Универсальный морально-этический кодекс для ближайшего окружения первых лиц

— Жесть у них там. — Ага. — Надо в Москву съездить, что ли. — Ага. Муравьев лежал головой на Мишиных коленях, закинув ноги на подлокотник дивана, и последовательно соглашался с Мишиными заявлениями. Дома под кондиционером было хорошо. Гораздо лучше, чем на улице, в последние дни для Питера аномально солнечной и жаркой. — Ну это трэш, конечно. — Ага. В пользу поездки в Москву говорил и еще один немаловажный фактор: они с Мишей наконец решились на героический шаг и отдали старую ванную с пооблупившимися кафельными стенами в добрые руки дизайнеров и строителей. Теперь дома везде были пыль и шпаклевка, краской и клеем пахло даже на кухне, а мыться они ходили к соседям за символическую плату съедобными подношениями. Соседи героически терпели, но вот сам Муравьев, например, соскучился по возможности принять горячую ванну с пеной — да и Миша, обычно предпочитавший душ, сейчас наверняка бы не отказался. Взвесив все это, он широко зевнул, усилием воли поднял себя с Мишиных колен и сказал: — Ну давай съездим. Миша мгновенно оживился и тут же вскочил с дивана, как будто уже был готов бежать за чемоданом. Как знать, может, и правда готов — он всегда был более легким на подъем, и с годами это не изменилось. Впрочем, на деле он всего лишь подошел к большому настенному календарю и упер придирчивый взгляд в август. — Ну смотри. В понедельник ты читаешь детям уголовное право, во вторник у тебя частная практика. В среду я не могу, у меня съемка. В четверг и в пятницу — да, допустим, что у тебя в субботу? — В субботу суд, — мрачно ответил Муравьев, потягиваясь. — Эта неделя — не вариант. На следующей можно. Вот хотя бы со среды и до воскресенья... — Ну давай на следующей, — легко согласился Миша. — Может, успею до этого втиснуть еще съемку... Муравьев со старческим скрипом встал с дивана, подошел к нему и тоже уставился на календарь, как будто там могло появиться что-то новое. Календарь был самый обычный — партийный, Миша вот уже несколько лет делал такие ближе к концу декабря. Разлетались они всегда на ура. Календарь был разрисован многочисленными пометками, оставленными где-то его, где-то Мишиной рукой. Взгляд бегло скользнул по этим записям и остановился на квадратике с тридцать первым августа, где зеленым карандашом было накорябано: «ВЫВОЗ МАКУЛАТУРЫ». Рядом красовалась наклейка — фиолетовый смайлик с грозной гримасой. Миша проследил, куда он смотрит, и хмыкнул: — Хочешь Полю позвать? — А он сможет? — с сомнением спросил Муравьев. — Он же, кажется, в Швецию собирался... — Швеция отменяется, — вздохнул Миша. — Поля увидел цены на жилье и резко передумал. Сказал, что начнет с открытки. И все-таки подпишется в Инстаграме. Чтобы рассказать брату про свою шведскую любовь, Поле потребовалось несколько коктейлей и располагающая атмосфера родного питерского бара. Муравьев хорошо помнил тот день — вскоре после Полиного возвращения они целенаправленно пошли гулять по барам, назначив трезвым Мишу; вечер закончился глубокой ночью в «Метели» под аккомпанемент Дискотеки Аварии, а наутро оказалось, что они унесли с собой бутафорскую хлопушку. И ладно бы посуду, бутылку, открывашку, ну что-нибудь более памятное, а так… — Что за поколение... — проворчал Муравьев. — В них пропал дух авантюризма. А как же жить на стокгольмском вокзале вместе с бомжами? В Швеции есть бомжи? Они везде есть. Палатку можно взять. Разве ж это любовь. — Ну-ну, — Миша ткнул его указательным пальцем в бок — еще не больно, но уже весьма ощутимо, Муравьев ойкнул и перехватил руку. — Ты правда хочешь, чтобы твой Поля поехал в Швецию с двадцатью евро в кармане и палаткой в рюкзаке? И жил на вокзале с бомжами... — Нет, — кисло согласился Муравьев, мигом растеряв весь свой запал. — Ты прав. Не хочу. — Может, в Питер сгонять? — В Питер? А чего? — Да просто. — Ну сгоняй. Пестель тебя давно в отпуск выпроваживает. Задатки трудоголика? — Пф… Антон картинно закатил глаза. Миша дернул плечом: мол, не хочешь, как хочешь, я разве настаиваю. У него это получалось естественно и как-то… Добродушно, что ли. Он вообще был, несмотря на свои внушительные габариты и суровую должность, скорее добродушным, чем суровым. Если уж и медведь, то кто-то вроде повзрослевшего Умки — Антон живо представил Михаила Александровича Бестужева на льдине посреди океана и чуть не заржал. — Весь речной флот за одну ночь не отремонтируешь, — философски заметил Миша, пропустив его смешок мимо ушей. — Бери отпуск и езжай. Антон кивнул и сунул руки в карманы. На языке вертелось такое простое, непринужденное «Погнали со мной?», произнести которое сейчас почему-то никак не получалось. Это прозвучало бы совершенно нормально — он сам прекрасно знал. Атмосфера была неофициальная, Миша совершенно случайно оказался в районе Речного вокзала под вечер его рабочего дня и сам предложил встретиться. С реки задувал прохладный ветер, они оба были без галстуков, без охраны и без необходимости соблюдать регламент — короче говоря, Антон вполне мог по-дружески стукнуть его кулаком в плечо, улыбнуться во весь рот и позвать с собой в Питер. — Хочешь, давай со мной. Мозг резво подкинул допотопный мем с Дикаприо. И правда — получилось вполне легко. Словно он это вовсе не репетировал последние десять минут, а спонтанно предложил, просто потому что вдруг в голову пришло. Словно окажись здесь вместо Миши тот же Пестель, он позвал бы Пестеля — просто ради компании… Нет, с Пестелем в Питер не хотелось. — Хочу вообще-то, — размеренно ответил Миша, неспешно кивнув: создавалось впечатление, что он ответ тоже продумывал — как раз в то время, пока Антон продумывал вопрос. — Только мне сейчас отпуск никто не даст. Да я и сам не возьму, не время. А так — правда, хочу. Спасибо. — Ну и кисни в своей Москве, — хмыкнул Антон и в плечо его все-таки стукнул. Было как раз то странное чувство, когда он и не особо-то рассчитывал, что у Миши найдется время на вылазку в Питер, однако уже предложив — несколько огорчился, что не нашлось. Нет, разумеется, это был не повод не ехать, но в компании Миши… — А то давай. Под предлогом командировки. Типа, проверить состояние Северного флота. Можем честно сходить в Кронштадт. За это время они успели спуститься по парку вниз и оказались перед типичной для многих отдаленных от центра станцией метро: заасфальтированная площадка, вокруг деревья и торчит несколько ТЦ. Планов у Антона не было, в метро спускаться не хотелось. Близость к народу — это, конечно, прекрасно, но не в час пик. Слишком уж буквальным тогда становится это выражение. Миша, подстраиваясь под него, замедлил шаг, но его в подземку, кажется, тоже не тянуло. — Не надо вот только подстрекательства, — он выставил в сторону ладонь, как знаменитый зожник с плаката, отказывающийся от стопки горячительного. Антон неожиданно для себя подумал, что Мише, вообще-то, идеально подходит его работа — не только из-за профильного образования, большого опыта, обширных познаний и общего благоразумия, хоть все это и было правдой, но и потому, что всем своим видом он внушал доверие. Как-то верилось сразу, что границы в безопасности, а войска одеты и накормлены. И для этого ему необязательно было делать громогласные заявления. — После переговоров, может быть. Сейчас — завал. — Я думал, этим МВД занимается. — МВД этим занимается официально. Скорость шага все-таки скатилась до нуля, и они остановились. Антон с подозрением смотрел на Мишу, Миша не выдавал лицом ничего — а еще очень удобно загораживал его от солнца. Антон поморщился и скрестил руки: — Ну и ладно. Миша вдруг улыбнулся. То есть, все, что было до этого, казалось ему не очень смешным, а теперь вдруг развеселило? — Антон, — (он умел так обратиться к человеку по полному имени, что это сразу располагало), — мы можем в любой день посидеть после работы. Питер никуда не убежит. Триста лет стоит. Ну? Действительно. Триста лет. Даже немногим больше, если придраться. Антон почувствовал, как тоже начинает улыбаться. — Да уж пожалуй. Почему нет? Давай. — Вот давай. Что ж, возможно, все было намного проще.