as your heart gets bigger and you try to figure out what it's all about and your skin gets thicker as you try to figure out what it's all about
Kodaline — one day
— Ты уверен, что не хочешь пойти со мной? — в который раз спрашивает Сяо Ифэнь, обращаясь к сыну. — Это важные переговоры для компании, я бы хотел, чтобы ты присутствовал. Тяжёлый вздох непроизвольно вырывается из груди, демонстрируя всю усталость и нежелание как-либо участвовать в предложенном. Сяо Чжань поднимает глаза на отца и всем своим существом даёт понять, что ему не интересно, что он не хочет и не собирается ввязываться в его дела. Сяо Ифэнь сидит в кресле напротив, сутулится, газета шуршит в руках, брови нахмурены, на переносице очки. Он не оставляет попыток завлечь сына в работу своей «компании» и всячески пытается привлечь его внимание, но тот противится всеми возможными способами. Наркотики и нелегальное оружие — это последнее, с чем он бы хотел связывать свою и так не особо благоприятную и порядочную жизнь. Такая себе перспектива. Сяо Чжань отводит взгляд и нервно вертит меж пальцев карандаш. Раздражение обволакивает с ног до головы, и приходится сдерживаться, чтобы не нагрубить и не сорваться с места и сбежать к себе. Голова раскалывается. Бессилие ослабляет кости и рассудок, лишая возможности здраво функционировать. Усталость оседает кругами под глазами, в горле пересохло, и ужасно хочется пить. Желательно чего-то с градусом и гарантией опьянения. Хочется забыться и забыть полукрики-полустоны очередной служанки, доносящиеся из комнаты отца вчерашней ночью. Сяо Чжань вглядывается в чужие мутные, абсолютно бесчестные глаза и в который раз жалеет, что человек, сидящий напротив, является его отцом. «Родителей не выбирают», — повторяет он себе раз за разом, но факт того, что он плоть и кровь кого-то настолько гнусного и отвратительного, вызывает мигрень за мигренью и бессонницу за бессонницей. Сяо Чжань думает, что, будь рядом мама, он бы уткнулся ей в плечо и смог заплакать, выпуская все эмоции наружу, не позволяя им бродить в душе, превращаясь в горькую и кислую субстанцию. Он смотрит на стену перед собой — портрет мамы пестрит цветами, и даже через ткань и краску её лицо излучает тепло и заботу. Сяо Чжань знает, что, будь мама жива, она была бы единственным человеком, спасающим его от постоянной тревоги, и одно её присутствие притупило бы боль в груди. Но её нет уже тринадцать лет. В тот день, когда её сердце остановилось, когда не среагировало ни ударом на разряды дефибриллятора, она ушла. Ушла и забрала с собой частичку его, вырвав нежными руками клетки из груди и оставив там укромное пустое место до сегодняшнего дня. Всё, что ему осталось — воспоминания и постоянное гнетущее давление со стороны отца. Сяо Чжань не помнит, когда в последний раз засыпал без мыслей о нём, и почти не винит себя в том, что причастился к алкоголю. Он живёт в таком состоянии почти всю свою жизнь и ещё чуть-чуть и привыкнет. Дыра в груди прожигает воздух в лёгких, и с каждым днём дышать всё тяжелее. Он пытался заполнить её клубами, выпивкой, чужим признанием, попытками в дружбу, случайными контактами. От последних становилось лишь откровенно хуже. Друзей не было. Сяо Чжань уяснил урок привязанности ещё в подростковом возрасте. Это болезненно, в этом нет необходимости, забирает слишком много сил и времени. Одному проще. Должно было быть. Но в этот момент он уверен в тотально противоположном. Хочется, чтобы кто-то обнял, пожалел и дал совет о том, куда двигаться дальше. Существование в одиночку абсолютно пустое, бессмысленное, не к кому прийти, не с кем поговорить, некуда прятаться — так проходит день за днём, месяц за месяцем, год за годом. Игра свеч не стоит, чуть больше смелости — и она закончится. Он не знает, что делать и куда деваться, все попытки уйти из этого дома никогда успехом не увенчивались, его всегда возвращали и пальцем указывали на место, прямо говоря: «выдыхай и смиряйся, это твой фатум, никакой альтернативы». Но Сяо Чжань знает, что он может. Он знает, что он может вести нормальную здоровую жизнь, у него столько нерастраченной энергии, она внутри, плещется о края и просится наружу, в ней столько желания жить, не существовать, а жить, чувствовать и ощущать. Пропускать сквозь себя все мелочи, ходить на работу, покупать кофе по утрам и, если повезёт, построить отношения. Но сможет ли он когда-то? Заслуживает ли он? Сяо Чжань делает вдох, закрывает глаза. Мигрень набатом избивает виски, отбирая способность мыслить здраво и расслабиться. Он недовольно жмурится, когда прислуга с громким грохотом ставит поднос с посудой на стол и когда баритон отца раздаётся в комнате, вызывая резкое чувство враждебности. — Через час должен прийти переплётчик, напомни об этом Цзы Мэнь, — обращается он к молодой девушке, окидывая её оценивающим взглядом; та кивает и быстро удаляется. — Как они вообще по собственной воле идут на это? — возмущается Сяо Чжань. Он смотрит ей вслед, и негодование паром улетучивается в воздухе. Слышать и знать о том, что происходит в его доме, но не иметь никакой возможности как-то на это повлиять, каждый раз бьёт под дых кулаком разочарования и в себе, и во всех окружающих. Предъявить отцу что-то по этому поводу он никак не может и не хочет — раньше он делал это постоянно, но никаких плодов, кроме чувства беспомощности, врезавшегося в черепной подкорке, это не дало. Он знает, что его слова ничего не стоят для этого человека, не когда дело касается подобного. — У них нет выбора, — совершенно гнусаво и самодовольно произносит Сяо Ифэнь и выглядит даже в какой-то мере удовлетворённым, вызывая зуд на кулаках и заставляя злость разрастаться в геометрической прогрессии. — Ты же тоже решился. Сяо Чжань замирает на возражающем полуслове с открытым ртом и ошарашенно таращится на отца, ожидая объяснения и продолжения, но тот в ответ лишь пожимает плечами и возвращает взгляд к газете перед собой. Мысли прямой строкой бегут наперегонки перед глазами, и мигрень уступает потрясению. Шок холодом несётся по предплечьям и затылку, поднимая волосы дыбом и будоража сознание. Сяо Чжань поднимается с места на затёкших ногах и, ничего не видя перед собой, выходит из комнаты, едва слыша доносящиеся в спину слова и фразы. Он почти врезается в дверной косяк, но вовремя реагирует и опирается о него плечом. Страх оживает в дрожащих руках и в холодном поту на висках. Единственная мысль, которую удается поймать из летящего роя, говорит о том, что он сделал что-то ужасное и отвратительное. Приступ паники, липкий и вязкий, мерзкими пятнами пробирается под кожу и разгоняет мышцы с левой стороны грудной клетки. Через силу дойдя до своей комнаты и открывая дверь, он успевает десять раз кинуть себя под стать своему отцу и падает на кровать бессильной тушей. Дышать тяжело,×××
Десятки голосов сливаются с шумом улицы, заполняя пространство. Шины машин с гулким звуком протирают асфальт, поднимая дождевые капли в воздух и разбрасывая их на прохожих. Осень бьёт холодом по лицам, и приходится кутаться в тёплые шарфы и пальто. Пахнет дождем и мокрыми листьями. Серые тучи окутывают город со всех сторон, не обещая ничего, кроме ливней и слякоти. Ван Ибо заходит в первое попавшееся заведение с яркой вывеской в попытке спрятаться от надвигающегося дождя и осматривается вокруг. Нежные бежевые тона и мягкий свет успокаивают красные жгущие от ветра глаза. Щеки обдает теплом, и Ибо снимает капюшон, проходя вглубь. Он окидывает столики взглядом и, когда цепляется за знакомое лицо, замирает на месте: Сяо Чжань в красном свитере, с книгой в руках и очками на переносице сидит в нескольких шагах от него и делает глоток зелёного чая из прозрачной кружки с рисунком кошки. Ибо не видел его несколько недель, и нежность тёплым паром растекается в груди, заставляя надрывно втянуть воздух носом. Он смотрит на мужчину несколько мгновений и со смятением напополам решается подойти. Когда чужие янтарные глаза отрываются от книги и смотрят в ответ прямо и непонятливо, Ибо замирает у столика с приоткрытым ртом и не решается что-то сказать. Сяо Чжань вглядывается в его лицо и, узнав только спустя несколько секунд, коротко здоровается первым. — Привет? Тихий голос лаской разливается в ушах, и нежность окутывает с ног до головы, заставляя улыбнуться совсем по-дурацки. На приветствие Ибо лишь поспешно кивает и указывает взглядом на стул рядом, беззвучно спрашивая разрешения сесть. Сяо Чжань жмёт плечами — он здесь один, не считая рефлексии и апатии, и компания совсем не помешает. Ибо молча садится напротив и вглядывается в такие знакомые и приветливые черты лица, едва справляясь с желанием сгрести в охапку и унести с собой домой, а после обнимать и целовать долго-долго. Красный широкий свитер оголяет ключицы и шею, буквально привораживая и не позволяя оторвать взгляд. Ибо всё никак не находится со словами — хочется сказать так много всего — и задаёт совершенно банальный вопрос: — Как дела? В ответ Сяо Чжань лишь вглядывается в чужое лицо абсолютно нечитаемым взглядом и горько ухмыляется, беря в руки кружку с чаем. Красивые длинные пальцы обхватывают стеклянную посуду и тут же ставят её на стол. У Сяо Чжаня глаза красные и усталые-усталые, синяки под ними чуть ли не темнее глубоких зрачков, губы бледные и обветренные, а руки дрожат. — Бывало получше. Ибо не знает, что с ним происходит, и это незнание комком сдавливает гортань, не позволяя дышать. В какой-то мере он винит себя в том, что тогда давно решился на переплёт, решился на то, чтобы забыть свою влюбленность и близкого человека. Он вспоминает, как Чжань-гэ приходил в их дом почти каждый день на протяжении двух месяцев и улыбался ярко — в груди щемит до сих пор. Ибо опускает взгляд на свои руки и думает, что, если бы тогда он не пошел в лавку, возможно, сейчас они сидели бы также, но вместе и счастливые. Не было бы этой драмы, боли и разбитых сердец — всё-таки их сюжет перекосило нехило. Но возможности вернуть всё назад нет, Сяо Чжань сидит перед ним, и его глаза пустые и уставшие. Ибо не знает, что творится в чужой голове, и не представляет, как может помочь и может ли вообще. Всё, что в его силах, это смотреть взглядом, в котором плещется избыток понимания, и так участливо, что Сяо Чжань в ответ лишь мягко улыбается, выбивая последний воздух из лёгких. — У нас вчера снова был переплетчик, — внезапно и даже смущённо говорит Сяо Чжань и отводит взгляд, закрывая книгу. — Думал, снова увижу тебя. Хотел извиниться... — Я же сказал, что это был первый и последний раз. Сяо Чжань застывает, всматривается в глаза и вдруг улыбается одними губами абсолютно обезоруживающе — греет не хуже горячего чая в руках и обогревателей по углам. Ибо кажется, что в этот момент он теряет остатки себя и почти осыпается сгоревшим пеплом на пол, под стол, прямо к ногам Сяо Чжаня. — А ещё вчера я узнал, что я тоже переплетён, — тот совершенно непринужденно продолжает разговор сам. — Весь день думаю о том, что я пытался забыть. — Ты пытался забыть нас, — с отчаянием в глазах и в голосе выпаливает Ибо, не удержавшись и тщетно надеясь, что Сяо Чжань услышит эту фразу. Но кому как не ему знать, что тот не услышит в полной мере ничего. Но так даже лучше, это даст понять, что Ибо что-то знает о нём самом и о его стёртых из сознания воспоминаниях. Иллюзия надежды на то, что ещё можно всё вернуть, плещется где-то в лёгких и застревает комом в горле. Ибо не знает, хотел бы этого Сяо Чжань, но позыв и упование на то, что он может хоть как-то помочь вернуться в то состояние, в котором он был, когда приходил к ним домой и когда шептал ночью через динамик телефона, что ему так хорошо не было ни с кем, якорем прибивает к полу. Ибо видел, каким может быть Сяо Чжань, когда ему хорошо, когда не думает ни о чем, но сейчас тот абсолютно подавлен и разбит — чем дольше смотришь, тем больше болят глаза. Сяо Чжань выпадает из реальности на несколько секунд. Вселенная блокирует доступ к забытому. А когда он приходит в себя, хлопает длинными ресницами в полном непонимании и хватается руками за стол до побелевших костяшек. — Это был ты? Это ты меня переплетал? — Нет, Чжань-гэ, — коротко отвечает Ибо и ликует от возможности дать понять, что он может помочь, если Чжань-гэ в этом нуждается. — Это был не я, но я знаю, что именно ты забыл. Шок сплетается с непониманием на его лице. Сяо Чжань хмурится, долго молчит и гипнотизирует взглядом в стол. Над ним невидимая туча мыслей и колебаний, отражающая себя в ломкой морщинке на лбу и в бегающих глазах. Ибо с тоской осматривает его снова, так сильно хочется прикоснуться и обнять, забрать всю боль и сомнения себе, целовать в щёки и краешки губ, пока они не растянутся в улыбке, но он не может себе этого позволить. Он не имеет на это права. Не сейчас. Не когда Сяо Чжань его не помнит. — Я могу помочь найти твою книгу, — внезапно выдает он и ловит на себе удивлённый взгляд. Сяо Чжань игнорирует возвратившуюся головную боль и пытается позволить себе осознать, что сидящий перед ним парень что-то знает. Он не понимает, действительно ли хочет знать содержимое книги, если её удастся найти, и не добьёт ли оно окончательно, не втопчет ли в землю без капли сожалений. Но желание убедиться в своей невинности и безгрешности берёт верх. Сяо Чжань кивает, соглашаясь. Ибо перед ним озаряется надеждой и предлагает начать с его лавки, куда спустя пару минут они и направляются. Когда дверь кафе захлопывается позади и прячет за собой такое нужное тепло, Сяо Чжань останавливается на полушаге и касается ладонью чужого плеча. — Я сделал что-то плохое? — совершенно потерянно спрашивает он, не отрывая взгляда от глаз напротив. — Нет, Чжань-гэ, ты не сделал ничего плохого. Сяо Чжань верит.×××
Лавка пустует, свет в помещении не горит. Ибо с улицы вглядывается в темноту за стеклом и осознает, что Линь Чэн, скорее всего, на вечернем сеансе. Он с облегчением выдыхает, понимая, что им всё-таки удастся побыть наедине. Он отмыкает замок своим ключом и пропускает вперёд замёрзшего и топчущегося позади Сяо Чжаня. Они дошли сюда почти молча, изредка перебрасываясь короткими фразами, — ужасно хотелось начать диалог и поговорить о чем угодно, лишь бы услышать голос, но Ибо не решался, а Сяо Чжань был не в состоянии. Ему было откровенно паршиво: и ментально — поникшие глаза выдавали всё как на ладони — и физически, судя по запаху перегара. Очень хотелось разговорить, отвлечь на что-то хоть на жалкие несколько минут, но каждый раз, как Ибо собирался что-нибудь сказать, мысли рассеивались в холодном ветру. Ван Ибо входит в помещение и сразу же включает свет, закрывая за собой дверь на замок, чтобы никто не вошёл и не помешал, — у Линь Чэна есть свой ключ на случай, если тот вернётся. Он бросает взгляд на Сяо Чжаня: его волосы глянцем блестят под жёлтым светом ламп — они шли под моросью — а щеки покраснели от холода. Ибо в который раз засматривается и осекается, лишь когда Сяо Чжань вопросительно смотрит в ответ. Пальто и куртка отправляются на вешалку, и тепло обогревателя и батарей согревает замёрзшие влажные пальцы. Ибо по традиции, которую, увы, помнит лишь он, делает им чай: черный с двумя ложками сахара для себя и зеленый без сахара для Сяо Чжаня. Он передаёт большую красную кружку в чужие руки, и, когда тот делает первый глоток, Ибо встречается с озадаченным взглядом. Он лишь пожимает плечами и едва улыбается, смотря в глаза не малозначительно и снова давая понять, что они раньше были знакомы. А после непринужденно указывает на полки, предлагая приступить. Отсутствие Лин Чэна позволяет спокойно перерыть стопки и стеллажи в поиске нужной книги, но спустя час тщательного выискивания всё оказывается тщетным. Сяо Чжань заметно расстраивается и с уставшим выдохом садится на стул для переплёта. Он делает глоток остывшего чая и переводит взгляд на Ибо, оглаживает глазами подтянутую фигуру, красивое лицо и делает вывод, что парень очень даже привлекательный. Встреться они при других обстоятельствах, Сяо Чжань бы даже решился на пробу пофлиртовать. Ему недавно исполнилось тридцать, и опыта за спиной было несколько дюжин и пару ложек. Годы в университете были перенасыщены попытками «в новое», даже несмотря на репутацию «приличного и старательного мальчика», и помогли определиться и принять в себе то, что упорно подавлялось годами до этого. У него были и мужчины, и женщины — и на разовые контакты, и на недолгосрочные отношения, поэтому интерес к привлекательному парнишке Сяо Чжаня совсем не смущает. Он смотрит на чужие большие ладони, ловко перебирающие книги, и думает о том, что, должно быть, Ибо безумно ласковый, но от того не менее пылкий в постели. Глаза очерчивают кадык и длинную шею, и желание прикоснуться отдаётся уколами щекотки на кончиках пальцев. У него давно не было ни отношений, ни просто случайных контактов, поэтому тело совсем резонно реагирует на чужие поджарые ноги, обтянутые черными джинсами. Сяо Чжань снова делает глоток кислого чая и откидывается назад, позволяя себе расслабиться. Поток мыслей прерывается, когда Ибо говорит, что в его комнате тоже есть старые книги, и предлагает подняться наверх и поискать там. Сяо Чжань почти ухмыляется подобному предложению и своим мыслям, но сдерживается и встаёт со стула, следуя за парнем. Они поднимаются наверх молча, и, когда Сяо Чжань, снова погруженный в раздумья, спотыкается на последней ступеньке, Ибо тут же подхватывает его за талию и удерживает в руках несколько лишних мгновений. Щёки внезапно полыхают от ощущения широких ладоней на боках, и Сяо Чжань неловко и смущённо благодарит, отводя взгляд. — У Сяо-лаоши такая тонкая талия, — решается то ли на комплимент, то ли на констатацию факта Ибо, но тон его голоса определённо звучит как флирт, и Сяо Чжань улыбается в ответ достаточно мило и кокетливо, чтобы в который раз за вечер выбить из лёгких воздух. Старший всматривается в чужой заинтересованный, по его мнению, взгляд и пытается понять, является ли это разрешением/приглашением или же это просто нездоровые хотелки подсознания. Зайдя в комнату, Ибо тут же несколько раз извиняется за разбросанное по полу Лего, которое врезается в ступню Сяо Чжаня. Тот лишь хихикает и отнекивается, в этот момент почти забывая, зачем они здесь. Ибо извиняется ещё раз и начинает собирать детальки с пола во избежание очередного неприятного инцидента, а Сяо Чжань подходит к полке с книгами и быстро скользит по ним взглядом. Но желание взглянуть ещё раз на вертящегося сзади парня побеждает и когда он оборачивается, чтобы всё-таки посмотреть на Ибо, то тут же сталкивается с ним и врезается в его грудь. Они замирают в такой позе, и полость в груди у обоих внезапно на какой-то миг заполняется чувством дежавю, а после всё исчезает, оставляя за собой пустоту ещё гуще. У Ибо взгляд плывёт и крыша качается из стороны в сторону, намереваясь рухнуть и уничтожить с собой остатки самообладания. Сяо Чжань перед ним громко сглатывает и опускает взгляд на губы, он едва тянется вперёд, приоткрывая рот, и резко поднимает глаза. И крышу всё-таки срывает. Близость бьёт пощечиной по лицу, и Ибо рывком подаётся вперёд, врезаясь в чужие губы. Он ждёт, когда его оттолкнут и всё закончится здесь и сейчас, оставив его в дураках, но чужие ладони лишь нерешительно ложатся на шею и притягивают ближе едва-едва. Сяо Чжань отвечает на поцелуй, углубляя его, и Ибо в конце концов осыпается пеплом в ноги. Он отпускает себя и обхватывает чужую талию, дурея от близости и прижимая к себе так крепко, но так бережно. Большими ладонями обнимает сильно и собственнически, оглаживает бока и проходится пальцами по груди, цепляя подушечками твёрдые соски — Сяо Чжань не сдерживается и тихо стонет прямо в поцелуй. Ибо целует напористо и жадно, тянет на себя, роняя на кровать рядом, пуская волны возбуждения по телу и концентрируя его в низу живота. Мурашки холодком летят по коже, а губы переходят на шею влажной и ласковой дорожкой, заставляя выгибаться навстречу прикосновениям и обхватить ногами чужую талию. Красный свитер задирается и оголяет живот и тазобедренные косточки — Ибо оставляет на правой засос. Дыхание и вкусы смешиваются на языке, вызывая дрожь и томность. Воздух вокруг накаляется. Ибо закатывает глаза, когда чужие руки оттягивают волосы на загривке — он почти сходит с ума от желания и влюбленности. Внезапная мысль о том, что для Сяо Чжаня это всё мало что значит, уколом разочарования щипает под сердцем, но остаётся проигнорированной, прерваться — себе дороже. Остановиться уже не получится, не когда его притягивают за шею и больно врезаются губами в кадык. Надрывный стон вырывается из груди сам по себе, оглушая обоих. Они встречаются мутными глазами на несколько секунд, а после снова припадают друг к другу. Одежда отправляется на пол, тела сталкиваются жаром, обжигая кожу током. Они целуются долго, лаская друг друга жадно и много, растягивают удовольствие по секундам. И когда Ибо, наконец, входит внутрь, Сяо Чжаня выгибает дугой на белых простынях, окутывающих теплом кожу. Вспышка ощущений закатывает глаза и глушит, кровь гудит в ушах. Ибо нагибается и целует в уголок губ излишне чувственно, чтобы не сойти с ума, минуту даёт привыкнуть к забытым ощущениям и оглаживает ладонями бёдра, сжимая до побелевших костяшек и оставляя на них алые следы. Завтра там расцветут синяки. Ибо начинает двигаться медленно и размеренно, мгновение подбирает угол и сразу подхватывает нужный ритм. Тянется к губам и попадает в нужную точку, выбивая из груди череду надрывных стонов. Губы немеют, сердцебиение срывается, не поспевая за ощущениями и удовольствием. Накаленный воздух разбавляется холодом и ветром, проникающим из приоткрытого окна, и охлаждает горячую кожу мурашками. Сяо Чжань томно закрывает глаза и отдаётся чужим рукам и губам, отзываясь стоном за стоном на каждый толчок, на каждое движение. Ибо двигается внутри плавно, но уверенно, вдалбливает в кровать и ловит губами каждый звук, каждый выдох и каждый тихий шорох ресниц.×××
Когда Сяо Чжань просыпается в чужой кровати, поясницу ломит, а за окном едва развидняется. Он поднимается на локтях, мягко убирая чужую руку со своей груди, и с огромной силой воли выпутывается из тёплых объятий. Ибо тихо сопит и хмурит во сне брови — Сяо Чжань на мгновение умиляется и ласково целует в пухлую щеку. Он вылезает из кровати, подбирает одежду с пола и одевается слишком лениво, не желая уходить. Смотрит на чужое лицо долго и надрывно втягивает воздух через нос. Ибо уютный, Ибо ласковый и понимающий, с Ибо хочется быть рядом, Ибо хочется любить, но Сяо Чжань знает, что не заслуживает этого. Он ещё раз с сожалением смотрит на спящего парня, его лицо освещено синим светом светающего неба, и ловит себя на мысли, что хотел бы увидеть, как Ибо утром заварит им чай и поцелует оставленные им же засосы на шее. Но спустя пять минут дверь за ним участливо тихо закрывается. Холодный ветер ударяет в лицо и руки, как только Сяо Чжань покидает чужой дом и оказывается на улице. Он натягивает воротник пальто повыше и выдыхает пар из лёгких. Всё тело приятно ноет, а на душе снова мерзкий осадок. Понимание того, что для Ибо это лишь разовый контакт, больно ломит рёбра и сбивает дыхание. Ибо слишком молод и слишком красив — наверное, кого-то, подобного Сяо Чжаню, подцепить и затащить в кровать совсем не тяжело. Он напрочь забывает об изначальной причине прихода и книге и ускоряет шаг, скрываясь за углом.