***
— Я всё переживаю, что до Сони не дойдёт наше письмо, — проговорила Надя, вновь посмотрев на полную тарелку еды — аппетит не появлялся со вчерашнего дня. — Конечно дойдёт! Куда оно денется? — невозмутимо произнесла Алиса. — Соня его обязательно прочитает и поймёт, что мы все о ней помним. — Когда ты утром пошла умываться, не было ли у тебя такого чувства, будто кто-то за тобой следит или вообще трогает? — спокойно спросил Митя. — Нет, не было, — напряжение всё ещё не отпускало её: по сравнению со вчерашним днём Надя выглядела гораздо лучше. Сейчас уже можно было заметить лёгкую улыбку на тонких губах. — Значит, она уже получила письмо и даже прочитала его! — радостно закончил Митя. От этих слов и самой Наде стало легче. — Если и у Миши, и у Сони были одни и те же симптомы, то это значит только одно, — умно проговорил Паша, повторяя это уже, наверное, в сотый раз за только недавно начавшийся день, — они были инфицированы одним и тем же способом. — Паш, ты мне сейчас очень сильно начинаешь напоминать Шевцова, — недовольно проговорила Нелли. — Это и так уже всем давно понятно. Сейчас самый важный вопрос: где нам искать тела, чтобы осмотреть их, — она вопросительно посмотрела на Аню, которая уже собиралась уходить: возможно, она и понимала, что Уваров с Морозовым уже обо всём догадались, возможно, надеялась, что те, как два недалёких, ничего не замечали, но так или иначе Ане они ничего не говорили ни по поводу Андрея, ни по поводу Паши. — Не все мы избранные, чтобы знать обо всех делах «Ингрид». Мне дают задание, не говоря о том, что будет дальше. Моя задача выполнить это, если, конечно, жить хочу, — пожала плечами Аня, поднимаясь со своего места и направляясь к выходу. — Вер, а ты что думаешь? — обратилась Нелли к подруге, которая так и не притронулась к еде, всё время смотря в одну точку: стол перед ними, где разместились Ваня, Витя с Тамарой, Кирилл и, к большому удивлению, девушки Вадим. — М-м, — отрывая взгляд от другого стола, Вера посмотрела на неё как-то отстранённо и растерянно. — Я думаю, что стоит позвонить Князю и вместе с ним решить дальнейший ход действий. — Уверена, он захочет вывести на чистую воду Тамару, — поднося ко рту небольшую белую кружечку, произнесла Нелли и посмотрела на Вадима, чересчур довольного и счастливого. Наигранная улыбка, слишком добрые глаза и неестественно невинный голосок, который своей притворностью говорит, что ему верить нельзя. Тамара, наверное, осталась единственной, кого никак не волновал Вадим: Витя с огромным интересом слушал бывшего ученика, Кирилл всем своим видом показывал, что он не будет верить ему, а Ваня разделял чувства обоих своих друзей: он до сих пор не разобрался, что из себя представляет этот фрукт и чего он здесь забыл. Сопоставив известные факты, количество которых было очень мало́, он понял, что понятнее от этого не стало. Вадим каким-то образом связан с Верой, которая напрямую связана с Нелли — её лучшей подругой и Володей — обычным поваром, с которым она ночью на кухне болтает по душам, держась за руки, хотя она боится касаний любого человека из-за того, что видит их тёмные пятна — так называемые грехи, и не переносит их так же сильно, как и Вадима. Ваня отличался от своих друзей более чутким подходом к делу: Игорь любил копать только по теме, не отходя ни на шаг, а Кирилл всегда спешил действовать. Ваня же копал во все стороны, стараясь занимать нейтральную позицию: ни тебе и ни тебе. От его взора не скрылся ни один взгляд, он не пропустил ни один разговор, и пока все наблюдали за действиями во время общения, он прислушивался ко всем словам, даже к тем, что были сказаны одними губами. Он будто слышал их, даже когда собеседник этого не слышал. И это помогло ему составить собственное мнение о Вере и об её отношениях с Вадимом. Пока Кирилл пыхтел из-за того, что Вера что-то шепчет в столовой Уварову прямо на ухо, он пытался расслышать, что именно ей было сказано. Конечно, он прекрасно понимал друга, ведь в тот момент им двигали чувства, самые светлые чувства, что часто бывает и с ним, когда дело доходит до Нелли. Он медленно, но внимательно изучал все взгляды девушки в сторону физика и наоборот. Возможно, они давно знакомы и Вадим безответно влюблен в Веру, которая его просто не переносит, и, кажется, Ваня понимает за что. — …я так счастлив вернуться в родную школу, вновь походить по родным коридорам и повспоминать о прошедших годах, — слишком притворно, но все ведутся, просто потому что у него есть невозможное обаяние.***
Склонив голову и скрестив руки, Юля наблюдала за мечущейся из угла в угол Дашей — девушка собиралась на встречу с тётей Сони, куда они должны были пойти вместе с Андреем. — А ты так прихорашиваешься для встречи с той женщиной? — с усмешкой спросила Юля у Даши, когда та достала из ящика стола небольшую яркую косметичку в кружочек. — Или для Андрея? — добавила Вика, на что Даша лишь закатила глаза и поднесла к лицу кисточку от туши, начиная прокрашивать каждую ресничку. — Вы что-то больно весёлые, — только и ответила она. Тушь отправилась обратно, а на смену ей пришла помада нежно-розового цвета. — Лин, что-то случилось? — обратилась к девушке, смотря в небольшое зеркальце. Алина сидела на своей кровати, отстранённо смотря на подруг, которые выглядели более чем весёлыми. По ним даже и не скажешь, что ещё вчера они переживали боль утраты, хотя и в это ей уже не верилось. Её до сих пор потряхивало от одной мысли, что от девушки, которая пусть и не стала для неё близкой подругой, но всё же была очень дорога, сейчас остались лишь холодное тело, начавшее разлагаться, и душа, странствующая где-то в другом мире или всё же в нашем, просто мы не видим, а ведь эта душа ещё столько всего не успела… — Всё думаю о Соне… — с тяжёлым вздохом ответила Лина. Было обидно, что в такой день, когда вся школа должна скорбеть об утрате, всем плевать. Даже на простой минуте молчания, посвященной Соне, некоторые не сдерживали смеха — разве это семья? Разве о таком мечтал Виктор, создавая школу, где будут поддержка, взаимопонимание и любовь?.. — Лин, это не было самоубийством, — голос Вики должен был быть обнадеживающим, успокаивающим, но почему-то не был таким. От этой фразы стало противно. Да, они не были близки с ней, да, они толком не знали её, но ведь это не значит, что нужно забывать человека так быстро. — Вам уже плевать на неё? — она не хотела обвинять их в чём-то, не хотела грубить, но не сдержалась. Случилось слишком много, испытала достаточно чувств, а главное — умело их скрыла, как дедушка учил. Алина прекрасно понимала, что, добиваясь правды, они таким образом отдают дань уважения и памяти Соне, но они были настолько веселы, чтобы терпеть, чтобы молчать. — Если б нам было плевать, мы бы не шли на встречу с её тётей, не пытались что-то кому-то доказать, а просто отпустили ситуацию, — Юля оказалась рядом с ней на кровати, обнимая за плечи и кладя на одно из них голову. — Вот именно! Вы пытаетесь кому-то что-то доказать, а на саму Соню вам уже давно плевать, — оттолкнув от себя Юлю и резко встав с кровати, она вылетела из комнаты, ещё не зная, куда пойдёт. — Она чем-то схожа с Максом, — заметила Юля, поджав губы и легко улыбнулась. — Сначала скрывают свои эмоции, пытаясь быть холодными ко всему, а потом, когда наступает переломный момент, взрываются, говоря много того, о чём, наверное, даже и не думают… — И ходят с поникшим видом, не зная, как попросить прощение, — заключила Даша, поднимаясь с корточек — убирала косметичку обратно в ящик. — Неужели Соня стала ей настолько близка, что она не смогла смириться с её смертью? — всё ещё смотря на открытую дверь, проговорила Юля. — Она просто устала. Я слышала, как она ночью плакала, наверное, совсем не спала, — ответила Вика, после чего воцарилось молчание — каждая думала о своём. — Готова? — на пороге показался Рома, а за ним немного взволнованный Андрей, смотрящий куда угодно, только не на Дашу, что, конечно, очень обидело её, хотелось, чтобы он смотрел только на неё, чтобы первым подошёл, первым заговорил и в сотый раз извинился — она бы его точно простила. Даша лишь кивнула, снимая с плечиков свою розовую куртку, и направилась в коридор, проходя позади Ромы и поглядывая исподлобья на Андрея, который почему-то смутился, стараясь не подавать виду. В холле всё так же стоял небольшой круглый столик с фотографией Сони и чёрной ленточкой в правом нижнем углу. Гвоздики уже убрали, а блокнот нет. Возле столика стоял отряд малышей, которые оживлённо о чём-то спорили. Спор чуть ли не переходил в ожесточенные крики. — Надюш, а вы чего тут ругаетесь? — присаживаясь на корточки возле сестры, спросил Андрей. — Мы хотим написать Соне послание, но не знаем, что будет лучше, — ответила Надя, а остальные участники спора, среди которых были не только Алиса и Митя, но и Юра с Сашей, встали рядом, смотря на Андрея. — Я думаю, — рядом с Андреем присела Вика, кладя руку ему на плечо, — Соне будет приятно, если каждый из вас оставит ей своё послание, опишет свои мысли и скажет то, что не успел сказать, — малыши воодушевленно кивнули, повернувшись к столу. Честь написать послание Соне первой выпала Наде, как человеку, который и написал письмо, и осмелился передать его ей. — Ребят, — протянула Юля, стоя с другой стороны стола и держа в руках тот самый блокнот, — кто-то вырвал страницу, где писала Лина, — она показала раскрытый блокнот на том месте, где должна была быть написана информация об убийстве Сони, которую Алина писала около полутора часа назад, но там лишь был остаток не совсем аккуратно вырванного листа.***
В медкабинете пахло лекарствами и веяло холодом. Окно было открыто на форточку, видимо, Тамара забыла закрыть перед уходом. Обстановка небольшой комнаты навевала не самые приятные чувства — кто любит больницы? Толпясь на пороге, агенты не решались пройти внутрь, будто боялись нарушить стерильность этого места. Нелли подтолкнула Илью, стоящего перед ней и Верой. Тот прошёл вглубь, осматриваясь: стеклянный шкаф, доверху забитый лекарствами, бинтами и шприцами, кушетка, стол, стул и небольшая дверь в углу — и всё белое-белое. — С детства не люблю больницы, — сказала Вера, подходя к столу: календарь, разные папки, стаканчик с ручками и ноутбук, что, как раз, самое интересное. Присев на деревянный стул в цвет стен и стола, она открыла ноутбук. Пока он загружался, Вера смотрела на Нелли и Илью, которые решили внимательно изучить шкаф. Открывать дверь они не стали, всё равно там только импровизированная палата по типу изолятора — там точно ничего нет. Заставка шла слишком долго, заставляя смотреть на саму себя в отражении чёрного экрана. Снизу медленно бежала полосочка обновлений, оповещавшая, что обновилось меньше половины. Вера смотрела на себя оценивающим взглядом. Даже чернота экрана не могла скрыть опухшие синяки под глазами — и когда она перестанет представлять по ночам счастливую жизнь с Кириллом, не будь этих чёртовых способностей? Вера с детства знала, что какими ни были бы красивыми слова о принятии её любой, на деле всё окажется так же, как и в каждый предыдущий раз. Все говорят о индивидуальности, но только принять её во всех красках не готовы. В её окружении было мало людей, но им она верила. Правда, верила она всем. Наверное, в этом была вся проблема. Верить и ожидать от человека какой-то взаимности и понимания — это приносило огромную боль, на которую она натыкалась каждый раз. Она знала, что чужие обязательно предадут, но не знала, что и близкие на это способны… Она перестала выходить на улицу, бросила все занятия, которые отец с таким трепетом выстраивал в каждодневном расписании. Она больше не покидала свою комнату, не принимала гостей и даже отца не впускала к себе. А зачем? В очередной раз услышать, что та не права? Что на этом жизнь не остановилась? Что она просто строит из себя обиженную? Конечно, сначала она искала поддержку в лице отца, но что получала в ответ? Только холод, только безразличие, только явное надсмехание. Поначалу это очень расстраивало — были долгие истерики. Потом это начало жутко бесить — дело часто доходило до громких скандалов, где Вера и узнала, что отец не видит ничего плохого в поступке Вадима. — Оступился, с кем не бывает? — от этих слов было больно. Кто её отец? Бесчувственная глыба постоянных недовольств и полного отсутствия любви. Видимо, фашисты остаются фашистами даже в кругу семьи, полностью чихая на чувства близких. Только Вера тогда этого не знала. Сидя на широком белом подоконнике, она смотрела в серое небо — вновь стала ненавидеть осень. Раньше такая погода заставляла радоваться. Теперь лужи стали раздражать, а пасмурное небо угнетать. Раньше она не замечала этих серых красок. Раньше она с радостью читала книги на этом же подоконнике, чувствуя, как серое небо создавало необычную атмосферу комфорта. Раньше она любила перепрыгивать через лужи, держась с Антоном за руки. Раньше… Особенно она возненавидела сентябрь. Шестнадцатое число. Кто-то боится пятницы тринадцатого, кто-то двадцать девятого февраля, а она день, когда раньше чувствовала себя счастливой, не потому, что о ней резко вспоминали все знакомые, которым весь год и дело-то не было до неё, а потому, что папа был рядом. Утром, когда она спускалась на завтрак, её ждали тёплые объятия. И даже книги про медицину, которые получала каждый год, становились дороги сердцу. Но в этот раз всё с самого утра было не так — отец всю ночь провёл в своей лаборатории с друзьями и должен был там задержаться. Утро началось с привычной овсянки и объятий от экономки. Единственное, что смогло ее обрадовать за уже неудачно начавшийся День Рождения, это звонок от мамы. На душе почему-то было так тепло, что забылись все обиды. Хотелось бросить всё и бежать к маме в её тёплые объятия, но она не могла. Её останавливал вовсе не отец, а ненависть к отчиму. Всем сердцем и душой она ненавидела его. Каждый год, задувая свечи на праздничном торте, она просила лишь об одном — чтобы этот Борис Константинович навсегда исчез из жизни мамы. Он обещал ей стать любящим отцом, обещал всегда быть рядом и поддерживать её, а в итоге использовал её способности для каких-то своих дел. Она не чувствовала, что он её любит, и не собиралась открываться ему: он хотел, чтобы девочка стала его дочерью — пустые слова. Наверное, тот день и закончился бы по-другому, не будь она такой обидчивой и гордой. Она уже миллион раз пожалела, что не приняла приглашение мамы. Тогда бы всё закончилось лишь неприятным осадком после целого дня, проведенного с отчимом. Ведь, поехав туда, мама бы, наверное, и не обратила на неё внимание, кроме тех, конечно, тридцати минут, когда она только переступила бы порог дома Князевых. Мама целиком и полностью была увлечена своей новой семьёй, находясь постоянно то с мужем, то с его сыновьями. Это одна из причин, по которым она убедилась, что чужой человек никогда не заменит самого родного, даже когда тому самому родному человеку не особо-то и есть дело до тебя. Героическое решение согласиться на вечеринку в честь её Дня Рождения натолкнуло появление на ней братьев Уваровых. В голове сразу родилась мысль, как через час или полтора после начала праздника, когда всем уже будет плевать на её присутствие, уйти с Антоном на верхний этаж дома, где в одной из спален есть балкон, а на небе уйма звёзд, которые создают множество созвездий. Антон рассказывал о них редко — Вера не проявляла никакого интереса, а после вообще перестал. Но сегодня это показалось ей слишком романтичным, чтобы упустить такой шанс. Её не смущал Вадим, который обычно всегда рядом с Антоном — близнецы всё же. На вечеринке точно будут чьи-нибудь дочки — ему не будет скучно… — Ему не было скучно, — облокотившись о холодное стекло окна почему-то горячим лбом, прошептала Вера. По щеке медленно скатилась слеза, как за окном редкие капли уже заканчивающегося дождя. А ведь раньше она любила осень за эти уютные вечера на подоконнике, где за окном бушует ливень. Столько мыслей, столько вдохновения, столько желания, столько продуктивности… и столько боли в этом сером, почти чёрном небе. Глаза были настолько сильно зажаты, что в темноте виделись фиолетовые точки, а в голове зарождалась боль. Хотелось изгнать воспоминания того вечера, зажмуриться, чтобы перестать это видеть, трясти головой, лишь бы то вылетело, словно парашютист из самолёта в голубую невесомость. Каждый раз, закрывая глаза, она видела лишь его лицо, нависшее над ней, а по телу пробегала боль, которая должна была забыться за это время — как-никак прошло целых две недели! Но это для папы — целых две недели, а для неё — всего лишь две недели. Низ живота резко заболел, отчего пришлось скривиться и открыть глаза. В комнате по-прежнему было темно — вечереет, а дома тихо — у экономки выходной. Папа где-то и с кем-то. Возможно, в компании своих стариков-учёных, возможно, с девушкой, с которой не хочет её знакомить, ведь та его возлюбленную доведёт до припадка. Тишину нарушали лишь шорканья из глубин дома. Показалось, будто кто-то захлопнул входную дверь. Но это точно не папа, ведь тот обычно забывает ключи, поэтому ему спешит открывать экономка. А этот человек сам вошёл. — «Ключи есть только у меня, папы, Татьяны Николаевны и Антона, но никто бы не пришёл, не предупредив», — от жуткого страха распирало на части, а шаги слышались всё отчётливее и отчётливее. Человек явно направлялся к ней, будто точно знал, что она будет у себя, будто знал, где её комната. По небольшому коридору второго этажа были слышны тихие шаги — она никогда не любила ковры. На миг шаги затихли, и Вера даже подумала, что ей это всё померещилось, но выдохнуть спокойно она не успела, ведь отворившаяся дверь представила её взору совсем нежеланного гостя… — Вера! — грубо проговорила Нелли, выводя её из воспоминаний. Оторвав взгляд от своего печального отражения в экране ноутбука, она посмотрела вперёд, где располагался стеллаж с лекарствами и где должны были стоять Илья и Нелли, но их там не оказалось. Оглядевшись, заметила их в изоляторе. За дверью медкабинета раздались голоса. Прикрыв ноутбук, который почти закончил обновляться, она быстро встала из-за стола и направилась к ним. Отворив дверь ключом, в кабинет вошли Тамара и Витя. Пройдя внутрь небольшой комнаты, Витя устроился на белоснежной кушетке, пока Тамара что-то старательно искала в ящиках стола. — Мне так стыдно перед её тётей, — опрокидывая голову назад и сильно ударяясь о стену, произнёс Витя и слегка поморщился от боли в районе затылка. — Она доверила нам свою племянницу, платила огромные деньги, а в итоге что? Мы довели её до петли, — голос дрогнул, а в горле вновь появился колючий ком, проглотить который значило — расцарапать всю глотку. — Ты не должен в этом винить только себя, — из-за стола показалась Тамара, которую до этого не было видно из-за того, что та сидела на корточках. — В первую очередь виноваты те, кто издевался над ней, — держа в руках какую-то папку, она направилась к нему, звонко стуча каблуками о плиточный пол. — Ты же сам прекрасно знаешь, что у неё была дурная слава: её увлечение в этой субкультуре, взгляды на жизнь, навязчивая помощь… — Тамара замолчала, пытаясь понять, как дальше развить мысль, — над ней откровенно смеялись. Даже сегодня на минуте молчания. Я отчётливо слышала множество смешков, будто цирк приехал. — Я пытался создать семью, а в итоге получил лишь жалкое подобие, — повернув голову, он посмотрел в её глаза, продолжая облокачиваться о стенку. — Мне больно от того, что здесь все ненавидят друг друга. — Ты в этом не виноват, — рука скользнула на кушетку, находя его до невозможности горячую. Появилось неприятное молчание, а вместе с ним и мысли о сыне. Всё идёт совсем не так, как она планировала. Конечно, как она могла предвидеть, что в её планы войдёт влюбленность в своего пациента? Всё, что от неё с самого начала требовалось — влюбить его в себя. Только, кажется, она перестаралась. Но ведь эти отношения ненадолго, пока она не закончит свое задание. Так ведь? Только от этих мыслей становилось очень больно. Но и никаких серьёзных отношений она тоже не хотела. Не хотела же? У неё больной ребёнок, которому нужно всё её внимание, любовь, ласка и забота. Не будет же она его знакомить с Витей. Это вовсе незачем… Тамара уже и сама не могла разобраться в своих мыслях. Но и поговорить об этом было не с кем, не рассказывать же Вите. — Что это? — его голос, будто спаситель, вырвал её из лап грозных мыслей. Она и не заметила, как он забрал у неё из рук чёрную папку, и сейчас сидит и рассматривает страницы. — Расписание всех осмотров, — улыбнулась, присаживаясь ближе. — Знаешь, плановые прививки, взвешивания, осмотры стоматологов, гинекологов, урологов и всё в том же духе, — приподняв голову, она увидела не понимающий взгляд Вити, который растерянно бегал по листам. — Ты же спрашивал меня о осмотрах. Интересовался, когда и что. — Извини, совсем забыл. И когда же ближайший, Тамара Алексеевна? — деловитым тоном спросил Витя, заставив тем самым звонко рассмеяться её. Опустив голову на его плечо, пробежалась по страничкам и сверила пару дат. — Так вот же, на следующей неделе. Стоматологический осмотр у всех классов, — она улыбнулась, вновь поднимая голову и смотря на него. На какой-то миг ей показалось, что в его глазах пробежала странная искорка, но понять с чем она связана так и не смогла. — Не знал, что ты подрабатываешь стоматологом, — появившаяся искорка спряталась в недрах карих глазах, грозя остаться там навсегда. — Приедет специалист, который займётся осмотром, я лишь буду помогать в случае чего. Если у кого-то вдруг окажется кариес, пульпит или что-то в этом же духе, то нужно будет выписывать направление в стоматологию, — каждое её слово утопало в омуте его глаз. Оторваться было невозможно. Хотелось смотреть без остановки, будто видит впервые или, наоборот, в последний раз. Первой этой переглядки не выдержала Тамара. Сократив расстояние между их лицами, она слегка коснулась губ, будто собиралась подразнить. Но всем планам и гениальным идеям пришёл быстрый конец, когда на затылке она почувствовала его руку, а губы уже завладели её. — Это так странно, — облокачиваясь о прохладную стену, выложенную из белоснежной плитки и держа руки скрещенными, произнесла шёпотом Вера. Она смотрела вперёд на белую ширму, из-за которой виднелись металлические ножки стола, наверное, с какими-то медикаментами. — Что именно? — Нелли даже не оторвалась от своего увлекательного дела — подглядывать в щель за Тамарой и Витей. — К чему ему так интересоваться плановыми осмотрами? — Наверное, просто пытается проявлять интерес к её деятельности. Это немаловажно в любых отношениях, разве нет? — Нелли всё же оторвалась от подглядываний только для того, чтобы одарить подругу вопросительным взглядом. — И часто твой компьютерный гений интересуется Средневековьем? — с усмешкой в тон девушкам спросил Илья, спокойно сидящий на кушетке с бежевой обивкой. На тупое, как показалось Нелли, высказывание она отреагировала очень по-взрослому: повернулась, закатила глаза и вдобавок показала язык. — Они что-то задумали, — не обращая никакого внимания на двух взрослых детей, отстранённо проговорила Вера, будто и не хотела, чтобы те услышали. — Думаешь, Виктор пользуется Тамарой? — наблюдая не за первым поцелуем, спросила Нелли. — Если он пользуется Тамарой, то с таким же успехом, как Иван Нестерович тобой, — вновь встрял Илья, за что почти получил. — Вы можете себя спокойнее вести? Если они нас найдут, то будет слишком много вопросов, — в очередной раз голову посетила мысль, что если б они пошли с Пашей, прихватив только кого-то одного из них, было бы куда проще. Но разве не трудности делают жизнь интереснее? Но не такие же… — Уходят, — после этого послышался звук закрывающейся на ключ двери. — Пойдем, — первой вышла Нелли, а за ней Вера, проскочив под рукой Ильи, держащего дверь. — Продолжим поиски?***
В котельной было до жути душно. Делая шаг за шагом, Лина маневрировала между кипящими трубами, стараясь больше не задевать их. Боли, конечно, не будет, а вот осложнения — очень даже. Она не питала особой любви к этому месту, но, наверное, на данный момент это единственное место, где можно побыть одной. Раньше таким являлся ещё и чердак, но в последнее время туда не попасть — его оккупировал Митя со своими подружками. Лина как-то проходила мимо комнаты Кирилла, откуда доносились детские голоса. По всей видимости, дети играли в прятки, точнее прятали вещь, чтобы потом её кто-то другой искал. Алиса громко провозгласила, что знает, где лежит эта вещь — на чердаке. В нос резко ударил запах табака, выводя из паутины собственных мыслей. По телу пробежался липкий страх — а вдруг это кто-то из сантехников, которого вызвали чинить трубы? Тогда неделя уборки в туалете ей обеспечена. — Макс? — какое же облегчение видеть облокотившегося о стену и медленно курящего Максима. Парень поднял на неё опустошенный взгляд, в котором промелькнули нотки ненависти. Он тоже хотел побыть в одиночестве. Отодвинувшись в сторону, он освободил место для Лины, чтоб та не задела труб. Устроившись рядом и не решаясь сказать и слова, она даже не смотрела на него. Казалось, что одно слово и на неё полетит шквал гнева, который он испытывает сейчас. Молчание длилось долго, так же долго, как и тлела уже вторая сигарета в его руках. Возможно, для него оно было обычным, ничего не значащим, но Лине уже хотелось выть от натянутости в воздухе. Только она всё равно продолжала молчать, не желая выслушивать его гневные высказывания, а комментировать — тем более. — А я ведь действительно придурок, — сжимая пальцами окурок, наконец-то произнес Макс. В голосе была слышна лишь неистовая боль. — Я отнёсся к человеку, который желал мне лишь добра, как к куску говна, — окурок полетел в неизвестном направлении, прячась сквозь горячие трубы. — Я понимаю, что она не лезла в петлю, но от этого не легче. Я почему-то уверен, что не случись этого всего, после очередного моего фокуса не самого, конечно, приятного она бы это сделала. Рано или поздно. Я бы как идиот продолжал над ней издеваться, травить жизнь, а она бы терпела, потому что любила. И кого любила? Меня! Полного придурка, который кроме себя ничего толком-то и не замечает. Которому срать на чужие чувства. Которому важно лишь потешать своё самолюбие… — рука потянулась к пачке, собираясь достать ещё одну сигарету. — Хватит, — Лина и сама не поняла, к чему именно отнеслось ее «хватит», но пачку Макс отложил и внимательно на неё посмотрел. — Она бы не полезла в петлю по доброй воле. Я не знаю, каким нужно быть человеком, чтобы залезть туда: сильным или всё же слабым, но я точно знаю, что она не смогла бы это сделать. Либо оказалась не настолько сильна, чтобы даже подумать об этом, либо не настолько слаба, чтобы поддаться этому. Я не спорю — ты виноват. Она любила тебя, а ты только себя любил, любишь и ещё очень и очень долго будешь любить, — от слов Алины было неприятно, хотелось возразить, сказать, что и она не такая уж и святая, но ведь и сам понимал, что это чистая правда. Правда, которую он смог принять, и правда, которую не готов был слышать от кого-то другого. В котельной было слишком тесно для них двоих, и Макс это прекрасно понимал. Возможно, его спонтанный уход и мог показаться знаком его огромной обиды на её слова, но таковым не являлся, по крайней мере, частично. — Мы с тобой похожи, — на полпути проронил он, заставив Лину вздрогнуть, — и это наш главный минус, — он растворился за дверью, оставляя её одну. Кажется, той готовности остаться один на один со своей кашей и не было на самом деле. Кажется, что сюда она шла вовсе и не для того, чтобы побыть в одиночестве. Кажется, что в душе она надеялась, что Макс будет именно здесь. И кажется, она испортила всё не только себе, но и ему…***
Даша переминалась с ноги на ногу, стоя у стен обшарпанной часовни. В лесу было до невозможности холодно: не было и намёка на первый в этом году снег. Со всех сторон на неё смотрели голые ветви деревьев, будто костлявые ведьмы выбрались из преисподней на поиски беззащитных детей, грозя утащить их на варение в котле. Андрей обогнул часовню в четвертый раз, возвращаясь к Даше. Он и сам не понимал, что его так сильно пугало: остаться с ней наедине или что Сонина тётя всё-таки не придёт. Но на пятый круг он точно уже не пойдёт. — Мы написали, что будем ждать её здесь в два, — смотря в экран своего кнопочного телефона и топчась на месте от холода, сказала Даша, — уже восемь минут третьего, — выдохнула, и изо рта вырвался пар. — Ну не может быть такого, чтоб ей совсем было неинтересно, что случилось с её племянницей на самом деле. — Замёрзла? — сильнее натягивая шапку на уши, спросил Андрей и встретился с её взволнованным взглядом. Видимо, не ему одному некомфортно в компании друг друга. — Иди сюда, — он вытянул руки, желая обнять. Даша колебалась, сама не понимая, чего хочет больше: оказаться в его родных объятиях или дальше показывать, что не простила. А простила ли? Наверное, да. Смотря в глаза, она видела неугасаемую надежду. По лицу расплылась улыбка, а тело, будто отдельно от разума, само шагнуло в его объятия. Было тепло. Прижавшись щекой к груди, спрятанной за тканью холодной куртки, она слышала, как часто бьётся его сердце. Или это у всех людей так бьётся сердце? Или это её сердце так громко бьётся, что аж перебивает его? Она не знала, лишь слышала размеренный стук. Где-то позади раздался звук мотора, который с лёгкостью перебил сердце. В паре метрах от часовни остановилась серая иномарка, откуда вышел тот, кого ждали они точно меньше всего. Пробираясь сквозь сугробы в одних туфлях, к ним шёл Морозов с почему-то очень довольным лицом. Ветер играл с его длинным шарфом, отчего появлялась навязчивая мысль: вот бы задушил. — И кто Вам дал разрешение покидать территорию школы, а тем более играть на чувствах несчастной женщины? — хотел серьезно, а получилось насмешливо. — В машину, бегом! — он, не оборачиваясь на них, направился обратно. — Борис Константинович, я уже почти на месте! — в такие моменты Паша был благодарен своей профессии физрука. Он бежал сквозь голые деревья к часовне, где, как им сказала Алина, должна быть встреча Даши и Андрея с тётей Сони. Ничего интересного для них, но очень опасно для сыщиков. — Почему нельзя было вовремя выйти! — грубо спросил Князь, сидя в своём кабинете. — Я давно говорил, что ваша эта любовь всему делу мешает, — Паша лишь закатил глаза, переходя на спокойный шаг. Впереди показались две яркие куртки: синяя и розовая. Он не собирался никак возражать ему, не потому, что это бесполезно, а потому, что это правда. Он помогал Ане таскать новые учебники для малышей, а потом потребовал компенсацию в виде нескольких поцелуев. Выглядывая из-за тонких стволов молодых деревьев, он остановился. То, что он увидел, его нисколько не удивило: машина Морозова и тот собственной персоной в строгом чёрном пальто и в брючном костюме, а на шее тёмно-синий шарф — вот бы его им придушило! Даша с Андреем подходят к машине, открывая заднюю дверь, откуда видна рука другого человека. Она хватает Андрея, который был впереди, и затаскивает его в салон, пока Морозов зажимает лицо Даши белой тряпкой, а после погружает её в машину. — Дела плохи, — смотря на то, как машина трогается с места, сказал Паша и побежал за ней. — Они усыпили Дашу с Андреем и теперь везут куда-то. Я сам не справлюсь, звонить Илье? — Нет, он с девочками у Тамары. Я перезвоню тебе через пару минут, ты главное не потеряй машину из виду, — Князь отключил вызов, не выпуская телефона из рук. У него не так много вариантов, кто сможет прийти на помощь Паше.***
Игорь влетел в комнату Кирилла, громко хлопая дверью. Лицо его сияло так, что даже не скажешь, что в его жизни могло произойти что-то поистине ужасное. Игорь стоял по середине комнаты и смотрел на Ваню с Кириллом подозрительно горящим взглядом. — Я всё придумал! — садясь на кровать, он поймал на себе две пары не понимающих глаз, будто те смотрели на психически больного, у которого начался приступ. — На следующей неделе будет медосмотр, приедет стоматолог, который будет смотреть рты всем детям! — кажется, это получилось слишком радостно. — Вчерашние события странно на него повлияли, — сказал Кирилл Ване, стараясь не отводить взгляд с друга. Движимый какой-то своей гениальной идеей, он не замечал абсурда в своих словах. — Ты какие-то таблетки начал пить? Чему ты так радуешься? Хочешь, чтобы и тебе рот посмотрели? — Игорь сделал вид, что не услышал этих слов, которые так легко вырвались из уст Вани. Он лишь закатил глаза, выдерживая напряжённую паузу. — У нас будет материал для твоего, Кирилл, ДНК-теста! — на его лице расцвела победная улыбка. Но продержалась она недолго, пока Игорь не заметил, что его радости друзья не разделяют. — Не будет, — спокойно ответил Кирилл. — Как ты собираешься его взять? Будет казаться как минимум абсурдно просить врача, чтоб тот заставил кого-то конкретного плевать в банку. — У неё может оказаться кариес, и тогда ее повезут в больницу, а для этого нужен сопровождающий. Поедешь ты или я. Там просто заплатим, и у нас будет биоматериал. — Нет, Игорь, если у неё будет кариес, то она поедет в стоматологию с родителями, а не с нами, — опустил друга на землю Ваня. — Можно попробовать заполучить шпатель, которым проводят осмотр, — сказал Кирилл. — Для этого используют одноразовые, так что там не будет чужих ДНК.***
— Как там у тебя? — поднимаясь с корточек, спросила Нелли и направилась к столу, за которым сидела Вера. — Ты его выключила? — Нельзя выключать компьютер, если он обновляется, — улыбнулась Вера, а Нелли заглянула в экран ноутбука, где в небольшом окошке быстро менялся ряд чисел.— Потрясающая программа! Минута-полторы, и у нас уже есть достоверный пароль для любого запароленного гаджета. — Нелли, поделись этой программкой со своим гением техники. Может, он взамен откроет тебе пару своих тайн, — вытаскивая с нижней полки не большой, но увесистый сейф, предложил Илья, на что ответа, конечно, же не получил: сейф приковал гораздо больше внимания, чем его шуточки. Нелли присела рядом, осматривая его со всех сторон. — Ну что, Вера, справится твоя программка с этим паролем? — усмехнулся Илья, начиная изучать кодовый замок. — Для него тоже есть подобная штука, нужно только наведаться в гости к Паше, — взгляд снова переместился в экран монитора. — Готово! — сейф был оставлен без внимания, чего не скажешь о ноутбуке: возле него столпились три человека. — На каком это языке? — смотря на названия небольшого количества папок, спросила Нелли. — Латынь? — Вера лишь покачала головой, заходя в первую. Больше пяти страниц были исписаны странными иероглифами. — Но это точно не японский с китайским, — деловитым тоном ответил Илья, будто и не сказал того, что и так всё поняли. — Корейский какой-нибудь? — Больше тянет на арабский, — выдохнула Вера. — Получается, что ничего мы не нашли. — Схожу до Паши и вернусь после отбоя, — ответил Илья. — Сейф вскрыть минут десять, а что с этим, — он указал пальцем на монитор, — делать, я даже не знаю. Может, к Нестеровичу сходишь? — посмотрел на Нелли. — Может, ты сразу к Тамаре подойдёшь? — грубо ответила девушка и наклонилась, уперевшись руками о белую столешницу. — Нужно скопировать всё и отправить Князю, другого выхода я не вижу. Только если ты, конечно, не знаешь арабского, — посмотрела на Веру, лицо которой сейчас было на одном уровне с её. — Я даже не уверена, что это он, — закрывая вкладку, выдохнула Вера и открыла другую, где ничего нового не нашла. — Копирование может занять большое количество времени — здесь слишком много информации. — Тогда по частям, — возвращаясь к сейфу, констатировал Илья.***
Паша топтался на месте возле трассы, ожидая, когда на горизонте появится знакомая чёрная иномарка, которая доставит ему подмогу. Хорошо бы было знать, кто к нему мчится, чтобы заранее выстроить план. Он только закончил смотреть, как Морозов вместе с каким-то левым человеком в чёрном затаскивал Дашу и Андрея, прибывавших без сознания, в котельную через дверь на торце здания школы. Всё это у них заняло двадцать минут — сказывалось большое количество ступенек. Во время слежки ему поступило сообщение о том, что помощь уже в пути. Было бы весьма логично думать, что приедет или Захар, или Сергей, если б не авария, в которую они вчера попали, стараясь обогнать Фоменко. Серёжа в больнице с вывихом плеча, а Захар решает вопросы с одним из начальников того отдела полиции. По новостям от Ани, которые она получила от Никиты — этакой глухой телефон, они сошлись на том, чтобы замять это всё. Наконец Паша смог разглядеть на пустынной дороге мчащуюся на всех порах машину. Сбавляя скорость, она остановилась в паре метрах от него. Выдохнул и почувствовал, как по телу разливается блаженное спокойствие, которому было суждено исчезнуть, как только дверь со стороны водителя открылась и из машины вылез Артём с абсолютно серьезным лицом и горящими от счастья глазами — первое серьезное задание как-никак. — Времени в обрез, — пытаясь говорить спокойно, выдохнул Паша и направился к багажнику машины, — твоих друзей заперли в котельной, — осматривая содержимое вместительного багажника, продолжил, — на данный момент без сознания. — Я знаю, Борис Константинович ввёл меня в курс дела, — улыбнулся Артём, чувствуя, как начинают дрожать колени. Одна мысль, что именно от него зависит жизнь двух его друзей, заставляла биться его внутренний голос в истерике. — Вижу, он смело доверил тебе такое ответственное дело, — роясь в багажнике, обратился Паша и вспомнил все уроки физкультуры, на которых Артём явно не блистал. Что ж… трудности делают жизнь интереснее… — Ты ищешь отмычку? — подходя к Паше и тоже заглядывая внутрь багажника, осведомился парень, на что получил кивок. — Они есть в машинах любого агента и человека, который связан с деятельностью Князя, а это машина из его гаража, значит, она точно должна здесь быть, как пистолет, — начал перечислять всё, что видит, — патроны, транквилизаторы, перчатки, рации, фонарик, папка с документами, — на глаза попалась маленькая чёрная сумка. Паша быстро открыл её. Содержимое впечатляло: складной нож, прозрачная коробочка со скрытыми камерами и такая же с прослушкой, пинцет и отмычка. — Кажется, удача на нашей стороне, — демонстрируя находку, проговорил Паша и захлопнул багажник, — а то пришлось бы бежать ко мне за ней.***
— Их слишком долго нет, — сжимая в руке вилку, проговорила Вика и посмотрела в сторону раздачи, откуда с тарелкой шла к ним Юля. — По любасу что-то случилось, — потирая лицо ладонями, сказал Рома. — Морозов, наверное, уже схватил их и теперь пытает где-то в подземелье. — Или уже закончил с пытками, — кивая в сторону одного из учительских столов, сказала Лина. — Лыбится, как Чеширский кот, вот бы его чем-нибудь придушило, — Морозов с улыбкой что-то сказал сидящим за столом учителям и устроился рядом на одном из свободных стульев. — Может, он их не трогал? — крутя в руках вилку, предположила Юля. — Возможно, они с тётей Сони уже давно в полицейском участке? Вера редко ела в гордом одиночестве. Часто компанию ей составляли Нелли или Паша с Аней. Но не сегодня: Нелли предпочла разговором о работе милую беседу с Ваней за одним столом с Кириллом, Витей и Тамарой, а Аня, пользуясь отсутствием Паши, села за столом с Морозовым и постоянно поглядывала в разные стороны, создавая впечатление, будто она ищет Андрея. Она легко могла подсесть к своим коллегам, которые вовсю вели беседу, но предпочитала ждать, когда тот самый учитель подсядет к ней, игриво улыбнется и скажет, что всё понял, что то были не пустые обещания, что он готов принять её такой, какая она есть… Из мыслей вывел звук выдвигающегося стула, на который приземлился Вадим, широко улыбаясь игривой улыбкой. Совсем не то, чего она хотела. Нужно научиться правильно подавать запросы вселенной. — Как всегда в гордом одиночестве, Вера Дмитриевна? — лукаво и до жути неприятно. — Как всегда со своими надоедливыми и несмешными шутками, Вадим Юрьевич? — в ответ с недовольной усмешкой бросила Вера. Она ожидала долгой и неприятной беседы, но Вадим на удивление молчал, будто и вправду пришёл есть. Его выдавал лишь взгляд, который был прикован к Вере и который он изредка переводил на свою тарелку. — Зачем ты себя изводишь? — вдруг спросил он, отчего Вера замерла. Она так часто убегала от этого вопроса в своей голове, что даже и не сразу поняла, что он был задан другим человеком. — Люблю, — спокойно ответила она, смело встречаясь с его взглядом. — Я тоже тебя люблю, — в голосе была слышна обида, а в словах — искренность. — Тогда отпусти, — заключила она. — Чтобы потом мучаться как ты? Бояться лишний раз взглянуть на человека, которого любишь? Смотреть и думать, что никогда не сможешь быть вместе с этим человеком, потому что ничего для этого не сделал? Я лучше буду каждый день делать маленькие шаги навстречу к тебе, чтобы однажды столкнуться с тобой лицом к лицу и понять, что заслужил видеть в твоих глазах огни любви, — Вера усмехнулась. — По-твоему, я не заслужил? А кто тогда заслужил? Твой Кирилл? Что он сделал такого, чего не сделал я? — Не изнасиловал меня, — всё также спокойно ответила Вера, чувствуя, как внутри что-то больно кольнуло сердце и потянуло где-то внизу живота, будто вспоминая ту боль, которую успела испытать. Как моральную, так и физическую. — Но ведь ты меня простила, — на лице до боли хитрая улыбка, а в голосе явное превосходство. — Да, — с не меньшим превосходством ответила, — но очень быстро поняла свою ошибку… — Когда та самая Полина поселилась в мыслях твоего любимого Антоши? А ведь ты всего лишь хотела как лучше для меня. А что в итоге получила? Сама же отдала его в лапки этой длинноногой блондинки, жалеешь? — Жалею, что тогда послушала тебя? Что поддалась твоим чарам? Что попыталась сделать как можно лучше для тебя?.. Она никогда их не путала. Будь то обычное прикосновение, спина или большое расстояние. Сначала до невозможности одинаковые, а потом запредельно разные. Начиная с формы бровей, заканчивая голосом. Ей всегда казалось, что их характеры отражаются на внешности: мягкие черты лица Антона и даже злобная ухмылка всегда выглядела добродушной, чего не скажешь о добродушной улыбке Вадима, которую всегда почему-то расцениваешь, как затишье перед бурей. Чёткие и острые черты его лица выдавали в нём его агрессию, злобу и желание быть первым, чего бы оно не стоило. Она знал, что перед ней стоит Вадим, и ей для этого не нужно было даже напрягать зрение, в отличие от тела, которое вмиг стало деревянным. — Пришёл добить? — прохрипела она, чувствуя, как вся её уверенность улетучивается, когда Вадим делает шаг навстречу. Он молчал. Его глаза будто пробирались внутрь неё, разрывая на мелкие кусочки. Она никогда не видела его таким. Чересчур спокойным и до дрожи уверенным в каждом своём шаге. — Пожалуйста… — первые слёзы вырвались наружу, когда он подошёл вплотную к подоконнику, не сводя ледяного взгляда. Внутри всё похолодело от страха. Он всё так же молчал, прожигая взглядом, которого раньше Вера не замечала. Холодный и ровный. Спокойный и пронзающий. Она не хотела смотреть, но почему-то уже не могла оторвать свой взгляд. — Ты ведь понимаешь, что я не мог по-другому? — ледяной голос, в котором не было ни единой эмоции, будто с ней говорил человек с эмоциональным выгоранием, которому уже всё равно, что происходит вокруг и кто его окружает. Теперь уже и сло́ва произнести не могла она. Вера почувствовала, как её захлестнула волна, в которой ей было суждено утонуть. Она дышала спокойно, но почему-то её сознание говорило об обратном: ей казалось, что она вот-вот задохнётся, упав на песчаное дно. — Я должен был это сделать, — голос. Его голос. Такой приятный и ровный. Словно бархатный. Он медленно начинал греть её душу. Хотелось слушать его бесконечно, а главное — верить. Верить. И ещё раз верить. Она же Вера, в которой никогда не должна погаснуть вера. — Ты не должна за это на меня злиться, — в голове всё плыло, будто по её венам текла уже далеко не первая бутылка вина. Его голос был, как спасительный круг в самый настоящий шторм. Или маяком, свет которого давал надежду… и веру. — Понимаешь? Казалось, что воздух уже кончился, но плечи не переставали подниматься и опускаться от дыхания. Её распирало на части, и это чувство было до жути прекрасным. Впервые в жизни ей хотелось, чтобы он не переставал смотреть. Впервые в жизни она не могла отвести взгляд от него. Впервые в жизни она почувствовала, насколько он близок. Дурманящий взгляд, который медленно сводил с ума, и резкое покалывание в плече. Но она не могла оторваться от пары завораживающих глаз. — Я не враг, — шепчет прямо возле губ, сводя с ума, — я просто безумно влюблённый в тебя, — разливает что-то тёплое по всему телу. Глаза медленно начинают закрываться, но у неё ещё есть силы, чтобы бороться. Частое моргание — лишь бы не потерять зрительный контакт. Но в какой-то момент веки становятся свинцовыми, медленно падая вниз. Ещё чуть-чуть и закроются на веки вечные, и тогда она точно больше не увидит этих глаз. Только потом она поймёт. Всё поймёт. Когда во снах будет он, когда его присутствие будет для неё настоящей сладкой пыткой, когда обычный влюблённый взгляд обретёт смысл. Она вспомнит этот вечер, но будет поздно, ведь уже полностью потеряла доверие к нему. Она вспомнит про снотворное, но уже ничего не сможет изменить, ведь будет его женой. Она не влюблялась в него, не чувствовала себя счастливой от его присутствия, лишь безумно хотела. Хотела, чтобы тот был рядом, но и не меньше, чтобы отпустил. Он отпустил её, а вместе с ним и Антон… — Конечно, — вставая со стула, ответила на свои же вопросы, — больше всего на свете. Ваня внимательно смотрел на Вадима, крепко сжимая кулаки. Казалось, что ещё немного и кости его пальцев сломаются. Слева о чём-то щебетала Нелли, только всё его внимание было приковано с самого начала к этим двоим. Ни один голос по соседству или весь шум, созданный в столовой, не мешал ему быть тем самым «третьем лишним» в этом разговоре. Наверное, после этого он ещё долго будет думать, что лучше бы не услышал этого, потому что теперь смотреть спокойно в глаза Вадиму не сможет, но самое главное, чтоб об изнасилование не узнал Кирилл. Он может продолжать строить из себя кого угодно, но следует ему узнать про это, как на лице физика точно появятся пара новых синяков и ссадин, если не переломов…***
В котельной было до одурения жарко. Лёгкие отказывались принимать горячий воздух, предпочитая тому задыхаться. Горло кипело от постоянного першащего кашля. Голова гудела от жуткого звона. Глаза еле разбирали происходящее вокруг. Сколько они уже здесь? Казалось, вечность. Преодолеть себя и всё же повернуть голову, чтобы разглядеть сквозь ораву фиолетовых точек Дашу. Было страшно просто подумать, что она сидит меньше, чем в метре от него и всё, что её держит — это рука, прицепленная к трубе наручниками. — Даш? — сбоку лёгкое движение, и что-то похожее на мычание. — Прости меня, — возможно, они уже не выйдут отсюда, возможно, это их последний час — на большее он и не рассчитывает. — Я не знаю, что со мною было. Я всё это время любил лишь тебя, — он и представить себе не мог, насколько сильно ему однажды захочется услышать её голос. Но Даша лишь сдавленно прохрипела, а после закашляла. — Мы выберемся, я обещаю, — голова всё же дёрнулась, погружая в танец множества точек. Голова закружилась. Сейчас бы разлепить глаза и увидеть хоть что-нибудь. — Даш… — хрипит, но уже не получает никакого ответа. — Даш!.. — хотелось закричать, да так, чтобы точно долетело до неё, но получилось ещё тише, чем в прошлый раз. Звон в ушах становился невыносимым. Казалось, что что-то очень сильно давит на голову. Мозг уже не справлялся с телом — полностью отказывался подчиняться. Главное не закрывать глаза, а продолжать считать точки, пляшущие перед глазами. Уже двенадцать…***
В коридоре было темно и наконец-то безлюдно. Сейчас хотелось забиться в самый затаённый угол, благо все в столовой и любой коридор мог этим похвастаться. Спина встретилась с шершавой прохладной кладкой стены, чувствуя, как долгожданное одиночество забирает ледяное спокойствие. Внутри будто дёрнули за рычаг, выпуская наружу то, что хранилось внутри уже вторые сутки. Макс не из тех, кто позволяет себе плакать, но из тех, кто не способен контролировать любую эмоцию. Часто слова вылетали сами, руки лезли в бой, а мозг даже не успевал воспринимать всю серьезность сотворённого, когда всё уже заходило слишком далеко. Остановишься — проиграешь, дойдёшь до конца — возненавидишь себя. Его душили слёзы. Они не были самыми горькими за всю жизнь, но и не стали от этого беспочвенными. В горле стоял острый ком, дышать было тяжело, как и совладать с собой. Ему нужно было выпустить наружу скопившееся. Он с детства усваивал уроки быстро, особенно когда они преподносились отцом. Так он уже в пять лет знал, что слёзы — всего лишь слабость, которой в два счёта может воспользоваться любой, но особенно страшно, если этим «любым» вдруг окажется отец. Лёгкое и нежное прикосновение на плече. Ещё секунда, и он взорвётся. Почему так сложно оставить одного? Затылок ударился о кирпичную кладку стены, слегка отдаваясь болью. Зубы сжались, да так, что послышался скрип. А глазам пришлось открыться. За пеленой не было видно ничего. Но он и так знал, кто в очередной раз посмел нарушить его одиночество. И чего ей вообще нужно от него? Снова затеяла игру в мамочку? — Опять ты… — сквозь намертво зажатые зубы прошипел он, чувствуя, как руки, обхватывающие согнутые ноги, начали сжиматься — очередной приступ агрессии. — Что же тебе от меня нужно… — голова всё же повернулась, встречаясь с парой перепуганных карих. Маша сидела на корточках, нежно держа за плечо. Она молчала, пока он бился в очередном приступе гнева — ещё чуть-чуть и вырвется наружу то, что много лет живёт внутри. — Что ж ты пристала-то ко мне, — по щекам медленно катились слёзы, а переполненный ненавистью голос дрогнул. — Как же ты достала уже, — тело начинало потряхивать. Казалось, что разум теряет контроль. — Отстань от меня, — рука ползет вверх, хватая её всё ещё наполненную нежностью. — От-ва-ли! — не в силах держаться, повышает голос и сжимает руку до её нервного выдоха — слишком больно, но Маша терпит. — Успокойся, — со всей любовью, какая только может быть у матери к ребёнку, шепчет она, понимая, что скоро перестанет чувствовать руку. — Ты ни в чём не виноват… — одна фраза, но как красная тряпка для быка. — Не лезь ко мне! — выпускает руку и спешно поднимается. Одиночество. Почему в этой чертовой школе его так мало? — Макс! — увидев парня, Юля прибавила шаг, спеша ему навстречу. За ней следом поспешили остальные. — Где ты был? — её нежный взгляд будто забирал всю агрессию из него. — Думал, — смотря на Лину, абсолютно спокойно ответил он, но почему-то в голосе всё равно не скрылся гнев. — Как прошла встреча? Где Даша с Андрюхой? — Они до сих пор не вернулись, — бросил Рома, отворачиваясь. Всё это было слишком пугающие, чтоб не осознавать своего поражения. — Макс?.. — испуганно спросила Юля, видя бешенство в глазах любимого. Гнев, ярость и отчаяние были смешаны в самый опасный для организма коктейль. Аккуратно убрав руки девушки со своей шеи, чтоб ненароком не навредить, и обогнув ее, большими шагами направился к лестнице. — Макс, ты куда?! — догоняя его, спросила Вика и попыталась остановить, что вышло, откровенно говоря, смешно. — Что ты собираешься делать? — Уж точно не сидеть на месте, — второй этаж и лестница остались позади, а впереди пара шагов до учительской, где на школьном троне восседает его папаша. Грубо ухватившись за металлическую ручку деревянной двери и со всей силы дёрнув ее на себя так, что она чуть не слетела с петель, он вошёл в кабинет и сразу встретился с надменным взглядом Морозова старшего. Тот сидел в кресле за столом, возле него были разложены какие-то бумаги, даже не верится, что он наконец-то решил заняться чем-то полезным. — Где Даша и Андрей? — Они наказаны, — в голосе отчётливо был слышен смех. — Им в детстве, похоже, мамы не говорили, что играть на чувствах горюющих женщин очень подло. — Что ты с ними сделал? — кулаки сжались до побеления костяшек. На руках появились рельефы вен. Всё происходящее до боли напоминало детство — превосходство отца всегда вызывала у Макса огромное количество агрессии, над которой тот откровенно ржал. — Заставил подумать, — Макс подорвался с места и в считанные секунды оказался рядом с отцом, крепко держа его за воротник темной рубашки, — над своим поведением, — уже менее надменно, но от этого не менее превосходно. Максим дёрнул руками, заставив отца прокашляться от резкого отсутствия кислорода. Ворот больно впился в горло, обещая оставить на бледной коже красные следы. — Я… — кашель, — могу их… — говорить трудно, но от этого он не перестает быть главным в этой игре, — отпустить, но… — хватка становится звериной и Морозов это чувствует, ведь кажется, что по шее уже давно течет кровь, — взамен вы отдаёте мне дневник, — кулаки резко разжимаются, и расслабленное тело падает на пол. — Ты его не получишь… — Тогда попрощайся со своими друзьями.***
Он чувствовал, как сознание покидает его, будто физически выходит из него. Как снять одежду или содрать кожу после загара. Тело перестало слушаться ещё две вечности назад, когда сквозь ораву фиолетовых точек ещё было что-то видно. Сквозь звон то ли в ушах, то ли в самой голове уже не пробивались изнеможденные мычания Даши. Он надеялся, что все крики, которые он выдавливал из себя, обретали звук. Или хотя бы были похожи на шёпот. К горлу то и дело подступала рвота, но каким-то чудом организм мог её сдерживать. Все мы в детстве любили кружиться по комнате до помутнения, а после меняли направление. Андрею казалось, что он не менял направления всё это время. Мутило жутко. Внутри всё трясло, но тело покрывало уже слоев десять, не меньше, пота. Он никогда не переживал тепловой удар и готов был отдать всё на свете, чтобы это не повторилось вновь. Мысли стали неразборчивыми, казалось, что думать так же невозможно, как и произнести что-то или хотя бы открыть рот. Но даже в этом круговороте переломленных предложений он думал о Даше. Наверное, многие из нас подносили трясущийся палец к носу спящего человека или домашнего любимца, чтобы убедиться, что тот дышит. Но поднять руку, как и дотянуться до девушки оказалось непосильным трудом, а не предаться сладкой истоме — закрыть глаза, было чем-то за гранью фантастики. Но кажется, что это куда проще, чем бороться за несчастные пять-десять минут жизни. А если Даша уже не дышит? Тогда бы он хотел оказаться там, рядом с ней. Но как же Надя? Она останется одна? Но ведь мама жива, а Даша может быть нет… Хотелось опрокинуть голову, только шеи он уже не чувствовал, как и больно вонзающихся в кожу наручников. Это действительно была борьба не на жизнь, а на смерть. И почему-то ему хотелось выбрать второе. Хотелось предаться этой истоме и наконец закрыть ноющие глаза, ведь он уже с таким усилием моргает. «А сколько кислорода осталось?» — задыхаясь от жаркого воздуха, подумал он. Если Даша дышит, наверное, немного. На двоих надолго не хватит. И если она дышит, то проще задохнуться самому. Но дышит ли? Все мысли только быстрее гнали сознание, будто сами просили оставить тело в покое. Щёки обдал прохладный воздух, когда глаза моргнули в последний раз — следующего не будет, он точно не откроет. Сквозь пелену фиолетовых точек он видел силуэт — не больше. Мертвые оберегают нас, становятся нашими ангелами, охраняющими нас на каждом шагу. И даже короткое время, проведенное вместе, не мешает быть ему рядом. Андрей был уверен, что его доконали галлюцинации. Он видел кудрявые волосы и улыбающиеся карие глаза. — Жаль на моём месте не Ромка, он бы душу продал, чтобы ещё хоть раз увидеть тебя, — он и сам не понял: сказал он это или просто подумал. Изо рта вырвался кашель, будто громко-громко лаял чей-то старый пёс. Глаза уже начали отказываться воспринимать происходящее, закрываясь теперь уже, наверное, навсегда.***
— Лина, постой же, — отставая на приличные пару метров, кричал Рома. — Можно найти другой выход! — девушка его не слушала, ведь уже с силой распахнула дверь в спальню парней, исчезая в темноте комнаты. — Это не выход! — А что выход? — поднимаясь с корточек и держа в руках розово-чёрную тетрадь, спросила она и даже не посмотрела на него. — Дать нашим друзьям умереть? — Ромыч прав, — на пороге показался Макс, а вместе с ним и остальные. — Это, — он указал на тетрадь в руках девушки, — весомая улика, которая поможет нам… — Твой лучший друг сейчас где-то помирает, а ты думаешь о каких-то уликах? — грубо спросила Вика, протискиваясь в комнату. — Если с Дашей что-то случится, я не переживу и виноваты в этом будете вы, — она оглянулась на Рому, — двое. — Да как вы не понимаете?! — взорвался Макс, собираясь выхватить дневник из рук Лины, но хватка профессионально обученного агента оказалась сильной. — Они ничего с ними не сделают, — Лина это прекрасно знала, потому что с ними Паша, только дневник уже был не нужен ни агентам, ни дедушке, поэтому от него нужно было как можно скорее избавиться. — А если б я там была? — вдруг спросила Юля и с вызовом посмотрела на Макса, тоже моментально сделала и Лина, прожигая Рому злым взглядом. Макс взвыл, опускаясь на кровать и роняя голову на кисти рук. — Я уверен, что Даше с Андреем ничего не угрожает, — положив руку на плечо Лины, заверил Рома. Сверив парня грубым взглядом, она развернулась и вышла из комнаты, а вслед за ней бросились Юля и Вика. — Макс?! — в отчаянии бросил Рома, но поняв, что реакции нет, побежал догонять девочек. — Да стойте же вы! — обогнав трио и встав перед ними, загораживая проход, пропыхтел он — спорт не его конёк. — Это наша последняя надежда! Это месть! Как ты и хотела, — он смотрел собачьими глазами на Лину, — за Соню, Мишу и Тёмку… Они заслужили этого… Да куда вы! — он вновь бросился их догонять, но уже по лестнице, чувствуя, как ноги запинаются. На последних пяти ступеньках его обогнал Макс, который благодаря своему эффекту неожиданности смог выхватить из рук Алины тетрадь. — Мы не можем так рисковать! Если они решили избавиться от нас по одному, то вероятно Даша с Андреем уже получили от них свою долю расплаты, нам их уже не спасти, а вот свои задницы очень даже! — Макс, не смей так говорить, — Вика попыталась выхватить дневник, но не смогла дотянуться, потому что тот поднял руку. Запыхавшийся Рома доковылял до Макса и встал с ним в одну линию, стараясь не смотреть в глаза Алины, в которых за ту долю секунды, пока переводил взгляд с Юли на Вику, заметил слишком много злобы. Наверное, после этого она на него очень обидится, а именно этого он так сильно боялся с самого первого дня их знакомства. Но, как он и сказал, нельзя так рисковать. — И что ты собираешься делать? В полицейский участок поедешь? — грубо спросила Вика. Макс лишь оглянулся по сторонам, заметив, что холл на удивление пустовал, лишь изредка здесь проходили ученики. — Зачем же ехать? — на лице расцвела подозрительно победная улыбка. — Когда можно спокойно подойти, — в школу вошёл мужчина, которого раньше никто из присутствующих сыщиков не видел, кроме Лины, конечно. «Фоменко», — пронеслось в мыслях позже, чем она успела осознать, что Макс уже направился к нему, светясь, как лучик солнца. Знал бы, куда шёл… — Вы полицейский? — начал он, чувствуя, как на него смотрят три пары раздраженных глаз и одна одобряющая. — Да, — не отрываясь от телефона, ответил тот. — Тогда я хочу подать заявление, — абсолютно спокойно сказал Макс и наконец-то обернулся, встретившись взглядом с друзьями, на лицах которых царил шок.***
— Вер, постой, — окликнул девушку Ваня, когда та уже собиралась войти к себе в комнату. — Я хотел поговорить. — Конечно, проходи, — улыбнулась она и раскрыла перед ним дверь в просторную комнату. — Что-то случилось? — Да, — сказал он и замолчал, внимательно изучая пространство. — Мой друг, — он слегка рассмеялся, на что Вера ответила грустно-вымученной улыбкой. — Не держи на него зла. Он поступил некрасиво, не спорю, но у него есть одно большое основание на это. — Я знаю, — почему-то от этого разговора веяло странным спокойствием, которое одновременно и пугало, и предавало уверенности, — Митя. — Ради сына он пойдет на всё, — Ваня вновь отвёл взгляд от девушки, осматривая изголовье кровати позади девушки. — «Не то. Наверное, лучше всего стол», — пауза затянулась, но, кажется, Вера этого даже не заметила, смотря куда-то сквозь него. — Он прекрасный отец. — О таком отце можно только мечтать, — вздохнула она. — Я не держу на него зла, потому что сама в детстве познала эту ситуацию во всех красках. — Тебя воспитывала мачеха? — самое главное естественно сыграть удивление. — Нет, скорее отчим, я всегда мечтала, чтобы он исчез из нашей с мамой жизни. — Ревновала? — улыбнулся Ваня. — Типа того, — с улыбкой ответила Вера. — Просто когда он появился, обо мне забыли. И больше всего на свете я не хочу, чтобы из-за меня Митя чувствовал тоже самое. Не хочу рушить эту семью и вставать между ними, я знаю, какого это и не хочу, чтобы ещё один маленький ребёнок познал это. — Поэтому ты так спокойно это приняла? — Вера кивнула. — Думаешь, я смогу встать между Нелли и Васей? — эта мысль не приходила в голову ни разу с того момента, как он узнал о дочке любимой, но почему-то после слов Веры она начала очень сильно пугать своей реальностью. — Митя очень привязан к отцу, он всю жизнь с ним и не привык, что его может воспитывать кто-то, кроме мамы и папы, а Вася нет. Она с детства воспитывается мамой, бабушкой и дедушкой, — на лице расплылась улыбка, — наверное, в основном дедушкой, — глаза в миг стали счастливыми, будто она говорила о своем ребёнке. — Нелли постоянно работает, она не может оставить работу и быть всё время с Васей. Но Нелли не из тех, кто предпочитает выбрать какого-то мужчину вместо дочери. — Что это за работа? — попытка разузнать хотя бы один секрет. — Если Нелли ничего не рассказывала, то и я не вправе, — неудивительно, что она не увенчалась успехом. — Но ты ведь вместе с ней работаешь? — Ваня обладал даром, которым наделены немногие: правая бровь медленно поползла вверх, а глаза прищурились. Пару секунд Вера честно старалась держаться, но в итоге всё же звонко рассмеялась. — Думаю, тебе не стоит знать, — продолжая улыбаться, заключила она. — Ты узнаешь рано или поздно, но точно не сейчас. У тебя свои секреты на пару с Кириллом, у нас свои, — будто в подтверждении её слов раздался телефонный звонок. — Я пойду, — с улыбкой сказал Ваня и развернулся к двери и, сделав пару шагов к выходу из комнаты, услышал, как позади захлопнулась дверь в ванную. — «Но точно не сейчас» — мысленно повторил слова Веры Ваня и засунул руку в карман. Самое главное делать всё быстро. Установить прослушку, когда ты в этом профи, дело пары секунд. Важно сделать это качественно и незаметно. Конечно, Кирилл не погладит его за это по головке, чего не скажешь о Игоре, который точно будет рад этому. Но другого варианта у Вани просто нет.***
— Как я должен помочь вам их найти? — выходя на улицу, спросил лейтенант у Макса, который шёл рядом. Позади не особо спеша шли остальные сыщики. — Они сто процентов где-то в лесу или в подземелье, — ответил Рома, выходя вперёд девочек и догоняя их. — Он с ними что-то сделал. — Вы сказали, что подозреваете своего отца в убийстве… — оборачиваясь на Макса, начал полицейский. — Ребят… — позади послышался голос Юли, которая была на расстоянии полутора метра от них вместе с Викой и Линой. Обернувшись, Макс так и не увидел ничего в темноте, что могло так обескуражить девушку, которая стояла к нему спиной, смотря куда-то вдаль. Лина поравнялась с ней, а спустя пару секунд они бросились к торцу школы. Ничего не понимающие Макс и Рома переглянулись и вместе с Викой поспешили за девочками. Следом шёл полицейский, который не особо-то и спешил им помогать. — Даша! — первой Лина разглядела именно девушку. Она лежала на траве в одной форме. Волосы были сальными и разбросанными по плечам. Откинув руку в сторону, она не шевелилась, лишь грудь медленно то поднималась, то опускалась. — А вот и Андрей, — с другой стороны от небольшой дорожки, разделяющей лужайку, лежал Андрей. Одна нога была согнута в колене и опущена на землю, руки лежали по швам, а голова смотрела в сторону закрытой двери, ведущей в котельную. Грудная клетка равномерно поднималась и опускалась, намекая на то, что он отключился позже Даши. — Живые? — подлетела Вика, склоняясь над подругой и кладя голову на грудь. Сердце отбивало свой ритм, давая жизнь. — Боже, — беря девушку за руку и смотря на её бледное лицо, Вика не выдержала — из глаз рванули слёзы. — Андрюх, — Макс поднял его голову начиная потряхивать, тем самым пытаясь привести в чувства. Через пару минут усилий раздался хриплый собачий кашель. Глаза Андрея распахнулись, фокусируясь в темноте. Какое же это блаженство видеть что-то, кроме фиолетовых точек. Голова всё так же болела, а в ушах стоял звон. Конечности отнимались, но тошнота прошла. Он хватал ртом холодный воздух, ощущая насколько он прекрасен, как и ледяной ветер, обдувающий его лицо, покрытое лёгким слоем пота — по сравнению с тем, что он пережил, это полная фигня. — Даша! Даша! — прижимая лицо подруги к своей груди, прокричала Вика, как только из уст вырвалось слабое мычание. — Погоди-ка, — полицейский подсел на корточках рядом, перехватывая голову девушки и кладя её на землю. Руки опустились на грудь, начиная ритмично нажимать на неё. Понадобилось полминуты, чтобы привести её в чувства. Даша резко распахнула глаза, начиная задыхаться в собственном кашле, рвущем гланды. Тело резко зазнобило — слишком резкая смена температур. По спине пробежалась дрожь, переходя на руки и ноги, оставляя их ледяными. Казалось, что голова помещена между двумя стенами, которые с огромной скоростью двигаются друг к другу. — Господи, — Вика прижала к себе Дашу, вновь начиная рыдать. — Братан, как вы нас напугали, — Рома присел рядом, пожимая руку Андрея, который лежал облокотившись о Макса. Юля с улыбкой смотрела на друзей, впервые за день почувствовав облегчение. Рядом стояла Лина, которая не сводила взгляда с полицейского. На какой-то миг Юле показалось, что подруга его знает и точно не считает хорошим. Мужчина что-то тихое и не совсем разборчивое бросил Лине, но это что-то тихое и не совсем разборчивое было адресовано всем. Что-то типа «мне нужно идти». Его отсутствие смогло окончательно расслабить девушку, как и лёгкие объятия за плечи Лины, которая теперь молча наблюдала за Ромой, радостно улыбающегося и иногда с опаской поглядывающего на девушку. Видимо, ему придется поразмыслить мозгами, чтобы придумать грандиозный план прощения. На лице расцвела улыбка. Как же хорошо, когда все вместе, когда все рядом. Они команда и без любого из них, они не смогут. Каждый является составляющим и этот каждый делает их невозможно мощными. На душе было так хорошо, что девушка и не сразу почувствовала знакомый запах. Запах, от которого ком рвоты поднимался прямо ко рту. Запах, от которого хотелось кричать. Запах, который заставлял биться в истерике. Подняв взгляд, она пошатнулась, что, наверное, не скрылось от Лины. В шаге от Макса стояла Соня, прожигая девушку своими стеклянными глазами. На белой коже подбородка застыла кровь в тонкой-тонкой линии. Привычная форма «Логоса» на её белом почти блеклом теле казалась жуткой. Будто она пришла из страшилок, что рассказывают по ночам старшеклассники началке. Улыбка сошла с лица, а ноги непроизвольно сделали шаг назад. Она резко развернулась, лицом к лицу сталкиваясь с Мишей. Его лицо с последней встречи вообще не изменилось. Дыхание стало частым, а колени задрожали. Кисти резко стали ледяными, будто два куска льда. Она вновь отвернулась, но Соня уже стояла возле неё на расстоянии вытянутой руки. — Юль? — голос Лины звучал отдалённо, будто вне её сознания. — Он опять здесь? — оторвать голову и посмотреть на подругу стоило самых больших усилий. Наверное, в её глазах не было ничего, кроме животного страха и дикой паники. Говорят, что со временем привыкаешь. Наверное, услышав это, Юля нервно рассмеялась. Каждый раз, как первый. Будто ты прыгаешь с парашютом. Вроде делал это миллион раз, а дух захватывает, как в первый раз. — Даша совсем продрогла, пойдёмте в школу, — Рома вместе с Викой помогли подняться Даше, а Макс — Андрею. Медленно передвигая ногами, они направились к входу в школу. — Пошли, — хватаясь за окоченевшую от страха руку Юли, проговорила Лина и сжала её своей со всей силы. Она потянула подругу вперёд, которая, еле перебирая ногами, отправилась за ней. На полпути к входу Юля рискнула оглянуться и вновь ощутила панику: Соня с Мишей стояли в сантиметре друг от друга и прожигали ее взглядом. Кажется, это действительно что-то важное…