Краски на моём теле

Это ночь вовсе не тех стремлений на чайных весах сомнений хватит для всех церемоний твоих ладоней, коленей, колоний, пустых волнений абсолютных своих воплощений ты больше не сын и не дочь ты больше не сможешь быть против себя ты больше не сможешь быть чище своих тревог и принципиальная слабость твоя сломала тебя зачем мне непрочному вечный закон?

      — Какая-то небылица… — Лиам сидел в ванной, выливая на голову ковш за ковшам тёплой воды, — я… я схожу с ума, этого всего не может быть…       Голова трещала, кости болели, будто он попал под колёса кареты, казалось, Лиам до сих пор полностью не проснулся. Спустившись по лестнице, он вяло поздоровался с сестрой и уселся за стол.       — Что случилось, дорогой? — Жозефина была озабочена, она поспешно села рядом, помогая Лиаму наложить обед.       — Спалось нехорошо… Всю ночь снились кошмары.       — О, дорогой, это всего лишь сны, побудь на свежем воздухе, всё пройдёт.       — Нужно снять люстру… Она так пугает.       — Люстру? — эта фраза насторожила женщину. Словно гусыня, она вытянулась на стуле, по спине пробежали мурашки.       — Да… она отвратительна, — он безразлично повёл глазами на собеседницу, а затем нехотя встал и поплёлся на улицу.       Долгое время Лиам бесцельно слонялся между домов, сбивая ноги, он пытался освободить голову от мешающихся мыслей, но ничего не помогало. Картинки недавнего сна то и дело мелькали перед глазами, заставляя вновь погружаться в ужас ночи. Влажный воздух не давал спокойно дышать, волосы намокли от пота, рубашка мерзко прилипла к спине. Осознав, что лучше не станет, он сел на корточки, прижавшись спиной к холодной каменной стене. Заметил мох, покрывающий кладку и бездумно принялся ковырять его ногтями, отколупывая кусочек за кусочком, разминая и кроша их пальцами.       Окончательно обессилив, он всё же вернулся домой. Всё также бездумно шагая, куда несут ноги, он поднялся на второй этаж, завернул в дальнее крыло и открыл дверь. На секунду задумался. Перед ним стояла служанка, что-то рассматривающая на подоконнике. Выйдя из оцепенения, он наконец спросил.       — Эллинор?       До произнесенной фразы, она даже не замечала его. Сейчас же девушка резко обернулась и уставилась на хозяина.       —З-здравствуйте, Лиам.       — Что ты здесь делаешь?       — Пришла, сменить постельное белье и полотенца, только и всего.       — Но...       — Да, простите, вы говорили, что сами всё будете делать, — она перебила его, не дослушав фразу, — но вы сегодня были таким измученным… Захотелось вам помочь, прошу меня простить…       — Ничего, спасибо, Эллинор, — парень ввалился в комнату, захлопнув за собой дверь и тут же упал на только застеленную простынь, накрыв глаза ладонями, — что ты там разглядывала? — по голосу сложно было понять, говорит он это с раздражением или безразличием, он не выражал абсолютно никаких эмоций.       — Простите, глаз зацепился за ваши рисунки… Очень красиво.       Лиам сразу перевернулся на бок и привстал: «И какой тебе нравится больше всего?»       — Сложно сказать… они все очень красивы, но больше всего мне понравился этот, — она подняла пейзаж лавандового поля, написанный акварелью. Лиам улыбнулся.       — Если хочешь, можешь забрать его себе, поставишь на комод.       — О-о… Правда? — глаза девушки тут же блеснули, она схватила картон и прижала к груди.       — Да, это тебе от меня подарок, дай сюда, я кое-что покажу…       Эллинор тут же вложила лист в руки хозяина.       —Вот видишь, из-за перспективы цветы вдали кажутся совсем крошечными? — он пальцем погладил нарисованное.       — Ага…       — В природе в лавандовых полях довольно тяжело отличить цветы, они идут сплошным ковром. То есть я мог просто закрасить лист цветом, но ведь это было бы слишком просто?       — Наверное.       — Я сделал воздушную перспективу, разбавляя краску большим количеством воды, а затем взял большую жесткую кисть для масла, сделанную из свиной щетины, разлохматил её и долго-долго отдельными щетинками прорисовывал эти крошечные цветочки. То есть за раз кистью я рисовал не один цветок, а четыре-пять…       Эллинор уже не смотрела на лист, она была увлечена разглядыванием лица Лиама, так красочно описывающего процесс рисования. Казалось, еще ни разу они не были настолько близко друг к другу. Их лица разделяло буквально десять дюймов. Мысль о том, что сейчас она находится в его комнате, стоит около его кровати и так близко смотрит на него, ощущая сбивчивое горячее дыхание на своей коже, заставило девушку покраснеть и отвести взгляд.       — Еще раз благодарю за такой подарок, господин… Я поставлю его на самое видное место и буду любоваться перед сном.       Лиам заметил, как смущена была девушка, еще раз мягко улыбнулся и еле заметно подмигнул ей, снова ложась на спину.       — Я еще кое-что хотела спросить…       — Конечно, — юноша массировал точку между бровями.       — Неловко говорить, что я так нагло рассматривала ваши вещи, наверное, за такие поступки меня необходимо выпороть, но…       Лиам замер, все также упираясь пальцем в лоб.       — Я заметила, что на ваших портретах и рисунках тел изображены только мужчины…       Юноша нервно сглотнул. Такое заявление и правда казалось ему наглым. Что если девушка всё-таки слышала, что делали парни в комнате? Или случайно подслушала разговор в саду? Когда она могла заметить, что они с Бертом не просто друзья? А главное, чего она сейчас хочет от него.       — Не знаю, с чем это связано…- девушка нервно теребила рукав, — может с тем, что в училище обучаются только мужчины и у вас не хватает натурщиц… В общем, если вы не против, я хотела бы побыть у вас моделью… Вам же нужно практиковаться в рисовании женских портретов, только если вы хотите…       Груз упал с груди юноши, он облегченно выдохнул и улыбнулся. Ну да, как такая простушка могла что-то заподозрить… Ей бы уследить за собственными руками, чего уж там, следить за обитателями отеля.       — Это прекрасная идея, Эллинор, я с радостью напишу и твой портрет.       — Правда? Может… Может тогда завтра после того, как я выполню всю работу?       — Ладно… можем попробовать завтра, — Лиам опешил от такой спешки, но перечить не стал, ему хотелось наконец распрощаться с ней и остаться наедине с собой.       — Превосходно, тогда до завтра, — девушка сильнее сжала пейзаж и выбежала в коридор.       "Ты меня напугала, дорогая Эллинор… В следующий раз нужно быть осторожнее…" — Лиам перевернулся на бок и погрузился в дремоту.       Черно-красные картинки то и дело мелькали перед глазами, он не понимал, что видит. Тела животных? Птиц? Все смешалось в одну большую кляксу. Дальше была вода… Горячая вода, он в ней тонул, точнее просто опускался вниз. Медленное мучительное падение, он не мог выбраться, тяжесть жидкости сдавливала грудь, постепенно проникая в легкие. Боль. Резкая, пронзающая тело. Он хотел закричать, но голоса не было. Снова удушье. Что-то дернуло за руку. Еще раз. И еще… Лиам с силой открыл глаза и увидел перед собой расплывчатое пятно. Страшная гримаса нависла над ним.       — Доброе утро, спящий мой ландыш, — очертания приходят в норму. Это Берт улыбался своей лисьей улыбкой. — Вроде, ландыш — один из ранних цветов, должен просыпаться с первыми лучиками, а ты всё спишь и спишь. Неправильный ты ландыш…       — Утро? Уже утро?       — Да нет, это к слову пришлось. Без пяти минут девять вечера, еще на ужин успеем.       — О, ты меня напугал.       — Так и понял по твоему животному взгляду. Ты бы видел себя, — парень уже не смотрел на него, он стянул сорочку, кинул на подоконник, подставил под люстру стул и залез на него, держа в зубах какой-то инструмент. — решил помочь тебе снять это орудие дьявола, а то так и не соберешься.       «Точно…злосчастная люстра. Берт, как хорошо, что ты пришёл», — еще одного прихода этого чудища сердце бедного юноши не выдержало бы.       — Я вот зачем пришёл… Хочу напомнить, что мы не дописали тебя… Работа подсохла, можно заканчивать.       Лиам уже хотел что-то возразить, но Берт перебил его.       — Обещаю в этот раз не прерывать наш урок на всякие глупости, — он засмеялся и подмигнул, но тут же отвернулся, продолжая снимать люстру.       — Хорошо, давай порисуем, — на мгновение лицо Лиама стало мягким, но тут же напряглось. Всё оставшееся время, пока Берт работал инструментом, парни молчали.       Спустившись на пол, юноша заметил своего друга, отвёрнутого к стене, сложившего руки крестом. Стало понятно — что-то не так.       — Э-эй. Ландыш…— Берт сел рядом, положив ладонь ему на плечо, — тебе нездоровится? — в ответ послышался лишь тяжелый вздох, тогда парень переложил ладонь на лоб другу, тот был слегка влажным, но не горячим. — Поговори со мной…       — Всё в порядке.       Недовольно закатив глаза, Берт стянул с себя обувь и перелез через Лиама, стараясь протиснуться между ним и стеной.       — Попался, только попробуй отвернуться теперь.       Осознав, что Берт не отступит, Лиам немного отодвинулся назад, давая ему пространства лечь поудобнее. Берт взял его лицо в ладони и принялся поглаживать щеку.       — Что случилось? Поделись со мной, — ответом послужили лишь закрытые глаза и еще один тяжелый вздох. — Ландыш… Цыпленок? Лиам? Скажи хоть что-то… Ты не хочешь идти ко мне? Так и ответь… — голос еле заметно подрагивал, казалось, весь мир сейчас рухнет. Страх отказа Лиама сдавливал горло. — Ты не хочешь больше видеться? Просто скажи и… и я уйду.       — Прости, — Лиам сел и через секунду навалился на Берта, обнимая его, тот тоже привстал, давая партнеру возможность себя обхватить. Глаза покраснели, но слёз видно не было, сердце в грудной клетке сжалось до размера грецкого ореха, Берт впился пальцами в спину друга, боясь, что вот-вот ему придётся его отпустить. Казалось, мгновение остановилось, но Лиам неожиданно продолжил, — ты здесь не при чем.       — Что? — Берт тут же поднял голову, собеседник заметил его влажные глаза и только сейчас понял, что натворил.       — Дурак, ты чего надумал? — Лиам принялся пальцами вытирать слезы с щёк друга, — куда ты собрался от меня? — он рассмеялся и притянул голову Берта к губам, даря ему множество лёгких поцелуев в лоб, — конечно я хочу тебя видеть, пойдём рисовать, мой Франсуа Буше.       — Тогда почему ты такой? Почему не разговариваешь?       — Не знаю, как сказать… Мне кажется, я схожу с ума. Я боюсь.       — Все мы немного сумасшедшие, Лиам.       — Я не о том. Это началось не так давно… Все пошло от удушья ночью, ты, наверное, помнишь… Змеи… Я тебе говорил.       — Так? — юноша внимательно смотрел в глаза партнеру, стараясь уловить каждую эмоцию.       — Это было только начало, — Лиам подробно описал все метаморфозы, происходящие с его разумом за эти дни, не упуская ни одной детали. Сначала говорил скомкано, он подбирал каждое слово, боялся, что Берт испугается, отвернется от него. Но заметив, как тот слушает, расслабился. — Мне кажется, что-то произойдёт. Что-то очень плохое, это чувство не покидает меня… Каждую секунду своей жизни я испытываю страх, даже когда сплю. Это сводит меня с ума, еще чуть-чуть и я что-нибудь сделаю с собой.       — Успокойся, — Берт положил руки ему на плечи, — ты не сходишь с ума, ты просто устал. Много всего навалилось. Пойдём, поужинаем, возьмёшь вещи и проведешь ночь у меня. Прости, но от вашего особняка так и веет ужасом. Может на тебя давят стены. Думаю, госпожа Жозефина не будет против.       В ответ Лиам махнул головой.       — Всё будет хорошо, если что, я буду рядом и разбужу тебя, — он запустил пальцы в волосы друга, массируя голову, — всё образумится, вот увидишь.       Лиам всё еще был зажатым, но по лицу было понятно, в руках партнёра ему стало немного легче.       — Спасибо тебе Берт.       — Не за что, — парень улыбнулся и уткнулся лбом в твердую ключицу.— Разрешишь себя поцеловать? — хитро поднял глаза, посмотрев на возлюбленного снизу вверх.       — Разрешу, — захохотал Лиам, и наклонил голову навстречу. Осторожный мягкий поцелуй встретил его губы. В нем не было страсти, настойчивости. Если бы к слову поцелуй можно было применить описание «заботливый», то оно бы идеально подошло. Берт будто вложил в это прикосновение всю свою нежность, доказывая партнёру, что с ним тот в безопасности.       — Если честно, я испугался, что был слишком настойчив в последние дни и отпугнул тебя, — он немного отстранился и опустил глаза, — просто я такой, знаешь. Надоедливый. Могу задавить своей любовью.       — Меня ты точно не задавишь, — Лиам встал с постели и стянул с себя одежду, параллельно подыскивая в шкафу что-нибудь подходящее. Берт упал на освободившееся место на кровати, с любопытством разглядывая партнёра.       — Думаю вот, в каком положении тебя в следующий раз написать…       — А тебе одного полотна мало?       — Мне всегда мало, ты же знаешь.       — Значит, такова моя судьба — стать твоим рабом для позирования, — парень хихикнул и открыл дверь, учтиво показывая, что пора идти, — пойдём есть.       Довольная визитом гостя Жозефина, быстро накрыла на еще одно место и словно курица-наседка принялась суетиться около парня, по которому за это недолгое время успела истосковаться.       — …Я очень рада за тебя, Берт, и у кого ты, говоришь, работаешь?       — У господина Джонсона.       Резкий писк ударил по ушам Лиама: «Что происходит», — он сморщился, но никто не заметил.       — Ты планируешь работать только во время каникул?       В глазах резко потемнело, но также быстро пришло в норму, Лиам смотрел на лица близких людей и не мог их узнать.       — Если честно, пока не думал об этом, у меня достаточно денег с наследства отца, но я решил, что лишним не будет немного подзаработать, пока есть возможность.       Краски вокруг отдавали сепией и кровью, тени стали чёрными. Что происходит? Лиам внимательно слушал разговор за столом, но не мог понять, что не так. «Я слышу слова, но не понимаю смысл. Я не понимаю, что они говорят, не понимаю…» — Лиам перебирал вилку в руках, стараясь сконцентрироваться на каждом слове. Слушал, читал по губам. Ничего не выходило. Он просто не мог разобрать смысл слов. Спустя несколько минут краски вокруг приобрели еще более мрачный вид, и лицо Жозефины поплыло. Точнее поплыли глаза. От вида такого уродства парень выронил вилку и застыл в безмолвном ужасе.       — Лиам! — не думая об окружающих, Берт схватил его за руку, заглядывая в глаза.       Одно моргание. Темнота. Он открыл глаза.       — Лиам, ты подавился? Что с тобой?       Оттенки вокруг приобрели обычный вид, речь была различима, перед ним стоял напуганный друг. Лиам лишь хлопал глазами, пытаясь понять, что только что произошло.       — О… всё хорошо, я просто задумался о своём, доедай, и пойдём к тебе.       Стоящий напротив схмурился, но перечить не стал — снова сел за стол. Лиам поднял прибор с пола, всё еще проверяя глаза на различие цветов, — сестрица, я останусь ночевать у Берта. Вернусь, думаю, завтра к обеду.       — Возьмите с собой хотя бы десерт.       — Конечно возьмём, госпожа! — чуть ли не перебил её Берт.       Женщина усмехнулась столь хорошему аппетиту мальчика.       — Так… что произошло? — парни шагали по тёмной улице, держа в руках по корзинке, Берт дожевывал булку с яблочной начинкой, закатывая глаза и облизывая пальцы, не в состоянии сдержать удовольствие.       — Да правда ничего, просто задумался, — Лиаму очень не хотелось говорить правду, к его счастью, за столом Берт был слишком занят набиванием желудка и разговорами с сестрой и не замечал явные перемены в поведении друга.       — Лиам, лучше скажи мне, если что-то не так. Не хочу снова мучиться догадками.       — Конечно, в случае чего я тебе сообщу, — произнёс Лиам, а про себя добавил, — «знал бы я сам, что произошло».       — Не думаю, что стоит сегодня садиться за живопись, ты такой измотанный, тебе нужно отдохнуть. Может ванну сделать?       — Было бы славно, — Лиам приподнял уголки губ, расставляя продукты на столе.       Сидя в ржавом корыте ванной, Лиам откинул голову, глядя на Берта, зашедшего в комнату.       — Я поставил греть воду, сейчас чай травяной сделаем, — он обошёл друга, и сел на небольшой табурет рядом, — как ты себя чувствуешь?       — Неплохо, правда, устал, — юноша сидел по пояс в воде, поджав колени к груди. Берт вытащил одну его руку и взял в свою, разминая каждый сустав на худых длинных пальцах.       — Ты меня пугаешь, Лиам.       — Я сам себя пугаю.       Снова опустив руку в воду, он лёг подбородком на край ванны, любуясь своим любовником, тело которого слабо подверчивала догорающая свеча.       — Я не знаю, как тебе помочь, но знай, что я от тебя не отвернусь в любом случае, — он подтянул к себе локоть Лиама, поцеловал и прижался щекой к мокрой коже, — всё будет хорошо.       Сидящий в ванной сполз вниз, повернулся в сторону друга и положил голову рядом на бортик, смотря ему в глаза. Совсем близко, так, что очертания расплывались.       Они просидели так молча, изредка меняя положение рук, пока вода совсем не остыла, а Лиам не покрылся крупными мурашками.       После горячего чая с пирогом оба парня устало упали на твердую кровать. Берт уснул, не успев коснуться головой подушки, чего нельзя было сказать о Лиаме. Он боялся засыпать, боялся снова встретиться со своим кошмаром. Боялся, что в этот раз может не выбраться из удушья. Полночи он пялился в потолок, катался с бока на бок, страдая, мял простынь, старался занять себя пересказом стихотворений, которые когда-то выучил, но под утро, в пятом часу усталость взяла верх и он уснул.       Тревожно проспав так несколько часов, он подскочил в холодном поту. Осознав, что прошло не так много времени и Берт еще спит, решил больше не испытывать судьбу, встал с постели, оделся и пошёл готовить мастерскую для предстоящего урока живописи. Обустроил своё место на столе, поставил подпорку из книг, нашёл свечу. «Придется задернуть шторы, чтобы восстановить прежнюю обстановку. — Подкатил тумбу с инструментами, достал кисти, — Берт… лодырь, нужно сразу кисти замачивать в льняном масле, иначе их только выбросить можно будет», — подтащил мольберт на нужное место, открыл окно и направился на кухню.       Услышав шум в соседней комнате, понял, что Берт уже проснулся и сразу направился в ванную. Тихонько зашёл следом — тот даже не заметил, пока юноша с мокрыми глазами искал руками полотенце, подал его ему.       — Ой, вот ты где, — дернувшись от неожиданности, хихикнул Берт, — как спалось? Ты рано проснулся, не похоже на тебя, — пока он расчёсывал отросшие волосы, Лиам уселся на край ванны.       — Выспался, вот и проснулся раньше тебя. Ты правду говорил — в моём доме стены давят, а у тебя нет. Завтрак на столе, мастерскую я уже приготовил.       Повесив полотенце, Берт хотел подойти к другу, то тот сам притянул его за руку, и когда парень встал прямо перед ним так, что живот был на уровне головы, Лиам крепко обнял его. Так сильно, как еще никогда, наверное, не обнимал. Сжал так, что бедному Берту пришлось упереться руками в стену, чтобы не упасть. Пустой желудок издал жалобный звук под столь сильным сдавливанием.       — Эй, ты чего? — он положил руку на голову товарища, всё еще недоуменно смотря вниз.       — Берт. Ты… ты мне очень дорог.       — Ты мне тоже дорог, Лиам. — он улыбнулся и обнял его за плечи, насколько это было возможно в таком положении.       — Мне кажется, я даже тебя люблю, — он еще сильнее сжал друга в объятиях.       — Лиам… почему мне кажется, что ты со мной прощаешься? — он почувствовал, как что-то горячее обжигает его живот — то были слёзы.       — Нет, ты не прав, — парень тут же встрепенулся, и отпустил его, — ты совсем не прав. Просто, мне кажется, я никогда тебе не говорил такого. Самое время исправить, прости, что опять напугал, — он растёр слёзы по лицу и встал, — ну, пойдём? Впереди уйма работы.       — Ну пойдем…       Перекусив на ходу, парни принялись за живопись. Лиам лег в нужную позу, Берт развёл необходимые цвета и принялся накладывать второй слой. Сейчас важно было проработать детализацию — объём был выполнен в прошлый раз. Работа маслом отличалась от графики углем тем, что вначале сразу наносилась форма, как бы «из пятна». Масло не нуждалось в первоначальном очертании фигур, как того требовалось в графике: сначала рисунок, затем штриховка. Здесь всё шло параллельно, а иногда и с точностью наоборот.       Лиам терпеливо держал мышцы, стараясь не мешать своему маэстро, Берт же уже заканчивал своё первое полотно с натуры. Оставались небольшие штрихи: несколько бликов, акценты в самых темных местах и подпись.       Холст был окончен, довольных Берт с нетерпением вручил его своему натурщику, тот, словно ребенок схватил картину и, почти носом тыкаясь в краски, рассматривал каждую деталь.       — Аккуратнее, а то смажешь и придётся заново ложиться.       Глаза Лиама блестели от восхищения, в руках ощущалась лёгкая дрожь.       — Я же тебе говорил, ты Франсуа Буше, Берт! Тебя ждёт великое будущее, я уверен.       — Давай теперь вот так посмотрим? — он забрал картину из рук модели и отнёс в самую дальнюю часть комнаты. Столь нежно проработанное тело, идеально подобранные цвета… Конечно, виднелись недостатки: еще не профессиональное владение кистью, да и качество самих кистей давало о себе знать. Но в остальном полотно было прекрасно.       — Поставлю его на самое видное место! В следующий раз, будем писать портрет, моя муза.       Еще немного полюбовавшись результатом, Лиам принялся собираться домой.       — До скорой встречи, мой дорогой Берт.       — До скорой, ландыш.       Время близилось к обеду, в гостинице парня уже дожидалась Эллинор.       — Добрый день, Лиам.       — Добрый, Эллинор, — парень не обратил на неё особого внимания — он взглядом искал сестру.       — Не хочу вас отвлекать, но… вы же помните, мы с вами договаривались сегодня…       — Ах, да, конечно помню, Эллинор, приходи ко мне, как освободишься.       Конечно, он уже забыл о договорённости со служанкой, но обещание нужно было выполнять. Да и практика никогда не бывала лишней. Немного разгрузив работу сестры, Лиам направился к себе. Не успел открыть окно и растянуться на кровати, в дверь постучали.       — Входи.       В проёме показалась голова служанки, в руках она держала поднос с чайничком и двумя чашками. Лиам устало выдохнул и принялся готовить материалы. Особых сил рисовать что-то не было. Задержав взгляд на масле, он некоторое время думал, не попробовать ли ему живопись, но в конечном счете всё же взял коробочку с сангиной и сепией. Закрепил лист на дощечке, вставленной в мольберт, учтиво поставил для Эллинор стул, а сам принялся разливать чай по чашкам.       — Очень приятный аромат, напоминает ваниль и…не могу понять… — когда парень обернулся — увиденное застало его в ступор. Служанка как ни в чём не бывало складывала своё платье на стул. Она была абсолютно нагая. — А мы разве не портрет пишем? — ошарашенный Лиам отхлебнул еще чая.       — Ну, по вашим работам я сделала вывод, что вы пишите тела… Как мне встать.       — Так… сейчас, — художник собрал волосы в тугой хвост и оглядел комнату, — Садись сюда на стул и руку закинь на спинку, да, вот так.       Девушка выполнила указ: «А с ногами что делать?»       — Оставь так…- Лиам налил себе еще жидкости и залпом опорожнил чашку. Сделал несколько глубоких вздохов, — всё, начинаем.       — Госпожа Жозефина в отъезде, просила передать вам.       — Опять она куда-то уехала, — совсем тихо произнёс он, намечая тонким коричневым грифелем контур, — спасибо, что сказала.       Эллинор внимательно наблюдала за сосредоточенным лицом художника, старающегося в короткие сроки набросать все формы. Рисование женского тела давалось ему куда тяжелее, как минимум, он не мог повторить с девушкой свой излюбленный приём с касаниями.       — Вы будто рассержены, это из-за меня? — Около минуты девушка слушала глухое молчание, потом Лиам всё же опомнился.       — Что? Нет, не переживай. Просто мне пока тяжело даётся этот рисунок, непривычно, — он отложил кусочек сепии и снова выпил содержимое чашки.       — Вас мучает жажда? Надо было, наверное, заварить больше трав.       — Да, в горле немного сохнет. Тебе налить?       — О, что вы, нет, можете допивать.       Лиам снова встал за мольберт. В голове раздался недолгий писк. «Только не это… Только не сейчас». — он открыл окно и надавил на глазные яблоки.       — Все в порядке? — в голосе служанки послышалось беспокойство.       — Да… подожди минутку… Голова закружилась.       Тело кололи горячие иголки; парень почувствовал приступ тошноты, но тот сразу же прошёл. Дышать было немного затруднительно. Осознав, что разум пришёл в себя, Лиам снова встал за полотно и продолжил рисование. Так странно, в голове впервые за долгое время не было ни единой мысли. Только он, холст и тело девушки напротив. И больше ничего не существовало. Становилось всё жарче и жарче, на щеках показался нездоровый румянец. Влажные руки еще сильнее пачкались от грифеля. Лиам стер пот со лба, размазав по лицу коричневый цвет.       — Прости… ты не будешь сильно против, если я сниму сорочку? Очень жарко.       — Конечно.       Сдёрнув с себя одежду, Лиам закинул её на кресло, всё тело было покрыто испариной, что было очень странно, ведь Эллинор жарко не было, а изменения в её теле показывали даже обратное.       «Как-то мне нехорошо…» — стиснув зубы, мастер постарался сконцентрировать всё своё внимание на листе бумаги.       Эллинор терпеливо ждала художника, не отвлекая его, лишь пристально смотрела за каждым движением, каждым изменением.       «Не хочу, чтобы это началось при ней. Она не должна знать о том, что со мной что-то происходит. Никто не должен знать» — он допил последние капли чая, продолжая дрожащей рукой очерчивать тело. Когда набросок был закончен, Лиам взял кусочек сепии помягче и принялся заштриховывать тени. Неожиданное повышение температуры ему хотелось сбросить на волнение — перед ним впервые сидела обнаженная девушка.       — Вам дурно…- служанка продолжала вглядываться в его бегающие глаза, казалось, зрачки немного расширились.       — Все в порядке, Эллинор, не беспокойся, — он закрасил ноги, живот, уже перешёл к груди. Грифель переломился в пальцах. Кусочек упал на пол. Парень нагнулся собрать крошки.       — Что с вами происходит… — служанка подошла к юноше, беспардонно развернула мольберт и принялась разглядывать себя.       —Всё в порядке, сядь на место, пожалуйста, я сейчас всё приберу, и мы продолжим.       Она не слушала.       — Вы неважно выглядите, я сейчас помогу, — качая всё еще обнаженными бедрами девушка направилась в ванную комнату, смочила полотенце и подошла к парню, который только закончил убирать раскрошенный грифель, в котором он измазался по локоть. Когда он поднял голову, она встретила его, легонько промакивая испарину со лба.       — У вас жар… Вам нужен отдых.       Не в состоянии сопротивляться, Лиам закрыл глаза, сел на угол кровати и принял ухаживание девушки. Убрав пот со лба, она принялась стирать с шеи, груди, опустилась вниз и взяла его за руку. Обтирала каждый палец, внимательно следя за изменениями в его теле. Лиам открыл глаза, и принялся наблюдать за действиями слуги. Почувствовав это, она задышала тяжелей, подняла на него взгляд и легко улыбнулась, немного подтолкнула себя вперед и впилась в его губы. Лиам без колебаний принял поцелуй, наклонившись, чтобы ей было удобнее. Бросив полотенце на пол, она обхватила его голову и притянула к себе сильнее. Теперь их грудные клетки соприкасались, кожей парень чувствовал жар девушки, её тяжелое дыхание и учащенное сердцебиение. Сжал её плечи, не прекращая поцелуй, жадно кусая губы так, что, казалось, вот-вот прокусит. Дышать было тяжело, но он не отрывался, водил тонкими пальцами по ее обнаженной спине, рёбрам, животу, переходя на грудь. От прикосновений девушка изгибалась, словно змея, податливо подстраиваясь под каждое его движение. Не останавливая поцелуй, расстегнула пуговицы на его бриджах, шнуровку. Лиам приподнялся, помогая ей избавить его от ткани. Голова кружилась, влажными ладонями он провел по затылку девушки, и она обхватила его член губами. Раздалось громкое мычание, он откинул голову назад, с силой сжав растрепанные волосы служанки. Делая поступательные движения головой вверх-вниз-вверх-вниз, она отчаянно пыталась доставить юноше удовольствие так, будто времени было совсем немного. Не в силах сдерживать стоны, Лиам кусал запястье, второй рукой всё еще лохматя волосы девушки. Затем резко взял её за подбородок, заставляя подняться, глубоко поцеловал и потянул на себя, одномоментно переворачиваясь и укладывая на кровать. Не стягивая бриджи, так и оставшиеся висеть внизу, взгромоздился сверху, покрывая грубыми укусами шею, грудь, плечи, проходя языком между грудей, он надавил на внутреннюю часть бедра, заставляя её раздвинуть ноги шире и вошёл в неё.       От боли и удовольствия служанка сжала мышцы внизу и зажмурилась. Толчок, еще толчок. Она обхватила любовника за шею, но он остановился. Открыла глаза, не понимая что произошло. Ошарашенный Лиам, словно от огня отпрыгнул от неё, вставая с кровати. Круглые глаза, наливающиеся краснотой, смотрелись еще более болезненно.       — Что я наделал… — шептал юноша, -что… чт…       Девушка испуганно глядела на него, не понимая, почему парень так резко изменился. Его трясло, сердце, казалось, сейчас пробьет грудную клетку и раскрасит кровью комнату, в глазах темнело, наворачивались слёзы.       — Как это могл…       Не ожидающая такого поворота девушка быстро вскочила с кровати и принялась натягивать платье.       — Эллинор, как… как это могло? — он метал взгляд то в одну то в другую сторону, будто стараясь найти ответ.       — Дьявол, надо было больше… — она не заметила, как начала шептать это вслух, что не ускользнуло от юноши.       — Больше… –слово Лиама привело её в чувства, она поняла, что только что натворила, — больше что? Повтори…       Девушка молчала, она вжималась в стену, паника не позволяла управлять телом, взгляд предательски метнулся на чайник. Одно мимолётное движение, Лиам всё тут же осознал.       — Как… как я… — он кинулся к подносу и прижал кружку к носу, — гелиотроп.       Осознав, во что вляпалась, девушка закрыла глаза, из-под век потекли слезы, она еще сильнее вдавилась в стену, надеясь, что та поглотит её тело.       — Ты меня опоила… — Лиам обессиленно опустил чашку. Служанка еще никогда не видела настолько злого и одновременно безумного взгляда господина, казалось, он сейчас же кинется и задушит её. — Как ты посмела… Как…как…- глаза снова покраснели, голос задрожал, — дрянь! — в гневе он с силой швырнул чашку на пол, та разлетелась на кусочки, — т...ты, — он схватил художественный шпатель и сделал шаг к девушке, осколок фарфора больно впился в босую ступню.       Девушка в слезах кинулась к выходу и успела только закрыть дверь, как в неё полетел инструмент, а следом вторая фарфоровая кружка. Он обезумел. Он не понимал, что происходит, ему было всё равно на осколки, им двигала чистая ярость.       Эллинор бежала вниз по лестнице на улицу, скорее, пока он её не догнал. Вылетев во двор, она услышала неистовый крик, вопль, такой, какой издаёт раненный дикий зверь. Дурёха, она снова всё не так сделала, не рассчитала. Нужно было добавить больше мака и меньше гелиотропа. Она не ожидала того, что ему станет плохо от чая. Она так долго изучала всё, подбирала травы, даже один раз чуть не отравила себя. Всё должно было пройти идеально, но она напортачила. Теперь ей никогда не достанется сердце беловолосого ангела, она может навсегда забыть о жизни аристократки. Она бежала… Бежала между домов, не зная куда. Она не могла просто так скрыться, но и находиться в отеле было опасно, по крайней мере до прихода госпожи.       Лиам швырнул чайник о каменный подоконник, один из осколков больно впился в бедро.       — Дрянь, дрянь, дрянь! — снёс рукой дощечку с нарисованной фигурой, швырнул её в стену. — Что я наделал… почему, почему это произошло. Этого не могло произойти! — он задыхался от собственных слёз. Ветер из открытого окна неприятно обдул тело, покрыв его мурашками, не обращая внимания на кровь, льющуюся из ступни, Лиам хотел закрыть окно, но остановился. — Я это заслужил, — поднял ногу и выдернул осколок, кинув его к остальным, благо, тот зашёл не глубоко. Кровь сочилась из-под кожи, капая на пол. Отведя взгляд, он заметил собственную худощавую фигуру в зеркале, — омерзительный, какой же ты омерзительный. — Он не отворачивался, продолжал пялиться, — посмотри до чего ты себя довёл, кем ты стал, животное! — Лиам несколько раз ударил себя по щекам.       Ярость утихла. Он в голос зарыдал, завыл, слёзы уже не лились, только стоны звучали откуда-то изнутри.       Он винил себя. Винил себя во всём. Этого не могло произойти, не хотел бы он сам. Всевышний наконец наказал его за всё: за мужеложничество, за враньё. Он же так давно этого хотел. Ждал наказания, ждал кары. И вот она пришла. Он получил по заслугам. Теперь он еще грязнее, чем был. Не только снаружи, но и внутри, он чувствовал, как дёготь стекал с его души, заполняя каждое пустое пространство, скоро от чистоты не останется и следа. Чернь заполнит все. И он сгниёт, сгниёт изнутри.       Минутное колебание.       — Берт…- руки снова затряслись, — Берт… мой Берт, что же я натворил.       Он заслужил это всё, но не Берт. Берт должен был жить в заботе. Творить, вдохновляться, любить. Лиам ему не ровня, он очернил их любовь.       Не в силах заглушить нарастающую душевную боль, сжигающую его сердце и лёгкие, изученный схватил первый попавшийся осколок дрожащими руками и провел им по коже, карябая от плеча и вниз к локтю. Как можно сильнее, он сделал это еще раз. Мерзкая, тягучая боль разлилась по его телу, показалась кровь. Но этого было мало, он с яростью втыкал осколок в кожу, стиснув зубы.       По воле случая, Эллинор или Всевышнего, по своей слабости или по принуждению сегодня он сотворил то, за что себя никогда не простит.