Захудалое королевство

Казалось, крик Теодора еще и отзвучать не успел, а Денис уже летел по лестнице вниз. — Веня, — крикнул Станислав на бегу, — потом! Позже! — Стасик! — звал Вениамин королевскую спину, понимая, что это бесполезно. — Что там у вас? Вы хоть где? Хотя, — добавил он, оглядывая помещение, — сдается мне, я знаю, где вы!

***

Теодор не признался бы и сам себе, но эти статуи… Страшненькие, чего уж там, но что-то было в них такое… притягательное! Тут надо сказать, что с высоким искусством скульптуры Теодор знаком был не слишком близко. Чего он видел-то? Статуи святых и грешников в городском соборе? Один изогнут, как рыболовный крючок, у другого пузо на нос лезет, третий на карачки сел и напыжился, и одно на всех выражение лица: и как это меня угораздило? Еще парочка горгулий в замке, тоже те еще красавицы. А, ну и кикимора в замковом вестибюле, как это он про кикимору забыл? А больше, пожалуй, никаких изваяний ему и не попадалось. А эти… Эти были совсем другие. И почему-то хотелось их поближе рассмотреть. Хотя страшненькие они, да. И еще было очень интересно, что же там налепил этот Оох-недоделок. В общем, когда его величество и Денис поднялись по лестнице, Теодор задержался внизу. Сначала хотел сунуться на кухню, может, что съестное найдется, но потом передумал. Мало ли, чем этот Оох свою жратву сдабривал, какими там кладбищенскими приправами… Да ну нафиг! Перед распахнутыми настежь дверями зала Теодор замешкался. Внутри царил мягкий полумрак: заложенные кирпичами окна почти не пропускали солнечный свет, и глиняные болваны, выстроившиеся рядами в затылок друг другу, казались не слишком-то дружелюбными. Некоторое время Теодор рассматривал их из коридора. Вот ведь и знаешь, что бояться нечего, а все равно какая-то оторопь берет… — Да ладно, не укусят они меня. Это ж глина! И Теодор решительно шагнул через порог, наступив на широкую полоску красноватой глиняной пыли, по которой от края до края сплошной вязью нанесены были какие-то неведомые письмена. Но их бывший кучер даже и не заметил. — Эй! — послышался приглушенный расстоянием голос Дениса. — Ты где? — Я тут! — ответил Теодор. — Сейчас! Он прошел вглубь помещения. Болванов было где-то около сотни, ну, может, чуть меньше. Они оказались чуть пониже его ростом, зато сильно пошире в плечах. И вообще, ваятель из Оха был аховый (Ха! Случайно сказалось!): ручищи у статуй были длиннее, чем нужно, свисали ниже колен. Поначалу казалось, что статуи все совершенно одинаковые: кряжистые, плечистые, крупные кулаки с едва прочерченными по глине пальцами, ноги со сплошными плоскими ступнями. Или это такие сапоги? Нет, скорее чуни. Лица грубо отесанные, скуластые, и глаза узкими щелками по сторонам вздернутых носов. Одно слово — болваны. А присмотрелся: нет, разные все, надо же! Хотя и похожи, как родные братья, а выражение лица у каждого своё. Зато все они однозначно были воинами: каждый препоясан перевязью поверх стеганой защитной куртки. У дальней стены зала Теодор неожиданно наткнулся на одного истукана в разобранном виде. То ли статуя упала и разбилась, то ли ваятель вдруг передумал ее доделывать, кто его знает, но глиняное туловище лежало на спине, без рук, только с ногами, а голова — рядышком, подбородком на полу, и Теодору страшно захотелось пнуть ее ногой, до того напоминала она тряпичный мячик, с каким играют все захудаловские мальчишки. Но ничего он пинать не стал, а нагнулся и заглянул болвану в шею. Тот оказался полый. — Болванчики, — сказал Теодор вслух. — Зачем он вас налепил-то столько? Ладно, пойду, пожалуй. Счастливо оставаться. И он по-свойски хлопнул ближайшую статую по плечу. И тут же с перепугу подпрыгнул: плохо закрепленная рука статуи отделилась и рухнула на пол, разлетевшись на две части, плечо осталось лежать, где упало, а предплечье угодило прямо под нос лежащей отдельно голове. — Тьфу ты! — сплюнул Теодор. — Дурак! Перепугал до смерти! Отдельно лежащая голова сморщила нос и моргнула глиняными веками. — А… — Теодор захлебнулся воздухом. Отколовшаяся от статуи кисть вдруг сжалась, подскочила, подобно чудовищному кузнечику, и прытко подбежала к голове и как ни в чем ни бывало почесала ей нос. — А-а-а! — заорал Теодор и оглянулся. Все статуи разом повернулись и посмотрели на него дырявыми зрачками невидящих глаз. И так же разом, словно по неслышной команде, шагнули, кто вперед, кто вбок, смыкая ряды и выстраивая плотную цепь. А внутри этой цепи, отрезанный от выхода, оказался Теодор. — Что делать? Что делать? — твердил Теодор, отступая к боковой стене и лихорадочно соображая, что же он может предпринять, один против ста, неуязвимых, бесчувственных и наверняка превосходящих силой любого из живущих. — Ты, главное, не теряй головы! — посоветовал он самому себе, но последовать совету было очень сложно: паника пробивалась наружу как весенняя вода сквозь подтаявший лед. — Не теряй головы! Взгляд его метнулся вправо, влево, упал вниз. Ну, хоть какое-то оружие… Теодор нагнулся и подхватил отдельно лежащую голову — та возмущенно захлопала глазами, но сказать ничего не сказала, то ли не умела, то ли не нашлась. — А ну, назад! — закричал Теодор, подняв глиняную голову над своей собственной. — Расплющу! Статуи остановились, дружно притопнув беспалыми ногами. «Надо же, сработало!» — Теодор удивился. — «А дальше что?». — Эй, — раздалось из-за стены глиняных тел. — Я здесь! Почему истуканы решили, что рыжий парень посреди коридора добыча более желанная, чем прижатый к стенке встрепанный Теодор — бог весть. Четко и слаженно развернулись они лицом к Денису и двинулись на него монолитной колонной, как огромная чудовищная сороконожка. — Беги, рыжий, — завопил Теодор и метнул в сороконожку тяжеленную (хотя и пустую) голову. Голова пролетела над хвостом колонны и плюхнулась где-то ближе к ее середине, разнеся одного воина на куски и отколов кусок щеки у второго. Но ни второй, ни тем более остальные не обратили на это никакого внимания; не задержавшись ни на миг, шагали воины по осколкам своего собрата, стерев его в мелкие черепки. А рыжий послушался Теодора и побежал — только не назад, к лестнице, где замер на секунду остолбеневший Станислав, сам напоминающий сейчас статую («Аллегория удивления» — так назвали бы ее захудаловские искусствоведы), и не вбок, к выходу в жуткий сад алфизика, а вперед, навстречу тяжело шагающей колонне. Денис с разбегу подпрыгнул и со всей силы ударил ногой в глиняную грудь переднего воина — как в каменную стену! Каким-то чудом ему удалось удержаться на ногах, а вот статуям повезло меньше. Идущая первой покачнулась и завалилась назад, сшибая остальных, как костяшки домино — видно, сил рыжему было не занимать. — Теодор, сюда! — крикнул Денис. Никогда еще Теодор не прыгал так высоко и не бегал так резво! С ходу перескочил через упавших истуканов, заметив краем глаза отколотые носы и уши, и вот уже они вдвоем достигли лестницы. — Быстрее, сир, — подтолкнул Денис Станислава. — Нужно выиграть время. — Что это такое? — спросил на бегу Станислав, уже зная ответ. — Кажется, это големы!