Захудалое королевство

До Подъямок Фея добрался на закате того же дня. Как ему это удалось, он и сам не знал. Обычно дорога с ночевкой в придорожной корчме занимала дня полтора или чуть меньше, зависит от того, сколько утром спать. А тут домчался как не на ослике! По жене Фея, конечно, успел соскучиться, но сам понимал — не настолько, чтобы ослику скоростей подколдовывать. Да и короля он не настолько опасался. Но вышло как вышло: солнце еще поглядывало, хотя и косо, из-за окружающих Подъямки гор, когда копыта утомленного ослика зацокали по единственной мощеной улице городка. Народу на улице было полным-полно: закончив дневные дела, горожане выходили пройтись-поболтать, собрать сплетни и поделиться новостями. Фею в Подъямках знали, и как собственно Фею, и как зятя тётки Агриппины: он знай успевал отвечать на приветствия да махать рукой то вправо, то влево. Аж голова закружилась, что немудрено: ночь в застолье, день в седле утомят любого. Ослик заупрямился как раз у дверей самого большого в Подъямках трактира. Фея чертыхнулся, спешился, потер занемевшую спину. До дома тёщи оставалось всего ничего, до конца улицы и потом налево, в переулок, уводящий в верхнюю часть городка, где дома уже начинали потихоньку карабкаться в горку. И тут Фея подумал, что зря он так торопится. Кружку пива, единственную за день, он точно заслужил. В трактире было по-вечернему людно. Пришлось подсаживаться за единственный более-менее свободный стол — там сидел в одиночестве какой-то крендель с кислой до невозможности рожей. На пустом столе перед кренделем валялся кожаный кошель и пара перчаток. Ишь ты! Непростая, видать, птица. А может, просто выпендривается. Фея отхлебнул пива. Кошель у соседа был знатный, новенький, из мягкой кожи. Жаль, пустой. Зато с тиснением: такой довольно большой кружок, а внутри две дуги и между ними палочка. Такой же непонятный Фее знак красовался на краге верхней перчатки. Не, точно выпендривается! — Ну, как дела в столице? — спросил вдруг сосед. — Яблоки-то нынче уродили? И тут Фея его узнал: — Никак, Охримка? Охримка, яблочный губитель? Все в порядке с урожаем, не беспокойся. — А король как, здоров? — невозмутимо продолжал сосед Охримка. — И, кстати, меня зовут Оох. — Ох? — Оох. Добрый волшебник. И словно в подтверждение его слов перед Феей на столе возникла визитная карточка (большая редкость в Захудалове). По зеленоватому картону простыми буквами, без затей и финтифлюшек было написано: «Оох. Добрый волшебник. Вот я вам покажу!». — Ну, мне-то однохренственно, что Оох, что Охримка, — пожал плечами Фея. — Ты что же, выучился на чародея, значит? Яблони, стало быть, больше не травишь? — Выучился, — кивнул волшебник. — На Захудалове свет клином не сошелся, есть другие земли, другие университеты. — Вестимо, не сошелся, — Фея ухмыльнулся и допил пиво. — Но ты, однако, тут. Эй, хозяин, повтори-ка! — Проездом, — пояснил Оох и окинул Фею оценивающим и цепким взглядом. — А ты, как я погляжу, короля заколдовал, не иначе? От неожиданности пиво попало Фее в какое-то совсем не то горло, и он закашлялся. Сосед предупредительно и сильно похлопал его по спине. — С...пасибо, — хрипло поблагодарил Фея. — Откуда знаешь? — Знаю, — улыбнулся Оох. — Надо же, в тыкву! Сам придумал, или кто подсказал? — Случайно вышло, — Фея не понимал, почему он все это рассказывает какому-то мутному типу, между прочим, из Захудалова изгнанному! — Отлично вышло! — похвалил Оох. — Может, выпьем? Вот только тут кроме пива ничего нет, а я, увы, пива не пью. Но выход ведь есть? — тут волшебник как-то хитро повел рукой, и глядь — трактирщик уже поспешает к ним с бутылкой колевки, из Феиной седельной сумки вытащенной, а глаза у трактирщика стеклянные, не хуже той бутылки. — Э-э! — возмутился Фея. — Не трожь, это тёще подарочек! — Да будет, — Оох уже разливал зелье на донышки пивных кружек. — Хватит твоей тёще и пяти бутылок. Не жадничай! Или боишься, что я тебя перепью? Вот тут Фее стало смешно. Кто кого еще должен бояться? Трактирщик что-то пытался ему сказать, раскрыл рот, да так и остался. Так с открытым ртом и ушел. — Ну что, на спор? — протянул Оох ладошку. Ладошка у него была мягкая, розовая, а пальцы — Фея прищурился — кажется, наманикюренные. — И так хорош будешь, без спора! — Это как же? — руку Оох отвел и даже улыбнулся, но Фею не проведешь — обиделся добрый волшебник, да еще как. По-хорошему, не стоило с ним пить. Фея прекрасно это понимал. Но поделать с собой ничего не мог — его захватил какой-то нездоровый, совершенно нефейский азарт. Правда, на одном настоять сил хватило: — А вот так. Без спора! Я сказал! — Фея залпом выпил собственное зелье, крякнул и занюхал рукавом. — И чокаться я с тобой не буду. Добрый ты волшебник… Оох пошевелил кончиками ухоженных пальцев и пробормотал что-то себе под нос. От первой порции колевки волшебника скрутило так, что, казалось, он сейчас заплачет. Фея решил, что на этом их спор и кончен. Но Оох чихнул — тихо, как кошка, утер слезу. — Здоров, говоришь, король? Ну, вот и хорошо, — и разлил снова. Очнулся Фея под утро. За столом рядом с ним никого не было, только валялась зелененькая картонка. «Добрый волшебник. Вот я вам покажу». Фея осоловело посмотрел на дурацкую надпись и попытался цапнуть картонку рукой, а она оп! — и растворилась в воздухе, оставив по себе струйку зеленого вонючего дыма. — Да что ж за чертовщина такая! — просипел Фея. — Трактирщик, это что же? Где этот ферт в перчатках? Трактирщик протирал у стойки перемытые кружки. Он поднял голову и глянул на Фею несчастными глазами — рот у него до сих пор был открыт, так что сказать он ничего не мог. Только вздохнул устало. Как ни был Фея нетрезв, а этому горю мог помочь. Против такого несчастья хорош кусок хлеба, смоченный в колевке. Лучше всего ржаного. Кусок хлеба в трактире нашелся. А вот колевку Фея со своим внезапным собутыльником выпил. Все шесть бутылок. Насилу накапали по паре капель из каждой. Так что рот у трактирщика закрылся — к его вящей радости. И тогда он, с трудом подбирая слова, сказал: — Чтоб я еще когда кого из Загорья к себе в дом пустил! Чёртов аптекарь! Чтоб его пронесло со свистом! Кукловод недоделанный! Все ребра пересчитаю! За дверью закричал ослик. За ночь он отдохнул, соскучился и проголодался.

***

— В общем, перепил он меня, — грустно сказал Фея из-за зеркала. — А мне вот интересно, — задумчиво смотрел на него Станислав. — Почему ты стражу не кликнул? Если он изгнан, то какого черта в Захудалове ошивается? Ну, ладно, это мы с пограничными стражами поговорим… Жаль, конечно, что ничего ты про него не знаешь толком. Фея развел руками: — Прости, ваше величество. Все, что знал, сказал. А только главное — жулик этот Оох. Наверняка колдовал. Нечестно играл, сукин сын. — А я вот не согласен, — внезапно возразил лейб-медик. — Кое-что мы все же узнали. Во-первых, судя по всему, он обитает в Загорье. Значит, можно обратиться в Блястящево за помощью. Думаю, его высочество нам не откажет. Во-вторых, в Подъямках он время от времени появляется. И тут, Стас, ты прав, нужно известить пограничников. Если еще раз появится, чтобы задержали. Или наоборот, чтобы не трогали? А то будет у нас целый отряд стражи с открытыми ртами… Так, тут нужно еще подумать. И в-третьих… — Фея! — раздалось из-за спины королевского собеседника. — Ты куда там провалился? Ужинать пора! — Иду, дорогая! — ответил Фея. — Жена зовет! Она мне эту поездку до сих пор поминает. Как же это ты, говорит, посмел к маме на глаза без подарка явиться? Пойду. От греха подальше! В зеркале плеснуло неярким серебристым светом, и стекло померкло. — Фух, — сказало зеркало своим обычным голосом. — Нелегкая это работа… А что там в-третьих? — В-третьих, — ответил за доктора Денис — неожиданно для всех и, кажется, для себя самого, — трактирщик назвал его кукловодом. Значит, он видел кукол. Нас. Таких, как я.