***
Лина спускалась в столовую одной из последних — после насыщенного дня, который был вчера, уснуть у нее долго не получалось. Мысли не прекращали плавать в её голове, меняясь с третьей космической скоростью. Только под утро усталость взяла верх, и ей удалось поспать пару часов. В комнату она вернулась спустя час после отбоя, когда подруги уже спали или старательно делали вид — Лине показалось, что Даша пару раз всхлипнула, но внимания на это обращать не стала. Идя по первому этажу «Логоса», она старалась придумать, что сказать друзьям о её позднем возвращении, но ни за ночь, ни за всё время своего бодрствования она так этого и не сделала. Взяв стакан воды со стола с раздачей, направилась к одному из столов, где сидели её друзья в полном составе. Рома с Викой и Юлей что-то бурно обсуждали, а Макс внимательно их слушал, изредка участвуя в этом ожесточенном споре. И если это было чем-то обычным, то состояние Андрея её пугало — после каникул он стал каким-то другим, снова счастливым, похоже. Виктор Николаевич принял прекрасное решение отправиться подальше от этого мрачного место на последнюю неделю каникул, и выбор его пал на небольшой домик в горах, куда с собой позвал Надю и Андрея, который этому был рад не меньше младшей сестры. В «Логос» они вернулись в тот же день, что и все остальные, и уже тогда она могла сказать, что отдых однозначно пошёл ему на пользу. Но сейчас Андрей сидел тихо, вообще не слушая друзей. Вид был поникшим, даже болезненным. Взгляд казался потерянным, будто он совсем не здесь, не в реальном мире. Иногда мысли способны убить, и, похоже, это сейчас и происходило с ним. Казалось, он не замечал ни бурных споров Ромы, Вики и Юли, ни насмешливых фраз Макса, ни чересчур внимательного взгляда Даши, которая настолько сильно сжимала в руках ложку, из-за чего казалось, что метал столового прибора не выдержит и согнется в её руке. — Доброе утро, — она выдвинула стул, садясь между Юлей и Дашей. Споры резко прекратились, а вместо этого все как-то странно на неё посмотрели. — Ты где была вчера? Мы спать легли, тебя не было, — спросила Вика, а Лине почему-то показалось, что она пыталась её в этом упрекнуть, будто это она виновата, что Артём решил сбежать из дома Князя. — Я дохромала до школы, а там в холле меня увидел Павел Петрович, — она посмотрела на агента, который так вовремя, взяв посуду со стола, направился к Илье, стоящему за раздачей. — «Дедушка, наверное, узнал обо всем и позвонил им», — подумала Лина и посмотрела на друзей, которые, как и она, проследили за мужчиной. — Он сказал, что это может серьезно сказаться на здоровье и что лучше пойти к Тамаре, но её там не было. Я ждала в холле на диване, пока он найдет врача, а спустя достаточно большое количество времени Тамара всё же осмотрела мою ногу и сказала, что ничего серьезного нет и я могу идти, — она и сама не помнила, как давно научилась врать, но сейчас была рада этой маленькой, но очень полезной способности. — По лестнице было очень трудно подниматься, и в итоге я упала. Вот, — она показала перебинтованную руку, — ушиб. Пришлось возвращаться к ней. — Но ты же нормально шла к нам, даже не хромала, — недоверчиво произнесла Юля, а Лина осеклась: про ногу она вспомнила только сейчас, когда придумывала этот рассказ. — Так Тамара же сказала, что ничего страшного, за ночь сильная боль прошла, — пожала плечами. — А ты Макс как? — постаралась перевести тему, что, кажется, получилось довольно удачно. — Выспался, и вроде отпустило, — он посмотрел на Рому, который ему улыбнулся. — У Ромки прощение попросил, осталось только у Сони, надеюсь простит… — Простит, конечно! Куда она денется? — улыбнулась Юля, но улыбка задержалась ненадолго. — Так что это вчера было? Я про Тёму… — Не знаю, — сейчас он говорил абсолютно спокойно, возможно, даже пытался анализировать ситуацию. — Я чётко помню, как он на меня смотрел, но в тот момент мне казалось, что на меня смотрит абсолютно живой человек, которого, правда, очень сильно потрепала жизнь. Глаза у него были такие грустные, даже плачущие, но он не плакал, а наоборот, мне показалось, что он пытался заставить себя не улыбаться. — А глаза не казались тебе стеклянными, будто за ними нет души, будто он пуст? — Макс покачал головой, закусывая нижнюю губу. — А лицо? Оно было бледным, даже белым? — Макс всё также качал головой, отрицая вопросы Юли. — И губы не были одного цвета с кожей? И даже не синели? — Да нет же! Он был живым. Вот как вы передо мной, так же и он. Только вы живы, а он нет, — Максим замолчал на какое-то время, смотря на свои руки, лежащие на столе и сцепленные в замок. — Я думаю, что это просто плод моих фантазий. Слишком долго виню себя в его смерти… — Макс, ты чего? — удивился Андрей, хотя и прежней потерянности на его лице не стало меньше. — Ты не виноват в том, что сделал твой отец. Это точно не твоя вина. — Я виню себя за то, что меня не было рядом, когда ему было действительно плохо. Вместо того, чтобы выслушать его, поговорить и попытаться понять, я просто наплевал на всех и уехал, думая лишь о том, как мне плохо и как мне не повезло, — за столом воцарилось молчание. И почему-то от него было неприятно на душе — хотелось о чём-то спросить, что-то сказать, но все предательски молчали, будто это не напрягало каждого из них. И всё же Макс не выдержал первым. Он ещё вчера перед сном заметил уж слишком убитого друга, но тот не шел на контакт, только лишь кивал, будто тем самым предупреждал, что слышит его, но не слушает. — Андрюх, что вчера случилось? — Ох… — парень тяжело выдохнул, расправляя плечи. Что-то неприятное, что поселилось внутри после одной фразы Морозова, снова заставило его сердце сжаться и с огромной тяжестью подавить порыв горьких рыданий. Его брат мертв. Маленький мальчик, о котором не так давно он узнал, который не так давно обрёл любящих брата и сестру, сейчас разлагается где-то на дне ледяного озера, а ему остаётся только плакать ночью, пока все спят. — Елена Сергеевна не уследила за Игорьком… — вновь тишина, порождающая разные мысли и не все они могут оказаться правильными. Конечно, хочется верить, что Андрей сейчас скажет, что из-за ее невнимательности Игорёк упал и ушибся или обжегся горячим чаем, — Она его утопила в пруду… — любое слово несёт с собой большое желание разрыдаться прямо сейчас, но он держится, думая, что правильно поступил, когда решил не говорить Надюшке об Игорьке, она бы не выдержала… — Насильно? — закрывая рот рукой и смотря на друга широко открытыми глазами, спросила Вика. — Нет-нет! — спохватилась Даша. — Случайно. Забыла поставить коляску на тормоз, и она покатилась в озеро, — Даша вспомнила подробности разговора, подслушанного сегодня утром возле учительской. Жуткие чувства переполняли ее. Морозов, наверное, будто дикий зверь, накинулся на неё, желая услышать объяснения. «Оно и понятно!» — думала Даша — шепот в перемешку с горькими слезами, а что ещё можно услышать от женщины, потерявшей любимого ребенка? Да, она виновата. Да, она не уследила. Но почему никто не думает, а Лена-то что пережила? А каково ей сейчас? Униженной и оскорбленной не кем-то там со стороны, а самой собой? Каково это понимать, что ты убил человека, точнее маленького ребенка, которого считала своим сыном? Всем почему-то плевать на неё и чувства, которые она испытывает. Только о ней никто не думает…***
— Пап, а почему мы завтракаем в комнате? Я хотел с Надей и Алисой, — откусив от булочки кусок, Митя внимательно посмотрел на отца, который за всё это время почти не притронулся к своей еде. Мальчик сразу понял, что с отцом что-то случилось, ведь он казался ему очень грустным. До этого он не решался задать этот вопрос, как и начать любой разговор — папа был задумчивым и от чего-то Мите казалось, что он не с ним, а где-то совсем далеко в своих мыслях. И почему-то был уверен, что думал он о Вере Дмитриевне… — А разве это плохо? Мы давно вместе не кушали, — улыбнулся Кирилл, стараясь это сделать как можно искренне, только вот Митя сразу понял, что за этой «дежурной» улыбкой не стоит ничего. — С Надей и Алисой ты ещё за целый день наиграешься, а у меня уроков полным-полно, — он протянул руку, потрепав сына за волосы, которые тут же пришли в лёгкую небрежность. — Это всё из-за Веры Дмитриевны? — вздыхая, спросил Митя, но Кирилл даже не удивился такому вопросу. Он давно успел заметить, что его сын не по годам взрослый. И когда только успел так вырасти? За ночь он так и не сомкнул глаз, всё думая о признании Веры. Определенно её способности были большим скелетом в, казалось бы, маленьком шкафу, которым она смогла поделиться с ним. С кем? С чужим человеком, которого до этого и не знала. Зачем? Он точно знал — влюбилась, прям как и он. Но тогда почему всё так? Он — трус. Трус? Ещё какой! Но ведь страшно представить, что ты встречаешь человека, чье прикосновение раскрывает все твои грехи, а ведь он ещё и влюбился. Возможно, это нормально. Возможно, это защитная реакция — бежать от любимого человека как можно дальше. А возможно, он и не любил ее. Такой. Или любил, но другой… А может, всё же любит и такой, и другой. Но тогда почему бежит? Почему боится? Почему скрывает? Наверное, место всему виной. «Логос» — это то место, где на тебя наваливается всё и обязательно сразу. Кто бы мог подумать, что, приехав сюда искать сестру, он продвинется в поисках на много шагов вперёд и в конечном итоге найдет племянницу, а в это же время влюбится в девушку, которая сразу покажется необычной, дотронуться до которой захочется больше всего и прикосновение которой станет ошибкой, самой желанной и самой большой в его жизни? Уж точно не он. А ведь впереди ещё развод и долгие примирения с сыном, который не сможет смириться с этим препятствием. И почему-то всё это падает на него сейчас и будет падать именно в то время, пока он здесь. Эта школа, будто мощный магнит, тянущий на тебя всё подряд: и хорошее, и, к сожалению, плохое. Но ведь так везде. Так устроена наша жизнь — не бывает плохого без хорошего, как и хорошего без плохого. Где-то всё равно будет что-то плохое, когда будет казаться, что всё хорошо, и где-то хорошо, когда всё плохо. Но почему-то здесь это слишком бросается в глаза, похоже. Здесь ты замечаешь всё чётко, чувствуешь остро, и это очень пугает… Но что не так с обычным пансионом для богатеньких детишек? Как раз-таки, с ним и ничего, а вот с людьми, которые давно обустроились где-то здесь, не всё в порядке. Бесконечные опыты, наблюдения, проверки. А ведь Нюта это когда-то пережила — он не смог ее уберечь. Теперь есть Митя, которого он точно никогда и ни за что на свете не отдаст в их лапы. Он не совершит одну и ту же ошибку… — Пап! — Кирилл помотал головой, восстанавливая зрительный контакт с сыном, который он прервал, когда погружался в долгие раздумья. Мальчик с каким-то странным пониманием смотрел на него. Точнее не само понимание было странным, странным было — видеть его в глазах своего ребенка, которому неприятна Вера. Кирилл понимал, что ответа на поставленный сыном вопрос у него нет. Он миллион раз признавался сам себе в любви к Вере и даже в готовности быть рядом с ней после услышанного, но это длилось совсем недолго: здравый разум, почему-то Кирилл был уверен, что именно он, возвращал его к прежним мыслям: её способности могут навредить и ему, и сыну, и друзьям, и всему расследованию, а он не может так рисковать. Перед ним вновь становился выбор, который раньше он отгонял от себя всеми силами, но, похоже, сейчас он полностью был уверен, что сделал выбор… Правильный ли? Знает лишь одна судьба. — Знаешь, Мить, — широко улыбнулся, — тебя больше никогда не будет беспокоить этот вопрос, — с недоверием мальчик посмотрел на него, — ведь мы с Верой Дмитриевной больше никогда не будем общаться, — стараясь говорить с улыбкой, он держался из последних сил. Это был мучительный выбор, который он смог сделать: ребенок для него важнее, он не станет рисковать его безопасностью. Правда, как бы он сам себя не уверял в этом, от собственных слов всё же было противно, ведь от сделанного выбора чувства никуда не делись. — Мы не вместе и никогда не будем! Митя со странным, для самого себя, недоверием смотрел на отца. Он хотел прыгать от счастья и одновременно с тем ругать папу за то, что тот отдает её в лапы этого страшного Вадима Юрьевича. Ему было страшно за нее или он всё же смог к ней привязаться и полюбить?..***
— Князь лично пообещал встретить тебя в лесу, — с усмешкой произнес Паша. Он сидел на стуле возле рабочего стола Нелли, смотря на Артёма, медленно перелистывающего страницы какой-то книги, которую нашел у Нелли. Рядом с ним расположилась Алина, нервно посматривающая на перебинтованную руку. Артём подумал, что даже не представляет, что она могла такого сказать друзьям, чему бы они сразу поверили, а после снова перевел взгляд на книгу, где на глянцевой бумаге между текстом в два столбца располагался портрет Николая II. Он прикрыл книгу, смотря на её название, разместившееся над небольшим выгравированным изображением Дома Ипатьева. «Тайна дома Романовых». И чем же история так привлекла двух агентов? Он, например, в школе историю терпеть не мог — слишком скучно, слишком много дат, людей, событий. Зачем всё это знать? А вот Вика всегда могла ответить, что произошло в том или ином году, когда Савельич или Гиена неожиданно их о чём-то спрашивали. Она всегда была прекрасной… — Артём, только пообещай, что такого больше не будет, — Вера хоть и казалась ему убитой, старалась вести себя «как обычно», но почему-то ему не верилось, что ничего не произошло. В чём дело и почему его опять никто и никуда не посвящает? «Может, проблема не в расследование и не в их работе? Но тогда в чём?» — спустя пару десятков секунд он усмехнулся, наконец-то дошло — дело в том учителе математике, который, возможно, является братом Ани и дядей Алины. Тут ему стало ясно почему она не говорит ни с кем об этом и почему никого не посвящает в свои дела. Хотя, наверное, Нелли не останется в стороне — Вера точно с ней поделится своими переживаниями, ведь именно так он и делал — открывался Роме. Дружба же это и предполагает: быть рядом, поддерживать и помогать друг другу не только когда у одного всё хорошо, но и когда плохо. — Я просто хочу, чтобы меня перестали считать ребенком, который не способен даже на малейшие действия! Я могу помочь, подсказать и сделать что-либо, а меня просто гонят. Зачем такая жизнь? Зачем жить, если ты каждый божий день просто сидишь, смотря в экран ноутбука, и тратишь эту жизнь впустую… — в комнате, и без того тихой, воцарилась гробовая тишина. Каждый обдумывал слова Тёмы, находя в них и боль, и обиду, и даже действительно стоящий смысл. И когда он стал таким? Заумные речи, нравственность — куда делся тот парень, что шутил на каждом шагу? Неужели жизнь научила его быть взрослым, оставаясь юным парнем? Неужели жизнь уже сняла с него «розовые очки»? Он точно повзрослел, и как раньше уже ничего не будет… — Я думаю, что прошлый день научил нас многому, — сказала Алина. — Дедушка поймет смысл этого «бунта», и я уверена, что поменяет свои взгляды, — она осмелилась посмотреть на него, сама не понимая, чего боялась. Артём глядел на нее глазами, где всё ещё оставался маленький огонек надежды. — Он строгий и, возможно, даже грубый, но не бессердечный и даже не чёрствый. Ты для него стал дорог, я уверена, что он поймет, а если нет, то я отказываюсь верить, что это тот дедушка, которого я знаю всю свою жизнь, — она видела, что парень хотел возразить, мол, он относится к ней как к внучке, а к нему — как к агенту, и это совсем разные вещи. — Ты просто многого не знаешь, он был и строг, и груб по отношению ко мне, — в голове вновь появился образ Льва, которого за время отношений с Ромой смогла забыть, а ведь дедушка всё ещё надеется, что они будут вместе. Наверное, он сильно в ней разочаруется, когда узнает о её выборе, но Алина точно знала, что он свыкнется, пусть не сразу, но свыкнется!***
— Митя, всё хорошо? — смотря на мальчика обеспокоенными глазами, спросила Алиса. Митя был задумчив и на редкость немногословен — он никак не участвовал в разговоре с подружками. Ему не давали покоя собственные мысли, которые, к его большому удивлению, были о Вере Дмитриевне, а точнее о её отношениях с тем странным учителем физики, Вадимом Юрьевичем. Он так же не понимал, что произошло между ней и его отцом, раз тот пошел на крайние меры — прекратил своё общение с девушкой. Да, он до сих пор был счастлив этой новости, только не так сильно, как думал когда-то. Где-то в глубине души жил липкий страх, не несущий ничего хорошего. И страх был именно за Веру Дмитриевну. — «Не с тем человеком она связалась, не с тем!» — был уверен Митя, вспоминая тот странный разговор, который он подслушал, пока общался по телефону с мамой. Поначалу он не обратил особого внимания на это, после посчитал, что лучше Вере Дмитриевне быть с этим Вадимом Юрьевичем, чем с папой, который в конечном итоге всё равно останется с мамой, но сейчас он боялся, что он причинит ей вред. И это было чем-то очень странным. — Митя! — не выдержала долгого молчания Надя, настойчиво зовя его. Её голос, от чего-то звонкий, заставил его вернуться в реальность. — Всё нормально? — Ты такой странный сегодня! — поддержала Алиса, садясь на стульчик, стоящий впереди парты Мити. — Это всё из-за папы и Веры Дмитриевны! — печально ответил тот. Митю почему-то очень пугало своё отношение к сложившейся ситуации: он ведь так и хотел, но сейчас из-за чего-то не может, или уже не хочет, этому радоваться в полной мере. Да, это определенно хорошо, но не совсем… — Они опять целовались? — как-то обыденно спросила Надя, будто до этого было миллионы таких разговоров, а ведь и вправду были. — Нет… — со вздохом ответил Митя, — они, похоже, поругались и при чем очень сильно: папа сегодня сказал, что они больше никогда-никогда не будут общаться… — Но ведь ты этого и хотел! — возразила Алиса. — Ты ведь говорил, что не хочешь, чтобы они даже смотрели друг на друга, а тут, — она призадумалась, — расстраиваешься из-за этого. — Да, я не хотел, чтобы они общались, но это было до того, как я увидел ее рядом с Вадимом Юрьевичем. — Учителем ф… ф… Как это слово произносится? — Надя напрягла мозги, вспоминая трудное слово, которое уже через пять лет станет для неё обычным предметом в расписании, — Физики! Физики! — она широко улыбнулась, — А что она делала вместе с Вадимом Юрьевичем? — Я не знаю, но мне всегда казалось, что он навязывается к ней, — вздохнул Митя, — что он очень плохой человек, который ей навредит. — А папе ты говорил? — уточнила Алиса. — Да, но он сказал, что она взрослый человек и способна сама решать, с кем ей быть, с кем общаться, кого любить, а кого нет. Он мне, наверное, тогда не поверил, а сейчас он очень на неё обижен… — на душе опять появилась тревожность, от которой было не возможно убежать. — Ты думаешь, Вадим Юрьевич как-то навредит Вере Дмитриевне? — обеспокоенно спросила Надя, а Митя лишь еле заметно кивнул, внутри зарождалась паника. — Тогда нам срочно нужно ей помочь! — на неё тут же обрушились вдохновленные взгляды Мити и Алисы.***
— Его не было на завтраке, — проговорила Вера, оглядывая столовую, где уже было достаточно народу, среди которого она так и не смогла найти Кирилла. Сама очередь к столу с раздачей было на удивление большой. — Димы тоже не было, может, они просто захотели поесть вместе, что в этом плохого? — ответила Нелли, поворачиваясь к Вере и Паше, которые стояли позади нее крайними в очереди. — А Ваня твой ничего по этому поводу не говорил? — Паша стоял, скрестив руки на груди. — Может, они об этом разговаривали, друзья всё же… — Может быть, но мне он ни о чем не говорил, — вздохнув, ответила Нелли и снова посмотрела на очередь перед ней, которая начала уменьшать — на подмогу Володе пришел ещё один повар. — Образуется ещё всё, не переживай! — Паша приобнял Веру, улыбаясь. — Нам сейчас нужно решить вопрос с нашим младшим другом, — прошла пара минут и очередь наконец-то стремительно начала таить на глазах. — Борис Константинович звонил? — спросила Нелли. — Да и он, мягко говоря, в ярости, — усмехнулся Илья, а после посмотрел на одного из своих подчиненных поваров, говоря тем самым, что он может быть свободен, тот только пожал плечами, скрываясь на кухне. — Когда он приедет за ним? — Нелли взяла тарелку с обедом, отходя на пару шагов от стола, чтобы не мешать Вере и Паше. — Думаю, ближе к ночи, чтоб безопаснее для нас было, — тоже взяв свой обед, они отправились за один из учительских столов. Вера всё также пыталась среди оравы обитателей «Логоса» найти одного единственного… ну, или хотя бы его сына…***
… Митя оглядел коридор, который сейчас казался каким-то «неживым». Пустым. Вокруг не было никого, только закрытые на замок двери и стены с узорными обоями. В этом крыле он бывал довольно редко, ведь жил вместе с папой в другом. Там же жила и Вера Дмитриевна. Мальчику показалось это очень хорошим знаком — чем дальше от этого Вадима Юрьевича, тем лучше. Он уже не был против их общения, хотя и понимал, что как только всё вернётся в былое русло, он вновь будет обижаться и на папу, и на Веру Дмитриевну. Сейчас им двигали страх и переживания за девушку, но никак не теплые чувства к ней. В этом Митя был убежден. — Митя! — окликнула его звонко Алиса, — Ключи у нас, — девочка держала огромную связку ключей, идя навстречу к нему рядом с Надей. — Алиска! Что ты так кричишь? А если кто услышит? — возмутилась Надя, смотря на подружку. — Давайте быстрее, — он выхватил связку, направляясь к нужной двери, — может, ещё покушать успеем — я вообще-то голодный! Папа узнает, будет сильно ругаться… — А откуда ты знаешь, какую дверь открывать? — вставая рядом, поинтересовалась Алиса. — Я за Вадимом Юрьевичем следил всю прошлую перемену, и он меня даже не заметил! — похвастался мальчик. — А что мы там должны найти? — спросила Надя, когда дверь была уже открыта, а Митя, смело шагнув внутрь, стоял возле деревянного комода. Алиса, помедлив с долю секунды, тоже вошла в комнату — хотела перед своим «женихом» показаться очень смелой. — Не знаю, — пожал плечами мальчик, — Может, он тоже плохой человек, а все плохие люди прячут в своих комнатах оружие… — Но Анна Михайловна неплохая! — возразила Надя, всё же осмелившись войти в комнату физика. — Может, она просто отобрала его у плохих людей… — Да, Анна Михайловна точно неплохая, — согласился Митя, подходя к комоду. — Мы будем лазить в чужие вещи? — удивилась Алиса, увидев, как Митя подходит к комоду. — А вдруг мы опять найдем пистолет, как у Анны Михайловны… Я не хочу, чтобы он тоже сделал дырку в стене! — Мы не будем из него стрелять! — закатил глаза Митя. — А что мы с ним будем делать, когда найдем? — Отнесем Вере Дмитриевне и покажем, что Вадим Юрьевич очень и очень плохой! — Почему это я очень плохой? — на пороге своей спальни показался Вадим. Он стоял, облокотившись о дверной косяк и чуть выглядывая из-за него. Улыбка почему-то не сходила с его лица, хотя внутри всё похолодело от страха — в комнате находилось многое, что могло вызвать подозрения у малышей. — Потому что! — невозмутимо произнес Митя. Вадим даже не успел заметить, как дети вылетели из комнаты.***
Мысли о маленьком брате не давали покоя Андрею. Он всё представлял себе, как мальчик захлёбывается в ледяной воде. Хочется пойти к Лене и высказаться. Хочется, чтобы она ответила за содеянное. Маленький ребенок, за которым нужно следить каждую секунду, а не отходить на довольно большие расстояния от коляски… Мысли перебили голоса, доносящиеся из другого конца коридора. Тихо поднимая и опуская ноги, он приближался к ним. С каждым шагом разбирать и что говорят, и кто говорит становилось легче. Мужской и женский… До боли знакомый женский. Андрей выглянул из-за стены, наблюдая, как мило между собой разговаривают Аня и Паша. Физрук стоял, облокотившись о стену возле двери в спальню девушки и скрестив руки на груди, а она держала в руках небольшую стопку детских рисунков, среди которых Андрей сразу узнал Надин — он лежал первым и его легко было разглядеть. Почему-то ему казалось, что это не просто милые разговоры между двумя коллегами. Он был уверен, что увидел в глазах любовь. Они вместе и, похоже, уже давно. Руки непроизвольно сжались в кулаки, но не от ревности, от обиды. Не за себя, а за Пашу… Она и с ним играет… Аня не знала каких усилий ему стоило не подходить к ней каждый раз и не начинать разборки. А он не знал, почему она так просто относилась к игнорированиям с его стороны. Почему не подходила? Почему не пыталась поговорить? Может, она знала? Может и не любила… Паша поцеловал Аню в губы и, прошептав что-то на ухо, направился к лестнице в противоположной стороне от Андрея. В голове парня что-то щёлкнуло, и он, не задумываясь о последствиях, большими шагами направился к ней. Остановил ее уже на пороге спальни, зло сверкая глазами. — Что и с ним играешь? Его чувств тебе тоже не жаль? — Андрей сделал пару шагов вперёд, заставляя тем самым Аню пройти вглубь комнаты, а после закрыл дверь. — И чем же он насолил твоим фашистам? Небось тоже за правду, за добро и за честь? — грозный голос превращался в смех, истерический смех. — Хотя тебе не понять смысл этих слов… Жаль его, он ведь не виноват, что как вы не можете противостоять, сразу приходишь ты. Овладеваешь мозгом, заставляешь любить себя, змея ты. — в глазах Ани появились слёзы, которые почему-то грели душу Андрея, а ведь раньше он старался сделать всё, лишь бы Аня не плакала. — Он, возможно, этого не заслужил… А ведь, наверное, любит тебя, как и я когда-то. Я столько терпел после того, как узнал, кто ты и что делаешь. Я долго молчал, надеясь, что твоя совесть проснется, а в итоге что? Ты начала крутить роман с физруком! — он вскинул руками, выдыхая. — Не удивлюсь, если ты начала встречаться с ним в тот же день, когда я последний раз с тобой говорил. Как ты можешь быть такой омерзительной? Тебя самую не тошнит от себя же? А я тебе верил… Надеялся на счастливое будущее с тобой, — закусил губы, наконец-то смотря в её глаза. Точно такие же, что и тогда… Она его не любила… Это он был слепым, влюбленным и тупым, — каким я был идиотом! Как я мог поверить тебе? Твоим словам, которые ничего не стояли? — она всё так же молчала. — Ты омерзительна! Не удивлюсь, если это ты сбросила коляску с Игорьком с того берега… — Аня, до этого старающаяся не смотреть в его глаза, подняла на него ошарашенный взгляд. — Что ты так смотришь? Попал? Прямо в цель? — Аня не понимала, почему всё это терпит, почему позволяет ему так говорить, но всё же молчала. Возможно, боялась. Возможно, чувствовала вину. Возможно, и то, и другое. — Это тоже часть твоего плана, да? Это тоже тебе приказал сделать Морозов? Как и нас подстрелить в подземелье, когда эти уроды собак спустили? — тут Аня уже держалась, как могла — слёзы рвались наружу, ком больно резал горло, а ноги подкашивались. — А ведь он ещё даже ничего не понимал… Он был настолько мал и беззащитен… И как тебя до детей допустили? Тем более до таких маленьких, как моя сестра? Надеюсь, ты за это ответишь, — он в последний раз посмотрел на нее, но так ничего и не почувствовал, за исключением отвращения. Захлопнув за собой дверь, он ушел, даже не заметив Войтевича. Давая волю эмоциям, Аня упала на кровать и разрыдалась. Слёзы душили ее, пока она сжимала в своих руках плед до побеления костяшек. — Андрей! — позади раздался голос Макса, от чего парень тут же развернулся, останавливаясь. Он шел к себе в комнату, точно зная, что сейчас там никого нет — прошла только половина времени, отведённого на обед, мало кто захочет провести его в пустой комнате, но, видимо, у Макса были другие планы, полностью отличающиеся от всех, как и его. — Ты наше эмо не видел? — усмехнулся друг, но Андрею почему-то показалось, что он начинает переживать. — Нет, может она в столовой, как и все? — Макс лишь покачал головой, выдыхая — начинал закипать. — Я был в столовой, но её там не оказалось, потом обошел всю школу, даже к ней в комнату заходил, но меня ее соседки с криками выгнали… — Андрей хихикнул и сразу осекся, хоть Макс и улыбнулся в ответ. — Я прощения попросить хотел. Рома прав был, мне не стоило на неё выпускать свои эмоции, она того не заслужила. Кто вот виноват, что она в такого дурака влюбилась, а я ответить ей тем же не могу? — Наверное, это её проблема, но тебе действительно не стоило срываться на неё — такого не заслуживает никто, — Андрей грустно усмехнулся, отводя взгляд. Они долго ещё стояли в коридоре, думая о своём, пока вновь не начали слышаться шаги — обед заканчивался, все начали возвращаться в комнаты, готовиться к предстоящим урокам. — А ты-то тут что делал? — шагая в сторону своей комнаты, спросил Макс у Андрея, который шел рядом, всё так же думая о своём, об Ане и Игорьке. — Я не знаю, как тут оказался, — пожал плечами. — Я просто шёл, думая об Игорьке, о смерти, чувствах, которые он, наверное, мог испытать, и сам не заметил, как оказался тут. Меня из мыслей вывели голоса Ани и физрука… — долгое молчание, вовремя которого Максу показалось, что ему всё ещё больно. — Она с ним, — в голосе слышалось сожаление, — и, я думаю, давно. — Андрюх… — начал возражать Макс, но был остановлен. — Я смотрел на них, пока они были наедине и им никто не мешал. Поверь, — открыл дверь в комнату, направляясь к своей кровати и тут же на неё падая. Макс сел рядом, смотря на друга, облокотившегося локтями о свои колени и опустившего голову, — они выглядели, как два по-настоящему влюбленных в друг друга человека. Безумно влюбленных… — замолчал, зажмуривая глаза и пытаясь выбросить из головы Аню, но все попытки были тщетны — она непонятным для него образом стала главной в его мыслях. Он уже не думал о том, насколько она красива, как он соскучился, как сильно её любит, он думал, насколько же она омерзительна. Даже ставя себя на её место, он не понимал, как можно было опуститься до такого. — По крайней мере, он ее точно любит. — Думаешь, она и с ним играет? — Макс вздрогнул, когда из своих мыслей его вытянул голос друга, который уже встал с кровати и медленными шагами направился к окну. — Если это так, то он точно что-то скрывает, раз им заинтересовался сам Морозов, — повернулся, смотря прямо в глаза. Кажется, они друг друга поняли.***
Вечерняя планерка, проходящая вечером в учительской, медленно начинала подходить к своему завершению. Сегодня, как и всегда, учителя обсуждали подготовку к предстоящим экзаменам, учебный план, графики проверочных работ и всё в этом же духе. Но всё же было что-то необычное в этой первой планерке в четверти. Лена всегда с улыбкой на лице вела беседу с учителями, иногда к ней подключался Морозов, только сегодня всё было как-то не так: Лены не оказалось в учительской, Морозов без остановки монотонным голосом проходился по важным аспектам, а учителя откровенно скучали. Вера то и дело смотрела на Кирилла, которого увидела впервые с того разговора. Старательно избегал или действительно не получалось пересечься в течение дня? Конечно, хотелось верить, что у него просто не было времени, только она точно знала, что Кирилл избегал ее. Знала, что так будет ещё давно, когда еще не было того прикосновения, при котором ее посетило видение. Это почему-то не казалось ей чем-то необычным. Морозова Вера не слушала, пытаясь бороться с огромным желанием смотреть на Кирилла. Похоже, Вадим даже и не пытался сделать того же — он просто прожигал ее взглядом. Только Вере нужен был не его взгляд, а взгляд того, кто уже не посмотрит, не подойдёт, не поговорит и не попытается перестать быть чужим… Справившись с собой, посмотрела на Нелли, которая сидела рядом на диванчике. Она мило перешептывалась с Ваней, сидящим рядом — даже и не скажешь, что между ними могла произойти длительная ссора. На какое-то мгновение, когда Вера, уже потеряв все надежды, просто слушала Морозова, почувствовала его взгляд на себе. Или ей показалось. Или это был Вадим. Но смотреть на него, чтобы понять, он ли это был, не стала. — Перед тем, как закончить, — всё так же монотонно произнес Морозов, — Кирилл Евгеньевич, — он посмотрел на мужчину, который сидел, уткнув взгляд в пол и откровенно скучал, что, в принципе, делали и все остальные, — хочу услышать от Вас, что Дима в компании ещё двух девочек забыл в комнате у Вадима Юрьевича? Кирилл пожал плечами, качая головой. Он не знал, что могло прийти в голову его сыну, но был уверен, что это были вынужденные обстоятельства — Митя всегда был самым настоящим борцом за справедливость, какой бы тому не была цена. — Я с ним поговорю, — только и произнес он, успев про себя отметить, насколько он рад, что Мите тоже не понравился этот Уваров. Вся эта ситуация начинала его бесить ещё, когда Вера отказала ему впервые. Кирилл, привыкший к большому женскому вниманию, поначалу очень расстраивался. Но когда в школе появился Вадим, он начинал откровенно беситься: ему постоянно казалось, что Вера с ним общается больше, при этом не забывая сокращать расстояние между ними и шептать что-то. Кирилл, учащий сына, что конфликты нужно решать словами, а к силе прибегать в особых, крайних, случаях, от одного вида, как тот пялится на Веру, хотел разбить ему нос. И даже сейчас, чувствуя на себе взгляд девушки, он понимал одно — он не сможет смириться с её способностями. Только вот стоило ему заметить, на кого устремлён взгляд Уварова, так сразу же прошлое желание разбить нос каким-то чудом появлялось внутри него. Кирилл точно знал, что Вадим, узнав о его решении, не отстанет от Веры, хотя от его решения, наверное, мало, что зависело бы. Ему было интересно, знает ли физик о её способностях и если знает, то откуда? Где они познакомились? Когда это случилось? Возможно, приняв другое решение, он бы получил ответ на эти и ещё многие другие вопросы, но в его жизни было слишком много «темных пятен», которые не затмит ни один его хороший поступок. Убийство Крылова — это только начало его жизненного прошлого, а сколько было за ним? Один детский дом №8 чего стоял? Она не должна узнать правду. Не должна узнать, кто он и что забыл здесь. Не должна узнать о Нюте и Алине, а что делать, если она уже знает? Кириллу становилось плохо от одной мысли об этом, а ведь впереди у них ещё будет серьезный разговор, где ему придется сказать всё то, о чем он на самом деле не думает. Вера гордая, сильная и независимая, к тому же любит его — она отпустит, не станет унижаться…***
В темноте позднего вечера ориентироваться было трудно. Кругом одинаково голые деревья и сухие ветки, которые оторвало от стволов сильными ветрами. Где-то ближе к трассе должна стоять черная иномарка. Артем идёт медленно позади Паши и Ильи, которые, светя фонариками перед собой, чтобы не наткнуться на какую-нибудь торчащую ветку, то и дело его подгоняли. Но Артем лишь делал вид, что ускоряется — ему не хотелось возвращаться в эту западню с примесью добра. Он не считал Князя хорошим человеком, не считал, что то чем-то отличается от Морозова и всех остальных фашистов. Князь также спокойно шёл по головам, лишь бы все ответили по заслугам, но почему-то тот этого не замечал, как и другие, наверное. Для всех он герой-спаситель, любимый дедушка и отец, которому почему-то все благодарны, за что? Он запер их в этой клетке, что прозвали особняком, где есть вкусная еда, интернет, телевидение, связь, книги, живое общение и много чего ещё. Много. Очень много. Только свободы нет. Он возвращает тебя к жизни, беря взамен нечто большее, чем сама жизнь. Душу. Возможно, дело Ивана было куда более человечным по отношению к ним, выжившим. Он рисковал всеми ради смерти одного, как и Князь. Только дело Ивана приносило практический результат. И тут, наверное, принесет, просто не сразу, не так быстро. Наверное… — Артём! — в очередной раз возмутился Паша, поворачиваясь к парню, который отстал от них на довольно приличное расстояние. — Я понимаю, что ты не хочешь возвращаться туда, но дом Князя — это самое безопасное место для тебя. — Мне не нужна безопасность! — усмехнулся парень, наконец-то догнав их. — Мне нужна свобода! — он прошел вперёд между Пашей и Ильёй, не останавливаясь. Впереди темнота, позади, слева, справа тоже. Куда он идёт? Навстречу чему? Очередной куче гнусных речей, которые выльют на него при первой же возможности, ведь «все так нервничали! Так переживали, вот всё и накопилось». Впереди всё же замаячил жёлтый свет от двух фар, светящих вправо. Возле капота стоял Князь, скрестив руки на груди и смотря вдаль. На водительском легко можно было разглядеть очертания водителя, зевавшего раз за разом. Только сейчас парень понял насколько сильно на улице холодно. Только сейчас он заметил как сильно дует ветер, как пугающе выглядит ночной лес и как же добро на него смотрит Князь, а ещё насколько сильно хочет спать. — Артём-Артём! — покачал головой Борис, смотря на него. Хорошо, что на улице ночь и сквозь тьму, царящую в лесу, старик не видел, как тот отвёл провинившийся взгляд за него — темнота. — Что это был за бунт на корабле? А если бы тебя кто-нибудь да увидел? — «Если бы» не бывает, — хмыкнул в ответ, опуская руки в карманы брюк. Уверенность начинала прибавляться к тому нулю, что лежал внутри него. Он был уверен, что победит, даже не зная, что соперник не собирается выходить на ринг. Ему опять останется лишь борьба самим с собой. Удивительно, но именно ее он проигрывал дважды, трижды, четырежды… — Садись в машину, тут слишком холодно для разговоров, — Князь открыл заднюю пассажирскую дверь, всем видом говоря ему сесть в салон, пропитанный терпким запахом трав в перемешку с цитрусами. Его всегда бесила эта нотка цитруса в воздухе. Артём из окна наблюдал за недолгим разговором старика с Ильёй и Пашей. Вот они улыбаясь пожали по очереди друг другу руки. Князь развернулся и направился к машине, а после сел на пассажирское рядом с водителем, когда он сидел на самом безопасном — за водителем. Паша и Илья проводили глазами машину, разворачиваясь, а спустя пару секунд теряясь в темноте леса. Артём всё так же продолжал смотреть в окно, чувствуя, какое сильное напряжение висит в воздухе. — Артём, — начал князь, поворачиваясь к нему с переднего сидения, — я во многом перед тобой виноват, во многом был не прав и мне многое делать не стоило. Я это понимаю, но и ты пойми меня — я не хочу, чтобы ты закончил так же, как Ваня. Вы с ним чем-то похожи… — Я — не убийца… — Он тоже, — в машине вновь образовалось неприятное молчание, которое почему-то угнетало. Не хотелось думать о своем, хотелось быстрее что-то сказать, только лишь бы быстрее оно закончилось. — Это был его выбор, и он понимал, на что шёл. Ему казалось, что победить быстро и эффективно можно только так: расправиться со всеми. — Всех не перебьешь, — заметил парень, отрываясь от окна. — У всех есть посредники — избавиться от Вас, не значит, избавиться от Вашего дела. — Думаю, он это понимал, но так был охвачен местью, что забылся. Он был хорошим другом, отцом и человеком… Просто однажды идея победила его, и он за это сразу же поплатился, — недолгая пауза, которая почему-то показалась вечностью для обоих. — Я не хочу, чтобы ты закончил так же и только сейчас понимаю, что чем больше я тебя запираю, пытаясь уберечь, тем больше твое желание убежать на «свободу», — кажется, Артём перестал дышать, ожидая продолжения монолога Князя. — Ты будешь тоже выходить на задания, не так часто, конечно, но по мере возможности.***
Время неминуемо близится к отбою. Коридоры вновь становятся пустыми, и, кажется, «Логос» сам начинает засыпать. Вера успела обойти всю школу, прежде чем встретиться с Кириллом в коридоре учительского крыла. Он закрывал свою дверь на ключ, сначала даже не замечая её. И, только повернувшись, еле заметно вздрогнул от неожиданности, когда увидел ее перед собой. По ней даже и не скажешь, что прошел долгий утомительный учебный день. Вера стояла перед ним в черном брючном костюме и кремовой рубашке, переминаясь с ноги на ногу на высоких каблуках. На лице не было и намека на усталость, только какое-то опасение. Глаза бегали, пытаясь не заглядывать в его серые, которые уже давно разглядывали изумруды в её таких зелёных. Кирилл понимал, что этот разговор неизбежен и ему придется сказать всё то, что было для него таким отвратительно лживым. — Кирилл, в чём дело? — начала Вера, смотря в его глаза — всё те же добрые и очень любимые. — А что случилось? — спросил с улыбкой, делая вид, будто между ними и не было ничего. — Мне кажется, ты меня избегаешь, — голос всё же дрогнул, выдавая волнение. — Ты серьезно думаешь, что я поверил в твои мифические способности? — слова, которые больно ранят душу, которые убивают последнее доверие. Сколько раз она слышала эти слова и сколько раз они разбивали ей сердце? Так почему же сейчас ей больнее всего? Ведь разбивать уже нечего… — Тогда что же между нами произошло? — Может, не произошло? Может, искорка не проскочила? Дыхание не перехватило? — Я не понимаю тебя… — Мысли читать умеешь, а слов не понимаешь… Ладно скажу прямо: ты меня не интересуешь и перестань бегать за мной, это глупо, мы не школьники, — Кирилл ушёл с мыслью, что всё правильно сказал, ведь так будет лучше. Только всё равно не понял, почему на душе так паршиво… Глаза сами собой закрылись, выпуская пару слезинок наружу. Руки непроизвольно сжались в кулаки так сильно, что на ладонях точно останутся глубокие следы от ногтей. — Как некрасиво-то получилось, — послышалось где-то позади. Вытерев слёзы, которые то и дело катились по щекам, Вера развернулась. Вадим стоял перед ней более чем довольный. Губы сложились в игриво-хищную улыбку, а глаза сверкали огнями счастья, — да, Вера Дмитриевна? — уже невинным голоском спросил он, заставив Веру тяжело выдохнуть. Она не стала ничего отвечать, а просто молча прошла к двери в свою спальню, где, она точно знала, сможет выпустить всё накопившееся, обвинив во всём случившимся подушку, окутанную белоснежной наволочкой, ведь она будет рядом, пока та бьётся в истерике, слушать её бессмысленные рассказы, которые будут казаться со стороны простым набором не связанных между собой слов из-за накативших эмоций, терпеть побои и мягко обнимать её лицо. — И как он только мог так с тобой поступить? — закрывая собой дверь, притворно и очень противно спросил Вадим. — Ты же ему душу открыла… Секрет поведала… А он? А он повел себя точно так же, как и мой брат, так ведь, Вера? — он знал куда давить и что говорить. Знал, как заставить человека чувствовать себя говном, как довести его до злости, ненависти, истерики и до желания мести любой ценой. А цена у неё обычна не маленькая — жизнь. Вера всегда умела противостоять его словам, иногда очень манящим и сладким. Вампир, сосущий не просто кровь, всё нутро. Долго сопротивляться его укусу всё равно никогда не получится, и, похоже, настал тот самый момент, когда его слова перестали быть для неё пустыми, когда в них вновь появился смысл, как и несколько лет назад, когда Вадим узнал об их с Антоном расставании. Тогда Вере не показалось странным, что именно Вадим был рядом с ней, именно он поддерживал и вместе с тем настраивал её против Антона. Тогда ей было вовсе не до этих мыслей. — Он тоже оказался предателем. И Кирилл, и Антон. Они все предали тебя. За что они так с тобой поступили? За то, что ты их полюбила? За то, что душу раскрыла? За то, что позволила себе быть слабой? — она почему-то не может или уже не хочет сдерживать свои слёзы. Она хочет плакать в объятиях любимого человека, говоря о том, какая жизнь несправедливая штука, как ей не повезло и какая она бедная и несчастная, чтобы на следующий день понять, что всё не так плохо и ее способности в какой-то мере спасают её от необдуманных поступков, спонтанных желаний и глупых идей. Только тот человек, в объятиях которого она хочет раствориться, совсем не Вадим. Она прекрасно знает, для чего он это говорит, и он, кажется, понимает это. — Я всегда буду рядом и всегда буду любить тебя, чтобы ты не увидела, прикоснувшись ко мне, и какой бы красивой не была наша новая учительница. Я тебя не предам! — жаль, что это не правда. Жаль, что он уже однажды её предал.***
В комнате девочек было на удивление тихо. Каждый был погружен в свои мысли, каждый был очень далёк от реальности. Тишину нарушали редкие вздохи и скрип полов от тяжести тела — Макс ходил из угла в угол, тяжело выдыхая то ли от злости, то ли от отчаяния и выдыхая. — Почему вы в этом так уверены? — хрипло спросила Алина. Сейчас ситуация складывается слишком плохо и для неё, и для остальных агентов, и для Паши в частности. — Звучит как-то нелогично. Ну, встречается он с Анной, и что? Может, они любят друг друга… — Он, может, и любит, а вот она нет! Она не способна любить, она такая же, как и Морозов: бездушная, хладнокровная ко всем. — Андрей прав, — негромко сказала Вика, но в тишине, которая всё равно царила в комнате, её было прекрасно слышно. Алина почему-то даже и не сомневалась, что та поддержит Макса и Андрея, как и все остальные. Ей нужно было что-то срочно придумать, только она прекрасно понимала — чтобы она не говорила, её никто не послушает. Они видели всё сами и подумать это было действительно логично. — Если Павел Петрович работает на тех сбежавших из концлагеря людей, то он, как и мы, противостоит «Ингрид» и всему её деянию, — умно проговорила Юля. — Только как они узнали, кто он и что тут делает? Он вроде бы никак не выдал себя. — А мы много за ним следили? Нам же и дело не было до него, до других учителей — мы зациклились на нескольких парах, упуская остальных. Среди них могут быть как и сотрудники «Ингрид», так и те, кто борется на нашей стороне, — Даша задумалась, смотря в пол, пока все напряжённо ждали её дальнейших действий. Спустя пару минут размышлений, она встала с кровати и достала из-под нее большой фиолетовый чемодан Вики, где в потайном внутреннем кармане лежала флешка — единственный их компромат на всех, туда они поместили и информацию, которую им передавал Стас, и видео с камеры, которые снимали ещё в прошлой четверти. Взяв с тумбочки свой ноутбук и включив его, она вставила в USB-порт флэшку и, пролистав несколько файлов, открыла нужный. — «…в июле 1982 года состоялась свадьба Шульгиной Ольги Викторовны и некого Дмитрия П.Н. Спустя три года у семейной пары появился их первый и единственный ребенок. Девочка родилась на седьмом месяце беременности, из-за чего была очень болезненной в период младенчества. Прошло несколько лет, и семья распалась — Ольга бросила Дмитрия…». — Так у них дочь вообще-то родилась, — умно заметил Рома. — Так никто не говорит, что это один и тот же человек, — не выдержала Вика. — Думаете, они работают в паре? Хотя это многое объясняет — один в поле не воин. «Логос» всё же командная игра, где в одиночку не выживешь. — И думаете, много их тут? — Лина закусила губу, зная, что если Вика вошла во вкус, то теперь ее никто не остановит. — Как минимум двое, — усмехнулся Макс и сел рядом с Дашей на её кровать, заглядывая в ноутбук. Быстро пробежавшись по строчкам на экране, он задумался. — Дмитрий П. Н. — если их дочь не поменяла имя для приезда в нашу школу, то найти ее нам будет проще простого, — кажется, нотки надежды появились внутри у Алины, главное придумать что-нибудь до того, как они узнают правду.***
По комнате разлетались тихие всхлипы и обрывки фраз, которые так и не смогли стать целым и понятным текстом. Уткнувшись в подушку, Вера продолжала что-то говорить тихо и сбивчиво. Она знала, что её слушают, а главное слышат, она знала, что её понимают и что за нее переживают, пусть это ни целый мир, ни великое множество знакомых, ни даже любимый мужчина. Иногда достаточно иметь всего одного человека, чтобы понимать, что ты счастлив, что ты не один, что за тебя всё ещё кто-то волнуется. Не бывает много друзей, не бывает много близких подруг, бывают единицы, ставшие частью нас и нашей жизни. И, как оказывается, именно эти единицы и дают надежду на будущее, именно они останавливают нас от многих поступков, которые потом исправить уже не получится, и не потому что лучше слов поступки говорят — ты уже больше никогда не скажешь, никогда не сделаешь. Один шаг в бездну, одно движение по коже, и всё, наступает конец. Часто эти единицы превращаются в единственного. Единственного и самого верного друга. Иногда ты перестаешь понимать в какой момент все ушли на второй план, оставляя рядом того одного, что прошел с тобой весь путь. От начала и до самого конца, хоть это ещё и не конец, хоть впереди ещё вся жизнь, хоть ты и понимаешь, что жизнь не постоянна и что будет впереди, не знает никто. Но только ты почему-то знаешь, что будут: вы. Тебе никто не даст гарантий, что тот человек, кому ты открыл душу, пуская прямо к сердцу, не всадит туда нож. Никто не скажет, что он так не сделает. Никто, кроме тебя… Мы сами выбираем людей, с которыми мы хотим провести остаток жизни, какой она бы ни была, мы сами впускаем в своей мир людей, мы сами открываемся и мы сами начинаем верить. Главное, чётко понимать, кто перед тобой, не верить в пустые слова, ведь сказать можно всё, что угодно, не ждать обещаний и оправданий — настоящий друг, имея возможность предать, никогда этого не сделает, ведь ему важна и ваша дружба, и ты сам… Нелли медленно гладила Веру по голове, пропуская между пальцами пряди ее пшеничных волос. Она так и не поняла, что именно случилось, но из сбивчивых фраз она поняла главное — она поговорила с Кириллом. Почему-то она была уверена в таком исходе, уверена, что не поймёт, не захочет, не сможет. Принять такое трудно, практически не возможно, но вполне реально. Он не смог — это его выбор. Вера его примет, к сожалению. После долгой истерики приходит знакомое опустошение — заканчиваются слёзы, пропадает желание говорить, жаль только мысли никуда не уходят. Они остаются. Хочется вновь заплакать, но слёз уже нет, как и сил. Голова жутко гудит от потока безжалостных мыслей и вместе с ней звенящей пустоты. Давно ей не было так больно, но почему-то кажется, что все было вчера. Будто ещё пару часов назад она совершила большую ошибку, познакомив их… На темном небе виднеются очертания облаков, ещё более темных, чем небо. Прохладный ветер качает ветки ещё нарядных деревьев. В ночной темноте трудно распознать листья, уже слегка пожелтевшие. Осень в этом году была ранней и по-особенному красивой, а ещё безумно теплой. Антон крепко сжимал руку Веры, пока они медленно шли по набережной. Возле воды было холодно, но очень спокойно. Размеренное течение реки придавало спокойствие и потерявшуюся за день гармонию: Вера опять поругалась с отцом и сбежала к Антону, к единственному человеку, который смог ее понять так же хорошо, как и мама. — Видишь три звёзды в ряд? — мягко спросил Антон, останавливаясь возле резных перил. Парень смотрел на небо, усыпанное небольшим количеством звёзд. Облокотившись о металл перил предплечьями, Вера подняла взгляд на указанную парнем точку: три звёзды расположились в ряд, ярко сверкая. Она кивнула, не сводя глаз с неба. Чем-то её это завораживало — то ли небо было особенно красивым, то ли атмосфера сказочной, то ли голос парня гипнотизирующим: бархатным и нежным. Антон говорил тихо, но в ночной тиши он, казалось, раздавался в каждом уголке набережной. — Та, что по середине, Альтаир — самая яркая и значимая. От неё вниз ведет линия, — он посмотрел на Веру, а после наклонился к уху. — Представь её, — нежно прошептал, от чего глаза непроизвольно закрылись, а по коже прошёлся приятный поток мурашек, заставляющий вздрогнуть. — Она идёт прямо, соединяясь с вон той, — Антон обхватил холодную кисть ее правой руки своей горячей и большой, поднимая вверх и проводя по воздуху. Вера закрыла один глаз, пресматриваясь — палец указывал на абсолютно другую звезду, менее яркую, но такую же привлекательную. — А вместе с вот этой, — палец оказался ещё ниже, показывая на совсем другую. Все три находились друг под другом, уходя немного вправо и создавая прямую, — они образуют два треугольника, — Антон вновь повел рукой Веры, вырисовывая фигуры. Мысленно девушка соединила все звёзды, про себя с улыбкой отметив, что они напомнили ей балалайку. — Это созвездие Орла, — опустив руки на перила, он всё так же продолжал сжимать ее набольшую кисть, пытаясь согреть. — Согласно преданию, Орёл когда-то служил богу древних греков, Зевсу. Он был удостоен огромной чести носить молнии громовержца и подавать их при необходимости. Время от времени он доставлял богу нужного ему человека. Часто Орёл был оружием Зевса, его карой для провинившихся. Сказание о Прометее опережает по известности все прочие легенды и мифы о созвездиях. Орёл был той самой птицей, что каждый день терзала титана, подарившего людям огонь. Страдания Прометея продолжались до тех пор, пока его не спас Геракл, убивший птицу. За верную службу опечаленный Зевс поместил Орла на небо. — Никогда бы не подумала, что эти звёзды обозначают птицу, — восхищённо отозвалась Вера, поворачиваясь спиной к перилам. Эта ночь казалась ей необычной, или она действительно была такой, девушка не знала, но точно могла сказать, что никогда бы в жизни не придала столь большое количество своего внимания нескольким точкам на небе. Но сейчас ей казалось, что она упустила столько красивых рисунков из сверкающих звёзд и столько же интересных историй. — Звёздное небо скрывает очень много красот, главное — увидеть их, — Антон притянул к себе Веру и крепко сжал в объятиях. — Это только кажется, что созвездие — непонятные линии, соединённые вместе. На самом деле, они несут за собой большую историю и такую же большую красоту. — Так бывает часто, — подняла голову, смотря в его глаза снизу вверх, — за чем-то неприметным снаружи мы не видим, сколько всего прекрасного скрывается внутри. — Всегда найдется кто-то, кто сможет из неброского, местами сложного и непонятного сделать настоящий свет. А он есть везде: и в живом, и особенно в не в живом. — Для каждого человека найдется тот, кто сможет раскрыть его и увидеть в нем свет? — почему-то спросила Вера, хотя и была в этом уверена. Она всю жизнь была убеждена, что любой человек заслуживает счастье, кем бы он ни был. — Мы все этого заслуживаем, разве нет? — Антон наклонился и поцеловал Веру в губы. Они ещё долго стояли и смотрели в далёкое небо, что сияло над ними. В объятиях Антона было очень тепло, а главное спокойно. — Знаешь, — нарушила долгое молчание девушка, — недавно к нам в гости приходил Сергей Андреевич с небольшой группой студентов, как он сказал: «будущих сотрудников их лаборатории». С одной из них я познакомилась, и она мне показалась такой светлой, доброй. Ее зовут Полина. В тот момент, когда мы с ней говорили, я подумала, что её стоит познакомить с Вадимом. Мне кажется, она ему понравится. — Вер, это не лучшая идея, — выпуская из своих объятий девушку, ответил Антон. Лицо после упоминания брата стало резко серьезным, а голос приобрел металлические нотки, хоть парень и старался говорить мягко. — Эта девочка не заслужила такого. — Но она ему понравится! Может быть, познакомившись с ней, Вадим переосмыслит многое, — Вера села рядом с Антоном на скамейку, кладя руку ему на плечо. Парень был слишком напряжённым, что скрыть уже не получалось. — Вадим не изменится, — закрывая лицо руками, проговорил Антон. Он слишком хорошо знал своего брата, чтобы поверить в такое чудо. Сделал несколько круговых движений на висках, массируя их, чтобы немного придти в норму, и посмотрел на девушку, — Вер, почему ты о нем так беспокоишься? Он ведь с тобой так поступил на твой день рождения в том году, — на лице его появилась грустная улыбка, которая сопровождалась сжатыми руками в кулаки от воспоминаний той ночи. — Ты ведь сам говорил, что любой человек заслуживает счастья, разве нет? — Вера села поближе, кладя голову на его плечо. — Он не человек? — спросила, поднимая голову и смотря в его глаза. — Вер, — в ночной темноте её глаза сверкали с невероятной силой. На пару секунд Антон замер, полностью потонув в зеленных, похожих на два больших и ярких изумруда глазах, — почему после того, что он сделал, ты продолжаешь желать ему добра? — Любой человек заслуживает добра и уважения к себе. Он не исключение. — Только меня с ней не забудь познакомить, вдруг натворит мой братец ещё чего, а помочь Полине никто не сможет, — сдался Антон, хватая Веру за руку и притягивая ее к себе, как можно ближе…***
В небольшое окно женского туалета пробивается луна, оставляя на плитке пола и стены большую тень. В комнате царит полнейшая тишина, лишь одна дверца кабинки туалета скрипуче качается на лёгком сквозняке — Маша забыла закрыть форточку, оставив её на микро. В темноте легко было разглядеть два очертания, похожих на силуэты парня и девушки. Они ни разговаривали, ни шевелились. Даже плечи их не поднимались на вдохе и не опускались на выдохе. Парень стоял в синем комбинезоне на подтяжках и бежевом свитере. Лицо бледное, губы синеватые, почти сливающиеся с кожей. По подбородоку бежит тоненькая структура крови. А девушка в классической форме «Логоса»: черная юбка-карандаш, белая рубашка с воротником и синий джемпер с эмблемой школы на груди. Волосы собраны в два низких коротких хвоста. Как и у парня, её лицо было бледным, почти белым, губы сливались с кожей, а по подбородку текла кровь. Своими стеклянными глазами они смотрели внутрь кабины туалета, где, слегка покачиваясь, висело тело…