ID работы: 11144976

Другая история

Гет
PG-13
В процессе
51
автор
Размер:
планируется Макси, написано 519 страниц, 26 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
51 Нравится 134 Отзывы 12 В сборник Скачать

Глава 21 или Первый снег

Настройки текста
Примечания:
Лучи совсем недавно поднявшегося солнца проникали в спальню через не зашторенное окно, ослепляя своим светом Рому. Парень сидел на своей кровати, прижавшись спиной о стену. Он смотрел на утреннее небо, откуда одна за другой на землю падали белые снежинки. Первый снег. Стекло окна, находящегося прямо над кроватью парня, не спасало от солнечного тепла. Казалось, что оно шпарит как в тридцатиградусную жару. Или это его бросает в дрожь от собственных мыслей? Согнутая в колене нога затекла, руки, сложенные в замок, были мокрыми, а на лице выступали слёзы. Слёзы отчаяния, бессилия и собственной глупости. Он дурак — таков был его вердикт. Он давно понял, что самодеятельность здесь не любят, что, играя в одиночку, ты никогда не одержишь победы. Только часто люди не хотят делить славу, успех и всеобщее уважение с кем-то. Лучше быть сольным исполнителем, чем делить всё между участниками группы. Но ведь он никогда не был таким. Он никогда не гнался за успехом, вниманием и всеобщей любовью, ведь знал, что цена у таких вещей очень дорогая. Тогда чего погнался-то? Чего хотел найти? И чем собирался похвалиться на новом собрании сыщиков, если не хотел уважения и приятных слов?.. Повернувшись на другой бок, Рома уставился на кровать Артёма, которая пустовала уже очень долго. Внутри всё сжалось от мысли о смерти самого близкого человека. Наверное, ни с кем Рома ещё не мог быть так близок и честен, как с ним. Отцу и матери было не до него, они были с головой погружены в свою работу. Братьев и сестёр у Ромы никогда не было, как и бабушек с дедушками. Лишь лучший друг не махал рукой в сторону тумбочки, мол, возьми денег и реши свои проблемы сам. Рома никогда не думал, что сможет просто рассказать всё то, что копится на душе. Вроде и есть семья, а вроде и нет её. Наверное, разведись родители прямо сейчас, он бы и слезу не уронил. У отца любовница, у матери, наверняка, тоже кто-то есть. Им так комфортно, они всегда были чужими людьми. Лишь деньги их объединяли. Деньги и бизнес. Ну и, конечно же, он сам. Только Рома так и не понял, какое место занимает в сердцах родителей. Пятое? Шестое? Десятое? Зато он знал, какое место занимал в сердце друга — третье. После отца и Вики. С матерью у него всегда были напряжённые отношения. Как кошка с собакой. Любил ли он её? Конечно, но только меньше отца. А она? Навряд ли. На каникулах он часто бывает у друга на могиле, где дни и ночи напролёт проводит время его отец, а вот мать он там не видел ни разу, только на похоронах. Плакала она там? Нет… Рома резко сел, опустив голову, которая, казалось, была чугунной. Царство Морфея не хотело впускать его к себе, но организм отчётливо просил отдыха. Он медленно поднял голову, пару минут смотря в потолок. Навязчивые мысли не отпускали его. В такие моменты Рома часто устраивался на кровати друга, которая, как ему казалось, до сих пор была пропитана его запахом. Говорят, что мёртвые нас видят, слышат, а главное, чувствуют. Чувствуют наши эмоции, слышат наши мысли и видят наши переживания. От этой скорби им только хуже… Нужно уметь отпускать, не забывать про тех, кто жив, кто рядом. Рядом… Найдя ногами на полу тапки и обув их, Рома поднялся с кровати, которая издала неприятный скрип, и оглянулся на друзей — все спали. Укрывшись одеялом, мирно посапывал Макс. Взгляд упал на руку, согнутую в локте и лежащую под головой. Даже в темноте угадывались очертания его мускулов. Рома грустно вздохнул и посмотрел на Андрея, тот спал на спине и редко похрапывал. Он спал без футболки, открывая вид на свой пресс. Рома вздохнул второй раз. У него нет и мускулов на руках, и пресса на животе. К его мнению не прислушиваются, к нему не бегут первым делом, чтобы получить совет, его не просят о помощи… Он бесполезный. Он нужен лишь для того, чтобы на шухере посидеть. Скоро в школу приедет какой-нибудь красивый и очень умный новенький, который сразу же вольётся в их команду, медленно отодвигая его, Рому, на второй, третий, четвёртый план. Друзья про него забудут, Алина влюбится с первого взгляда в этого новенького, который сам будет быстро и чётко разгадывать все тайны и первым сможет добраться до истины. И что будет с Ромой? Он забьётся в угол возле своей кровати, прижав колени к груди, и будет утопать в горьких слезах, пока друзья, смеясь напротив него, будут праздновать свою победу над «Ингрид». Рома помотал головой. Такого просто быть не может. Быстро выйдя из своей комнаты, он направился прямо по коридору, заворачивая за угол, где начинались комнаты девочек. Возле нужной двери Рома остановился, словно вкопанный. Хотелось открыть дверь и, разбудив Алину, пробыть с ней до утра, но почему-то ещё больше хотелось стать героем в её глазах, как тот новенький, с которым он мысленно уже поженил её. Хотелось доказать, что он не бесполезный, хотелось вырасти в её глазах.       «Я узнаю имя будущего носителя вируса!» — отпустив ручку двери, подумал он. Никогда в жизни он не испытывал столько решимости, сколько сейчас было в нём. Он узнает имя того, кто должен стать следующим, украдёт доказательства своих слов, спасёт этого человека и окажется героем в глазах Лины, и тогда она забудет про этого новенького. — «Так его вроде и не было», — говорил в нём страх, который он испытывал от одной только мысли, что в одиночку пойдёт против Морозова, Войтевича, Анны Михайловны и Тамары Алексеевны. — «Именно с неё-то и начнём!» — не успокаивалась решимость. Рома осознал, что стоит посреди медкабинета, только когда открытое настежь окно громко захлопнулось от сильного ветра на улице. В кабинете было пусто и очень тихо. А ещё безумно страшно. И где вся решимость-то сейчас? Собирает чемодан и спешит уйти по-английски? Нехорошо. Руки тряслись то ли от холода, то ли от страха, то ли от всего вместе. Нервно сглотнув, парень всё же сдвинулся с места, оказываясь возле стола. Обычно на столе школьного врача нет практически ничего, он это замечал не раз, когда приходил отпрашиваться от физкультуры. Но сейчас на столе лежала стопка документов и бумажные папки, совсем непохожие на те, что они видели в подземелье. Вчитываясь в документы, Рома поймал себя на мысли, что и слова не понимает из написанного. Какие-то отчёты по прохождению процедур, результаты вскрытия, осмотров… Было противно и вместе с тем жутко. За очередным листком показался корешок жёлтой папки. Отложив этот листок, он взял саму папку, которая в точности напоминала ту, что лежала на столе в подземелье. На главной странице фотография Сони из базы данных школы, фамилия, имя, отчество, номер эксперимента и статус: «мёртв». Вновь опустив взгляд, Рома увидел небольшую фотографию Миши на такой же папке, что и у Сони, только с красным корешком, а под ним торчит синий.       «Кажется, вот ответы на многие вопросы», — чувствуя, как его трясёт от страха, радостно подумал он. Медленно отодвинув папку Миши, Рома поднял взгляд в потолок. Было страшно представить, кого они могут захотеть пустить под свой новый эксперимент. А если это кто-то из малышей? Они звери, им на всех плевать, будь то взрослый, будь то младенец. Что это, когда весь мир рушится в одну секунду? Какого это, когда в один миг вся жизнь идёт под откос? Наверное, Рома бы этого никогда не узнал, не увидев он свою фотографию на главной странице синей папки. Рядом с фамилией, именем и отчеством статус: «будущий носитель вируса». Так его не трясло никогда. Даже в первую неделю после смерти Тёмы. Даже после того, как узнал, что отец изменяет матери. Даже после осмотра трупов. То никак не касалось его жизни, здоровья.       — Не много ли ты хочешь знать?! — строгий и злобный голос Тамары, а после цоканье её каблуков.       — Ты на работе и будь добра выполнять её, — мерзкий и противный Морозова, — а не устраивать ночные посиделки в комнате Полякова. Ты сюда приехала зачем? Чтобы работать или личную жизнь налаживать? — уже громче раздался голос, а вместе с тем и шаги слышались всё отчётливее и отчётливее. Оглядываясь по сторонам, Рома пытался заставить свой мозг думать. Он не знал, получилось или нет, но уже в следующую секунду стоял за дверью, ведущей в изолятор.       — Тебя это не касается, — заходя в кабинет, проговорила Тамара.       — Чего у тебя на столе такой бардак? Любовалась нашими кроликами? — ехидно проговорил Морозов, беря со стола папку.       — Вскрытие показало, что препарат действует на клетки мозга, из-за чего он начинает увеличиваться, — спокойно ответила она, а после забрала папку из рук директора. — Происходит разрыв, а дальше смерть. Что в первый раз, что во второй всё было идентично, — Рома выглядывал в небольшую щель, стараясь перестать трястись. Резко дверь захлопнулась до конца, оставляя Рому в полной темноте. — Слишком сильный сквозняк, — вздохнула врач и быстро закрыла дверь в кабинет. — Думаю, — Рома уже не слушал того, что говорит Тамара. Почему-то от страха, который накрыл его со всей своей силой, он начал пятиться назад, будто наткнувшись на холодную стену, он окажется в безопасности, — что третий раз нам ничего нового не покажет… — из изолятора послышался шум, будто что-то металлическое упало на пол. Морозов тут же быстрым шагом направился в сторону закрытой двери, которую резко открыл, озаряя светом комнату. Прижавшись к стене, стоял Рома, а рядом валялись металлический стол и белая ширма.       — А ты что тут делаешь? — Рома лишь отрицательно закачал головой, не в силах вымолвить и слова пощады. Неожиданно вспомнилось, что они сделали с Андреем и Дашей, это только больше заставило его трястись от страха.       — Я… я след… дующий? — найдя в себе силы, всё же произнёс он.       — За два дня вся школа узнает о вирусе, проще избавиться от тебя прямо сейчас, — подходя к нему, спокойно проговорил Морозов. Он схватил его за ворот футболки, силой вытягивая из спасительной комнаты. Опустив Рому на кушетку, а сам обхватывая его голову, чтобы тот не смог дёргаться, он кивнул Тамаре в сторону небольшого ящика, что стоял на столе. Заинтересованный бумагами Рома его даже не заметил, и сейчас очень пожалел об этом. Вырываясь из цепкой хватки Морозова, он думал лишь о том, что лучше бы пошёл и разбудил Лину, лучше бы выслушивал её ворчание, сидя на кухне за кружкой горячего чая. — Чего медлишь? — рявкнул Морозов, оглядываясь на Тамару, которая застыла на месте. — Неси шприц! — пара секунд раздумий, и Тамара открыла злополучный ящик, извлекая из него шприц с прозрачной жидкостью внутри.       — Нет! Пожалуйста, нет! — по щекам катились слёзы, а тело билось в судорогах, стараясь выбиться из хватки и спасти себя. — Я сделаю! Сделаю! Всё! — всхлипывая и колотя кулаками по кушетке, обещал он. — Всё-всё! Что захотите! Сделаю… — хватка ослабла, а шприц вернулся в ящик… Очередная слеза упала на руки, оставляя после себя кривую каплю. Чего добился своим геройством? Дурак

***

Первый снег в этом году оказался довольно поздним. Обычно с конца октября в окрестностях «Логоса» уже лежат нехилые сугробы, а к концу ноября лесные просторы начинают напоминать самую настоящую сказку: сугробы по пояс, ели окутаны пушистым снегом, а на голых ветках лиственных пород красуется иней. Сейчас же падающие на голую землю первые снежинки тут же таят, собираясь в крохотные сугробы лишь в редких местах. На улице сухо: нет ни луж, ни грязи. Ветра тоже нет, лишь тёплое солнце, какое только может быть зимой. Но воздух всё равно холодный, так что при каждом выдохе изо рта вылетает облочко тёплого пара. От мороза на щеках появился красный румянец, а нос превратился в ледышку, из которой то и дело текли неприятные сопли. Шмыгая носом и проводя по нему рукой, облачённой в чёрную перчатку, Вера по-детски радовалась первому снегу, слишком уж долго его не было. От красоты, стоящей на улице, настроение поднималось до максимума, делая утреннюю пробежку особенной. Курс, как и всегда, Вера держала к озеру. Из-за нежелания видеться с Кириллом на пробежках и портить себе настроение с самого утра она выходила из школы на двадцать минут позже, которые тратила на проверку оставшихся с вечера тетрадей. За всё время, прошедшее с того признания в её комнате и последующего разговора в коридоре, они так ни разу и не встретились на пробежках. Наверное, это было правильным решением, но только до того момента, как Вадим заподозрил неладное: теперь и он выходил на улицу на двадцать минут позже, держась того же маршрута. С каждым метром становилось холоднее — она совсем недалеко от озера. Появился неприятный холодный ветерок, что проникал под одежду, заставляя тело покрываться мурашками. В очередной раз проведя рукой под носом и громко шмыгнув, Вера не пожалела, что всё-таки в последний момент схватила с тумбочки эти перчатки. Ветер разыгрался не на шутку, начиная трепать её русые волосы, крепко связанные резинкой в хвост. Сменив бег на шаг, она глубоко вдыхала и выдыхала ледяной воздух. Вдоль протоптанной тропинки лежали небольшие куски белого снега, приминая собой зелёную траву. Та, наверное, совсем продрогла за столько времени непрерывных холодов и отсутствия снега. В воздухе царила морозная свежесть, и почему-то этот запах ассоциировался у Веры с Новым Годом. Совсем скоро весь лес будет покрыт огромными сугробами, а в школе будет стоять красивая ёлочка, какую малыши будут украшать вместе с Аней. А ещё такую же она и другие агенты будет украшать под строгим руководством Василисы Егоровны. Маленькая девчушка с такой радостью в глазах достаёт из коробок новогодние игрушки, гирлянды, мишуру. С таким счастьем бегает проверять ёлочку после боя курантов в ожидании своих подарков от Деда Мороза. И с таким наслаждением рвёт яркую упаковку на своих игрушках… Вера стояла на самом конце тропинки, смотря на гладь холодного озера. Наверное, дом Князя и все его жители — это и есть её семья, и пусть ей неприятен был хозяин, но именно там ей так же хорошо и тепло на душе, как и в своей квартире, где она дни и ночи напролёт проводила в гордом одиночестве, где она жила, как за каменной стеной. Всегда одна, всегда наедине с собой, всегда в безопасности…       — Я думал, ты завязала с утренними пробежками, — неожиданно раздалось откуда-то справа, заставив бабочек вновь порхать в животе и сердце биться чаще. — Давно тебя не видел здесь, — повернувшись в сторону, Вера увидела Кирилла, который стоял рядом с берегом, глядя на неё. Уставившись на свои кроссовки, она несмело сделала пару шагов в сторону математика.       — Я просто перенесла время, — стараясь говорить как можно безразличнее, ответила она и остановилась на расстоянии вытянутой руки от него. — Вечером, знаешь, не успеваю проверять все тетради, поэтому пришлось это делать ещё и утром, — Кирилл ничего не ответил, продолжая смотреть на неё. От этого взгляда девушке было некомфортно, но и почему-то настолько приятно, что хотелось стоять так весь день, забыв про уроки, холодный ветер и снег. Вера смотрела на озеро, борясь с желанием начать разглядывать Кирилла так же, как делает это он. Молчание было неприятным, но представление о возможном разговоре казалось куда более ужасным. Она знала, что ни чем хорошим это не закончится, знала, что лучше уйти прямо сейчас и пропустить завтрак, моля потом всю перемену Илью дать ей пару булочек, которые, она точно знала, остались с завтрака.       — Извини за те слова, которые я сказал тебе тогда, — неожиданно произнёс Кирилл, заставив всё же повернуться к нему. В глазах и вправду читалось сожаление, которое почему-то Вере показалось сильно схожим с жалостью, — но я ничего другого бы всё равно не смог сказать. Мне очень дороги чувства моего сына и его безопасность, — холод от его голоса вонзал в её сердце огромную ледяную сосульку, грозя разорвать его так, что потом никто не соберёт из этих кусков что-то хотя бы отдаленно похожее на её сердце, — я не знаю, кто ты и чем вы с Нелли занимаетесь, но я не хочу рисковать самым дорогим, что есть у меня. Будь у тебя ребёнок, ты бы меня поняла.       — Я и так всё прекрасно понимаю, — борясь с дрожью в голосе, проговорила она и улыбнулась, вновь устремив взгляд вдаль. Наверное, будь она сейчас одна, то разрыдалась, как маленькая девочка, которой не хотят покупать красивую куклу в пышном розовом платье.       — Я не люблю тебя, Вера, — сердце сжалось и, кажется, на миг перестало биться вовсе. Она боялась повернуться и столкнуться с парой безразличных серых, что на удивление были устремлены вдаль. Лицо напряжённое, а голос холодный. Руки сжаты в кулаки. Теперь ей не хотелось сводить с него глаз, обиженных и оскорблённых глаз. Было больно. Так же сильно больно, как после последнего разговора с Антоном… Жить в доме отчима ей нравилось гораздо меньше, чем жить дома с отцом. Здесь тоже есть большая спальня с огромным подоконником, стеллажом с книгами и мягкой двуспальной кроватью. Здесь вместо добродушной экономки весёлый дворецкий, вместо деспотичного отца любимая мама, вместо частных уроков по школьной программе заочное обучение в институте. Но только ко всему положительному добавлялся один огромный минус по имени Борис Константинович. Мужчина раздражал её одним своим присутствием, не говоря уже о милых обнимашках и поцелуйчиках с мамой на её глазах. Конечно, она была благодарна ему, что приютил её, когда после «прекрасного» начала её восемнадцатилетия она зарёванная приехала к маме. К отцу после такого предательства она бы никогда не вернулась, а разговаривать что с ним, что с Вадимом не стала бы даже ценой своей жизни. Попросив Антона забрать все её вещи и привести их к отчиму, она весь день прорыдала в маминых объятиях. Благо отец праздновал рождение «новой ячейки общества» в кругу своих дружков-стариков, и объяснять парню, куда он везёт все её вещи, не пришлось. Следующие два месяца она не выходила из дома, да и пределы комнаты покидала не так часто. Улыбалась лишь, когда к ней приезжал Антон, который, кажется, заражался от неё скверным настроением. Парень продолжал шутить, ласково прижимать к себе, лёжа на кровати, показывать смешные фокусы а-ля оторвал большой палец, съел его и вернул на своё место. Он улыбался, смеялся, слушал и поддерживал, но только Веру не покидала навязчивая мысль о том, что что-то не так, не как всегда. Будто взгляд другой или голос. Но перед ней Антон, её любимый Антон. Всё те же добрые черты лица, улыбка в глазах и на губах. Всё те же тёплые объятия и нежные поцелуи. Или уже совсем не те… Вера раз за разом ловила себя на мысли, что что-то случилось. Вроде всё так же, как было раньше, а вроде уже и нет. Вроде те же объятия, те же разговоры по душам, но что-то не то. Не было непонятного молчания, недопонимания, ревности и поводов для неё. Ей казалось, что она просто не замечает очевидного, не замечает того, что будет видно любому, только не ей. Сегодняшний телефонный разговор веял огромным холодом. Вроде и говорили о том же, о чём говорят каждый день. Договорились о встрече, он скоро приедет. Только радости от этой встречи нет. Есть только непонятный страх. Страх нагоняла не встреча, не предстоящее присутствие парня, не мысли о холоде с его стороны, а серьезный разговор, о котором он говорил. Вера часто в последнее время замечала, что он хочет что-то сказать, что-то важное, но останавливал себя на полуслове, говоря знакомое: «неважно» и лениво махая рукой. Только она знала, что за этим «неважно» прячется что-то по-настоящему важное. Только что?       — К Вам пришли, — постучав и открыв дверь в спальню Веры, провозгласил дворецкий. — Угрюмый такой сегодня, — спокойно продолжил он и вышел. С дворецким Вера поладила сразу. Мужчина был весёлым, добрым и открытым. Всегда выслушивал, а после заваривал вкусный чай с мятой. Она даже задумывалась, что такого есть в этом Боре, чего нет в этом милейшем человеке? Спускаясь по лестнице, Вера уже слышала мамино щебетание на кухне. Как всегда заставила выпить чай, задавая слишком много вопросов.       — У тебя точно ничего не случилось? Хмурый какой-то? Брат чего учудил? — попивая чай и не давая и шанса ответить, забрасывала вопросами Ольга. Антон сидел за столом, оперевшись подбородком о руки, сцепленные в замок. К чаю он так и не притронулся, а на вопросы отвечал односложно. Это сразу показалось Вере странным. Остановившись у порога и оперлась о косяк, она скрестила руки на груди и разглядывала его лицо. Напряжённое. Нахмуренные брови, серьезный взгляд, устремлённый в никуда, губы, сжатые в тонкую линию. Лишь волосы были разбросаны в игривом беспорядке.       — Я пойду, — увидев дочь, выдохнула Ольга и, поднявшись со стула, направилась на выход из кухни. — Воркуйте, голубки, — уже выходя из комнаты, добавила она, только сейчас эта фраза почему-то прозвучала печально. Взяв со стола мамину кружку, Вера направилась к раковине. Шум воды показался спасительным кругом в этом гнетущем молчании. За окном падали белые снежинки, создавая праздничное настроение. Ополоснув кружку от маминого чёрного чая, она нажала на кнопку чайника, вновь разбивая тишину. Антон не спешил начинать такой серьёзный разговор, о котором говорил по телефону. Он продолжал сидеть на своём месте, будто выпал из реальности. Вера опустилась на тот же стул у барной стойки, где сидела мама — напротив Антона, поставив перед собой кружку так полюбившегося зелёного чая с мятой. Кто бы тогда мог подумать, что именно этот запах и вкус будет ассоциироваться у неё с этим местом? Горячая кружка обжигала руки, чай — горло, а молчание ранило своим острым льдом сердце и душу. Вера не понимала, почему Антон молчит, когда сам же приехал серьёзно поговорить. Она прожигала его взглядом, пока парень всеми силами старался не смотреть на неё.       — Тош, — протягивая руку к сцепленным в замок кистям парня, позвала его и, уместив пальцы между двумя горячими ладонями, попыталась разорвать хватку, — что случилось? С отцом поругался? — такие ссоры были в последние полгода частым источником плохого настроения парня. Отец желал, чтобы оба сына посвятили всю жизнь науке и компании «Ингрид». И оба брата были не против. Не против работать в лабораториях компании, каждый день сталкиваться с любимым делом и помогать миллионам людей этим делом. Только Антон был против состязаний, которые негласно проводились между ними. Он не хотел быть первым, идти по головам ради победы. Наверное, именно поэтому многие уроки Колчина оставались для него непонятными. Старик хотел найти среди них достойного помощника, а Антон и не был против того, чтобы им стал брат, чего не скажешь о Вадиме. — Антош, ты можешь мне всё рассказать, — всё же переплетая свои пальцы с его, доверительно проговорила она. — Что случилось? Антон молчал, с огромным усилием глядя в её глаза. Любовь. Её там слишком много. Гораздо больше, нежели у него. На губах лёгкая улыбка. Руки такие тёплые, местами даже горячие от кружки. Она ничего не понимает, но уже всё осознаёт. Так же медленно, как он осознал, что чувства к ней уже закончились. Что в сердце его живёт совсем другая. Что он не может её предать. Не может просто взять и начать встречаться с Полиной за спиной у Веры. Просто не может. Он полюбил Полину давно. Но не сразу осознал, что стоит посередине длинного моста, где у каждого конца ждёт его девушка, дорогая для него девушка. По всем разумным соображениям он должен был идти к Вере, обрубив все возможные пути к Полине. Только и в другую сторону манило жутко. С каждым новым днём тяга к Полине росла, но и к Вере не уменьшалась. Первое время он искал встречи с Полиной, но лишь в компании Веры. Но лишь первое время. Постепенно он начал ощущать, как отдаляется от когда-то безумно любимой девушки, как меняет все планы ради одной встречи с другой. Он хотел объясниться перед Верой, но испугался, а когда всё же решился сказать правду, обстоятельства не позволили оставить её одну. Спасибо любимому братцу. Он был рядом, но при этом так далеко от неё. Физические лежал с ней на кровати, обнимая и прижимая к себе, но при этом думал, куда сводить Полину в этот раз. Он ненавидел себя за то, что творил, но не мог просто сказать, что разлюбил. Не сейчас. Она ещё не отошла от предательства отца и Вадима. Не отошла? Наверное, Антон понимал, что так он просто успокаивает себя из-за того, что тянет время. Он понимает, что Полина готова ждать сколько угодно, пока он не скажет Вере. Они стали довольно близки, и ей тоже не хочется предавать девушку.       — Тош? — в её голосе забота, любовь и переживания, а в его взгляде лишь холод и грусть. Но Вера никогда не говорила с ним об этом, хотя он прекрасно знал, что она давно уже всё поняла. — Ты меня пугаешь…       — Я всегда буду рядом, вне зависимости от того, в каких мы взаимоотношениях, — наверное, этой фразой он сам старался заверить себя, что не предаёт её. — Я не дам тебя в обиду Вадиму, даже если ты будешь ненавидеть меня.       — Почему я должна ненавидеть тебя? — в глазах непонимание, а в голосе страх. Он опять молчит, не решаясь сказать главного. Того, ради чего пришёл, и то, на что не отважился раньше. — Тош?       — Я не люблю тебя, Вера, — глядя прямо в глаз, вонзая себе и ей в грудь огромный нож, чётко и ясно произнёс он. На душе вмиг стало паршиво. Антон смотрел в её зелёные глаза, вспоминая, как влюбился именно в них, как было плохо, когда из них катились слёзы, тепло, когда в них плясали огоньки счастья. Сейчас же в них была пустота. И в воздухе совсем другое молчание. Теперь ему хотелось, чтобы она сказала хоть что-нибудь. Вера медленно выпустила его руку, сцепляя ладони в замок и опуская их на свои ноги. Хорошо, что она сидит. — Я полюбил другую…       — Полину, — с усмешкой тихо сказала она.       — Да, — Вера уже не смотрела на него, прожигая взглядом нетронутый чай. — Мы с ней не встречаемся. Я не хотел тебя предавать, и она тоже. Я должен был сказать раньше, но Вадим… Он предал тебя, и тебе нужна была поддержка. Я не мог…       — Антон, — Вера подняла на него глаза, полные слёз, — уйди, пожалуйста…       — Давай оставим всё так, как есть, — не смотря в сторону Веры, продолжил Кирилл. — Мы просто коллеги, не больше, — повернувшись в сторону узкой тропинки, он побрёл в обратном направлении к школе, оставляя Веру одну.

***

В кабинете малышей царила тишина. Детки сидели за своими столами, ожидая, когда же прозвенит звонок на урок. Ани в кабинете не было, и это радовало местных хулиганов Юрку Верёвкина и Сашку Селезнёва. Переглядываясь и жестикулируя руками, они беззвучно обговаривали очередной план. Улыбнувшись беззубой улыбкой, Юрка кивнул сидящему на другом ряду Сашке, и, вскочив со своего места, оба мальчика начали бегать между рядами и дёргать всех девочек за косички, из-за чего остальные мальчики начали громко смеяться, пока девочки звонко кричали на хулиганов.       — Дурацкий Юрка Верёвкин! — прижимая ладошку к голове, жалобно прокричала Надя. Схватив со своего стола небольшие ножницы с яркими жёлтыми пластиковыми ручками, девочка встала со своего стула. — Я тебя сейчас так подстригу! — Юрка, поняв, что Надя вовсе не шутит, решил спасаться бегством. Надя, держа в руке ножницы, начала догонять его под ожесточенные крики остальных одноклассников. Кто-то кричал, чтобы Юрка бежал быстрее, кто-то, чтобы Надя скорее его поймала и местный хулиган ответил за все свои шуточки.       — Надя! Сколько раз я говорила, что с ножницами бегать очень опасно?! — в шуме, стоящем в классе, никто из детей не услышал ни звонка, ни прихода учительницы. Аня стояла на пороге, скрестив руки на груди и с ужасом лицезрела, как дети весело реагируют на такую опасную игру. — Юра, что произошло? — увидев Аню, и Надя, и Юра резко остановились, испуганно посматривая в её сторону.       — Не знаю, — пожал плечами мальчик, сверкая красными щеками от столь выматывающего марафона по кабинету. — Она схватила ножницы и начала за мной бегать. Да, Санёк? — он посмотрел на друга, который в этот момент стоял возле одной из первых парт, многозначительным взглядом, обещавшем прибить его, если тот не подтвердит его откровенное враньё. Санёк утвердительно кивнул, уткнув взгляд в пол.       — Надя не могла начать бегать с ножницами за тобой просто так! — проходя вглубь класса к своему креслу, ответила Аня. Она остановилась возле детей, которые сейчас стояли рядом, и, присев на корточки возле них, протянула руку к Наде. Та, зло посмотрев на Юру, отдала ей ножницы и поспешила вернуться на своё место.       — Правда! — жалобно простонал Юрка и тоже направился в сторону своей парты. Все остальные дети тоже расселись по местам, и в классе вновь воцарилась тишина.       — Тогда что случилось на самом деле? — устраиваясь в своём кресле, спокойно повторила она. В классе всё так же было тихо. Никто из учеников не поднимал на неё взгляда, стараясь сделать вид, что очень занят, рассматривая свои школьные принадлежности, листая тетради и учебники. — Никто не знает? — удивлённо спросила. — Совсем никто?       — Юра и Саша начали дёргать всех девочек за косички, — тихо ответил Митя. — А Надя хотела дать сдачи за всех… — он чувствовал на себе злобный взгляд Юры, который сидел напротив него на другом ряду.       — Что ж, спасибо, Митя, за твою честность! — строго проговорила Аня, глядя то на одного, то на другого. — А Саша и Юра сегодня будут помогать Маше прибираться в классе после всех уроков, вместо прогулки с Павлом Петровичем.       — Ябеда! — злобно проговорил Юра, сжимая простой карандаш в руке. — Воронцов, на перемене тебе не жить! — Митя спокойно смотрел в его глаза, ничем не выдавая свой страх. Дедушка всегда ему говорил, что с врагами нужно держать все свои чувства под контролем, ведь спокойствие в глазах противника действует лучше любого едкого слова.       — Итак, — уже более добрым голосом начала Аня, — кто знает, какой сегодня день?       — Первый день зимы! — хором весело проговорили ученики.       — Правильно! Сегодня первое декабря, а ещё сегодня выпал первый снег, — Аня посмотрела в окно, за которым с неба сыпались огромные хлопья пушистого снега. За пару часов на улице появились первые небольшие сугробы. — Сегодня вы сможете поиграть в снежки или построить небольших снеговиков, но это после всех уроков, — дети оживлённо заговорили между собой, решая в какие игры они будут играть, когда окажутся на улице. — А сейчас открывайте учебники на 57 странице и переписывайте стихотворение про зиму, послезавтра будете рассказывать мне его наизусть, — дети зашумели книгами и тетрадями, а Аня закрыла глаза, вдыхая воздух. К горлу то и дело подступала тошнота, а голова кружилась. Утром Паша великодушно решил взять на себя детей, пока Аня будет отлеживаться. И где только угораздило заболеть?

***

      — Павленко, до конца четверти три недели, а это уже четвёртая двойка, — покачав головой, строго произнёс Вадим. — Через неделю будет полугодовая, будь добр написать её не на двойку, чтобы я с закрытыми глазами смог вывести тебе какую-нибудь слабенькую троечку, — Рома послушно кивнул, направляясь к своей второй парте. Голова была забита вовсе не физикой и её формулами.       — Алинка тебя прибьёт, — уткнувшись взглядом в свою тетрадь, тихо проговорил Макс — боялся оказаться следующей жертвой Уварова, — вы же вместе параграф разбирали, а потом ещё кучу задач прорешали. Вон как злобно на тебя смотрит, как будто сама двойку получила по твоей вине.       — Да, — рассеянно ответил Рома, пропустив мимо ушей всё сказанное Максом. Друг изредка исподлобья поглядывал на учителя. Опустив голову на руки, зажмурился, пытаясь остановить колотящееся сердце. Будто ему пять, он не решается подойти к родителям и сознаться, что разбил дорогую вазу, спрятав осколки на заднем дворе. Внутри всё так же замирало, а сердце отплясывало ритмичный танец. Посмотреть на Макса или кого-то другого из друзей было слишком страшно, ведь в голове вмиг зарождалась странная мысль о том, что они обо всём знают, а сейчас проверяют, на сколько же его хватит. И хватит ли вообще… Кажется, что проще просто пойти к Морозову и, опустив воротник, самостоятельно подставить шею для укола. А потом просто прийти к Юле в качестве призрака и рассказать правду. Рассказать, что на пару часов стал предателем, что не смог с этим смириться и что добровольно пошёл за смертельным уколом. Только это не проще. Не проще просто взять и пойти на верную смерть, зная, что она будет мучительной и долгой. Но и смотреть в глаза, понимая, что ты предатель, тоже сложно. Тогда, возможно, проще просто взять и рассказать о ночном визите к Тамаре Алексеевне? О своём геройстве, ревности, страхе и неуверенности в себе? Признаться всем, что считаешь себя слабым звеном? Он выбрал молчать…       — Ты решил остаться на ещё один урок физики? — похлопав друга по плечу, усмехнулся Макс. — Чего нос повесил? Из-за двойки что ли? Да ладно не парься, позвонит адвокат вашей семьи, попросит троечку вывести и всё, дело с концами. Всегда же так поступаешь. Рома даже не услышал звонка, который, как оказалось, раздался пять минут назад, но Вадиму так понравилось мучать Славу, что тот задержал всех после урока. Рома рассеянно собрал с парты свои вещи и вслед за другом направился к остальным. На небольшом зелёном диванчике сидели Даша и Юля, остальные же предпочли стоять. Лица у всех были озадаченные, что успокаивало Рому, ведь он не выделялся среди них и не попадал под подозрение.       — До сих пор не по себе от воспоминаний, — смотря в небольшое окно в холле, за которым продолжали падать на землю хлопья снега, проговорила Даша. — Их тела… Боже…       — И кто-то должен быть следующим, — сказала Лина. — Кто-то из учеников обязательно будет третьим, — она смотрела на Рому злым и обиженным взглядом, будто уже обо всём догадалась и сейчас пытается заставить его сознаться.       — Но кто? Мы же даже по симптомам вычислить его не можем, — Вика стояла, скрестив руки на груди. Её до сих пор тошнило, хотя она и была единственной, кто не увидел ни Сони, ни Миши, но именно она восприняла всё глубже всех. — Может, они и сами не знают, кто будет следующим.       — Знают, — спокойно заверил Максим, — точно знают, просто ответы на вопросы хранят в другом месте, — не думая о правилах приличия, Макс спокойно поднял руку, показывая пальцем на дверь медкабинета. — Там точно есть что-то важное, не зря же Соня написала, что укол ей сделала именно Тамара. Фашисты открывают нам свои лица один за другим, кто же, интересно, будет следующим?       — Вы будете сегодня обедать? — спокойно спросил Андрей. Из-за вчерашних зрелищ на завтраке они сидели за пустым столом, взяв себе по стакану воды, даже от кружки чая подступала к горлу жуткая тошнота. — Лично мне до сих пор кусок в горло не лезет.       — Да, — согласилась Вика, — я даже думать о еде не хочу, сразу тошнить начинает.       — Тогда пойдём во время обеда, — подытожила Даша.

***

Сняв манжету тонометра и поднявшись с мягкого дивана, Тамара направилась к небольшому столику, что стоял возле входа в спальню Вити рядом с кожаным диваном. Опустив тонометр в свой чемоданчик, она потянулась за ампулой с красной жидкостью внутри. Аккуратно надломив верхушку при помощи ватного диска, она открыла ампулу и перелила содержимое в небольшую чашку, которую тут же преподнесла Вити, что уже стоял рядом с ней, скатывая рукав рубашки вниз.       — Куда ты ночью уходила? — застёгивая маленькие пуговки на манжете нежно-голубой рубашки, строго спросил он. Взгляд был таким же холодным, как и ночью, когда она пропала на сорок минут, а после вернулась, делая вид, что ничего не произошло.       — Я же тебе говорила, — улыбнулась, — что Петру Алексеевичу стало плохо, — она, всё так же протягивала чашку мужчине, который, скрестив руки на груди, строго смотрел на неё. Они стояла в десятке сантиметров друг от друга, но Тамаре почему-то казалось, что между ними огромные ледяные глыбы, что не растают даже под палящим солнцем Африки. Глыбы её вранья, тайн и страхов. Вглядываясь в эти холодные глаза, она вновь видела перед собой того, кто заставлял маленькое сердечко Светы биться чаще. Те же нахмуренные брови и сжатые в тонкую линию губы. Тот же грубый тон, что не терпит возражений. Казалось, что она вновь стоит в своей небольшой спальне детского дома, рядом тихо шмыгает носом Ира, то и дело вытирая слезинки, скатывающиеся по пухлым щекам, а Игорь ходит из стороны в сторону, негромко причитая. Вот-вот он повернётся, окинет её злым взглядом и будет говорить тоном, не терпящим возражений, начнёт читать нотацию о том, как опасно ходить в лес двум маленьким девочкам. Света вновь возразит, что они совсем не маленькие, только он пропустит это мимо ушей…       — Что можно было делать сорок минут в медкабинете с Морозовым? — с манжетой рубашки он уже справился, стоя теперь перед ней со скрещенными руками. Из-за разницы в росте, приходилось немного наклонять голову, что доставляло дискомфорт в шее.       — Ревнуешь? — усмехнулась, свободной рукой дотрагиваясь до щеки. Витя лишь дёргает головой, ощущая, как внутри начинает закипать кровь. В её глазах лёгкая усмешка, когда он смотрит на неё со злостью. Его губы сжаты в тонкую линию, когда она грустно улыбается. Ему неприятно от этого вопроса, как и от осознания, что Тамара имеет с Морозовым непосредственный контакт, ведь она его подчинённая.       — Мне не нравится, что ты на него работаешь, — он ожидает увидеть в её всё ещё улыбающихся глазах хоть что-то похожее на серьезность. Зря, наверное…       — Мы все на него работаем, — рука не оставляет попытки вновь прикоснуться к нему. Витя уже не сопротивляется, позволяя её руке оказаться на своей щеке.       — Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю, — переведя взгляд с её глаз на чашку с красной жидкостью внутри, он медленно забирает её, стараясь совсем не касаться пальцев Тамары. Лекарство горчит, неприятно обволакивая рот и оставляя непонятный осадок. Чашка со стуком оказывается на небольшом столике.       — Я работаю не на него, — стараясь больше не встречаться с ним взглядом, она достаёт из своего чемоданчика чёрный планшет с прикреплёнными к нему бланками. — Он держатель акций «Ингрид», и никак не вмешивается в её деятельность, — казалось, что от собственного вранья краснеют не только уши, но и всё лицо.       — Какой прекрасный человек! — заключает Витя. — И школе-то он помогает, и директором-то ради учеников становится, и акции-то вашей компании держит, и моему лечению-то способствует! Не человек, а золото! — Тамара разглядывает свои туфли, будто видит их впервые. Страх поднять глаза на Витю появляется из ниоткуда. Кажется, что заглянув в её глаза, он, словно телепат, узнает и про опыты над его учениками, к которым она причастна, и про настоящую деятельность «Ингрид», и даже про маленького сына.       — У него заболела голова, — всё так же разглядывая свои туфли, Тамара направилась к рабочему столу мужчины, чтобы отыскать ручку и всё же заполнить сведения о каждодневных осмотрах, — в кабинете он меня не нашёл, — усевшись в его кожаное кресло и достав из стаканчика ручку, продолжила она, как можно спокойнее выговаривая каждое слово, — и поэтому решил позвонить мне, — она выглянула из-за полок, имитирующих стену. Витя стоял к ней спиной и всё так же молчал. — Я мерила ему давление! — уже не выдержав этого гнетущего молчания со стороны мужчины, в оправдание кинула она, что получилось слишком эмоционально. Все сказанные слова Тамарой будто пролетали мимо него. Вроде и слышит её голос, а разобрать что-либо просто не может. И даже не пытается этого сделать. Он внимательно смотрит внутрь медицинского чемоданчика. Пластиковая коробка с несколькими ампулами, тонометр, таблетница, пара перчаток, маска — ничего удивительного для врача. Кроме небольшого серебристого зеркальца, что так тщательно был спрятан за белыми перчатками, пока те не сползли, когда Тамара доставала планшет. Внутри что-то встрепенулось. Руки непроизвольно потянулись к металлической крышечке, желая как можно скорее ощутить её холод. Зеркальце было маленьким, но очень увесистым. Оно спокойно помещалось в большую ладонь Вити. Тамара продолжала что-то говорить, её слова путались с мыслями, которые просто кричали о том, что такого не может быть. Прошло много лет, да и такое зеркальце могло быть чуть ли не у каждой девочки.       — Виктор Николаевич, — неожиданно и укоризненно раздаётся немного грубоватый голос Галины Васильевны. Инстинктивно пряча зеркальце в карман брюк, он поднимает взгляд на неё. Завхоз стоит у двери в паре шагов от него. Она ничего не говорит, хотя Витя прекрасно понимает, что та всё видела и скорее всего уже обо всём догадалась, — не помешала?       — Нет, что Вы, — поднимаясь с кресла, отвечает Тамара и уже в считанные секунды оказывается возле них. Она всё так же улыбается, только теперь стараясь никак не встретиться взглядом с Галиной Васильевной — эту женщину она побаивалась до сих пор, — я всё равно уже ухожу, — бросив на Витю крайний взгляд и встретившись с его таким задумчивым и отчего-то придирчивым, она постаралась вложить в этот взгляд всю свою любовь.       — Что прячешь? — спокойно спросила она, как только за Тамарой захлопнулась дверь. Она смотрела на него с каким-то странным успокоением, будто говоря, что всё понимает и полностью его поддерживает. Молча они прошли вглубь кабинета, остановившись возле стола. Ничего не сказав и даже не посмотрев на завхоза, Виктор достал из кармана всё ещё прячущееся там зеркальце и протянул его ей. Галина Васильевна долго смотрела на зеркальце, не решаясь взять его в руки.       — Помните его? — от чего-то в голосе Полякова было много грубости и злости, будто этот маленький предмет несёт в себе кучу опасности. — Помните?.. На кухне удивительно тихо и спокойно. Повара на заслуженном перерыве, поэтому в комнате нет никого, кроме мирно заполняющей ведомости о поставке продуктов Галины Васильевны и двух мальчиков, которые с определенной периодичностью то входили, то уходили, принося каждый раз новые коробки с продуктами.       — Тут целая коробка яблок, — пропыхтел Игорь, небрежно ставя помятую в углах картонную коробку на пол, отчего в тишине кухни раздался довольно громкий стук.       — Игорь! — возмутилась Смирнова, отрываясь от бумаг. Она окинула парня строгим взглядом, но добавить что-то ещё не успела, ведь на кухне появился Кирилл, неся ещё одну коробку.       — Теперь две, — с усмешкой продолжил фразу друга он, ставя ещё одну точно такую же коробку с яблоками на пол. Не менее тихий стук раздался и в этот раз.       — Кирилл! — закатила глаза Галина Васильевна. — Ну поаккуратнее же можно! Сейчас всех без яблок оставите! — покачав головой, она повернулась обратно к своим бумагам, отмечая две коробки яблок. — Как-то мало в этот раз, — закусила губу и вновь повернулась к парням, — там точно нет больше яблок? На месяц этого количества точно не хватит.       — Ходи, таскай все эти коробки, — возмутился Игорь, устремляя свой взгляд на ботинки. — Мы же не грузчики, — он перевёл взгляд на Кирилла, который лишь улыбался во все тридцать два. И почему всё это его так забавит?       — А вот не нужно было в комнату к Ивану Савельевичу лазить, — с усмешкой ответила она, вчитываясь в документы по поставке продуктов. — Ну точно! Должно быть три коробки! — довольно заключила она. — Давайте-давайте, — она помахала рукой, не отводя взгляда от своих бумаг.       — Мы теперь с тобой рабы этой придворной дамы, — усмехнулся Кирилл, пару раз похлопав друга по плечу, и первым направился к выходу. Игорь же закатил глаза, закусывая губу — ему уже изрядно надоело таскать эти коробки. Руки и спина ныли, всё тело было покрыто потом, ведь на небе царит тёплое майское солнышко, приятно обдавая теплом, когда только выходишь за новой коробкой, и неприятно шпаря, когда тащишь её на кухню детского дома. Кирилл уже дошёл до грузовика и, забравшись внутрь большого кузова, взял первую попавшуюся коробку, которая, к его удивлению, оказалась набита теми же яблоками, что он тащил пару минут назад. Спрыгнув обратно на землю и, взяв ту самую коробку, которую оставил на краю пола кузова, быстрыми шагами он направился в здание. Уже у самого порога в него врезался какой-то незнакомый ему мужчина. Он появился настолько неожиданно и незаметно для него, что Кирилл при столкновении своего плеча с его локтём, случайно выронил коробку. Ярко-красные яблоки упали на землю с ещё более громким стуком. Несколько штук вылетело из коробки, ударяясь о пол.       — Извините, молодой человек, — голос его был хриплым, будто прокуренным. Мужчина присел на корточки, собирая вывалившиеся из коробки яблоки. Все они оказались помятыми от сильного удара о землю, а что стало с теми, которые лежали на самом дне? Наверное, от них только пюре да косточки и остались.       — Кирилл, ну как всегда, ей-богу! — возмутилась Галина Васильевна, которая в считанные секунды оказалась возле них, расстроенно сверкая глазами. — Теперь эти яблоки только на пироги и отправляй! А Вы к кому? — она посмотрела на мужчину, а после вновь на Кирилла. — И чего встал? Стыдно? Иди и неси их на кухню, — Кирилл взял коробку, проходя мимо Галины Васильевны.       — Я принёс небольшую посылку, — доносилось до Кирилла с порога. Он опустил коробку рядом с первыми двумя и расстроенно уставился на Игоря, который лишь грустно улыбался ему а-ля понимаю тебя прекрасно.       — Если б не этот мужик! — злобно проговорил он, порываясь ударить бедную коробку ногой. — Чего лезет в проход, если видит, что я несу коробку? Она вообще-то тяжёлая.       — Для кого? — донёсся голос Галины Васильевны, в котором до сих пор были нотки растерянности.       — Так, — протянул он, а после небольшого молчания всё же продолжил, — письмо для Васильева К.Е. и посылка для Семёновой А.Е. — Кирилл и Игорь переглянулись и в одно мгновение уже оказались возле Галины Васильевны и того мужчины.       — Вы не похожи на почтальона, — заметила Смирнова, смотря теперь с недоверием на него.       — Я личный помощник Евгения Александровича, — заверил он. — Сейчас он вышел на кого-то человека, который сможет подтвердить причастие «Ингрид» к исчезновению его детей. Он сказал, что я могу Вам, Галина Васильевна, доверять, потому что он доверяет Вам.       — Никому в этом мире доверять не стоит, — спокойно ответила она. — Это Васильев Кирилл Евгеньевич, — она положила руку на плечо Кирилла и даже слегка улыбнулась. — Вы можете отдать всё ему. Нужно ли где-то расписаться?       — Нет, — из коричневой кожаной сумки он достал конверт и белую картонную коробочку. — Ваш отец просил передать, что письмо стоит читать вместе с сестрой, — мужчина улыбнулся и, развернувшись, поспешил удалиться.       — Что там? — Игорь смотрел на небольшую квадратную коробочку, на которой красивыми буквами было выведено: «Любимой Анечке». Кирилл аккуратно открыл коробку, доставая увесистое зеркальце серебристого цвета. — Красивое…       — Если это то зеркало, о котором мы думаем, то… — почему-то дрожащим голосом начала Галина Васильевна, но так и не решилась сказать главного. Она посмотрела на Игоря, который скрестив руки, уставился на небо, с которого падали хлопья белого снега.       — То Аня Семёнова прямо у нас под носом, — закончил он.

***

Аккуратно провернув ключ в замочной скважине и отворив дверь, сыщики тихо вошли в медкабинет. Здесь царит чистота и в воздухе пахнет лекарствами. Белые стены и плиточный пол возвращают в морг, и начинает казаться, что и здесь стоит собачий холод.       — «Ингрид», — в тишине голос Даши прозвучал оглушительно громко. Она вытащила с полки большую стеклянную банку с прозрачной жидкостью и белой наклейкой, на которой синими буквами красовалось название фармацевтической компании.       — Теперь даже заболеть страшно, — усмехнулся Макс, присаживаясь на корточки возле Даши. Открыл белые деревянные дверцы, за которыми скрывались две последние полки, и его взгляд упал на небольшой сейф, что стоял в углу. — Ребят, тут что-то интересное, — немного отодвинувшись в сторону, чтобы всем было видно сейф, вновь усмехнулся он. Вика подошла к стеллажу и села рядом с Максом на корточки. Дотянувшись рукой до небольшой круглой ручки, повернула её в сторону, но чудо не произошло, и он остался всё так же закрытым.       — Этого следовало ожидать, — смотря на подругу, подбадривающе сказала Даша, когда расстроенная Вика поднялась с корточек и, подойдя к ней, остановилась рядом. — А что это? — переведя уже взгляд с Вики на всё ещё сидящего на корточках Макса, удивилась она. В руках парня было несколько цветных папок.       — Это те же папки, что были в подземелье, — Андрей подошёл к нему и, взяв из рук одну папку, тоже сделала и Юля, оставив Максу лишь одну, начал внимательно изучать содержимое первой страницы. — Соня, — он повернул папку главной страницей, где были небольшая фотография Сони и её личные данные, в сторону друзей.       — Тут Миша, — Юля также развернула папку к друзьям, демонстрируя небольшую фотографию Миши. — Значит, у тебя, Макс, третий?.. — она посмотрела на парня, который не поднимая глаз, изучал написанное в папке. Юля тоже уставилась на первую страницу, что за ней повторили и другие. В этот момент, когда тишина казалась звенящей и просто убивающей, когда никто из друзей не смел поднять глаз, оторвавшись от папки, когда внутри всё сжималось от страха, Роме казалось, что он теряет сознание. Дышать стало трудно, резко бросило в жар и пот, а внутри всё кипело от ненависти к себе. Казалось, что он белее поганки в затерянном лесу. Он стоял позади всех, и ему, как и Алине, из-за спин друзей ничего не было видно.       — Я, наверное, чего-то недопонимаю, но почему тут статус перечеркнут? — всё же спросила Вика, разрушая тишину. Нервный выдох слетел с его губ, не оставшись без внимания Лины. Девушка, которая стояла рядом и также ничего не видела, дотянулась до его руки и слегка сжала её. Рома ответил тем же, молясь, чтобы его потливая ладонь не вызвала у неё вопросов. Лина лишь посмотрела на него с какой-то нежностью и мило улыбнулась. Ему почему-то показалось, что она совсем не здесь, не с ними. Будто этот кабинет и его тайны, которые теперь стали для сыщиков явными, всегда были таковыми для неё. С губ слетел второй нервный выдох, но на этот раз он остался без внимания, ведь папка наконец-то попала в поле зрения девушки.       — Значит, не будет третьего? — отрываясь от пустого листа с одним лишь перечеркнутым статусом, спросила она. — Тогда почему в подземелье статус не был зачеркнут?       — Это не в их духе, — забирая папки из рук Юли и Андрея и убирая их на нижнюю полку, спокойно возразила Макс. — Скорее всего с этим третьим что-то случилось…       — Убили, — продолжила Даша.       — Нет, — помотал головой, — если он и мёртв, то точно не от их рук, — закрыв дверцы и поднявшись с корточек, Макс повернулся к друзьям. — Это как с домашним скотом. Вот ты растишь маленького поросёнка, кормишь его, следишь, чтобы он был здоров и только лишь в подходящий момент убиваешь его, — он замолчал, взгляд стал отрешенным, губы сжались в тонкую линию. — С ним что-то случилось, и поэтому они не смогли провести свой опыт в третий раз.       — Тут, наверное, вопрос уже совсем в другом… — тихо проговорила Лина и ещё раз сжала руку Ромы, который, почувствовав новый прилив страха, что вырос в несколько раз, посмотрел на неё.       — …будет ли четвёртый? — закончила за неё Юля, встретившись с Линой взглядами. Рома ещё раз нервно выдохнул.

***

Вновь повернув зеркальце и вновь осмотрев каждый миллиметр его серебряной крышечки, Кирилл вздохнул. Ваня и Игорь стояли по обе стороны от него, не давая сконцентрироваться. Хотелось встать из-за стола и просто уйти, чтобы те «не стояли над душой».       — Кирилл, это всё-таки то зеркальце? Или нет? — не унимался Ваня, задавая этот вопрос уже в который раз. В голосе были нотки раздражения и усталости. — Пошевели мозгами, подумай хорошенько, повспоминай: оно или нет.       — Вроде оно, — спокойно ответил он, даже не отводя взгляда от зеркальца. Первые двадцать минут, когда Игорь только показал его, когда оно только оказалось в его руках, когда он только начал его рассматривать и когда в голове только начали появляться воспоминания, Кирилл был уверен в том, что это то самое зеркальце, которым его Нюта так сильно дорожила, — а вроде и нет, — но, когда он вглядывался в него раз за разом, начинали появляться огромные сомнения. Особенно при виде небольшого рисунка. Все воспоминания путались в голове, создавая густую кашу с неприятными комками — провалами памяти. Появились странные мысли: «а было ли оно серебряное? и было ли оно вообще?». Конечно, было и было серебряным.       — Ты издеваешься? — не выдержал Ваня, услышав опять этот ответ. Оттолкнувшись от рабочего стола, он отпрянул от него, сделав пару шагов, уселся на кровать и опустил уставшую голову на руки, которыми опёрся о колени. — Я-то думал, что всё! — резко поднимая голову и как-то обижено смотря на друга, устало, но грубо проговорил он. — Мы на верном пути! А тут: «вроде оно, а вроде и нет»! — передразнил он, разглядывая потолок, выкрашенный белой краской.       — Меня очень смущает это рисунок, — он повернул зеркальце другой стороной, где на такой же серебряной крышечке был выведен очень красивый мужской силуэт с сердцем на груди и витиеватой буквой «В». — Что сказала Галина Васильевна? — он всё же оторвался от созерцания зеркальца в своих руках, посмотрел на Игоря, который всё так же и стоял возле его левого плеча, уперевшись руками о стол, и сморщился от непривычного яркого света, что бил из люстры прямо рядом с головой Игоря.       — Она не уверена, — кратко ответил Игорь и тоже отправился в сторону кровати, садясь рядом с Ваней.       — Аня всегда так дорожила этим зеркальцем, — Кирилл усмехнулся, опуская зеркальце на стол и проводя ладонями по лицу, — всегда так боялась запачкать или разбить. Пользовалась, и сразу убирает обратно в коробочку, — он уставился на дверь ванной комнаты и улыбнулся глупой и в то же время очень счастливой улыбкой. — Не верится, что она могла на нём что-то нарисовать, — голова упала, а глаза закрылись.       — Помнишь, тот небольшой рисунок, который Витя случайно обнаружил в своей тетради? Обрывок пиджака и рубашки. На лацкане ещё висел небольшой прямоугольный значок. Вроде со звёздочкой, — Кирилл, подняв голову, посмотрел на Игоря и спустя несколько минут раздумий всё же кротко кивнул.       — Мне Витя потом долго высказывал о том, что Аня каким-то магическим образом добралась до его дневника, — он усмехнулся, но получилось это как-то грустно. — Боялся, что она там что-то вычитать успела, а он же в этом дневнике расписывал всё наше расследование. Я даже не знал о существовании этой тетради, — руки непроизвольно потянулись к зеркальцу, до этого мирно лежащему на столе, и сами повернули рисунком к себе.       — Никто не знал, я лишь видел её пару раз — он носил эту тетрадь с собой на все уроки, ведь боялся, что до неё кто-то может добраться, — Игорь замолчал, на какое-то время погружаясь в свои детские воспитания. Только всегда почему-то было так больно, когда во всплывающих моментах появлялся именно Витя. Всегда он вспоминался Игорю вечно улыбающимся. Мальчик был самым низким и худеньким в отряде мстителей, но, несмотря на это, из-за торчащих в разные стороны ушей его всегда называли старым добрым Дамбой. — Наверное, зайдя в кабинет к тебе, Аня увидела новое видение с этим значком и её потянуло к той тетради, — голос был хриплым, а перед глазами всё также стоял образ друга с его торчащими ушами, широкой улыбкой и добрыми глазами.       — Наверное, когда Нюта видела видение и переносила его на какой-то предмет, то подсознательно она знала, что этот предмет связан или будет связан с этим человеком, о ком было видение. Даже если она не знала, кому принадлежит предмет или кто будет им владеть через какое-то время, — Кирилл поднялся из-за стола и тоже сел на кровать, вглядываясь в окно, где с неба слетали белые пушистые хлопья.       — Сегодня, похоже, сотрудники небесной канцелярии решили наверстать упущенное и выдать снег за весь прошедший месяц, — усмехнулся Ваня. Пока он внимательно слушал все воспоминания своих друзей, успел поймать себя на мысли, что всё это уже не вызывает в нём никакого удивления или желания сказать, что это полный бред. В этом месте он смог поверить, что чудеса, какими б они ни были, случаются. Ваня дотянулся рукой до зеркальца, которое Кирилл вновь начал разглядывать, и поспешил выхватить его, чтобы тот ненароком не загипнотизировал сам себя.       — Не знаю почему, но мне не верится, что Тамара — это моя Нюта, — вдруг сказал Кирилл, сцепляя руки в замок и опуская на них подбородок. В нос ударил металлический запах, которым уже были пропитаны руки. — Нюточка всегда была светленькой, да и глазки у неё были голубыми, а тут серые. Если изменить цвет волос можно в два счёта, то радужка со временем может потемнеть? А тот янтарный блик в одном глазу? Он мог исчезнуть за столько лет? — он смотрел на Игоря с какой-то невозможной надеждой, будто просил его сказать, что это его сестра, будто от него это зависело.       — Не знаю, Кирилл, не знаю, — вздохнул Игорь, а Кирилл лишь, положив руки на ноги, опустил голову, медленно качая ей.       — Кого-то мне сильно напоминает этот силуэт, — вдруг сказал Ваня.

***

      — Итак, юные спортсмены! — выстроив малышей в один ряд, что, кстати, было очень трудно, Паша ходил вправо-влево и, закинув руки за спину, иногда поглядывал на детей, что не упускали возможности потолкать друг друга плечами. — Сейчас вы разбиваетесь на две команды и устраиваете самые настоящие снежные бои.       — Мы будем сражаться с зомби! — радостно воскликнул Юрка. — Чур, я не буду в команде с девчонками и эти Воронцовым! — он наклонился немного вперёд, глядя на Митю, и показал ему язык. Тут Паша подумал, что зря уговорил Аню снять наказание с двух мальчиков.       — Не будет зомби или пришельцев, — спокойно возразил Паша. — Будут снежки и настоящие бои, — раздались радостные крики, и счастливые дети уже порывались бежать лепить снежки. — Стоять! — громко произнес Паша и впервые подумал, насколько же трудная работа досталась Ане. Малыши не обратили на него никакого внимания, продолжая галдеть. Паше пришлось прибегнуть к тяжёлой артиллерии — свистку. Специально для зимних занятий он использовал пластиковый свисток, чтобы тот не замёрз, пока весит у него на груди поверх куртки, и губы к нему не прилипли. Этот урок он усвоил ещё в детстве, когда на спор облизнул качелю, а поняв, что прилип, в панике губами задел те же металлические прутья и в итоге одноклассники отдирали его сами, а домой он пришёл с ободранными губами и шишками на языке и, кстати, сильно получил от папы. Двух свистков было достаточно, чтобы шумный отряд малышей вмиг превратился в тихий и пушистый, но Паша решил сделать третий контрольный, чтобы, так сказать, закрепить результат. — Перед началом ваших игр смею напомнить, что нужно соблюдать несколько простых, но очень и очень важных правил. Кто знает их?       — Не выходить за ограду? — спросила Алиса.       — Именно! Ни в коем случае не выходить за пределы школы. Сейчас быстро темнеет и холодает. В лесу можно не только заблудиться, но и замёрзнуть.       — Или встретить волка, и он тебя сожрёт! — добавил Сашка. Паша кивнул, не находя, что лучше всего ответить на это дополнение. В лесу, конечно, волков он не встречал, но и не брался утверждать, что «Ингрид» никак их не использует в своих целях.       — У ворот будет стоять Семён Андреевич и следить за вами, — он оглянулся на дворника, который сцепив руки в замок перед собой, посматривал на детей, тоже повернувшихся в сторону дворника вслед за ним. — Убедительная просьба, — Паша обратно повернулся, и малыши вслед за ним, — в Семёна Андреевича снежки не кидать! — с улыбкой произнёс он. — Какие ещё есть правила?       — Не делать слишком большие снежки? — спросил Митя.       — Так это ж скучно! — насмешливо возразил Юра и, вновь наклонившись, посмотрел на Митю. — Воронцову только с девочками в снежки и играть!       — Так он же сам девочка! — поддакнул Саша, и раздались несколько смешков от смельчаков, которые не испугались присутствия Паши.       — Ничего он и не девочка! — заступилась Алиса. — Он просто не хочет играть в плохие игры и быть плохим человеком, как вы два! — она взяла Митю за руку, что в варежке было сделать очень трудно.       — Да за него даже девчонка заступается, а сам он не может! — Юра громко рассмеялся, стоя в согнутом положение и вытянув руку в теплой перчатке, пальцем начал показывать на Митю.       — Ничего я не девчонка! — не выдержав, Митя присел на корточки и под громкий смех Юры быстро слепил небольшой ровный снежок. Наклонившись вперёд и стоя теперь в одном положении с недругом, он запустил снежок и попал прямо ему в лицо. Часть разбившегося снежка попала в открытый рот Юры, часть оказалась под курткой, а остальное приземлилось на землю.       — Воронцов! — завизжал Юрка, выплёвывая снег изо рта. — Ты за это сейчас заплатишь! — присев на корточки и быстро собрав снег, он слепил не самый ровный снежок и кинул его в Митю, но тот успел отойти и снежок прилетел в Надю, которая в этот момент, стоя к ним спиной, разговаривала с одноклассницей. Снежок прилетел ровно в голову, отчего она пошатнулась, а на шапке остался след.       — Дурацкий Юрка Верёвкин! — взвыла Надя, присев на корточки, схватила снег и побежала в сторону мальчика, попутно лепя снежок. Юра тут же рванул с места.       — Надя, Надя! Я тебе помогу, — слепив снежок, Алиса помчалась в ту же сторону, что и подруга. — Мы его сделаем!       — Юра, я её остановлю! — Саша дёрнулся с места, преследуя Алису, которая, иногда оглядываясь на него, только прибавляла скорости.       — Не трогай её! — спохватился Митя, а вместе с ним и все остальные дети. Митя бежал за Сашей, Саша бежал за Алисой, Алиса бежала за Надей, Надя бежала за Юрой, а Юра в свою очередь бежал от Нади, пока все остальные начали закидывать друг друга снежками. И даже свисток не смог помочь Паше остановить это побоище. Он лишь смотрел на них с какой-то теплотой, думая, что буквально вчера он так же закидывал одноклассников снежками, только что выбежав со школы и скинув портфель в огромную кучу таких же портфелей. А ведь это было далеко не вчера…       — Ты чего такой задумчивый? — Паша вздрогнул, когда лёгкая рука коснулась его плеча, а возле него оказалась Аня. Бледная и очень уставшая.       — Вспоминал детство, — улыбнулся Паша, глядя на то, как Аня давит из себя улыбку. — Тебе нужно дать награду, за самую тяжёлую работу в этой школе! Правда! — Аня натянуто рассмеялась. — Всё так же плохо? — она ничего не ответила, лишь прильнула к нему, кладя голову на грудь. Паша прижал её к себе за талию, опустив голову на её капюшон, который наровился своим мехом попасть ему прямо в нос. — Всё тошнит?       — Немного, — Аня подняла голову, смотря снизу вверх на Пашу. Бледное лицо, пересохшие губы и печальные глаза. — Мне уже получше.       — Если завтра будет так же плохо, то пойдёшь к Тамаре, — он коснулся губами её носа.       — Паш…       — Не пойдешь сама — отведу как маленькую, — улыбнувшись, он прижал ее голову к своей груди.

***

      — Это только меньшая часть, — заверила Вера. Она стояла возле Ильи, который, сидя перед ноутбуком, внимательно вчитывался в текст скопированного файла уже во второй раз. Вера облокотилась одной рукой о поверхность стола, а другой о спинку стула.       — Папка называется «ПГ», — закончив читать, он начал просто прокручивать имеющиеся три страницы от начала до конца и заново к началу, — что, я так понимаю, означает проект Гемини. Странно, что остальные проекты они решили поместить в эту папку. Было бы весьма логично сделать папку «ВПИ» — всё проекты «Ингрид».       — Ну, Илья, не всем же дано быть такими умными, как ты. Мозги, знаешь, нынче большая редкость. Некоторые в черепушке хранят другие серые вещества, не то что ты, — серьезно произнесла Нелли. — Слушай, а может откроешь курсы для обучения сотрудников «Ингрид»? Будешь обучать их логике.       — И первым на курсы запишу твоего глубокоуважаемого Ивана Нестеровича, — съехидничал Илья. — Ему и его дружку Воронцову она точно не помешает, — он повернулся к Вере, сталкиваясь с её недовольным взглядом.       — Давайте вернёмся к делу, — сказала она и направилась в сторону небольшого дивана, где и сидела Нелли. Расположившись рядом с подругой, Вера внимательно посмотрела на Илью. — Какие будут предложения, мистер Большой Ум? — похлопала глазами и мило улыбнулась. Илья лишь недовольно цокнул, закатил глаза и, качая головой вправо-влево, отвернулся к монитору ноутбука.       — Сколько тебе потребуется времени, чтобы скопировать все интересующие нас файлы? Это ведь явно не все проекты, их гораздо больше, — он вновь пролистал к самому концу.       — Смотря, какие файлы нас интересуют, — пожала плечами Вера. — В папке «ПГ» было страниц десять, может быть и больше. На копирование одной этой папки может уйти больше получаса. Плюс не стоит забывать про расшифровку. У наших специалистов это может занять в лучшем случае два-три дня. А сколько этих папок было вообще? И сколько из них нас должны интересовать?       — Значит, одной тебе идти не вариант, — заключила Нелли. — Я помню лишь, что папок было не так много и не все они были с зашифрованными названиями. Какие-то были на русском, — она задумалась, — что-то связанное с отчётами и осмотрами.       — Наверное, в тех папках таблицы Excel для отчётов Елене, — предположила Вера.       — Ну их-то нам точно не надо, — Илья уже выключил свой ноутбук. — Сюда же нужно будет скачать уже все расшифрованные файлы, которые мы получим, — протянул небольшую флешку Вере. — Завтра ещё и вторник… — недовольно произнес он и опустил голову на руки.       — Князь уже решил, как будет проводить встречу с Вульфом? — спросила Нелли, а Илья, подняв тяжёлую голову, отрицательно покачал головой. За целый день у плиты он изрядно устал. Ноги гудели от бега по кухне, руки болели от постоянной работы: то нарезать и почистить, то что-то помешать, перевернуть, что-то переставить, убрать или перенести, а ведь ещё ожоги, порезы, ушибы… Голова болит от вечного шума в процессе готовки, болтовни других поваров и недовольств Галины Васильевны. От тяжести огромных кастрюль вечером не разгибается спина.       — У нашего старика всегда есть несколько вариантов развития событий, — он слегка повернулся в сторону, и его спина издала изнеможенный хруст. Илья облегчённо выдохнул и повторил то же самое, повернувшись в другую сторону. — Думаю, если б отец был жив, то первым же делом пристрелил его в этом парке в ближайший вторник, а не выжидал чего-то столько времени.       — Наверное, он разрабатывал свой гениальный план, — усмехнулась Вера. — Чего он хочет добиться от завтрашней встречи? Князь не убьёт его ни при каких обстоятельствах.       — Попробует арестовать? — предположила Нелли, а Вера лишь покачала головой:       — А смысл? У него будет охрана. Не удивлюсь, если все посетители парка завтра окажутся его людьми.       — Он с ним уже связался? — теперь Нелли смотрела на Илью, который, облокотившись спиной о спинку деревянного стула, задрал голову к потолку и закрыл глаза. — Товарищ Главная Кастрюля! — строго проговорила она, а Илья лишь повернул голову к ней и открыл один глаз.       — Слушаю, Нелли Алексеевна Грозная! Товарищ Последний Подмосковный Князь считает, что наш прекраснейший друг, товарищ Риттер Вульф Большая Таблетка, прибудет в парк без приглашения.       — Шевцов, ты как всегда, — закатила глаза Нелли. — Почему он так уверен, что Вульф придёт без приглашения?       — Наш человечек следит за ним с самого первого дня, как мы узнали, — ответила Вера.       — Если быть более точным, то со второго, потому что в первый день мы сами за ним поехали. На следующий день, то бишь в среду, он не появлялся целый день. Он караулил его в течение недели, пока не наступил вторник. Так мы убедились, что он приходит в парк исключительно по вторникам. Поэтому Князь считает, что и завтра он будет там.       — Мне кажется, что стоит предупредить его, — не переставала Нелли настаивать на своём. — Нам стоит написать с мобильника Крылова Вульфу, чтоб тот ждал встречи с ним.       — Тебе не кажется, что это будет слишком рискованно? — спросила Вера. — Он, наверняка, считает Крылова если не мёртвым, то явно предателем. И будет готовить какую-то месть ему, если тот объявит о своём присутствии, разве не логично?       — Ну, за логику у нас господин Ходячая Сковородка отвечает, — не упустила возможности подколоть напарника Нелли. — И всё-таки чего нам ждать от завтрашней встречи с господином Владленом Колченным?       — Вам двоим ничего, — спокойно ответил Паша, который появился на пороге комнаты Ильи, будто из неоткуда. — Поедем мы с Ильёй, Захар, Серёжа и пару человек из других команд агентов, возможно, возьмёт кого-то из одиночек, — Паша прошёл в комнату, садясь на диван между Верой и Нелли.       — Круто, тогда мы с тобой займёмся Тамарой и её компьютером, — проговорила Вера и посмотрела на Пашу. — Эти маленькие ангелочки оказались неуправляемыми? — невинно улыбнувшись, спросила она.       — Я ж не знал, что маленькие дети — это такой труд. С одиннадцатым классом проще в сто раз, — он устало потёр глаза и откинулся на спинку мягкого дивана. — Я им сказал в Семёна Андреевича снежки не бросать, так эти дети меня так закидали…       — Ну вот, а то ходил, кричал тут: «Да они же маленькие ангелочки! Подумаешь, часочек погулять с второклашками, чего трудного?!» — передразнил Илья и рассмеялся.       — Аня просто герой, — уставшим голосом произнёс Паша.       — Ей всё так же плохо? — спросила Нелли.       — Да, — выдохнул он. — Ходит целый день бледная, как поганка. Тошнит и голова кружится, говорит.       — О, это ужасно! — усмехнулась Нелли и посмотрела на окно, за которым в свете фонарей кружились уже редкие снежинки. — Помню, когда беременная была, особенно в первый триместр, замучил меня этот токсикоз, — она повернулась обратно к Паше, встречаясь с его серьезным взглядом. — Да нет! — попыталась заверить Нелли, что, кажется, получилось плохо.

***

В учительской Рома не любил находиться никогда. Всегда это место ассоциировалось у него исключительно с чем-то плохим: неудачная шутка, плохо написанная контрольная, неудовлетворительное поведение или слив информации… Морозов сидел в кресле директора. Восседал как на троне. Царь. Рома старался успокоить свои коленки, что получилось, а точнее, не получилось вовсе, плохо. Он сидел на диване справа от директорского стола и несмело посматривал на Морозова, который в свою очередь глазел на него. На лице читались недовольство, раздражительность и усталость.       — Ты так и будешь молчать? — не выдержал он, грубо рявкнув на Рому.       — Я всё рассказал Вам ещё ночью, — нужно отдать должное, в этот раз он говорил без заикания и запинок. — Вчера мы были в морге, где осматривали тела Миши и Сони, так мы узнали о том, что они были убиты одним вирусом. Попали туда, узнав пароль от приз…       — Хватит! Хватит нести эту чушь про призраков! — ударив ладонью по поверхности стола, крикнул он и немного привстал. — Ты мне вчера всю эту чушь ещё рассказал, сегодня что?       — Вчера мы нашли папки, — Морозов злобно на него посмотрел, и Рома поспешил продолжить, — точнее, карточки Сони, Миши и будущего носителя вируса, — голос дрогнул, произнося статус, который когда-то принадлежал ему. — Сегодня мы были в медкабинете. Нашли сейф, но не смогли открыть, а ещё эти карточки. Карточки Миши и Сони у них не вызвали вопросов, а третья была с перечеркнутым статусом, — Рома сглотнул слюну, кладя руки на трясущиеся колени. — Ребята решили, что что-то случилось с третьим человеком и поэтому вы решили не ставить ещё один опыт.       — Всё идёт по плану! — радостно проговорил Морозов.       — Что? — осмелился спросить Рома, но после грубого взгляда в свою сторону очень об этом пожалел.       — Мы знали, что вы сунетесь в медкабинет, а поскольку третьего эксперимента у нас нет, нам нужно было, чтоб об этом узнали и твои дружки.       — Значит, третьего или четвёртого человека не будет?       — Не будет, — ответил Морозов и замолчал на пару секунд. — Чего расселся? Иди!       — Пётр Алексеевич, мне постоянно кажется, что они вот-вот меня раскроют, что они видят меня насквозь и обо всём знают. Я долго не продержусь.       — Тот шприц всё ещё полон вируса, — усмехнулся Морозов. Рома спешно кивнул, поднимаясь с дивана. Ноги были ватными и грозили не удержать его тяжёлое тело. — Хм, — поджал губы Морозов, — не волнуйся так сильно, у тебя будет помощник, — сказал он, когда Рома уже собирался открыть дверь, — точнее, помощница…

***

… отворив дверь, первой в свою комнату, еле передвигая уставшие ноги, вошла Юля и замерла на месте. В спину ей врезалась Даша, тоже останавливаясь и смотря вглубь комнаты.       — Чего вы столпились? — послышалось позади всех недовольное восклицание Лины. Вика немного двинулась в сторону, освобождая Алине вид на раскладушку, что стояла возле кроватей Вики и Даши. На ней сидела миловидная девушка, заплетая из своих длинных светлых кудрей косичку.       — Привет! — улыбнулась она, поднимаясь со своего места и вставая напротив соседок. — Меня сюда поселила Елена Сергеевна, она сказала, что это единственная комната, где на меня есть место. Я, кстати, Женя, — она протянула руку Юле, которая стояла впереди всех. Окинув грубым взглядом руку девушки, она продолжала так и стоять, скрестив руки на груди.       — Где она здесь место свободное видит? — вспыхнула Юля. — Нам и так из-за приезда Лины, извини, подруга, — она обернулась к Алине и, получив одобрительный кивок, развернулась обратно, — диванчик от окна убрали, — она кивнула в сторону кровати, на которой спала Лина. Она располагалась между окном и кроватью Даши, — а теперь ещё и твоя раскладушка на весь проход!       — Самойлова, не стоит так кричать, — в коридоре послышался недовольный голос Крыловой. — В школе нет мест в комнатах для девочек. Что вы мне прикажете, стелить ей в комнате мальчиков? По соседству с Морозовым, Авдеевым и Павленко? Или в детской? Вы не одни, кого так стесняют.       — Но… — попыталась возмутиться Вика.       — Завтра Семён Андреевич сделает крепление для кровати, и твоя, Алина, кровать окажется над твоей кроватью, Самойлова, а кровать Жени станет на место у окна, — спокойно сказала Лена.       — Что?! — возмутилась Алина. — Почему моя? Пусть она, — она кивком головы указала на Женю, — спит сверху. Мне вообще противопоказано спать на «верхних полках»! Я могу свалиться, потому что у меня очень беспокойный сон!       — Семёнова, угомонись, — вздохнула Лена. — Не хочешь ты наверху, пусть там спит Женя, но её кровать будет доставлена в школу завтра, а собрана только послезавтра. Если хотите, то ждите.       — Конечно, я могу спать наверху, — улыбнулась Женя. — Рада, что буду жить по соседству с вами.       — А мы-то как рады, — обходя раскладушку, проворчал Алина.       — Доброй ночи, — Лена улыбнулась и закрыла за собой дверь.

***

За окном уже давно не падал снег. На тёмном небе сиял яркий белый полумесяц. На кухне темно, лишь одинокая лампочка тускло освещает круглый стол между основной частью кухни, где происходит весь процесс приготовления, и вторым выходом на улицу, где обычно принимают новые продукты. Кирилл стоял, облокотившись о поверхность деревянной барной стойки. В одной руке стакан с холодной водой, а в другой зеркальце, которое не давало покоя ему уже целый день. До сих пор он не хотел верить, что Тамара и есть его младшая сестра. Слишком не похожи внешне и внутренне. Хотя откуда он мог знать, какой выросла его Аня? Каким человеком она стала и чего добилась. Если Тамара — это Аня, тогда Алина — не его племянница, но откуда она могла знать про тот рисунок отца, которым он приходил к его сестре в её видении, и почему приехала сюда именно с такой фамилией? Но если Тамара всё-таки его сестра, то у него есть племянник или племянница. А если нет? Тогда откуда у неё зеркальце его сестры? Кирилл в очередной раз вздохнул, прикрыв уставшие глаза.       — Кирилл, — он не обернулся. Открыл глаза, чтобы вновь начать разглядывать зеркальце. Галина Васильевна прошла внутрь кухни, прикрывая за собой дверь. Пройдя мимо барной стойки, она села за свой стол и окинула Кирилла внимательным взглядом, — мне не верится, что она твоя сестра, — одним большим глотком он опустошил стакан и, оставив его на стойке, подошёл к столу. Выдвинув стул прямо напротив Галины Васильевны, он устало развалился на нём. — Если честно, то мне не верится, что кто-то из тех четырёх девочек выжил.       — Тогда почему Надя так похожа на Иру? — проведя ладонями по лицу, спросил он. — Когда Игорь мне только прислал фото Нади, я чуть со стула не упал от того, насколько они похожи. Будто один и тот же человек. Да и ДНК-тест не может обманывать, верно?       — Верно, — кивнула Смирнова и, протянув руку, взяла у Кирилла зеркальце. — Если спаслась каким-то чудом только Ира? Ведь из всего вашего отряда мстителей выжили лишь вы двое. Это зеркальце хоть и является предметом роскоши, ведь привезёно твоим отцом из-за границы, но оно было у многих дочерей богатых людей.       — Если её удочерили так же, как и Иру? Если она жила всю последующую жизнь в семье Славиных?       — Ты сам в это не веришь, — Кирилл лишь покачал головой. Он давно перестал удивляться многим способностям Галины Васильевны. То она в «нужный момент» появится из ниоткуда, то она знает, о чём ты думаешь, то видит тебя насквозь.       — Я уже не знаю, во что мне верить, — опрокинув голову назад, вздохнул он. — С приездом сюда вся моя жизнь изменилась, и далеко не в лучшую сторону, — перед глазами почему-то появилась Вера, печально улыбаясь и говоря: «я и так всё прекрасно понимаю». И почему-то ему кажется, что в этой фразе было столько боли, сколько было в её глазах, наверное, в тот момент, когда он сказал, что не любит её. Врать Кирилл умел и делал это искусно, даже глядя прямо в глаза, но всё резко менялось, когда он смотрел в пару изумрудных зелёных… Казалось, что она видит его насквозь. Он не смог побороть себя и сказать ей, что не любит, прямо в глаза, потому что… Потому, что… Потому, что любит. Любит и не может врать, смотря прямо в её глаза…       — Ты не должен винить себя в его смерти, — поспешила заверить Галина Васильевна. — Если б не ты, то не было бы уже и меня, и Мити. Он заслужил эту смерть, как никто другой.       — Если бы я не втыкал отвёртку ему в спину, то и не винил бы себя, — Кирилл поднял голову и вновь посмотрел на завхоза. Иногда казалось, что его кровь всё ещё на руках, но никакое мыло не могло смыть эту мысленную кровь с рук. От воспоминаний шрам на плече болезненно заныл, заставив Кирилла скривиться. — Я всё время борюсь с чувством, что прямо сейчас меня арестуют, что у меня заберут сына… А куда он пойдёт? Из-за этого Маркуса Снежана совсем голову потеряла… — ему казалось, что хуже быть уже не может, но оказалось, что очень даже может. Внутри было паршиво. Волки выли, кошки ныли. — Если меня всё же посадят, то я бы хотел за то время, пока ещё на свободе, найти Нюту. Вы говорили, я не верю, что Тамара — моя сестра. Да, не верю, но, знаете, я верю, что Нюта жива и здорова, что она помнит обо мне и отце. Я найду их, прежде чем окажусь за решёткой.       — Не сажай себя в тюрьму раньше времени, может, обойдётся ещё всё…
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.