deja vu: дежавю

      Когда родители узнают, кем на самом деле является новый друг детей, на пару мгновений выпадают в осадок. Отец долго молчит, а потом резко заявляет, что и ноги его в доме быть не должно; мама лишь успокаивает плачущую дочь, с сожалением поглядывая на сына. Она не так негативно реагирует на произошедшее, и Ибо благодарен, что хоть от неё не слышит упрёков в сторону Сяо Чжаня, который не виноват абсолютно ни в чем. Поцелуй, о котором рассказала Сунь Ци, — на секунду, без цели стукачества, а лишь от огорчения и потрясения — Ван Цзижуй предпочитает игнорировать. Ибо понимает, почему отец так вспылил, и знает, что, будь на месте Чжань-гэ любой другой парень, ничего из происходящего не случилось бы. Ван Цзижуй лучше любого из них осведомлен о делах и погрешностях семьи Сяо, поэтому его реакция вполне резонна, он всего лишь хочет защитить семью. Ибо не может осудить его за это. Но легче не становится. Он единственный здесь имеет представление о том, какой Сяо Чжань на самом деле, он знает о его взглядах на определенные вещи и о его мыслях, и каждое грубое слово отца в его сторону больно режет слух — ни одно из них его не описывает ни в малейшей мере. — Как ты мог? Ты говорил, что он тебе не нравится, — Сунь Ци плачет громко и всхлипывает, заливаясь слезами. У неё разбито сердце, и Ибо позволяет ей в который раз сорвать на нем злость. Он обманул её и, в конце концов, заслуживает такой реакции именно от неё. — Цици, ты же понимаешь, что у вас всё равно ничего быть не могло... — не подумав, тихо выпаливает он, и мама тут же цыкает, одним взглядом намекая, что лучше ему помолчать. Он знает, что она не осуждает и не винит его ни в чем, но сейчас у неё на руках плачем заходится дочь и всё её внимание основательно уходит к ней. У Сунь Ци первая влюбленность и первое разбитое сердце, а ещё «предательство» со стороны брата. Ибо не знает, как успокоить сестру, и вряд ли его утешения ей нужны, поэтому он выбирает молчание. Лучший из возможных вариантов. Он понимает, что его вины как таковой нет, он не сделал ничего предосудительного и не виноват, что именно в нём заинтересовался Сяо Чжань, а свою взаимность, тем более, осуждать он тоже не собирается. Так случается, так бывает. Со временем всё пройдёт и забудется как страшный сон. Отец долго сидит молча и изредка бросается оскорблениями в сторону «этого мерзкого Сяо». Он не хочет отпускать эту ситуацию и говорит об этом напрямую, давая понять, что сегодняшним днём это не закончится. И лишь после того, как Ибо несколько раз напористо повторяет, что Сяо Чжань не равно его отец и винить его не в чем, тот смягчается и перестаёт плевать желчью хотя бы в его сторону. Но случившееся не даёт ему покоя. Тем же вечером он достает номер Сяо Ифэня. Он пытается дозвониться несколько раз, но в ответ с той стороны раздаются лишь гудки и голос автоответчика. А когда линия, наконец, становится доступной, Ван Цзижуй коротко представляется и без церемоний отпускает себя: длинным потоком слов рассказывает о дружбе детей и требует отгородить своего сына от его семьи, совсем не вскользь упоминая о произошедшем и тем временем не упуская возможности высказаться о других деяниях пожилого мужчины, которые его не устраивают. Сяо Ифэнь на том конце к всеобщему удивлению выслушивает каждое слово, а потом совершенно беспардонно переспрашивает, уверен ли тот, что Сяо Чжань целовался именно с его сыном, а не с дочерью. На эти почти насмешливые слова Ван Цзижуй негодует и заявляет, что если бы тот посмел хоть прикоснуться к его несовершеннолетней дочери, то от него не осталось бы и живого места. Мама несколько раз его одергивает, трогая за предплечье, но тот лишь отмахивается и продолжает. Ибо смотрит на это и устало жмурится, потирая пульсирующие виски влажными от волнения ладонями и понимая, что можно было обойтись и без звонка, и без этого представления. Они сами, Ибо и Чжань, могли бы разобраться, могли бы всё обсудить в спокойной обстановке и поступить как лучше. В конце концов, это в первую очередь касается их. Но кто им позволит. В ответ на очередной поток слов от Ван Цзижуя Сяо Ифэнь вспыхивает и с отвращением заявляет, что его сын не может быть «гомиком». Он не менее яро отказывается принимать эту ситуацию и, тем более, выпускать её на улицы Таньши: стоит лишь кому-то заикнуться, и слухи разбредутся по улочкам и забегаловкам. Подобная новость была бы сильным ударом по репутации семьи и по бизнесу. Когда оба мужчины более менее успокаиваются, голоса на обеих концах затихают, Ибо на долю секунды думает, что на этой ноте перепалка закончится и они сойдутся на соглашении о молчании и забудут всё. Но спустя несколько мгновений Сяо Ифэнь продолжает свою речь, тихо оповещая, что с Сяо Чжанем он разберётся сам. А потом он требует переплёт, сначала всей семьи, но спустя какое-то время сходится лишь на Ибо. Когда головная боль набатом бьёт по вискам, Ван Ибо оседает на первую попавшуюся поверхность и жмурится, потирая жгущие глаза. Он не выспался, не ел пол дня и перенервничал за последние несколько часов. Таблетка аспирина горчит во рту до сих пор: он принял её ещё час назад, но результата — ноль. За окном метель, ветер ревёт и поднимает в воздух тучи сухого снега, образуя небольшие вихри. Ибо подходит к окну, и лёгкий холод обдает кожу мурашками, отрезвляя. Он понимает родительскую импульсивность с обеих сторон. Он знает, в какой стране они живут, он знает о её устоях, морали и менталитете, но, тем не менее, настолько бурная реакция всё равно остаётся вне его понимания, а паника слабой дрожью моментами охватывает с ног до головы. Телефон в кармане вибрирует уведомлениями, Ван Ибо вытаскивает его и выпускает горячий воздух из лёгких. Переписка с Сяо Чжанем помогает на время унять бушующий рой мыслей, тот судя по всему ещё не знает о произошедшем. Старший отправляет стикеры котов и какие-то фотографии с едой, и Ибо решает ничего ему не рассказывать, пока всё не разрешится. Хоть кто-то из них должен быть в порядке и спать спокойно. Родители долго пытаются замять эту ситуацию. Они как и миллионы других с пренебрежением относятся к переплетам и переплетчикам, а подвергать подобному сеансу своих детей по собственной воле не стали бы никогда. А потом Сяо Ифэнь начинает угрожать, что если эта информация выйдет за порог их дома, то они останутся и без самого дома, и без работы, и в этом городе нормально жить не смогут никогда. Никто из них не воспринял бы подобные угрозы всерьёз, если бы весь Таньши не знал, кто такой Сяо Ифэнь. Властный, абсолютно мерзкий и опасный человек. Когда Ибо и отец остаются один на один, они долго молчат: старший сидит в кресле и вертит в руках потрёпанный телефон, а младший апатично всматривается в темноту за окном. Ван Цзижуй не говорит больше ничего, наверное, понимая, что этим звонком и своей вспыльчивостью только усугубил положение, и оставляет выбор за сыном: это его воспоминания, его чувства и его жизнь, выбирать за него он не будет и не может себе позволить. Ибо уходит к себе в комнату на онемевших ногах. Он не знает, что делать и как поступить. Ночью он долго плачет и на стикеры котиков в чате с Сяо Чжанем не отвечает. Он впервые жалеет, что не живёт своей жизнью, в стороне от родителей и их правил, наверное, если бы происходящее касалось только его, всё было бы проще. Но в каше замешаны уже все, и рисковать благополучием семьи Ибо не может себе позволить. Понимание того, что угрозы Сяо Ифэня не пустые, совсем не беспочвенны и совсем не безосновательны, давит на виски новой волной резкой боли, и возникшая мигрень не позволяет привести мысли и чувства в порядок, путая их в сумбурный клубок. Экран снова мигает уведомлением, чат с Чжань-гэ обновляется новым селфи, заставляя улыбнуться впервые за прошедший день. Ибо набирает полные лёгкие воздуха в попытке смягчить узел, образовавшийся в груди, но не помогает. Он влюблён и забывать ничего из случившегося между ними не хочет. Сяо Чжань успел поселиться в его голове и сердце, оккупировав там слишком много территории, он наполнил скучные будни своим присутствием и запахом — Ибо настолько к этому привык, что теперь одна мысль о том, что он всё это забудет, бьёт под дых кулаком разочарования. Но разве теперь у него есть выбор? Спустя пару минут Ибо блокирует телефон и думает, что вместе покататься на лыжах у них не получится. Через неделю он идёт в лавку.

×××

Когда книга с его именем, выведенным золотистыми витиеватыми буквами, ложится в руки, Ибо сухой ладонью оглаживает обложку и нервно хватает ртом воздух. Приглушённый свет в помещении вызывает лёгкую дрожь и тревогу. Здесь пахнет больницей и какими-то травами, тонкий и едкий запах едва режет обоняние. Атмосфера вялая и безмятежная, толстые и прочные стены приглушают гул кипящего людьми города. Окна на улицу плотно затянуты чёрными шторами и не пропускают дневных лучей, которые бы освещали полки, заставленные сотнями книг; по углам висят настенные лампы, озаряя пространство жёлтым мигающим время от времени светом. Стены оббиты стеллажами и увешаны ползучими растениями, переплетающимися между собой зелёными ветками. Посреди комнаты стоит круглый стол из тисового дерева и два стула. Ибо сидел за ним два часа, рассказывая всё, что знал и помнил о теперь забытом событии или человеке. Пожилая женщина, сидящая напротив, изредка кидает на него равнодушные взгляды: она таких как он видит десятками каждый день, и, Ибо уверен, она слышала истории и поинтереснее его. Ей на вид лет семьдесят, морщины расползлись и въелись в лицо уже годы назад. Бо́льшую часть времени женщина молчит, не задаёт вопросов, ничего не спрашивает, лишь исполняет свою работу безропотно. Её зовут Линь Мэи, и в её выцветших карих глазах слишком мало интереса и слишком много безразличия. Ибо смотрит на неё снова и ловит себя на мысли, что даже несмотря на лёгкую тревогу ему здесь комфортно. Травяной запах оседает на одежде, и в дальнем углу мигает светильник. Ибо поднимает взгляд и оглядывает имена людей на красных как под копирку книгах, чьи воспоминания надежно спрятаны на страницах. Скоро среди них окажутся и его собственные. Ибо не помнит, о чем говорил пару часов назад, и, держа книгу в руках, интерес щекочет кончики пальцев, однако он не решился бы открыть. Он помнит, что пришёл в лавку переплетчицы сам, по собственному желанию. А раз пришел, значит, была причина, значит, на тех страницах что-то, что он пожелал забыть. Отходя от сеанса, Ибо разминает затёкшие ноги, но не спешит вставать — переплетчица даёт время прийти в себя. Ибо косится на неё ещё раз и поджимает губы. Переплетчиков мало кто любит. Ибо готов согласиться, что не беспричинно. Казалось бы, дар дан для целебных и вспомогательных целей, но как всегда у людей не получается изъять из чего-то что-то безусловно чистое. Многие переплетчики позволяют людям выкинуть из памяти чужое беззаконие, ошибки и причиненный им вред, тем самым оставляя безнаказанными тех, кто наказание заслужил. Большинство лишь хочет нажиться, мало кто действительно использует знания по назначению — не осуждать это не получается. Ибо думает, что, будь он на месте любого из них, сделал бы всё по другому. Ближайший светильник снова мигает жёлтым светом, и тревога растворяется, ускользая песком меж пальцев. Ван Ибо ещё раз оглядывается вокруг и расслабляется, снова пробегает взглядом по именам на стеллажах и смотрит на Линь Мэи, до сих пор сидящую перед ним. Она наглаживает кольца на морщинистых пальцах и поднимает взгляд, когда Ибо, не успев взвесить и обдумать мысль, внезапно спрашивает: — Вы набираете учеников?

×××

Снег не прекращает валить густой стеной уже который час, покрывая собой весь город и людей. Всё вокруг белеет, и гирлянды и яркие вывески красиво отливаются на белых шапках снега. Люди куда-то спешат и закрывают лица капюшонами и шарфами, прячась от холода. Сяо Чжань шагает медленно, впитывая в себя атмосферу. Зима никогда не перестанет быть его любимым временем года. Зимой всё легче и чище. А ещё нет изматывающей жары, что несомненно является первым и главным её преимуществом. Народ рассеивается ближе к вечеру, и можно без напряга лёгкой походкой очерчивать улицы одна за другой. Сяо Чжань вдыхает холодный воздух и осматривается вокруг, разглядывая неоновые вывески. Цвета пестрят ярко и немного режут глаз. Он жмурится и замирает, цепляясь взглядом за знакомую физиономию и зелёную куртку. На губах самовольно расползается улыбка, и предвкушение долгожданной встречи будоражит кровь в сосудах. Ибо стоит в нескольких метрах от него, у лавки с пряничными изделиями, и разглядывает только испечённые домики и ёлки. Они не виделись всего неделю, но эти семь дней ощущались будто целая вечность: отец не давал ему покоя ни дня, пытаясь то утащить с собой на переговоры, то завлекая бессмысленными беседами. Сухих переписок было мало, тем более казалось, что Ибо такой способ общения не нравился и не устраивал, не после того, как они дорвались до губ и рук друг друга. Было мало. Он подходит со стороны тихо и наклоняется через чужое плечо, дуя в открытое покрасневшее от холода ухо. Ибо перед ним дёргается и поворачивается всем корпусом, смешно и недовольно кривя брови в удивлении. — Диди не рад меня видеть? — мягко тянет Сяо Чжань, подходя ближе и протягивая руки для объятия. — Мы знакомы? — сухо и в непонимании спрашивает Ибо, отступая на шаг назад. Сяо Чжань смотрит на его лицо несколько долгих мгновений, и понимание накрывает обухом по голове. Жар обдает поясницу и лёгкие, кажется, вмиг прожигая там дыру, и расползается по всему телу от головы до пяток. «Только не это», — проносится в мыслях. Он же не мог этого сделать? Но Ибо стоит перед ним, смотрит озадаченно и ждёт ответа. Он вглядывается в чужое лицо и явно пытается понять, не не узнал ли он какого-то знакомого или бывшего одноклассника. Сяо Чжань отмирает спустя минуту, понимая, что это не глупая шутка, и пытается заставить себя сдвинуться с места, но тело не реагирует и не слушается. Ибо перед ним мнётся на месте, терпеливо ожидая и мило потирая замёрзшие руки, и Чжаню так хочется поцеловать его и согреть ладони в своих, но Ибо его забыл. — Н-нет, — запинается он, когда в носу щиплет и глаза застилает пеленой. — Простите, я обознался... Он разворачивается на ватных ногах и быстрой походкой удаляется прочь, едва не падая через несколько метров. Ван Ибо смотрит незнакомцу вслед, и пустота молча расползается по лёгким, впитываясь в клетки и ребра. Она поселяется там без разрешения и спроса, заседает на долгие недели и месяцы.

×××

Когда удается добраться домой, Сяо Чжань громко хлопает входной дверью, пугая служанку, и вихрем летит к себе в кабинет. Он скидывает пальто прямо на пол и одним движением сгребает все бумаги и вещи со стола. Игрушки и статуэтки падают с грохотом на пол, отбиваясь и отскакивая от поверхности; листы разлетаются в стороны и под стол. Сквозь пелену слёз не видно ничего, и Сяо Чжань хватает ладонью первую попавшуюся под руку вещь. Он осекается и замирает, лишь когда фигурка маленького принца с алой розой в руке разбивается о стену и летит осколками на пол. Он оседает вслед за ней и руками сгребает остатки в одну кучку, быстро вытирая слезы со щёк, и падает назад, чувствуя, как в спину врезается что-то острое. Физическая боль немного отрезвляет, позволяя выдохнуть. В приоткрытой двери с тихим мяуканьем появляется Орешек. Кошка тихо пробирается ближе и трётся головой о плечо. Сяо Чжань подхватывает её руками и кладёт себе на грудь, нервно поглаживая вдоль шерсти. Когда шок проходит и злость утихает, перед глазами появляется лицо Ибо, смотрящего на него немигающим и непонимающим взглядом. Сяо Чжань бездумно лежит ещё несколько секунд, а после подрывается на ноги и, аккуратно поставив кошку на пол, хватает пальто. Он почти сбивает с ног выходящую из-за угла служанку и кидает ей короткое «Там нужно прибраться». Та смотрит на него недоуменными глазами и взглядом скользит по мокрым щекам, открывая рот, чтобы что-то сказать, но Сяо Чжань уже уносится по лестнице вниз. Тиски в груди сжимают воздух, не позволяя сделать и вдох. Всё, что между ними было: один поцелуй, несколько разговоров и сотни мало и многозначительных взглядов. Они знакомы чуть больше двух месяцев и знают друг о друге не так много, как бы хотелось. Точнее, теперь знает только Сяо Чжань. Он усмехается и на мгновение задумывается, почему Ибо так поступил и каковы были причины. Ответы долго искать не приходится, и смысла в этом нет — Сяо Чжань знает, кто он, из какой он семьи и кто его отец. Он не может позволить себе осудить Ибо. Наверное, где-то глубоко в подсознании он знал, что это случится, вопрос времени. Всё хорошее в его жизни сродни пороховой бочке: обязательно рванет, но когда — не знаешь. Потому что каждый раз, как всё налаживается и дышать становится легче, всё рушится. Ибо — не исключение. Ибо захотел его забыть, значит, ничто другое уже не имеет значения. Сяо Чжань для него теперь лишь случайный прохожий, перепутавший его с кем-то другим. Он продолжает нестись по улицам и игнорирует холод, не застёгивая пальто. Эти прошедшие два месяца были лучшим, что случилось с ним за последние годы, но оставлять их в памяти — значит открыть портал в ещё одну чёрную дыру: слишком больно. Сяо Чжань помнит, что обещал себе, что переплёт никогда не коснется его сознания, но сейчас он стоит перед дверью лавки и смотрит на скромную вывеску. На мгновение он замирает, а после рука сама тянется к двери и открывает её. Пути назад нет. Он осматривается в тёмном помещении и сразу и напрямую просит сидящую в центре комнаты знакомую женщину переплести его. Линь Мэи странно смотрит на него и молча указывает на стул перед собой, приглашая присесть. После сеанса Сяо Чжань заходит в первый попавшийся паб. На следующее утро он не помнит ничего.