***
Одним лёгким движением рук плотные шторы распахнулись, и яркий свет ворвался в темноту, царящую в спальне, слишком неожиданно. Солнечные лучи озарили комнату, полностью растворяя в себе былую тьму. Вера зажмурилась не только от слишком яркого солнца, которое появилось в ее комнате, но и от слишком громкого для царящей здесь тишины стука каблуков. Прошагав от окна до кровати, Нелли присела на неё и посмотрела на девушку. Вера лежала, укутавшись в одеяло до самого подбородка, веки опухли, а на щеках появились еле заметные раздражения красноватого цвета. Волосы, обычно собранные в хвост, чтобы не мешали во время сна, были спутанными, распластавшимися по всей подушке. — Вер, тебе нужно взять себя в руки, — взяв небольшую прядь, Нелли аккуратно пропустила её между пальцами, распутывая. — Я слышала крик в коридоре ещё рано утром, — от слёз этой ночью остались только опухшие глаза, головная боль и хриплый голос, совсем не похожий на её обычный. — Что там случилось? — Соня Гордеева, — стоило Нелли начать что-то говорить, как перед глазами появилось лицо девочки. Прошло уже три часа с того момента, а картинка и прежний страх не уходили. От воспоминаний до сих пор потряхивало, а от осознания, что тело ученицы сейчас лежит в туалете под белой простынёй, хотелось кричать и биться в ужасе. — Что с ней? — тихо спросила Вера, вылезая из своего укрытия. Приподняв подушку, она облокотилась о неё спиной, чувствуя, как резкая и сильная боль пронзила ее голову. — Повесилась в туалете, — еще тише ответила Нелли, хотя кажется, что тише уже некуда. В опухших глазах и, казалось бы, каменном лице Веры она разглядела искры сожаления. В комнате вновь стало тихо, и в голове тоже почему-то: нескончаемый поток, несший огромную кучу нужных и ненужных мыслей, исчез, оставляя пронзительный звон тишины — слишком непривычно, слишком некомфортно. — Она была далеко не самой общительной, открытой и доверчивой девочкой, но очень доброй, дружелюбной и способной любить. По жизни ей не повезло: ни родителей, ни семьи, ни друзей, ни понимания, — нарушила тишину Вера, стараясь говорить спокойнее, но под конец голос всё же дрогнул. Она не особо интересовалась этой девочкой, на уроках часто не спрашивала, понимая, что она новенькая, к тому же очень зажатая. Училась Соня плохо, не прям чтоб хуже всех, но и в отличниках никогда не была. — Да, друзей у нее не было, лишь Алинка, хотя она говорила, что они не так уж и близки, чтоб считаться подругами. Одинокая Соня была как в школе, так и в жизни. Обросла панцирем из собственной защиты, а остальные только больше цепляться начали. — Одиночкам всегда труднее: нет возможности высказаться, выплакаться и открыться. Держать всё в себе — вот вам и результат. Такие практики до добра не доводят, — мысли вновь начали уносить куда-то далеко, будто стараясь помочь забыть весь ужас только начавшегося дня. Молчание длилось долго, но время почему-то пролетело для девушек незаметно. — Вер, нужно идти дальше, — всё же сказала Нелли, прекрасно понимая её. — Не хочется, — выдохнула Вера, чувствуя, как по телу проходит лёгкая дрожь. Резко стало холодно, кожа рук покрылась неприятными мурашками, и появилась зевота, накрывшая с головой. — Ты и так завтрак с первым уроком пропустила, — поднимаясь, спокойно проговорила Нелли. Обогнув кровать, она подошла к комоду и выдвинула один из ящиков, придирчиво осматривая содержимое. — Хочешь просидеть в комнате весь день и устроить праздник своим ученикам? Им-то это понравится, а вот Лене с Морозовым — вряд ли. — Не хочу случайно встретиться с ним где-нибудь в коридоре. Он будет такой невозмутимый, сдержанный, серьезный, а я постоянно буду смотреть на него, а ведь он просил не бегать за ним… — Вер, на Кирилле свет клином не сошёлся, — поворачиваясь к подруге и смотря ей в глаза, строго проговорила Нелли. Понять ее она могла, но терпеть всё это не собиралась. Вера редко была такой слабой и уязвимой — в последний раз это было после расставания с Антоном. Вадим тогда ей здорово мозги промыл: запудрил, заставил ненавидеть брата. Эту практику он применял к ней не в первый раз, и повторения этого сейчас Нелли очень боялась. Вадим только кажется милым, добрым и приветливым, на самом же деле за этим личиком ангелочка скрывается страшный зверь, который жаждет власти, который любит, когда ему подчиняются, беспрекословно слушаются, а главное — боятся. — Я понимаю, просто это сложнее, чем мне казалось раньше, — шмыгнув носом, ответила девушка. — Я боюсь столкнуться с ним нос к носу, боюсь увидеть в его глазах безразличие, боюсь, что он вновь посмеётся надо мной. Похоже, это действительно была мимолётная симпатия с его стороны и не более того… — Тогда ты здорово попала, — грустно усмехнулась Нелли, делая пару шагов к кровати и наклоняясь, чтоб заключить Веру в свои объятия. — Но дальше идти всё равно придется, как бы больно ни было.***
— Вот, — тихо провозгласила Алиса, держа Витю за руку. Маленькая ладошка крепко сжимала большую кисть мужчины, будто пытаясь прогнать свои переживания и страхи. Они стояли возле всё ещё расправленной кровати Нади, которая прижавшись к холодной стене, сидела в своей белой пижамке с серыми полосочками на штанишках и рукавах кофточки. Отеки с век немного спали — даже и не скажешь, что это ребенок мог увидеть пару часов назад в туалете, — она так с самого утра сидит и ничего мне не отвечает, — взволнованно, но почему-то укоризненно проговорила девочка. Надя лишь медленно повернула голову в сторону подруги и опекуна — взгляд говорил о многом сам за себя. Страшно было даже представить, что сейчас творится в голове у этой маленького ребенка, которому бы сейчас бегать, играть с друзьями, а не сидеть и пытаться забыть повешенное тело. — Алис, беги на занятия, — Витя посмотрел на предплечье левой руки, где были надеты часы, — скоро закончится перемена, а Анна Михайловна, наверное, будет вам что-то интересное рассказывать, — только девочка никуда уходить не собиралась, она лишь поглядывала на Надю, а в глазах читалось переживание. Конечно, ей было обидно, что Надя ничего ей не говорит, но из-за этого она больше переживала, чем обижалась. — Вы ее расколдуете? — с большой надеждой спросила Алиса. Для малышей он всегда был добрым волшебником, возвращающим в самую настоящую сказку, которой так сильно не хватало вдали от любимых родителей. — Конечно, Алиса! — он улыбнулся, проведя рукой по ее макушке, где брали свое начало две длинные каштановые косички. Она кивнула, а на лице наконец-то появилась лёгкая улыбка - хоть кто-то сегодня может себе это позволить. Быстрыми шагами Алиса дошла до двери и, обернувшись, взглянула на подругу таким взглядом, что показалось, будто они прощаются навсегда. Тихо вышла из комнаты, закрывая дверь. Напряжённая обстановка давала о себе знать. Наверное, впервые в жизни он не знал, что сказать, как подойти и чем помочь. Слова не рождались, мысли не плавали, но руки желали хоть как-то сделать легче. Витя присел на детскую кроватку, жмурясь от неприятного скрипа, который та издала под его весом, и прижал к себе девочку, чувствуя, как Надюша утыкается лицом в его живот. Он сжимал хрупкое тельце в своих руках, боясь сказать и слова. Но как только неприятную тишину начали нарушать тихие всхлипы, а рубашка промокать от слёз, больно ранящих его душу, захотелось сделать всё, лишь бы на этом личике появилась счастливая улыбка. — Зачем она самоубилась? — только и спросила Надя, отстраняясь от Вити и вытирая своими малюсенькими ручками слёзы, которые бежали по ее пухлым щечкам. Её карие глазки смотрели не в его, такие же, а дальше, глубже — в душу, пробирая нутро. — Она была очень одинока, — чувствуя, что сейчас тоже не сможет сдержать раздирающих слёз, проговорил тихо и хрипло. Взгляд устремился вверх в хмурое серое небо — ещё чуть-чуть и посыпется первый мягкий и пушистый снег. На душе было так же холодно и хмуро, как за окном, хотя на улицу-то и не выходил, — у неё не было ни подруг, ни семьи, ни близких. — Люди, у которых нет мамы и папы, одинокие? — всхлипывая, тихо спрашивает Надя, смотря в его глаза снизу вверх. Взгляд поникший, потерянный и такой не присущий ей — его маленькой Надюше с сияющими, как два бриллианта, глазами. Такая маленькая и счастливая. — Я тоже одинокая? У меня нет ни мамы, ни папы… Даже дедушка умер… — на глазах вновь появились слёзы, а Витя почувствовал, как внутри всё выворачивается от боли, которую несут маленькие слезинки. — Ты не одинокая, — стараясь улыбнуться, он проводит рукой по копне густых каштановых волос, — у тебя есть я, Андрей, Алиса, Митя… — И Галина Васильевна? — перебив, спросила с такой надеждой в глазах, что мужчина не смог сдержать искреннюю улыбку. — И Галина Васильевна, — подтвердил он. На лице Нади появилась лёгкая улыбка, которую Витя тут же повторил. — Но разве у Сони совсем никого не было? Она же не могла быть совсем-совсем одна. — Понимаешь, Надюш, есть такие люди, которым трудно общаться с людьми, заводить новые знакомства и доверять. У Сони не было родителей, которые бы смогли её научить открываться: она бы рассказывала им свои секреты, делилась мыслями и чувствами, это бы помогло ей в будущем спокойнее относиться к новым знакомствам. — У неё не было родных? Ни бабушки, ни дедушки? И братьев, и сестёр? — Она воспитывалась тётей, у которой не было своих детей. Соня была для неё дочерью, — в голове до сих пор остался тот телефонный разговор с женщиной: горькие слёзы душили ее, пока он пытался сквозь них донести ей всю информацию, которую только знал. Женщина его не слушала, а только повторяла, что она во всем виновата. Как бы Витя не старался, успокоить ее не получалось. Он её понимал, как никто другой — сам однажды потерял двоих детей, которых ещё даже не видел, но уже безумно любил. — Почему с ней никто не хотел дружить? Она ведь никого не обижала, как Юрка Верёвкин с Сашкой Селезневым. — Есть очень много таких детей, с которыми никто не хочет общаться, просто потому что они не похожи на нас. Соня была эмо, у неё были свои, особые, взгляды на жизнь. Ее одноклассники не хотели это принимать. — Они над ней смеялись? — Надя почувствовала, как обида за девочку появилась внутри неё. — Но ведь она не была плохой! Я видела ее в коридорах — она добрая, мне один раз помогла, когда Юрка с Сашкой мою куклу на шкаф в кабинете закинули. — Так бывает, когда хорошие люди остаются одни, потому что у других хороших уже есть свои друзья, а плохим до хороших нет дела. Наверное, она бы встретила своих настоящих друзей. Может быть не здесь и не сейчас, но когда-нибудь она бы перестала быть совсем одной.***
В спортивном зале было шумно: урок ещё не начался, но собрались уже почти все одиннадцатиклассники, в голос разговаривая друг с другом. Стоя за дверью, ведущей в спортзал, Андрей пытался собраться с мыслями, которые постоянно возвращали его в женский туалет. Он пропустил первые уроки, сидя в своей комнате и смотря на хмурое ноябрьское небо. Стало как-то больно от мысли, что Соня так и не увидит новогодний «Логос», не украсит вместе с малышами ёлочку и не посмотрит спектакль, не попробует особый торт, который Володя готовит на каждый Новый Год. Дёрнув дверь на себя, Андрей оказался на пороге, казалось, совсем другого мира: гармония, доброта и счастье. Никто из них не знает, что случилось ночью в одной из кабинок женского туалета. Никто не догадывается, что их одноклассница сейчас лежит на холодной плитке пола, накрытая белой простынёй. Никто об этом не знает и не не должен узнать. Он прошел к своим друзьям, садясь на деревянную скамейку между Дашей и Ромой, рядом с которыми сидели Вика и Юля. Макс разместился на полу рядом с Линой и постоянно оглядывался, будто хотел кого-то найти. Какая-то паника и странный страх побеждали наигранность, царящую в ухмылке. Макс с детства привык скрывать свои истинные чувства за грубостью и злобой, показывать, что ему и дело-то нет до сказанного. Таким его воспитали, а точнее таким он стал из-за воспитания. — Андрюх, ты по пути сюда наше эмо не встречал? — с усмешкой спросил Макс, но по глазам легко было понять, что он просто держит образ человека, которому пофиг на чувства других. Ему совсем не пофиг. Андрей покачал головой, хотя ему так хотелось сказать обратное, но помня об обещании, которое дал Виктору Николаевичу, промолчал. — Андрей, что-то случилось? — обеспокоенно спросила Алина. Парень не знал, что ему ответить, не знал, стоит ли ему рассказать друзьям правду, не знал, поверят ли они и во что это всё обернется. Он колебался долго, его буквально разрывало на две части: обе одинаково манящие и обе одинаково правильные: не скажет — сдержит слово, которое дал опекуну, скажет — не будет ничего скрывать от друзей, которые его поддержат. И всё же от друзей секретов быть не должно. Они вправе знать. — Соня повесилась, — тихо сказал он, чтобы никто другой его не услышал. — Утром Надя нашла её тело в кабинке, — от воспоминаний голос дрогнул, а звонкий и отчаянный визг сестрёнки появился в ушах слишком неожиданно, заставляя схватиться за голову, которая с самого утра сильно болела. Между ними повисло долгое молчание. У кого-то в глазах читалась непонимание, у кого-то — шок, а у кого-то — явное недоверие. — Почему об этом никто и ничего не сказал? — ошарашенно спросила Даша, всё так же прикрывая рот рукой. Глаза девушки были широко распахнуты, а в них Андрей увидел слёзы. Появилось давно забытое желание обнять её и не отпускать, пока она точно не успокоится. — Виктор Николаевич сказал, что лучше, если мы не будем разводить панику среди других учеников, — оторвав взгляд от девушки, которая медленно качала головой, он облокотился локтями о колени и опустил голову, чувствуя, как шея неприятно заныла. Перед глазами всё так же был образ Сони, висящей на верёвке, слегка склонив голову вправо и смотря стеклянными глазами на пол в дальнем углу комнаты. Тело её медленно покачивалось на холодном ветру, который попадал в комнату через приоткрытую форточку вместе с утренней прохладой. В голове промелькнула мысль о том, что Юля видит это часто. И как она только это выдерживает? Ему после одного такого раза захотелось кожу с себя сдёрнуть, а лучше о что-нибудь хорошенько удариться головой, чтобы забыть о том, что видел. — Что такого могло случиться, что она повесилась? — спросила Вика, поджимая губы и вздыхая. Рома перевел на Макса взгляд, полный злобы, который говорил всё сам за себя. Макс лишь испуганно смотрел в друга, понимая, что одним взглядом хотел сказать Рома. Все это понимали.***
— Ты бодро выглядишь, — констатировал Кирилл, садясь за стол к Ване и Игорю. Несмотря на события, произошедшие утром, Игорь выглядел вполне нормально: его выдавали только глаза, в которых запечатлелись все ужасы сегодняшнего утра. — Она до сих пор передо мной, — опуская голову на кисти рук и потирая глаза, проговорил он. Хрипота исчезла из голоса, но в ушах всё так же стоял леденящий кровь визг Нади. — Как Надя? — Ваня посмотрел на один из детских столов, где между Алисой и Митей велась оживлённая беседа, пока Надя медленно водила ложкой в супе и смотрела опухшими глазами в пустоту. Алиса постоянно поглядывала на подружку, но ни о чем не спрашивала, возможно, боялась, что это только больше расстроит девочку. — Всё утро проплакала, на уроки идти не хотела, — поднимая голову, ответил Игорь и устремил взгляд в окно. Утреннее хмурое небо сменилось на голубое дневное. Солнце уже светило блекло, но на его лучах, попадающих в столовую, было очень тепло. — Она не должна была этого видеть. — Когда приедет полиция? — На дорогах большие пробки, а наши лесные дороги превратились в кучу грязной жижи. Мужчина, с которым я разговаривал, не давал положительных прогнозов, — поднёс ложку ко рту, и появилось дикое отвращение. Он перевел взгляд на Ваню, который сидел с точно таким же видом, отодвинув тарелку подальше. — Что ты решил делать с Алиной? — стараясь отогнать от себя не самые приятные картинки, перевел тему Игорь. — Не знаю, — пожал плечами Кирилл. — Я думал сделать тест, как ты делал с Надей, но где взять частичку её ДНК? Я же не могу подойти к ней и попросить плюнуть в стаканчик, за кого она меня примет? — А если попросить Тамару? — включился Ваня, смотря на Игоря, который только обессиленно пожал плечами, вновь устремляя взгляд в окно. Боковым зрением он заметил, как Кирилл то и дело с беспокойством поглядывал на столик, где обычно кушала Вера в компании Нелли, Паши и Ани. Иногда к ним присоединились и они с Ваней. Но сейчас за тем столиком с потускневшими лицами сидели только Аня и Паша. В голове появилась навязчивая мысль, которая упрекала его и тот выбор, сделанный им совсем недавно. — Веру ищешь? — с насмешкой спросил Игорь. Почему-то прежнее переживание резко пропало, а на смену ему пришло осознание правильности сделанного им выбора. Он слишком много потерял и потеряет гораздо больше, если вновь будет так сильно рисковать. Он на пороге победы, которая маячит в дальнем углу комнаты — осталось лишь перешагнуть эту черту и большими шагами дойти до угла. Только бы дверь не захлопнулась, пока он всё ещё пытается сделать один, казалось бы, лёгкий шаг — пожертвовать чувствами, любовью во имя семьи, которую он всю жизнь собирает по кусочкам. Не теряет ли он сейчас то, что когда-либо могло стать семьёй? Хорошо бы было это знать. — Я переживаю, что мои слова сделали ей слишком больно… — стараясь говорить так, будто ничего и не было, ответил Кирилл. — Что ты ей сказал? — было заметно, что Игорь напрягся — с чего бы это? Он вроде должен быть этому рад. Разве это не он говорил, что ему стоит забыть про игры в принца на белом коне? Отвечать желания не было, как и вспоминать слова, о которых не думал, ведь в ее способности он поверил сразу, она не переставала его интересовать и уж тем более он не хотел, чтобы Вера перестала уделять ему внимание. — О, там такая речь была, — усмехнулся Ваня, но Кирилл увидел в его глазах злость. Он тоже злился сам на себя, но ничего сделать не мог. — Даже мне стало не по себе, когда Нелли рассказала. Кирилл, как ты мог посмеяться над ее способностями? Как ты мог так спокойно врать ей? — Врать? — кажется, за время, проведённое с Тамарой он пропустил слишком много важной информации. — Ты так спокойно говорил ей, что она тебе безразлична, смотря ей в глаза, хотя сам же после сидел на кухне, глотая коньяк! Что с тобой происходит, Кирилл? — Глотал-глотал, — передразнил он, — ты мне и трёх глотков сделать не дал, — вспомнил Кирилл, как спустя полчаса после разговора пришел на кухню, когда понял, что боль не даёт ему спокойно проверять тетради. Ваня пришел спустя минут семь и забрал спасительную бутылку. Стало только хуже. Он попытался рассказать обо всем другу, но мысли не складывались в слова, а слова не становились понятной речью. В спальне его встретили темнота и пустая кровать: Митя, наверное, спал в комнате мальчиков, где оставалась одна свободная кровать. Лене казалось, что это будет верным решением — иногда отправлять мальчика спать в одну из детских спален, чтобы тот привыкал к самостоятельности — не будет же он до одиннадцатого класса спать с отцом. Тем более в этой комнате жили два мальчика, с которыми у него были хорошие отношения. — Ты ей действительно не поверил? — это волновало Игоря больше всего, ведь если Кирилл не был уверен в способностях Веры, тогда игра, затеянная этой девушкой, становилась более запутанной. — Я же поверил в вещие сны Мити, тем более она видела, как я это сделал, а после и как закопал… — голос дрогнул, а воспоминания того ужасного вечера и ещё более ужасной ночи промелькнули перед глазами, возвращая в память те чувства, которые он успел испытать за считанные секунды. Он мог говорить Мите что угодно, он мог верить словам Галины Васильевны, Игоря и Вани, но чувствовать на своих руках его кровь он не переставал, как и стоять подолгу в душе, пытаясь стереть вехоткой, полностью покрытой ароматной пеной геля для душа, кожу, навсегда запомнившую тот вечер. — Почему она никому об этом не рассказала? Ни полиции, ни Лене, ни Нелли? — смотря за спину Игоря, спросил Ваня. Паша с Аней встали из-за стола, направляясь в разные стороны: он на раздачу к Володе, она на выход, ведущий в длинный коридор. Ваня точно знал, где Нелли и почему она решили пообедать в комнате Веры. — Нелли тоже нет? — удивился Кирилл, это казалось более чем странным. — Ну, по крайней мере мне так кажется — наверное, она бы рассказывала мне, если б знала. — Не факт, — покачал головой Игорь, — ты не знаешь, какую игру они затеяли.***
Вера пыталась впихнуть в себя хотя бы немного еды, лежащей перед ней, но ни одна попытка не увенчалась успехом. Нелли, в отличие от неё, ела с большим аппетитом. В комнате царила тишина, которую нарушали лишь звонкие стуки столовых приборов о тарелки. Почему-то от этой тишины только больше кипела голова — она казалась громче любого шума, стоящего в коридорах «Логоса». Возможно, это о себе напоминали ночные слёзы, возможно, действительно в этот момент не хотелось молчать, но поговорить было совсем не о чем. Стук в дверь раздался неожиданно и отдался большой болью где-то в висках. На пороге показались Паша, Аня и Илья. Все они почему-то были мрачнее тучи, наверное, утреннее происшествие давало о себе знать. Они молча прошли вглубь комнаты. — Князь написал, что есть срочное дело, — сухо проговорил Илья, посматривая на экран своего телефона. — Дождемся Алину и позвоним ему, — Вера почувствовала на себе его укоризненный взгляд, говорящий о многом сам за себя. Она ожидала долгих нотаций о том, что был прав насчёт её Кирилла, что он сразу показался ему подозрительным и что ей стоило бы его послушать, но он почему-то молчал, за что ей хотелось сказать спасибо. — Смерть Сони — дело рук «Ингрид»? — вместо благодарностей спросила Вера, смотря на Аню, тихо сидящую на краю кровати и заламывающую пальцы. Услышав вопрос, она лишь подняла потерянный взгляд и пожала плечами. Опять повисло долгое молчание. — Они перестали вводить меня в курс дела, — как-то неуверенно произнесла Аня, — хотя я бы не сказала, что и раньше знала обо всех их планах. Дверь распахнулась во второй раз, впуская в комнату запыхавшуюся Алину. Она оглядела всех присутствующих и прошла внутрь, занимая любимое место на подоконнике — вид из Вериной комнаты был очень красивым: огромная стена деревьев, за которыми виднелась гладь озера. Особенно красиво это было весной, когда уже на деревьях вновь появились зелёные листочки, или ранней осенью, когда листва ещё не сменила окраску на ярко-желтую. Вера молча открыла ноутбук, включая его. Пару секунд заставки, и на рабочем столе появилось множество иконок. Нажав на нужную — скайп, она набрала Князя. Ответ не заставил себя долго ждать — меньше, чем через минуту в прямоугольнике экрана показался их начальник: серьезное лицо с нахмуренными бровями, между которыми появились пара глубоких морщин. — Вы, наверное, уже слышали о смерти Гордеевой Сони, — сходу начал Князь. — Утром я просматривал наши камеры и обнаружил нечто, что меня сразу же заинтересовало… — Это было не самоубийство? — отворачиваясь от окна, с большой надеждой спросила Лина. За это короткое время они с Соней не успели стать подругами да и вряд ли бы когда-то смогли стали ими, но эта девочка была дорога Алине, и ей было действительно тяжело услышать о её смерти, особенно о такой. — Это дело рук «Ингрид», — вдумчиво ответил мужчина. — Проследив за происходящим утром, я заметил одну деталь, которая мне показалась странной — на подбородке Сони был след, напоминающей кровь, уже засохшую. Вероятно, в темноте они не заметили этой небольшой детали и спокойно продолжили инсценировать смерть. Думаю, у «Ингрид» появился новый, особый, вирус, который способен убивать… — А на ком его лучше всего проверять если не на детях? — спросил Илья, скрещивая руки на груди. — Беспомощных и никому не нужных, оставленных в забытой глуши леса в далёком Подмосковье. — Именно. Ребята уже отправились к вам, но на пути в «Логос» наша полицейская машина столкнулась с другой, где в компании из нескольких полицейских находился один лейтенант… Вера, попробуй догадаться, кто именно. — Фоменко, — произнесла Вера, качая головой и поджимая губы. Пазл начинал медленно срастаться. — Кто первым из полицейских оказался на месте, когда умер Миша? — Неужели это всё связанно?! — Нелли закусила губу, переводя взгляд на выкрашенные в зелёный цвет стены. В голове всплыло воспоминание того осеннего вечера, когда в одном из коридоров «Логоса» нашли бездыханное тело Миши. Его белое лицо с тонким следом крови на подбородке предстало перед Нелли, будто это было пару минут назад. И почему она раньше не замечала этой детали? — На Мише испытывали новый штамп вируса, который разрабатывался десятилетиями, — будто невзначай сказала Аня. — Один из главных симптомов: кровь изо рта, — Аня даже подумать не могла, что всё зайдет настолько далеко. Морозов говорил, что Миша будет единственным испытуемым. Никому из них нельзя верить — это стоило сразу понять. — Именно так и описывала Юля Мишу, когда тот являлся к ней, — на Алину обрушились не понимающие взгляды. — Миша являлся к ней много раз спустя какое-то время, после своей смерти. Юля говорила, что он постоянно молчит, не шевелится, на подбородке засохшая кровь и почему-то очень сильно несёт формалином. — Чего он от неё хотел? Что показывал? — Он показывал одно и тоже место: морг. Белая плитка, патологоанатомические столы с белой тканью на них. На одном из таких столов лежал черный мешок, в котором явно что-то было… И это что-то — тело Миши. Я не знаю, как это происходит, но я своими глазами видела эту комнату. Она открылась в туалете вместо выхода в коридор, и почему-то туда тянуло, словно магнитом. Хотелось перешагнуть границу и оказаться там… — Если эти две смерти действительно связаны, в чем я не сомневаюсь, тогда к Юле явится ещё один призрак, — произнес Князь. — Почему ты этого не рассказывала? — Лина пожала плечами, ничего не отвечая. — Думаете, они нас опередят и заберут тело? — У них больше шансов, — Князь вновь нахмурился, отводя взгляд куда-то за пределы компьютера. — Раз тело ещё в школе, — спустя небольшой паузы, продолжил, — кому-нибудь придется пойти и осмотреть её более подробно. — Морозов дал мне поручение забрать дневник Сони. Видимо, там какие-то доказательства против нас. — А если мы туда сходим? Ну, Аня заберёт тетрадку, а мы, допустим, пройдем в этот момент мимо и кому-нибудь из нас это обязательно покажется странным, тогда мы сможем… — воодушевилась Алина. — Нет! Алина, это слишком опасно, — возразил Князь. — Оставь это дело для взрослых. Мы не знаем, чем это может обернуться. — Но если кто-то из «Ингрид» поймает кого-то из агентов, то остальных вычислить уже будет слишком просто. Они доберутся до тебя, и всему твоему делу придёт конец. А если пойдем мы, то они даже не удивятся, тем более никто не знает, что среди сыщиков есть твой человек, — на лице Лины сияла победная улыбка. Она прекрасно знала, что смогла переубедить дедушку, хотя тот на первый взгляд даже не изменился в лице. Князь долгое время молчал, обдумывая слова, которые действительно имели неплохую логику: он не может рисковать агентами, не зная, сможет ли Сережа со своими ребятами обогнать Фоменко. Если Морозов зайдет в туалет и увидит, как кто-нибудь из его агентов склонился над уже ледяным телом, это вызовет огромную кучу подозрений, а они пока так ровно идут. Но и рисковать своей внучкой тоже не может: всем кажется, что он не испытывал и доли страха, отправляя её в «Логос» — да, он смог убедить Захара, что это прекрасная идея, что не стоит ничего бояться, ведь Алина знает, что делает, смог успокоить Аню, которая даже говорить об этом не хотела, наотрез отказываясь просто подумать, что её девочка окажется в самом центре этого ада; каким-то образом он нашел слова для обоих родителей, который после смогли довериться ему и отпустить дочь, только вот слов, которые бы успокоили его душу не было: каждую секунду он успокаивал себя тем, что там другие ребята, которым он доверяет, как себе. Почему-то это не помогало и не помогает сейчас. Но выбор сделать нужно, и как бы сильно не хотелось, но этот выбор будет сделан в пользу их дела, а не семьи, как и всегда… Князь кивнул, тяжело вздыхая. Где-то внутри зародился липкий комок страха, который разрастался с каждой секундой всё сильнее и сильнее.***
Из-за лестницы выглядывали две головы: Митя и Алиса внимательно следили за действиями Вадима. С улыбкой на лице он о чём-то воодушевленно разговаривал с Константином Викторовичем и Галиной Васильевной. Вид физика настораживал мальчика: он не верил ни искренним глазам, ни добродушной улыбке, ни мягкому голосу, от которого только больше нарастал страх. Ему было непонятно, почему Галина Васильевна и Константин Викторович так спокойно с ним разговаривали. В их лицах не было страха или тревоги, только лёгкие улыбки и редкие смешки. — Вы кого караулите? — тихо спросила Надя. Как девочка оказалась здесь Митя и Алиса не услышали, вопрос, который хоть и был произнесен тихо, для тишины, царящей в коридоре, оказался достаточно громким, чем и напугал их, заставив вздрогнуть. — Надя, ты чего так пугаешь?! — возмущено прошептала Алиса и посмотрела на неё: сейчас Надя выглядела получше по сравнению с утром. Алиса проснулась позже неё от громких всхлипов. Надя забилась в угол кровати, опустив голову на колени и обхватив их руками, а тело подрагивало от каждого всхлипа. — Вы опять следите за Вадимом Юрьевичем? — безэмоциональным голосом спросила Надя, оглядываясь на физика. Митя схватил ее за руку и потянул к ним под лестницу, чтобы ее тоже не было видно. — Да, он сегодня ходил к Вере Дмитриевне, но её комната была закрыта, наверное, она настолько сильно расстроилась из-за ссоры с папой, что теперь сидит в своей комнате и не выходит… — Как не выходит? А если она там с голоду в обморок упадет? Или у неё воздух закончится? Нам Слава Харитонов сказал, что если очень много вдыхать воздуха, то он закончится, а если закончится воздух, то мы умрем. — Значит, Вера Дмитриевна умрет? — с ужасом спросила Надя. Перед глазами вновь появилось повешенное на верёвку тело Сони, её безжизненный взгляд и выражение лица, будто она была очень напугана. — Митя, что же нам делать? — с широко открытыми глазами спросила Алиса. Мальчик сложил руки на груди, поджимая губы. Он пытался придумать план по спасению девушки, но этому помешали насмешливые мальчишеские голоса, которые раздались где-то позади них. Обернувшись, Митя увидел, как, улыбаясь, к ним направлялись местные хулиганы начальных классов: Юрка Верёвкин и Сашка Селезнев. — Девочки, в прятки играете? — выделяя первое слово, спросил Юра и надменно посмотрел на Митю. — Нет, Юрка Верёвкин, мы следим за одним очень плохим человеком, — гордо заявила Алиса и показательно отвернулась, смотря в сторону взрослых, которые уже разговаривали о чём-то серьезном: улыбки с лиц сошли, а в глазах появилась грусть. — За кем же? — спросил Сашка, делая такую же самодовольную ухмылку, как у его друга. Митя на это не ответил, лишь закатил глаза и отвернулся, наблюдая за физиком. Мальчишкам не понравилось, что их проигнорировали, и они тоже поспешили взглянуть на очень плохого человека. — И кто же из них плохой? — кивая в сторону взрослых, спросил Саша. — Вадим Юрьевич, — тихо проговорила Надя, даже не смотря в сторону них. Ей хотелось опять забиться в угол и чтобы рядом не было никого. — …поскорее бы они приехали, — со вздохом сказала Галина Васильевна, — мне нужно открывать туалет — дети, как ненормальные, ломятся туда. — Авдеева, что ты с туалетом сделала? — смеясь, спросил Юрка. Надя молчала, смотря в пол. Она прекрасно помнила о том, что дала обещание Виктору Николаевичу, но почему-то об этом ей не хотелось молчать, хотелось только побыстрее всё рассказать. Возможно, так будет легче нести этот тяжёлый груз. — Да, Надя, ты туда ходила первой, — подтвердила Алиса. — Что там случилось? — Не знаю… — Да она его сломала! — воскликнул Сашка, начиная хихикать. — Да-да, сходила утром в туалет и всё! Из него, наверное, фонтаны во все стороны льются, — Юра начал изображать всплески воды и громко смеяться. Митя растерянно обернулся на то место, где стояли физик, завхоз и биолог, но, к счастью, там их уже не оказалось. — Я ничего не ломала! — громко возразила Надя, перебивая смешки в свою сторону. Мальчики замолчали, смотря на неё удивлённым взглядом. — Там девочка мертвая была. Она висела прямо в кабинке туалета, а глаза ее были открыты очень широко! Вот так, — она выпучила глаза, глядя на всех по очереди, пока затылок совсем не разболелся. — Дедушка мне говорил, что если у трупа глаза открыты, то он никогда не успокоится, — вспомнил Митя. — Как он может успокоиться, если он и так уже мертв? — не понимающе спросила Алиса. — Его призрак будет ходить по школе, пока не успокоится, а успокоиться он сможет только тогда, когда глаза его будут закрыты. — А если ему никто и никогда не закроет глаза? — сглотнув, спросил Сашка. Внутри начал зарождаться страх. — Не закроет, — печально вздохнула Надя, — Виктор Николаевич говорил, что она очень одинокой была: у неё не было родителей, друзей, близких, только тетя. Ей никто не сможет закрыть глаза, и она всегда-всегда будет ходить по женскому туалету и пугать нас… — Нет! Я не хочу, чтобы меня ночью напугал призрак той девочки, — боязно сказала Алиса и прижалась к Мите, закрывая глаза. — Значит, — начал Юра, вновь улыбаясь своей надменной улыбкой, — нам нужно закрыть ей глаза.***
— Ну, не могла она это сделать из-за меня! — выходя из кабинета, уже в сотый раз повторил Максим. Он сразу поверил словам Ромы, ведь он был единственным, кто общался с ней так грубо. Не понимая, что чувствует девушка, насколько ей больно от его слов, просто продолжал выплёскивать на неё все свои эмоции, не задумываясь о том, что будет дальше. Он жалел о каждом слове, сказанном в порыве ярости, гнева или просто в надежде получить заряд новых эмоций, только смелости извиниться не хватало. Ему было проще придумывать отмазки, что, говоря с ней нормальным добрым тоном, он точно даст ей надежду на что-то большее, чем дружба, которой у них никогда не было, да и теперь уже не будет. — Ты вел себя с ней, как со своей игрушкой для плохих эмоций — заявил Рома, первым вступая на лестницу. — Она любила тебя, старалась помочь, а ты поступил с ней, как с каким-то не нужным котёнком, которого принесли домой и сказали, что отныне ты должен его любить, а у тебя аллергия на кошек! И вот, ты всё время выплескиваешь и выплескиваешь всю боль, тяжесть от аллергических отеков и воспалений на этого несчастного котёнка, который хочет любви и ласки, а вместо этого получает шквал агрессии, — Макс молчал, а на душе будто тот самый котёнок, о котором только что говорил Рома, скрёб. Так больно и так глубоко — у котят когти гораздо острее, чем у взрослых, они царапают больнее. — Ром, перестань, — попросила Алина. Она не хотела, чтобы он оклеветал невиновного человека, даже если он и сделал слишком больно Соне. Рома понимающе кивнул, решив, что лучше не стоит возражать. В чем-то Алина была права: не стоит упрекать человека, когда он и сам всё понимает и делает это лучше других. До жилого этажа они поднимались молча. Идя по правому крылу с ученическими спальнями, ни один из них так и не проронил и слова. Навстречу им шли улыбающиеся и весело о чём-то болтающие ученики. Кучка сыщиков очень сильно выбивалась из этой счастливой массы своими поникшими лицами. Один коридор вел в другой, в котором в свою очередь располагалось учительское крыло, находящееся недалеко от другого. Прищурившись, в конце коридора Даша заметила Аню, которая шла слишком быстро, хотя перемена началась пару минут назад. Сначала она решила не придавать никакого значения, но былые обиды и простое человеческое любопытство пересилили собственную гордость: Даша успела разглядеть, как она заворачивает в своё крыло, держа в руках какую-то тетрадку или блокнот розового цвета. Тетрадь была общей, это говорило о том, что она не кого-то из её учеников. — Вы видели Анну? — Даш… — начал Андрей, уже порядком уставший от этой темы, но девушка не дала ему что-либо сказать, закатывая глаза и нагло перебивая. — У неё в руках была тетрадка! — Это нормально, что учитель несёт тетради. — Толстая розовая тетрадка! Малыши в таких не пишут! — злость в её крови начинала закипать. Поведение Андрея бесило до жути: тая огромную обиду и ненависть, он всё равно продолжал ее защищать. — Что она делала в этом крыле? Откуда она шла, если от её кабинета проще всего подняться в своё же крыло, а не обходить пол школы?! — Даша остановилась, вставая перед ними. — Даша права, — сказала Вика. — Это странно, что она тут была — все малыши живут в том крыле, а здесь… — А здесь жила Соня, — невзначай сказала Лина. Это было достаточно для того, чтобы заставить остальных сыщиков замолчать на несколько минут, задумавшись. — Нам нужна эта тетрадка, — грубо проговорил Андрей, сжимая руки в кулаки. Он обогнул Дашу и направился прямо, где находился ещё один коридор, ведущий в учительское крыло. Аня шла быстро, не смотря по сторонам. Она боялась наткнуться на Морозова или Войтевича, которые в последнее время были слишком злыми: Вадим, как грозный и суровый начальник, винил их двоих в смерти Игорька, отыгрываясь на них по полной, а те в свою очередь вымещали гнев от издёвок, упрёков Уварова на ней. Тамаре повезло гораздо больше: у неё своя миссия, которая не обязует ее присутствовать на каждом собрании. Хоть Аня и чувствовала себя в большей безопасности, чем Тамара, это никак не мешало ей ожидать после каждого обращения к ней гневных: «мы всё знаем!», «ты за это ещё ответишь!». Это, конечно, пугало девушку, наслышанную от Князя о смерти отца, но внутри всё равно таилось прекрасное чувство победы: она не одна. У нее есть Паша. Одни объятия его сильных рук давали полное спокойствие на душе и уверенность в завтрашнем дне, а сколько он сделал для неё? Спас последнего, как она думала, родного человека от неминуемой гибели в больничке «Ингрид». Тетрадь Сони преспокойно лежала у нее в нижнем ящике стола, дожидаясь пока Алина со своими друзьями найдет её. И вроде бы всё хорошо, вроде бы она поступает правильно, но что-то внутри нее говорит, если не кричит, что она за это заплатит и очень дорого. Страх перед Морозовым не угасал. Они порвут ее на кусочки, если узнают, а они когда-нибудь узнают. И почему-то ей казалось, что это случится прямо сейчас. Аня вскрикнула, когда, зайдя в свой кабинет, её кто-то схватил за руку, потянув к стене. Первая мысль — пришел час расплаты за предательство... — Издеваешься? — только и сказала она, выдыхая, когда Паша подошёл к ней вплотную, не давая и шанса вырваться. На лице царила хитрая улыбка, а в глазах — множество смешков. — Трусишка, — усмехнулся он, только шире улыбаясь. От этой улыбке Ане хотелось улыбаться в ответ — такая счастливая и искренняя. Былые мысли о возмездии за предательство полностью отступили, когда его руки оказались на талии, а губы - на её. Она была уверена, что Паша её защитит ото всех, не даст в обиду и точно не отправит на верную смерть. Почему звонки в школах звенят так не вовремя? Улыбаясь и тяжело дыша, Аня смотрела в родные глаза, находя в них своё же отражение: впервые задумалась о том, насколько же она красива. Особенно в отражении его глаз. Невесомо чмокнув на прощание и прошептав на ухо, что ждёт её сегодня ночью у себя, он ушел, проводя рукой по плоскому животику, спрятанному за сиреневой тканью лёгкого кардигана. В голове, наверное, впервые пробежала мысль о том, что она хотела бы ребенка. Ребенка от Паши. Табун второклашек ворвался в кабинет вовсе не незаметно: громкие разговоры, смешки и даже угрожающие крики в сторону мальчишек, чтобы те не дёргали аккуратно заплетённые косички. Так же громко они расселись за свои парты, долго успокаиваясь. Дав задание, Аня начала проверять написанные вчера детьми диктанты. Первые два, а может быть и три, дались ей очень трудно: в голове крутились мысли только о Паше, которые не давали ей нормально сконцентрироваться на корявых строчках ученического почерка — приходилось перечитывать их по нескольку раз. — Я напишу письмо Соне, чтобы она не думала, что о ней никто не помнит, — Надя повернулась к Алисе, держа в руке ручку. — И про меня напиши, — улыбнулась девочка, начиная кивать головой, — скажи, что мне всегда нравились розовые пряди в её волосах и что я тоже такие сделаю, когда вырасту. — И не забудь написать, что она не одинока, что о ней помним мы, Виктор Николаевич и мой папа, — прошептал Митя. Надя впервые за день счастливо улыбнулась и тихо вырвала из тетрадки листочек в клеточку, начиная писать стандартное, но очень теплое: «Дорогая Соня!».***
Алина нервно поглядывала на часы в ожидании звонка. Вера что-то монотонно рассказывала, даже не обращая внимание на бубнеж задних парт. Обычно уроки истории были пропитаны необычной атмосферой — даже Слава Харитонов слушал девушку с неподдельным интересом. Часто Вера события, о которых вела речь, переводила на современную жизнь, чтобы нагляднее показать, как всё происходило, и часто завлекала в это учеников. На уроках не было скучно, нередко можно было услышать шутки по теме и не только. Но сегодня всё было совсем не так: не было ни интересных событий, ни шуток, ни интереса в глазах учеников, был только монотонный голос, которому самому и дело не было до того, что он говорит — просто заученный наизусть текст, скучная гора дат и непонятных имен. Вера закончила урок за пару минут до конца, попросив посидеть оставшееся время тихо, что одиннадцатиклассники, конечно, сделать не смогли. В кабинете, где обычно во время урока нельзя было услышать шума, стоял настоящий галдёж. Лина посмотрела на Веру, которая откинувшись на спинку стула, закрыла глаза, зажимая рукой переносицу. Даже огромный слой тонального крема не смог скрыть опухшие синяки под глазами. Звонок раздался слишком громко, казалось, будто его и не пытались заглушить громкие голоса. Подхватив тетрадь с учебником и ручкой, Лина оказалась за пределами кабинета истории одной из первых. — Андрей пойдет к Анне и заберёт тетрадь, — сказал Макс, когда они уже оказались возле лестницы, ведущей на второй этаж. — Быстрее будет обыскать комнату, если он пойдет не один, — констатировала Алина и многозначно посмотрела на Дашу, которой явно не понравилась такая идея. — Да, Даш, ты же видела эту тетрадь? — спросила Вика, на что девушка еле заметно кивнула. Перспектива оказаться наедине с Андреем, пусть и на пару минут, пусть и в поисках тетради, почему-то пугала. Она давно перестала понимать себя и свои чувства к парню: она точно знала, что любит его, что рано или поздно простит, что не сможет без него, только внутри до сих пор сидела обида от предательства, которая уходила из ее сердца медленно и по маленьким кусочкам. — Значит, будет лучше всего, если с Андреем пойдешь именно ты. — Ром, ты будешь на шухере — смотри, чтобы она в комнату раньше времени не пришла, — смотря на парня от чего-то игривым взглядом, сказала Алина, — а мы… — А мы если что отвлечем ее, — подхватила Юля. Быстро заглянув в класс, где у малышей была перемена, Вика посмотрела на Аню, которая сидела в своем кресле, что-то записывая в зелёной тетради одного из учеников. Она повернулась к друзьям и кивнула, смотря в основном на Дашу. Пропуская одну, а то и две ступени, Андрей поднимался на второй этаж и даже не смотрел на Дашу, которая отстала от него на неплохое расстояние. Почему-то внутри сердце начинало биться чаще только от одной мысли, что у них есть возможность побыть наедине, а от осознания, что им удастся поговорить, начинало потряхивать. Даша нагнала его уже у самой двери в спальню Ани. Она хотела сказать, что нет ключей, развернуться и уйти за ними, а заодно и успокоить себя и свои мысли. Почему-то обида, которая ещё пару десятков минут назад жгла сердце, испарилась, оставляя приятное волнение и быстрое сердцебиение, которое отдавалось пульсацией в висках. Андрей спокойно открыл дверь, пропуская Дашу первой. Он прекрасно помнил о дурацкой привычке Ани забывать запирать дверь. Это ей ещё повезло, что она преподает у малышей, которые ещё не научились лазить в комнаты учителей, чтобы своровать контрольные. К обыску они приступили молча, что огорчало обоих, хоть их гордость и не позволяла это признать. Пока Даша обыскивала стол, Андрей приступил к комоду, подумав, что будет глупо прятать тетрадь в ванной. Ни в первом, ни во втором ящиках не было и намека на то, что они искали — лишь вещи, аккуратно сложенные в ровные стопочки. Выдвинув последний, третий, ящик он так же аккуратно начал приподнимать вещи. В одной из стопок с разными кофтами Андрей наткнулся на что-то твердое. Вытащив несколько верхних кофт и положив их на пол, он увидел пистолет. Тот, что он с таким страхом отобрал у сестры и ее друзей. — Даш, — он окликнул девушку, которая тут же к нему повернулась. В поднятой руке был черный пистолет, дуло которого смотрело в потолок. Даша замерла, переставая рыться в ящике стола, где лежала огромная куча разных рисунков. Поджав губы, Даша отвернулась и продолжила просматривать рисунки. К сожалению, кроме них в этом ящике ничего больше не оказалось. Громко захлопнув его, она закрыла глаза, медленно вдыхая и так же медленно выдыхая. В голове до сих пор стояло хриплое: «Даш», а перед глазами его сожалеющее лицо. Он всё понимал, но он так и не простил себя. Даша и не заметила, как парень оказался рядом. Посмотрев ей прямо в глаза и зачем-то глупо улыбнувшись, открыл ящик, который в столе был последним. Он был самым пустым из всех: только пара проводов, какая-то папка и розовая общая тетрадь. — Она? — доставая находку, Андрей посмотрел на девушку, которая кивнула, подсаживаясь ближе. Он пролистал тетрадь, которая почти до конца была исписана почерком Сони. — Рабочая тетрадь какая-то? — Больше похожа на личный дневник, — забирая тетрадь, Даша как бы случайно коснулась его рук своими. Она осмотрела обложку, пробежалась глазами по первым страничкам, густо украшенным разноцветными наклейками. — Я тоже вела такой классе в седьмом-восьмом, и Вика, — улыбнулась своим воспоминания, продолжая рассматривать цветные странички. — Нужно идти, пока Аня не вернулась, — сказал Андрей, поднимаясь с пола и направляясь к двери. Он аккуратно выглянул в коридор — никого, и подозвал рукой Дашу, которая наказала себе вечером поискать в коробках в шкафу свой старый дневник. Они тихо вышли, закрывая дверь. У лестницы их уже встретили остальные. — Ну что? Нашли? — спросила Вика так, будто они отправились воровать что-то незаконное. Даша молча протянула тетрадь подруге, которая тут же начала вчитываться в текст. — Зачем им это? Здесь же нет ничего важного, только описания дня, — она пролистала пару страниц, — мыслей и чувств. — Получается, мы зря потратили время, — недовольно заключила Юля, смотря через плечо Вики в Сонину писанину.***
— Тетя Маша! Тетя Маша! — Алиса, громко крича, бежала навстречу к уборщице, которая только что вышла из одного класса и собиралась пойти в другой, катя перед собой огромную тележку с разной утварью для уборки и мусорными мешками. — Там Юрка с Сашкой знаете, что наделали?! — Маша тяжело вздохнула, понимая, что ничего хорошего в классе для малышей ей сейчас не увидеть. — Они разрисовал все стены и сказали, что это граффити. Знаете, такое на улицах часто краской рисуют? — Маша лишь закатила глаза, быстрее побежав в класс, где действительно два мальчика, стоя к ним спиной, изрисовали деревянные панели разноцветным мелом. — Юра, Саша! Что это такое? — приходя в ужас от масштаба предстоящей уборки, грозно проговорила Маша. Мало ей было Морозова со своими драгоценными бумагами, Володи с извинениями и попытками объясниться, так теперь ещё и это. — И кто это теперь убирать будет? — Это произведение искусства! — обиженно воскликнул Юра, кладя мел в коробочку к остальному и потирая друг об друга руки, на которых остались белые следы. — Можно и так оставить! Очень даже красиво! — невозмутимо произнес Саша, продолжая рисовать какой-то череп, даже не поворачиваясь к Маше. — Я сейчас же иду за тряпками и водой, чтоб оттёрли всё, — Маша развернулась, выходя из класса. Быстрыми шагами она дошла до своей тележки и взяла оттуда пару вёдер, направляясь в туалет набирать воду. Алиса выглядывала из-за угла, чтобы в случае раннего возвращения девушки предупредить подругу. Надя тут же схватила связку ключей, уже собираясь снять один из них, который был от туалета в её крыле, но только сделать это не успела: из-за спины кто-то выхватил связку. Испугавшись, Надя тут же повернулась, а увидев Максима, облегченно выдохнула. — И зачем тебе ключи? — он присел на корточки рядом с ней, смотря прямо в её глаза. — Ты никому не скажешь? — максимально серьезно спросила девочка. Макс напрягся от слишком серьезного тона, но всё же кивнул, готовясь услышать какой-то коварный план. — Мы хотим закрыть глаза Соне и положить ей письмо, которое я написала ей на уроке. — Зачем? — Чтобы она успокоилась и перестала чувствовать себя одинокой, — Надя серьезно посмотрела на Максима, а после приблизилась, — она была очень одинокой: ни родителей, ни друзей, только тётя и всё, — она говорила тихо, будто не хотела, чтобы в пустоте коридора её кто-то услышал. — Тебе не всё равно? — удивлённо спросил он, а Надя покачала головой. Именно в этот момент он почувствовал самый больной укол совести за всё время. Вспомнились все обидные слова, все эмоции, вылившиеся на неё. Стало до невозможности больно и стыдно, но просить прощения уже было не у кого, а ведь он хотел… — Допиши туда, пожалуйста, что мне очень стыдно и что я прошу у неё прощения. — А за что? — полюбопытствовала Надя, но Максим лишь усмехнулся, качая головой — не нужно ей этого знать. Он поднялся на ноги, снимая со связки огромной кучи ключей один. — Спасибо, — она приняла ключ, который протянул ей Максим, и улыбнулась, а тот лишь погладил её по макушке, улыбаясь, и ушёл. Из-за двери кабинета выглянули две головы: Юра и Саша. Кивком один из них спросил про ключи, а Надя продемонстрировала его, подняв вверх. Тут к ней подбежала Алиса, которая, как только увидев ключ, подняла большой палец вверх. Позади послышались быстрые шаги — Маша.***
Зажмурив глаза, Аня откинула карандаш на стол. В голове гудело, а руки потряхивало. Перед девушкой лежал открытый блокнот с желтоватыми листами и несколько простых карандашей. Тяжело выдохнув и всё же распахнув глаза, она вновь посмотрела на рисунок, который нарисовала только что: темные обшарпанные стены, плотно заштрихованные карандашом, в самом центре что-то очень сильно напоминающее дверь: она будто накладывалась на часть стены, открывая ярко освещённое помещения — крохотную комнатку. На одной из стен располагались выпуклые кнопки, похожие на те, что делают в лифтах. Закусив губу, Аня перелистнула на прошлый рисунок, который не отличался ничем от нынешнего, только разве что карандаш был другой твердости, от чего и штрихи ложились по-другому. Перелистнув ещё пару точно таких же рисунков, она захлопнула блокнот, отводя взгляд. Внутри зарождался непонятный страх, от которого всё в животе скручивалось и покалывало в кончиках пальцев. Но пугала вовсе не неизвестность, а странное чувство дежавю, и рождалось оно совсем не от того, что она уже которую неделю подряд рисует одно и то же. Ане казалось, что она была там или видела со стороны тогда, когда-то давно, когда жизнь у неё была совсем другой, когда рядом был любимым старший брат, а рисунки ничуть не пугали. Тогда в них была какая-то таинственность, тогда в них был другой посыл, которого она никак не могла понять, пока не выросла, пока не поняла, что тот проход в шкафу не ведёт в сказочную страну фей, что по лесу не гуляет Леший, а усадьба графа Щербатова никакой не дворец, а самая настоящая западня, где ты всего лишь нажива, биологический материал и не больше.***
— Мы опять в тупике, — констатировала Даша, сидя на своей кровати. Напротив сидела Вика, смотрящая в окно не отрываясь. В голове вновь всплыла мысль об Андрее… Который раз за этот вечер? В ушах до сих пор стояло хриплое: «Даш», а на руках ощущалось тепло его рук. Казалось, что и не было никакой обиды, что никто и никого не предавал. — Но зачем им понадобилась эта тетрадь, если это просто личный дневник, где она писала свои мысли? — вздыхая, спросила Юля. Ещё совсем недавно ей казалось, что они наконец-то нашли ответ хотя бы на одну загадку, а сейчас — очередной провал. — Может быть она уже вырвала от туда всё, что им надо было? — спросила Вика, продолжая смотреть в завораживающую темноту вечернего неба. — Не видела? — Даша лишь покачала головой. — Мы всё видели своими глазами — там нет ничего интересного, — печально подметила Лина. Она не понимала, что такого важного могло быть в одной тетради, если она так срочно понадобилась Вадиму. Возможно, они хотели подстраховаться, возможно, они надеялись получить что-то новое, возможно, они и сами не знали, чего ждать от Сони. — Что же они хотели узнать из ее записей? — Может, Морозов заметил неподдельный интерес Сони к его сыну и решил узнать, чем он вызван? — усмехнулась Даша. — Или просто узнать, что чувствует она к Максиму, — улыбнулась Лина. — Юль, ты свои дневники спрячь, а то вдруг он и тебя проверить решит. — Боюсь, что последний дневник, который я вела, затерян где-то дома, — Юля усмехнулась, вспоминая, как однажды папа принес её красивый блокнот на замочке с ярким закатом на обложке. Юля давно просила у родителей красивую тетрадку, чтобы вести такой же дневник, как у девочек из старших классов. Они все казались десятилетней Юле такими классными и крутыми. Девочка всегда мечтала вырасти и стать похожей на них — купить помаду, тушь и приходить в школу накрашенной, чтобы потом ее на уроке учитель ругал, а она с невозмутимым взглядом смотрела ему прямо в глаза, а ещё постоянно носить с собой флакон духов в виде туфельки на высокой и тонкой шпильке. Дверь распахнулась неожиданно, перебивая все приятные воспоминания из детства, которое, казалось, было в прошлой жизни, а не несколько лет назад. В комнату влетели по очереди Андрей и Макс, а позже за ними спокойно вошёл Рома, прикрывая дверь. Андрей в руках держал тетрадь Сони, постоянно листая страницы то возвращаясь к началу, то — к концу. — Ром, где это? Я потерялся, — поворачиваясь к другу, он протянул открытый на середине дневник одноклассницы. Рома взял протянутую вещь и что-то открыл. — Последняя записи была о том, что её к себе вызвал Морозов: «Петр Алексеевич сказал, что мне в срочном порядке нужно ставить прививку от гриппа. Я испугалась: не то, чтобы я боюсь прививок — просто я не видела, чтобы сегодня эти прививки ставили кому-нибудь ещё. Он повел меня в медкабинет к Тамаре Алексеевне. Она сделала мне прививку: было относительно небольно.» — зачитал Рома. — Прививка от гриппа? — переспросила Алина, на что Рома кивнул. — Что они ей вкололи? — Они постарались сделать видимость обычной процедуры, которую мы все проходим, — сказал Андрей, садясь рядом с Дашей. Краем глаза он заметил, как та вздрогнула, когда он приземлился рядом, но после сразу же постаралась незаметно, как она подумала, придвинуться к нему. — Они это хотели скрыть? — спросила Вика. — Получается, это было не самоубийство? — Это было преднамеренное убийство, инсценированное как самоубийство, — сказал Рома и пролистал пару страниц после последней записи. — После той записи, как ее вызвал Морозов, есть ещё одна: она написана через несколько страниц после той и непонятным почерком. — Видимо, в тот момент она уже плохо соображала, — грустно сказал Макс. Вроде бы оказалось, что это не самоубийство, что она не хотела умирать, что это всё не из-за него, но почему-то внутри до сих пор сидело огромное чувство вины — он сказал слишком много, чтобы его простили. — «Мне сделали прививку от гриппа, но я всё равно заболела. Меня знобит, тошнит, а когда я кашляю изо рта идёт кровь. В глазах темно, я плохо вижу. Мне очень страшно. Я не хочу умирать.» — Кровь изо рта? — спросила Юля, тут же вставая с кровати и подходя к Роме. Она взяла из его рук дневник Сони, перечитывая. — На лице Миши, на его подбородке, был след от засохшей крови. Я миллион раз обращала на это внимание... — Сначала Тёма, потом Миша, теперь Соня, — монотонно произнесла Вика, продолжая прожигать взглядом темноту за окном, которая почему-то начинала казаться самой настоящей тьмой. — Тело Сони всё ещё в туалете? — смотря на Андрея, спросила Даша.***
Со скрипом дверь в женский туалет открылась. В комнате всё так же царил неприятный холод и мрак. Помявшись с пару секунд на пороге, Надя всё же сделала шаг в пугающую тьму, поежившись от холода. Позади послышались шаги, девочка обернулась: Юра переминался с ноги на ногу, боясь перешагнуть границу привычного светлого коридора и попасть во мрак туалета. Надя одним взглядом позвала Юру пройти внутрь, но тот почему-то энергично закачал головой, тут же пулей выбегая из туалета и мчась по коридору вместе с Сашей. В дверном проёме показались головы Мити и Алисы, которые увидев укрытое белой простынёй тело Сони, тут же поспешили спрятаться за стенку. Тяжело вздохнув, Надя подошла к уже полностью остывшему и побледневшему телу. Руки начали трястись, а в голове появились навязчивые мысли о том, что если она не закроет ей глаза, то Соня больше никогда не успокоится и будет постоянно пугать всех девочек в туалете. Присев на корточки недалеко от головы девушки, Надя ещё раз выдохнула и потянулась к стеклянным глазам, в которых навсегда застыл страх. Веки были холодными, а ресницы почему-то вообще не ощущались. Было безумно страшно, но в душе всё равно было какое-то лёгкое чувство счастья — она ей поможет, она покажет Соне, что та не одна, что о ней помнят, что её любят и любили когда-то. Переборов все сомнения, победив все страхи, она закрыла веки, спрятав навсегда красивые зелёные радужки глаз. — Проходите, лейтенант Фоменко, — послышался в коридоре голос Лены, а после громкие шаги. В дверном проёме вновь появилась Алиса, которая кивком головы попросила как можно быстрее уходить. Тут же положив конверт на уже не поднимающуюся грудь, девочка подскочила на ноги и на выходе из темной комнаты встретилась с несколькими людьми. — А ты-то тут что делаешь? — грозно процедил Морозов, смотря на Надю сверху вниз. Девочка съежилась от страха, хлопая глазами. С пару секунд они с Морозовым играли в гляделки, которые, конечно, он бы выиграл если бы Надя не приняла решение бежать: она вылетела из туалета, направляясь за угол, где ее ждали Алиса и Митя, которые уже успели спрятаться. — Не успели? — спросила Даша, быстро идя по коридору к нужной двери от женского туалета. Издалека можно было легко увидеть, что дверь была открыта, а на пороге был какой-то незнакомый человек, переговаривающийся с кем-то по телефону. Он повернул голову в противоположную от них сторону, продолжая что-то тихо говорить. — Что делать? — тихо спросила Алина, на что Андрей приложил палец ко рту. Они тихо спрятались за угол, где можно было легко разглядеть происходящее во всем коридоре. Тот мужчина положил в карман телефон, оглядываясь в их сторону, на что они резко спрятались за стену, но похоже тот человек их всё же заметил — он покачал головой, проходя внутрь туалета, откуда доносились еле слышные голоса, которые распознать было невозможно. Они простояли так долго, пока из туалета не начали выходить люди: один, тот самый, что стоял в коридоре, говоря по телефону, шёл впереди, смотря в какие-то бумаги, а позади ещё два, которые выносили тело. В самом конце показался Морозов, который вышел в коридор уж слишком довольным. — Петр Алексеевич, — окликнул его ещё один мужчина, выходящий самым последним: в руке он держал какой-то белый конверт, который на таком расстоянии подробно разглядеть не получилось, — с этим что делать? — Выбросить в первую попавшуюся мусорку, — махнул на это тот рукой, закрывая дверь в туалет. Они направились к лестнице, ведущей на первый этаж. — Всё пропало! — взвыл Максим, облокачиваясь о стену. — В каком морге мы ее теперь найдем? Куда они её повезли? — В том же морге, что и Мишу, — проговорила Юля, вновь почувствовав где-то рядом знакомый запах формалина.