, что так просто нельзя вычеркнуть человека из жизни...