***
Прости, что ты мне нравишься, прости, Прости, что ты мне нравишься. За то, что нравишься, прости, прости. Если любить тебя — ошибка, За то, что я люблю тебя, прости, прости. Я пытаюсь чувства скрыть, но не получается. Прости, прости, что нравишься ты мне.
В тот момент, когда он приехал в больницу, выжимая всё из своего мотоцикла, он не мог понять, за кого же боится сильнее. За перепуганную Эмму или за очередной раз пострадавшего Такемичи. Однако на деле пришлось бояться именно за трясущегося от бешенства Майки. Тот на всё здание кричал о том, что убьёт Кисаки. Испуганная Эмма, заметив его тогда, соскочила с места и с разбега обняла, пряча лицо в его потной футболке. Плача и всхлипывая, она пыталась что-то объяснить или рассказать. Было непонятно. Но одно он понял точно: его сердце разрывалось из-за её слёз, он винил себя. Он должен был быть рядом. Где был Майки? Дракену ничего не оставалось, как обнять её, успокаивающе хлопая по маленькой спине. Судя по тому как было напряжено тело Майки, дело было плохо. Дракен видел, что с Майки что-то не так, видел, как он привязался к Такемичи с такой лёгкостью, словно знал всю жизнь. Это было опасно, особенно для такого человека, как Манджиро. Время тянулось невыносимо долго, а когда из операционной вышел доктор, первым, кто подошёл к нему, был Майки. Тяжело ступая своими грязно-белыми сапогами. — С вашим другом всё будет в порядке, опасность была в кровопотере и открытой ране. Реабилитация займёт немало времени, но жить он будет. Тогда Кен подумал, всё будет хорошо, больше Такемичи ни во что не ввяжется. Как бы не так. Очнувшись и узнав, что бой Томана с Поднебесьем начался, он сбежал из больницы и, будто ему было мало, собрал все пули, после чего его ждала только смерть. Правда клиническая. Майки это не остановило, Кисаки попал в больницу, избитый арматурой.***
Сдержать, сдержать я чувства больше не смогу. Набравшись смелости, делаю к тебе шаг, Но этот шаг никогда не был для меня прост. Пусть моё сердце уже решило всё, мне нужно ещё время, Но, похоже, я слишком медлил, Прогадал со временем, видимо, уже опоздал И теперь я не смогу стать ближе к тебе. Между нами выросла стена, это не имеет смысла, Я виню себя, я виню себя, Не знаю, кого обвинять, поэтому моё недовольство растёт. Пытался сломать эту стену, но сломал лишь своё сердце. Пока пытался его вернуть, я упустил самое важное — тебя. Когда вручил тебе в кино билет, ты была так счастлива, Но теперь, сам не осознавая, я давлю на тебя. Я просто хотел видеть вместе нас, Хотел увидеть, билеты были оправданием.
Кену всегда нравилась Эмма. Она с первой встречи казалась ему фарфоровой куколкой. Было страшно даже дышать в её сторону, невинней её, прекрасней её Рюгуджи не видел. Она собой затмила для него даже богов. Он боялся, что место, в котором он вырос, уничтожит её чистоту. Когда он оставался по ночам в своей комнате, под симфонию тошнотворно-пошлых звуков он представлял себе лучшую жизнь. Как было бы прекрасно гулять по парку вместе, держаться за руку, мечтать о том, что же ждёт их. Их с Эммой семью. Большую, дружную, какая бывает в рекламах, на стендах магазинов. Жизнь в мечтах отрезала его от этого гнилого мира, в котором он жил. Мечты о высоком отрезали его от мира продажной любви. Если быть абсолютно честным, он боялся не успеть. Боялся, что она разлюбит его, что чувства, испытываемые ею, были слабы из-за возраста. Он надеялся на лучшее, он хотел верить в придуманное им счастье. Кен никому не говорил, но он обожал младенцев, пухлых, неповоротливых и слюнявых. Таких, какие будут только агукать при виде взрослого, заливаясь чистым, звонким смехом. Дракен мечтал о большой семье, о куче детей и Эмме, встречающей его, когда он приходит с любимой работы. Семья, обычный дом, любящая и любимая жена. Мир, наполненный смехом — это мечта Кена Рюгуджи.***
Ты слишком красива, Чтобы быть просто другом. Если потеряю такого друга, Знаю, буду жалеть. Буду жалеть, поэтому я изменю свои чувства. Мне будет жаль, поэтому останься хотя бы другом. Тебя, я тебя до смерти люблю.
— Я люблю тебя, Эмма, — Кен говорил твёрдо, пытаясь не обращать внимания на трясущиеся руки. Только что закончилась выпускная церемония Эммы, этого дня он ждал дольше, чем какой-либо другой. Он не надеялся, что что-то может изменится, но всё же надежда на то, что она всё ещё любит его, теплилась внутри. — Дурак… — Эмма смотрела на него полными слёз глазами, надувшись точно как Майки. — Ты дурак! Я тебя так долго ждала! А ты только сейчас удосужился признаться?! — А что я ещё мог сделать? Привести тебя в свою комнатушку в «цветочном» квартале? Может, жениться на тебе там и трястись лишь от мысли оставить тебя одну? Может, как нахлебнику сесть на шею семьи Сано? Я не мог, пойми меня, Эмми, но сейчас… — Тогда почему признался сейчас? — Девушка упрямо смотрела на свои туфли, вытирая слёзы рукавом. Звякнула связка ключей, и послышался приглушённый смешок. Ключи загремели сильней, и Эмма всё же подняла глаза. Её золотые радужки мигом загорелись. — С сегодняшнего дня начинается моя аренда квартиры. Па-чин помог, отрыл мне хорошее недорогое жильё. А ещё мой магазин байков и мастерская вполне востребованы. Я всегда хотел быть серьёзным по отношению к тебе. В тот день они впервые поцеловались. Нежный неловкий поцелуй был полон ароматов цветочных духов и моторного масла.***
Скрываю это безмолвное чувство, Меня тянет это безмолвное чувство, Ты снова безмолвно очаровательна, Я снова очарован от взгляда на тебя. Пока я не встретил тебя, Казалось, будто я ждал знаков на перекрёстке. Я устал от того, что раньше сделать не смог, Если честно, я ни о чём не жалею, я сожалею
— Так, смотри сюда, — твёрдо сказал Майки, угрожающе прищурив тёмные ониксы, — если хоть раз она вернётся домой в слезах, на дружбу не посмотрю… Отделаю так, что Мицуя не узнает. Послышался звонкий и нежный смех. Майки тут же напрягся и с надеждой посмотрел на обладателя голоса. Такемичи, зайдя в комнату приготовлений жениха, услышал, как перепираются друзья, и это так напомнило ему далёкое прошлое в Свастонах, что он не удержал смех, приговаривая: — Господин-глава банды изволит злиться? Это же свадьба Эммы! Расслабься Майки! В тот момент, когда Ханагаки закинул руку на плечо Сано, лицо Манджиро как-то обесцветилось, а улыбка стала натянутой. Благо, Мицуя был в комнате невесты, решая проблемы с платьем, а братья Кавата, Хаккай, Банджи и остальные были в церемониальном зале. Такемучи ещё не вернулся. Кен не хотел бы, чтобы Майки был несчастен на свадьбе сестры, но и не позвать Такемичи он не мог. Всего лишь раз Рюгуджи снова хотел собраться бандой в одном месте. Он будет сегодня эгоистом, ведь впервые ощущает, что достоин любви Эммы и может не просить прощения. Стоя у алтаря и вглядываясь в её нежную всё такую же невинную фигуру, Дракен понимает. Нет никого очаровательнее его невесты в подвенечном платье.***
Ты слишком красива, Чтобы быть просто другом. Если потеряю такого друга, Знаю, буду жалеть. Буду жалеть, поэтому я изменю свои чувства. Мне будет жаль, поэтому останься хотя бы другом. Тебя, я тебя до смерти люблю.
— Поздравляю, господин Рюгуджи! У вас здоровый и энергичный сын! — с широкой улыбкой сообщила медсестра. Толпа мужиков, стоящих во главе с Майки за Кеном, тут же посмотрела на новоявленного отца, а Дракен стоял, переваривая услышанное. Роды начались на неделю раньше срока, поэтому он был растерян и напуган, но теперь Рюгуджи узнал, что у него родился сын. Здоровый сын. Когда Инуи всё-таки решился дотронуться до плеча друга, Кен тяжело приземлился на колени, спрятав лицо в руках. Широкие плечи тряслись, а по подбородку стекали слёзы. Облегчение читалось в его напряжённой фигуре, резко ставшей меньше. — Майки… Сказали, что Шиничиро родился здоровым, — Кен обернулся к Манджиро и одарил друга идиотской улыбкой, повисшей на лице, полном слёз. Это имя было подарком Эммы для семьи Сано.