***
Берт сел на пол в дверном проёме, приложив ладони к щекам. Брат с сестрой так и остались стоять у окна, не зная, как действовать. — Дорогой, — начала Жозефина, медленно подходя к нему. Она села на колени напротив, положив руку мальчику на плечо, — посмотри на меня, пожалуйста. Он не реагировал, тогда она постаралась заглянуть ему в глаза, он резко отвернулся. Лиам продолжал стоять на месте. Жозефина продолжила гладить плечо бедняги, повернувшись к брату, он вопросительно посмотрел на нее. Та незаметно повела головой в сторону Берта. Встала и отошла чуть дальше, продолжая монотонную речь. — Мой милый, мне жаль… Берт сидел в той же позе, его лицо не выражало абсолютно ничего. Тогда Лиам приземлился рядом, но не касался его. — Что произошло? — наконец раздался тихий голос парня. — Твоего отца больше нет с нами, Берт. Он убил себя. — Как это произошло? — Мышьяк. Яд. — Как это произошло? — повторил он ровно с той же интонацией. — Он отравил себя мышьяком. Это смертельный яд. — Как это произошло? — Берт, — хотел что-то сказать Лиам, но Жозефина махнула рукой, останавливая его. Вероятно, от шока он даже не слышал, что ему говорят. — Где он? — юноша наконец повернул голову. — В доме. Ты хочешь увидеть отца? — Нет. Пусть его закопают в мешке. От столь резкого тона, Жозефина вскинула брови, но ничего не сказала. Берт встал и рванул наверх. — Доброй ночи. Женщина внимательно посмотрела на растерянного брата и повела глазами в сторону уходящего, тот побежал следом. Берт снял рубашку и швырнул её на пол, а сам упал на кровать. Лиам тихо зашёл и сел рядом, воздушным касанием проведя холодными пальцами по лопатке друга, тот перевернулся. — Надеюсь, ты скоро сдохнешь в собственной рвоте. — Что? — Лиам выпучил глаза от неожиданной реплики. — Это была последняя фраза… которую я послал ему на днях. — Куда послал? — О Всевышний, Лиам! Ты что такой тугой? Мысленно послал. — Прости. — А что, если это я его проклял… Он же отравился. Не повесился, не сбросился, а отравился. — Ты ни в чем не виноват…– Лиам пододвинулся к стене, опершись на нее, взял Берта за здоровую руку и потянул на себя. Тот безэмоционально развернулся и навалился спиной на друга. Юноша вытянул из-под Берта одеяло и накрыл голый торс. Тот сидел также неподвижно, склонив голову, Лиам сжал его ладонь, перекрестив пальцы, — бедный, бедный мой Берт, — говорил он монотонно, даже убаюкивающе, — за что это всё на тебя свалилось. Мой бедный, бедный, бедный, несчастный Берт…– Он прислонился лбом к уху друга, зарываясь лицом в его волосы. Тот не реагировал. В ночной прохладе его кожа совсем остыла и покрылась мурашками, почувствовав холод его плеч, Лиам натянул одеяло выше, укутывая парня. Долгое время они сидели так в тишине, слушая свист сквозняка и тиканье настенных часов. Лиам водил ногтями по руке измотанного друга, перебирая каждый пальчик. Плечи Берта затряслись, он наклонился, продолжая дрожать, послышались звуки, будто он задыхался, громкие вздохи, всхлип, его лицо скорчилось гримасой невыносимой боли. Лиам наклонился следом, положив лоб ему на спину. Берт со всей силы несколько раз ударил кулаком по бедру друга, и громко зарыдал. Это было похоже на отчаянный крик, он выл, захлебываясь слезами, не в силах терпеть разрывающую изнутри боль. Ему было всё равно на Жозефину, на гостей, которые наверняка проснутся от воплей, на Лиама, чью ногу он беспощадно колотил несколько минут назад. Он горланил, стонал, всхлипывал, бубнил что-то совсем непонятное, а потом снова кричал. Лиам продолжал держать его за плечи, вжимаясь лицом в выпирающий позвоночник и удерживая напряженное до предела тело. Ему нечего было сказать, это было и не нужно. В следующую минуту, когда Берт завопил еще более громко и отчаянно, будто у него вот-вот откажут связки, будто он пытался вылить остатки боли в последние крики, Лиам поджал губы, из глаз покатились горячие крупные слёзы. Он так не хотел показывать сейчас свою слабость, это было совсем ни к чему. Напряжённое донельзя тело Берта расслабилось, он выпрямился и откинулся назад, заваливая Лиама на стену. Измотанный он тяжело дышал ртом, шмыгая, слёзы всё еще лились, но казалось, ему стало немного легче. Смахнув с щёк следы своей слабости, Лиам заботливо вытер пододеяльником горячий, мокрый от пота и слёз лоб Берта, а затем и остальное лицо. Рукой убрал слипшиеся волосы и надавил на голову парня, заставив его лечь себе на грудь, тот не сопротивлялся. Он молча хлюпал, лёжа так с закрытыми глазами и вскоре провалился в сон. Лиам так и не смог уснуть, он всё думал, думал о произошедшем. «Почему всё так резко покатилось в клоаку?» — он вспоминал их первый день, этого самоуверенного наглого парня, который по-свойски положил подбородок ему на плечо в первую минуту знакомства. Как он помог ему понять толк смешивания масла. Яблоки на крыше, пленэры под палящим солнцем, лиман, злобного от падения друга, швыряющего в него гальку. Казалось, тогда они были совсем юны и беззаботны, что произошло? Почему спустя совсем короткий срок тучи сгустились настолько, что, казалось, для света здесь уже не могло быть и места. Ему так хотелось вернуться туда, в самое начало. Предотвратить всё это, сделать так, чтобы Берт не поссорился с отцом, он бы что угодно отдал за то, чтобы разбить этот ком из несчастий в самом его начале. Он хотел снова быть беззаботным, не чувствовать этой душевной тяжести. За эти мысли Лиам корил себя, ведь ему сейчас намного хуже. И никто не может даже догадываться, что он сейчас чувствует. Несколько раз парень всё же погружался в сон под действием «белого шума» из мыслей, но тут же вздрагивал, просыпаясь. Всю ночь он держал мягкое тело Берта, так и проспавшего в полусидящем состоянии. Дверь тихонько отворилась, в щели показалась Жозефина, Лиам посмотрел на неё сквозь щели век, та поманила рукой. Перевалив друга на бок, он постарался незаметно выбраться из плена его тела. Стоило ему встать на пол, ноги, занемевшие от многочасового сидения на них, тут же подкосились. Лиам схватился за спинку кровати, тело было ватным, в глазах мелькали черные точки. Постояв так минуту, он укрыл Берта и вышел в коридор, где его ждала сестра. — Как он? — Тяжело… но уснул. — Я слышала, что было ночью, надеюсь, постояльцы не будут слишком злы. Комната в самом углу, на вряд ли в их спальнях было слышно что-то кроме гула ветра, — она задумалась. — Ты что-то хотела, сестрица? Зачем подняла? — Ах да, — очнулась она, — у меня будет к тебе просьба: возьми это и передай адвокату, — она всучила ему толстый запечатанный коричневый конверт. — Я бы сама сходила, но мне нужно приготовить завтрак, а сделать это нужно сейчас. — Хм… Что там? — Не важно, это касается отеля. — Опять скрываешь что-то? — Нет, мой дорогой. Просто тебе незачем забивать голову всей этой бумажной волокитой. Лиам пожал плечами и отправился в назначенное место, воспользовавшись этой просьбой как спасительной возможностью убежать из дома. Конверт был запечатан так, что открыть его незаметно не представлялось возможным, парень изо всех сил пытался проглядеть содержимое сквозь плотную бумагу, но ничего не выходило. Тогда он оставил попытки и молча всучил письмо нотариусу, тот с опаской взглянул. — Госпожа Солсбери ничего не просила передать? — Нет. — Хм… — Это ее отель и её дело, я лишь посыльный, до свидания, господин, — размашистыми шагами Лиам вышел из здания, толкнув дверь плечом. Он огляделся по сторонам, идти домой не было ни сил, ни желания, его посетила мысль отправиться на лиман. Парень снял обувь, закатал брюки и вошёл в воду, опустив туда же руки, стараясь отдать холодной воде все негативные эмоции. Он и представить не мог, как сложится их жизнь дальше. Процедил жидкость сквозь пальцы и приложил ледяные ладони к щекам, посмотрев в отражение, не узнал себя. Вода исказила его юное лицо, с той стороны смотрел истощенный уставший парень, или даже мужчина с большими безумными глазами. Испугавшись зрелища, он еще раз плюхнул водой в лицо, скидывая всё на утомление и бессонную ночь. Заметив на дне подобие водоросли, сорвал травинку и засунул ее в рот, пожевав и поняв всю отвратительность вкуса, парень выплюнул растение, проведя по языку мокрыми пальцами. Окончательно продрогнув, Лиам вышел на галечный берег и лёг на спину, разглядывая черноту туч, ноги сводило узлами от ледяной воды, он понял, что совершил роковую ошибку и еще несколько дней сна ему не видать. Было что-то инфантильное в этом убегании от проблем, но это успокаивало. Лиам понимал, что сейчас, когда нервы на пределе у каждого жителя отеля, кто-то должен оставаться с холодным умом. Нащупав полевой цветок, пробившийся сквозь камни, он, не глядя, с корнем вырвал его, удалил землю и покрутил своими длинными худыми пальцами. Прикрыв один глаз, он рассматривал, как извивается в его руках тонкий стебель. — Хотел бы я быть как ты. Растёшь на солнышке, никто от тебя не зависит, никто не трогает, разве что дождь иногда питает, да ветер щекочет, а потом сорвёт прекрасная дева или юноша себе на радость, и дело с концом. — Судороги в ногах прекратились, Лиам расслабил тело и задремал, не обращая внимания на камни, впивающиеся в худощавую спину. Что-то теплое и тяжелое легло на тазовые кости, заставив его открыть глаза, на парне лежала лохматая собака, разгоряченное тело покрылось мурашками от надвигающегося штормового ветра. Лиам раскрыл ладонь и увидел тонкий фиолетовый цветок, который он вертел с утра. — Ты откуда здесь? — он поднялся на локтях и почесал за ухом дворняге, — который час? — оглянулся по сторонам, всё еще зажмуривая один глаз. Так и не сумев понять, сколько времени прошло, он попытался встать, спихивая с себя тушу собаки, та зарычала, но слезла. Тело бил озноб, всё казалось ватным из-за долгого лежания. В прихожей отеля в нос ударил запах выпечки. Только сейчас он понял, что не ел со вчерашнего вечера, если не считать той горькой водоросли. — Где ты был? Я уж думала, тебя похитили вместе с письмом, — огорошила его сестра. — Кому я нужен, сестрица? — парень рассмеялся. — Я уже ничему не удивлюсь, так? — Я уснул. — Где ты уснул? — У лимана. Жозефина изобразила удивление и приложила тыльную сторону ладони ко лбу брата. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Лучше всех, — он перехватил ее руку и бегло поцеловал. — Где ты был? — на лестнице показался Берт. — Ой, тебе сняли повязку? — Лиам засиял, — всё срослось? — А, да… Мы решили избавить меня от этих оков, — Берт неуверенно почесал руку, — так куда ты пропал? — Я уснул у лимана. Парень недоумённо выпучил глаза. — Не смотри на меня так, я сам не понял, как это произошло. — Иногда ты меня пугаешь, — Берт проводил взглядом уже не слушающего его друга, заходившего в столовую. Взяв со стола несколько только испеченных сконов, тут же надкусив один из них, парень направился в комнату. — Лиам, переоденься пожалуйста, скоро ужин. — Угу, — вторую булку он запихал в рот Берту. В полной растерянности, как маленький котёнок, тот испуганным взглядом посмотрел на хозяйку отеля и пошёл за товарищем. «Мои дети сходят с ума…» — Жозефина помассировала точку между бровями. — Может расскажешь, что случилось? — А разве что-то случилось? Мне кажется, моё сейчас неглавное. — Сладость булки вязала рот. — Лиам! — Да что? — У тебя то что случилось? Ты очень странный. — Ничего, Берт. Я тоже не справляюсь с ситуацией. Я слабый, понимаешь? — он жадно облизывал пальцы от мёда, закатывая глаза. — Ты что? — Ничего. Я тоже нервничаю, столько всего накатилось, мне кажется, что все катится в выгребную яму. Все идёт под откос. Ничего хорошего не происходит, понимаешь? Все только хуже и хуже и хуже. Но я не хочу кого-то, а особенно тебя грузить этим. Какое право я имею ныть человеку, который пережил то, что переживаешь сейчас ты? И я нашёл выход — убежать. Я не хотел возвращаться домой, просто не хотел. Потому что я не знал, как себя вести, я вот-вот сам на себя руки наложу, если еще хоть что-то случится! На меня все давит. Стены давят. Они будто уже пропитаны каким-то несчастьем. — Лиам сам удивился сказанному. Впервые за столько времени Берт посмотрел на своего друга иначе. Он увидел его мутные с красноватым отливом глаза, измученное, даже истощенное лицо. Он не замечал этого раньше, думая больше о себе. Да, Лиам всегда был меланхоличным мальчиком, но это уже было в порядке вещей, сейчас же он открылся иначе. — Я не хотел возвращаться, понимаешь… Мне не хватает меня для меня. А уж тем более для кого-то еще. — Вот дьявол. — Не принимай на свой счет только, просто мне надо было развеяться и я это сделал. — Помогло? — Да, — Лиам натянул улыбку и почесал локоть, — еще и рубашку порвал... Как ты сейчас? Прости, что ушёл неожиданно. — Примерно также, как и ты. Не могу собраться в кучу, столько всего навалилось, знаешь. Теперь всё будет иначе. Мне надо хорошо всё обдумать, а я не могу. — Есть у меня одно место специально для такого «обдумать», — он облизал нижнюю губу. — То, о котором я думаю? — Да, надеюсь там не мокро из-за дождей. Парни накинули вещи потеплее и пошли на ту самую крышу, где всё начиналось. — Почему ты так любишь это место? — Не знаю, почему-то, когда я здесь, кажется, что я не в Тотспеле, понимаешь. Смотришь на всё это с высоты крыши сарая и как будто понимаешь течение жизни, понимаешь смыслы всех этих людей внизу. Берт усмехнулся философским рассуждениям друга и улёгся на склон. — Так что ты хочешь обдумать? — Лиам повернулся к нему, опершись на кисть. — А тебе не будет тяжело? — Нет, я готов снова брать на себя ношу чужих мыслей. Давай. — Не знаю с чего начать… Наверное, с того, что я не знаю, как мне жить дальше. Как-то…как-то совсем внезапно мне пришлось повзрослеть. Теперь у меня никого нет, физически. Морально у меня давно никого не было. Но была эта надуманная безопасность. А сейчас… Все рухнуло. Ты прав, все пошло под откос, и с каждым днем кажется, что удар о землю всё ближе. — Он хлопнул в ладони, изобразив удар, — я не знаю, смогу ли окончить училище, надо как-то зарабатывать деньги на жизнь. В доме должны быть сбережения, но на долго ли их хватит? И как я буду дальше зарабатывать? Смогу ли я выжить, будучи художником? Отец всегда был против этой затеи, а я всё делал поперёк ему. Он всегда говорил, что вырастил нахлебника и бездаря, как будто он меня действительно растил. А я спорил с ним. А сейчас его не стало, и что? С кем спорить-то? Куда делся мой пыл? Что я сделаю этими руками? Может мне действительно стоит занять его место. Надо бы переселяться домой, смотреть, что с этим можно сделать. — Можешь спорить со мной, будешь говорить, что ты бездарь, а буду говорить обратное и заставлять рисовать, — Лиам, как и раньше, попытался отвлечь его чем-то ненужным. Берт рассмеялся и пихнул товарища в плечо. — Ну хоть одну проблему мы решили, спорить есть с кем. — И ты знаешь, что можешь оставаться у нас сколько нужно, потихоньку наладишь свои дела, пока будешь учиться. — Знаю. — Резкий невидимый удар пришёлся в висок парня так, что он чуть не потерял равновесие, упав с крыши, — аа-х, — забыв о том, где находится, он отпустил руки с конька и впился в голову. Лиам схватил его за шиворот, успев подставить ногу под скатывающиеся носки, а затем поудобней обхватил подмышки, чтобы потянуть наверх. Берт сморщился от невыносимой резкой боли, согнулся пополам не в силах даже дышать. Немного посидев, он, хватаясь за Лиама, нашёл силы подняться. Губы посинели, а глаза, казалось, ввалились. — Надо срочно показать тебя сестре. Это впервые? — Нет, не впервые, — он все еще корчил гримасу боли, непонятно было, как в таком положении снимать его с крыши сарая. Лиам прислонил руку ко лбу друга, тот был холодный и влажный. — Так, давай я буду спускаться первым, а ты держись за пле… у тебя кровь? Из носа интенсивно полилась струйка алой жидкости, крупными каплями падая на одежду, в панике Лиам вытирал её голыми пальцами, как будто собирая в ладошки, кровь не останавливалась, парень зажал нос, параллельно думая, чем заткнуть кровотечение, Берт в это время будто вообще не соображал, что происходит. Сохранять холодный рассудок в таком положении было тяжело. — Бона…– прогнусавил Берт из-за сильно передавленных сосудов. — Терпи, — кровь просачивалась сквозь пальцы, — вот дьявол… зажми ноздри, — после того, как Берт выполнил указ, Лиам сделал единственное, что пришло в голову в такой критический момент — оторвал от сорочки лоскут ткани, все равно рукав уже дырявый, сложив тряпицу, он пережал нос. Спустя какое-то время поток все-таки остановился. Попытки как-то оттереть лицо были безуспешны и делали только хуже. — Полегчало. — Что? — Знаешь, стало легче, когда пошла кровь. Как будто напряжение сбавилось. — Все равно это нездорово, надо показать тебя сестре. Сможешь сам спуститься? — А? Да…– он всё еще не понимал, что происходит и как вообще здесь оказался. — Пошли, — Лиам протянул ладонь на всякий случай. Дошли до дома быстро, благо, никого по пути не встретили, приняли бы за бездомных или того хуже. — Иди в дом пока, я зайду к сестре, — через забор Лиам увидел Жозефину, отвернуто сидящую на скамье в саду. Прошёл незаметно и хотел уже сесть сзади, но, почувствовав непривычный запах, завошкался, от чего создал шуму. Жозефина испуганно обернулась, в руках ее был мундштук с тонкой сигаретой, увидев брата, она попыталась быстро спрятать улику, что выглядело очень нелепо. Казалось, она настолько боялась показать это, что даже не заметила, в каком виде показался брат. — Да брось, — Лиам сел рядом на колени и вгляделся в лицо сестры. Он не мог понять, что не так с ее глазами. Они были мутные, на щеках остались белые разводы, — ты плакала? — спросил он прямо, так как не видел её слёз уже много лет. Казалось, с момента смерти дедушки. — Да… это реакция на сигаретный дым, никак не привыкну. — И зачем тогда ты ку-у-уришь? — он спросил это с наигранно детской вопросительной интонацией. — Сложно объяснить. — А ты и не объясняй, давно ты это делаешь? — Давно, но редко. Раз в пару месяцев… Обещай, что это останется нашим секретом, если в церкви узнают… Всевышний, что с тобой случилось? — только сейчас она заметила голый живот брата из-за оторванного лоскута ткани и засохшую кровь на пальцах и лице. — Не говори, что ты подрался. Лиам засмеялся и махнул рукой. — Выглядишь как беспризорник, ужас, — она сморщившись оттирала пальцем кровь с его щеки. — А ты вообще куришь. Дама опустила голову, стыдясь своих действий, но потом, понимая, что взята с поличным, поднесла мундштук к губам и вдохнула. — Я вот что хотел сказать… Мы хотели пойти в дом к Берту, посмотреть, что там происходит, но кое-что произошло. Жозефина замерла, что еще могло произойти? Куда еще хуже? — В общем, по всей видимости, Берт нам чего-то недоговаривал, сегодня у него сильно заболела голова, он чуть не упал, а потом полилась кровь носом, вот почему я так выгляжу, он выглядит не лучше. В лице сестры читалась безысходность, она молча сделала еще одну затяжку, а потом медленно, почти шепча, заговорила. — Что же мне с вами обоими делать…– казалось, она еле сдерживает слезы, — за что ж это всё свалилось на мою голову. Когда Всевышний прекратит свои испытания. Когда оставит мой дом в покое. — Прости, сестра… Я не хотел тебя огорчать, — он мягко взял её за свободную руку. Состояние было ничуть не лучше, Лиам и сам не отказался бы от сигареты, хоть и не делал этого раньше. Она вынула пальцы из его кисти и надавила на глазные яблоки, массируя их. — Ничего. Наверное, он не хотел доставлять хлопот. Пусть ложится спать, завтра придумаю что-нибудь. Лиам подлез под руку сестры и лег ей на ноги, она запутала пальцы в его свалявшихся волосах, продолжая курить в сторону. — Ради Всевышнего прими ванну, на тебя невозможно смотреть.***
Обустройство дома действительно пришлось отложить на некоторое время, так как Жозефина взяла Берта под свой контроль. Конечно, было уже поздно диагностировать сотрясение, а это, скорее всего, было оно. Она корила себя за то, что не догадалась раньше, не заметила. Женщина досконально изучила все шейные позвонки, капилляры в глазах, проверила вестибулярный аппарат пациента, но ничего не указывало на травму. Был вынесен вердикт о повышенном давлении, причину выяснить так и не удалось. Она прописала ему травяную настойку и чай для снижения давления и улучшения работы сосудов, противно пахнущую мазь в виски, а также кровопускание раз в три дня. Отца Берта похоронили на безымянном кладбище без присутствия сына, сколотив жалкий деревянный крест. Конечно, его пытались вызвать, но он категорически отказался прикладывать руку к организации. Жизнь стала немного приходить в себя, близились экзамены, все работали не покладая рук, каждый в своей сфере. Берт практически наработал руку на всё, что пропустил, Лиам закончил свои экзаменационные работы и приступил к восстановлению пропущенных лекций и помощи другу, Эллинор всё также неуклюже работала в доме, отправляя заработанные гроши отцу. Несмотря на улучшения, в воздухе так и витал дух тайн и лжи каждого. Лиам продолжал скрывать свои отношения с Бертом, хотя он и сам не мог понять, есть ли они, и что они оба чувствуют к друг другу, ведь больше речи об этом не заходило. Жозефина замкнулась в себе, Лиам часто наблюдал её одиноко курящую в саду потемну, иногда в коридоре слышался её тихий плач. На любые расспросы внимательного брата она отвечала лишь, что так принимает своё одиночество. Ей было горько просыпаться и понимать, что вот-вот и она останется совсем одинокой и никому ненужной, кроме постояльцев гостиницы и, если бы не они, то она могла бы весь день не вылазить с посели и никто бы не заметил. Лиам не верил ей, речи были довольно несуразными и несвоевременными, но ему проще было придумывать ответы на свои вопросы, чем допытывать сестру. Поэтому каждый раз он обнимал ее и говорил, что она всегда будет нужна ему, даже если он куда-либо уедет. Истинного ответа брат так и не услышал. Эллинор продолжала вертеться вокруг парней днём и сидеть за книгами ночью, что скрывалось за душой у этой девушки, казалось, было непонятно даже ей самой. Пройдя полную реабилитацию под чутким взором Жозефины, Берт всё же решил, что должен переехать. Или хотя бы предпринять какие-то шаги к этому. В один из выходных он с утра пораньше вытащил Лиама из-под одеяла и потащил за собой. Ни мебели, ни других предметов из дома не убирали, даже мусор, неряшливо засунутый в кладовую остался в том же месте, отравляя помещения кислым запахом, но из-за звонкого эха шагов казалось, что после смерти отца дом стал странно пустым, раньше Берт такого не замечал. Не то чтобы он был религиозным, можно сказать даже, что он таковым не был, но в душу всё же верил. И теперь этой самой души в доме не было. Будто что-то проело дыру в пустоту, высосавшую всё живое из этих стен. В жизни он видел только один труп - своей матери. Почему-то ему казалось, что её тело высосано, словно мушка пауком. В нём не было того самого сияния, тело стало бездушным, оно исказилось. Отсутствие души и заставило Берта поверить в её существование. — Я хочу сходить на могилу мамы, составишь компанию? — О-о... Если тебе это нужно, то конечно, — Лиам не ходил к умершим родителям, ему казалось это чем-то ненужным, он корил себя за такие мысли, но было проще забыть об их существовании. Берт открыл окна и принялся осматриваться, открывая нараспашку все двери. Зрелище было не из лучших, он почесал затылок и прошёл к своей комнате. — Ну хоть здесь ничего не изменилось, — парень шагнул в спальню и упал на кровать с раскрытыми руками. Лиам зашёл следом и сел на угол той же кровати, осмотревшись. Между лениво шелестящих занавесок сверкало солнце, с улицы доносился скрежет колёс карет и топот лошадей. Комната располагалась в эркере здания, она была небольшой, шестиугольной. Стены выкрашены в светло-зеленый цвет, к одной были пригвождены доски, на которых Берт аккуратно размещал рисунки. Старый самодельный мольберт стоял там же в окружении почти закончившихся свеч. Над кроватью висели старые репродукции, интересно, где он вообще их нашёл? Было видно, что даже находясь на грани хаоса, парень изо всех сил старался обустроить вокруг себя уют. — Я так скучал!— он перевернулся на спину, развалившись звёздочкой. — Останешься в этой комнате или переедешь? Ты говорил, что любишь простор. — Не знаю пока, надо осмотреться, пойдём! — он вскочил, достал из кладовой тряпичный мешок и принялся собирать в него всё, что попадалось под руку. — Не жалей ничего, можешь выбросить всё, что не так лежит или просто не нравится, — приказал он Лиаму и первым делом вытряхнул из платяного шкафа вещи отца. — Ты уверен, что стоит выбросить всё? — Абсолютно. Не хочу, чтобы хоть что-то здесь напоминало о нём. Кашляя от пыли, парни принялись за работу. В утиль пошла одежда, потресканная глиняная посуда, бутылки, испорченная за время пустования дома еда, даже плинтуса, которые были оторваны, но дожидались часа, когда их поставят на место. Собрав несколько мешков, Берт, не в силах поднять, стал волочить их по полу. — Куда ты со своей рукой больной,— Лиам выхватил один из мешков и тоже потащил в нужное место. Взяв лопату, Берт соорудил небольшой очаг, скинул туда всё и поджег. — Красиво горит, — не смотря на едкий запах и чёрный дым, он сел недалеко от огня, кидая туда остатки ненужных вещей. Внезапно он увидел тонкое голубе платье и схватил его, не успело оно еще коснуться земли. Он бережно сложил его и прижал к груди. Было понятно, что это платье матери, случайно затерявшееся среди хлама. Лиам не подходил, он опасался огня, хоть тот его и завораживал. — Чувствуешь этот мерзкий запах? Так мой дом очищается от грязи. Убедившись в том, что огонь не выйдет за границы, парни вернулись в здание, где продолжили уборку и стирку. К вечеру два еле шевелящихся тела сидели на крыльце тупя пустым взглядом вдаль. Ненужное было сожжено, поверхности вымыты, бельё постирано и сушилось на веревочках. — Дальше нужно полы у входа заменить, а то совсем рассыпались, да покрасить окна, стены... Надо еще поискать в кладовых, может найду краску,— Берт еле шевелил языком. — В целом, дом выглядит очень даже неплохо, — признаться честно, Лиам, который ни разу не был внутри, иначе его представлял. Он был приятно удивлён, когда увидел массивный дубовый обеденный стол, неплохую, хоть и грязную кухню, приятную обстановку в комнате Берта, да и в других тоже. — Думаю сделать из гостиной большую мастерскую, комнату отца переоборудую в что-нибудь... не знаю, может библиотеку. Сам останусь в своей, разве что кровать поменяю на отцовскую, а свою выброшу, но это всё потом, сил нет даже голову повернуть. — Согласен...— Лиам почти засыпал, облокотившись на холодную каменную стену.—Берт? —Ау? — Я знаю, что ты очень хочешь отделиться, но знай, что ты всегда можешь переночевать у нас в гостинице. Или прийти на завтрак, обед, ужин. Никто не бросит тебя одного здесь. —Да уж... завтракобедаужина мне будет точно не хватать, — он, оскалившись, повернулся к другу, — спасибо, ландыш, я обязательно это учту. Услышав своё прозвище Лиам ухмыльнулся. — Надо бы и тебе придумать имя... — Рискни, — тот снова засмеялся и, закинув на товарища ноги, лег на бок. — Скоро совсем стемнеет... — Лиам? Тот повернулся. Одного взгляда хватило, чтобы понять, чего от него хотят. Безмолвное "останься" повисло в воздухе, и парень подчинился ему, откинувшись обратно. Берт облегченно выдохнул и закрыл глаза. —Ты сейчас уснёшь, пойдем в дом? — Лиам снял с себя ноги друга и потянул его за плечо. — Прости, сегодня нам придётся поголодать, ты же... — Не переживай, — он закрыл дверь на щеколду, снял обувь, подталкивая Берта к спальне, тот безжизненно упал на постель и замычал от боли в мышцах. Задёрнув шторы, Лиам стащил с друга ботинки, кинув их в дальний угол, грязная рубашка и штаны полетели на небольшой столик, оставив Берта в одних панталонах. С собой повторил то же самое. Осознав, что в комнате всего одна подушка и та под хозяйном дома, он лёг на спину рядом, слегка укрывшись небольшим одеялом. — На, — Берт кинул свою подушку, ударив ей Лиама, а сам, подкатившись ближе, подмял его под себя, навалившись всем телом, как на плюшевую игрушку. Осознавая, что из плена ему не выбраться, Лиам немного повернулся, чтобы колено друга не давило на без того урчащий живот, и уснул в таком неудобном положении.