Захудалое королевство

— Веня! Ты дрыхнешь, что ли? Веня, вставай! Устав с долгой дороги и разговоров, которые были, пожалуй, еще длиннее, наевшись блинчиков и колбасы, доктор спал сном сытого младенца. Наступивший за стрельчатым окном день ничуть его не потревожил, он спал бы и дальше. Но неугомонный Станислав уже вовсю трубил побудку: — Вставайте, доктор! Нас ждут великие дела! И сдергивал с доктора теплую шаль королевы-матери, которая так кстати оказалась в будуаре и вполне заменила одеяло. Доктор изловчился и лягнул короля в колено — не сильно, но все-таки. Причем ушибленной ногой, а она совсем не болела. Вот это было хорошо. И ведь попал! Это было вдвойне приятно. — Веня, поднимайся! А то кофе оболью! Такого святотатства доктор допустить не мог. Пришлось проснуться. — Ну, какие-такие великие дела нас ждут? — проворчал Вениамин, усаживаясь на оттоманке. — Недоделанные! — бодро ответил Станислав. — Идем к Фее. Надо же до конца разобраться, что там с этим контрактом. Под самым носом у доктора оказалась полная до краев чашка кофе с молоком. Молочная пенка легла на поверхности милейшим округлым сердечком, мысик которого загибался кокетливым завитком. — Вот, выпей, и идем! И доктор выпил. И они пошли. Солнце светило, но было уже по-осеннему свежо. Холодок бежал за ворот, но короля это, судя по всему, нисколько не смущало. Даже наоборот, бодрило еще пуще, хотя, казалось, бы, дальше было некуда. — Ну, где ты там телепаешься? — кричал король отставшему лейб-медику. — Колевка сама себя не выпьет! — Иду, иду, — отвечал Вениамин. — Куда торопиться-то? Подожди немного. Станислав остановился посреди улицы. — А что, сегодня разве воскресенье? — спросил он. — Не знаю, — пожал плечами подоспевший доктор. — Сегодня, мне кажется, четверг. По четвергам булочник на Большой улице пек предпраздничные пирожки — маленькие, как гороховые стручки, только, конечно, чуть потолще, со сложной, но непременно постной начинкой: яблоки, изюм, орехи и корица. И ах, какой аромат разносился по Большой улице по четвергам! И не захочешь, а зайдешь и купишь пару пирожков, золотистых, горячих, с пылу с жару! Ужасно вкусных! По мнению доктора, так гораздо вкуснее, чем праздничные пирожки с мясом, ливером и прочей требухой, хотя, конечно, на вкус и цвет товарищей нет. — Вот и мне кажется, что четверг, — кивнул Станислав. — А пирогами что-то и не пахнет! Ну ладно, Фея говорил, жена что-то там ему напекла. Небось, закуску не зажмет. И они пошли дальше по непривычно пустой для этого часа улице. Дом Феи стоял как раз в самом ее конце, перед выходом на Рыночную площадь. — Хозяева, дома? — громко спросил Станислав, приоткрыв незапертую дверь. Дом ответил ему молчанием. Но стол стоял накрытый. Как Фея и обещал, новая порция колевки подмигивала лиловым глазом из пузатого штофа, рюмочки, каждая на глоток, толпились вокруг штофа как цыплята вокруг наседки, а рядом, радуя глаз, теснилась всяческая снедь, и жареное, и пареное. Пирогов, правда, не было. — Эй, Фея! — позвал король. — Ты где там? Гостей зазвал, а сам сбежал? — Смотри, Стасик, — сказал лейб-медик. — Он, наверное, в погребе. Может, за медовухой полез? Маленькая, в половину человеческого роста, дверца в дальней стене была приоткрыта. Всякому, кто когда-либо испытал на себе чары феиной настойки, было известно, что за этой дверцей прячется лесенка на три ступеньки, ведущая в просторный и сухой погреб, где знаменитая колевка и доходит до готовности, а иногда переходит и дальше. Станислав взялся за дверную ручку: — Поглядим, что за медовуха. Но и в погребе не было ни души. Солнечный луч, пробивающийся через маленькое тусклое оконце, освещал пустую комнатку. Почти пустую. — Веня… Что это? Посреди обширного помещения возвышалась большая куча каких-то плодов, побольше, чем крупное яблоко, но все же помельче, чем кочаны капусты. И все — золотисто-желтого цвета. — Тыквы, — выдохнул Вениамин. — Целый погреб тыкв… И тишина знакомого погреба показалась вдруг зловещей. — Идем отсюда, Стасик, — потянул доктор друга за рукав. — Погоди, — сказал король. Он шагнул вперед, склонился над тыквенным курганом. — Веня, — потрясенно сказал король, — посмотри… И протянул к доктору на вытянутой руке одну из тыкв, от спелости рыжую аж до красноты.  — Узнаешь? Мне кажется, я знал его… — Не может быть, — прошептал Вениамин. — Не. Может. Быть. Тыква, слегка сплющенная сверху и снизу, зато сверх меры раздавшаяся вширь, напоминала кого-то хорошо знакомого. — Булочник! Булочник с Большой улицы! — Бедный Жорик, — покачал головой король. — Я знал его, доктор. Это был человек невероятной изобретательности… Ты же помнишь, как он изобрел сайки с изюмом? * — Помню, — дрожащим голосом ответил Вениамин. — У них тогда свалился в тесто таракан, а твой отец как раз прислал за сайкой… — Да, точно так. И вот теперь он тыква! И нем, как овощ. Нет, невероятно! — Я думаю, весь город здесь, в подвале. Вот почему на улице так тихо, — сказал доктор и оглянулся: ему вдруг померещилось, что кто-то пристально смотрит им в спины. Смотрит и злобно ухмыляется. — Похоже, так. Ужасное злодейство! — король положил тыкву обратно в кучу. — Смотри, вот этот длинный, видно, шорник. Всегда уныл, всегда в делах по горло. Продолговатая тыква мускатного сорта даже сейчас сохраняла вечно недовольное выражение лица, если, конечно, про тыкву можно так сказать. — Какой кошмар, — воскликнул доктор. — Идем отсюда, Стасик! И тут дверь за ними захлопнулась с отвратительно громким стуком. На полках вспыхнули многочисленные свечи — все, как одна, желтого оттенка. И над кучей безмолвных тыкв сгустился клуб оранжевого дыма. — Ну что, голубчики, попались? — спросил из дыма кто-то не вполне видимый. — От любопытства кошка сдохла, а короля хватил удар! И захохотал — противно и ненатурально, как злодей в кукольном театре. — Король обязан разделить судьбу своих подданных! — заявил этот кто-то, отсмеявшись. — Извольте, ваше величество! — Не изволю, — твердо сказал Станислав. — С какой это стати? У нас, любезный, форс-мажор по контракту, так что нечего тут дым пускать в глаза. — И немедленно расколдуйте всех! — добавил доктор. — А то дракона позовем! — Какой форс-мажор? — насмешливо спросили из дыма. — Какие драконы? А ну-ка, зеркальце, скажи, да всю правду доложи! На стекле единственного окошка заплясали волны света — грязновато-желтые, бурые, как на нечистой болотной воде, и зазвучал голос волшебного зеркала. Надтреснутый, лишенный обычного ехидства и задора, он словно читал по писанному: — Прошу оформить отпуск пять дней свой счет связи внезапным тяжелым состоянием… тяжелым состоянием… любимого племянника. Заранее благодарна. Генриетта. — Ну, что вы на это скажете? — глумился невидимый в дыму супостат. — А голем? — спохватился доктор. — У нас же есть голем с постоянным нашествием. Денис! — Де-нис! — произнес супостат с расстановкой. И Денис появился на пороге, бледный, бледнее даже чем обычно, и какой-то безжизненно вялый и покорный. Дым рассеялся, и стало видно говорившего. На вид это был совсем обычный, ничем не примечательный человек. Не горожанин. И на земледельца он похож не был. Он вообще ни на кого не был похож в пестром длинном плаще, словно сшитом из обрезков разной ткани, и высоком колпаке, обклеенном жестяными звездами. Алхимик, что ли? — Де-нис! — повторил алхимик. — Денис подчиняется хозяину по первому слову. Так ведь, мальчик мой? И мальчик безропотно склонил перед алхимиком голову. А тот щелкнул пальцами правой руки, и — Вениамин от ужаса задохнулся воздухом — Станислав упал на пол очень ровной и, наверное, красивой тыквой редкого сорта акорн. — Так-то лучше, — довольно сказал алхимик. Он покопался в карманах своего пестрого плаща и вытащил оттуда, цепляя зубцами за ткань, королевскую корону. Поднял новообращенную тыкву — круглую, с сложным рисунком кожуры, водрузил ее на самый верх тыквенной кучи, а на нее пристроил корону. — Красота! — с удовольствием глядя на дело своих рук, сказал алхимик. Коронованная тыква вдруг заворочалась, и под ободком короны прорезались два грустных серо-голубых глаза и заморгали: луп-луп! — Ах ты, — процедил лейб-медик, сжав кулаки, — гад! И корону королевскую упёр! И перепрыгнув тыквенную кучу, кинулся на алхимика, метясь кулаком в его ничем не примечательный нос. — Ай! — завопил алхимик. — Голем, взять! И Денис, не поднимая на доктора глаз, протянул руку и ухватил Вениамина за плечо, так что тот взвыл от боли, сознания собственной никчемности и свершившейся катастрофы. __________________ *История саек с изюмом позаимствована у В.Гиляровского, "Москва и москвичи".