Захудалое королевство

В первый день нового года его величество проснулся поздно. Хотя почему поздно? Король открыл глаза за секунду до того, как часы на башне пробили десять, и если для деятельного и ответственного Станислава это означало, что он проспал, то для города, отсыпающегося после праздничной ночи, это было самое что ни на есть раннее утро. В общем, король проснулся в десять утра и обнаружил что выспался совершенно. А потом понял, что очень хочет кофе. И что если он хочет кофе, то ему придется встать и приготовить себе его самому. Именно потому, что для первого дня нового года десять часов — это самое что ни на есть раннее утро! Станислав спустился вниз. Старый замок крепко спал: ни единая живая душа не попалась королю навстречу. В вестибюле у большого камина прямо на полу дрых стражник, крепко обнимая пеструю замковую кошку. Станислав не стал его будить, просто перешагнул через преградившую ему путь алебарду. Кошка тоже спала и ухом не повела при появлении короля. Прямо как в старой сказке про красавицу в заколдованном лесу! Усмехаясь про себя, король пробрался на кухню. Вскоре он вышел оттуда, весьма довольный собой — растопить капризную кухонную плиту удалось без особых проблем, и даже кофе не сбежал, а ведь ему только дай волю! В руках у короля была самая большая чашка, какую он только смог найти (предназначенная вообще-то для супов и бульонов), доверху полная ароматнейшим напитком, в виде исключения сдобренным не только сахаром, но и изрядной толикой коньяка. Все-таки праздник! Ступая тихо и осторожно, чтобы не скрипели деревянные ступеньки лестницы, король поднялся на второй этаж, и тут почувствовал, что слегка продрог. Станислав подумал и направился к двери малой гостиной: он точно помнил, что гофмейстерина относила туда парочку пледов. Как оказалось, он помнил неправильно: пледов в малой гостиной было гораздо больше! Одного только Теодора, похрапывающего прямо на полу, на диванной подушке, их укрывало то ли два, то ли четыре. Чуть в стороне от Теодора тихо спал Денис. Сколько пледов было на нем, Станислав считать не стал, но наверняка тоже не меньше трех — холода рыжий не любил, а сквозняки по замку гуляли нешуточные. Диванчик парни уступили Полине, и она расположилась на нем с полным удобством. Посреди ковра почему-то стояла здоровенная медная посудина с коротким носиком-клювом, принадлежавшая кому-то из дальних-предальних королевских предков, кажется, еще старой династии. Станислав даже не помнил, где видел ее в последний раз. Посудина была пуста, но глиняные кружки, разбросанные на ковре и тоже пустые, красноречиво свидетельствовали, что еще недавно здесь что-то пили, а банка с остатками меда, находившаяся на расстоянии вытянутой руки от посапывающего рыжего, подсказывала, что это была скорее всего медовуха. Хорошо еще, что они Генриетту сюда не притащили! Хотя она и сама бы не пошла: как только выпал снег, Генриетта целыми днями спала себе в каретном сарае, выглядывая наружу лишь для того, чтобы поздороваться с Теодором. Вчера, правда, она совершила торжественный выход на городскую площадь, где под восторженные крики захудаловцев запалила праздничный новогодний костер — и тут же удалилась обратно. Станислав на цыпочках прокрался в комнату и подцепил первый попавшийся плед. Никто из спящих даже не пошевелился. Да и немудрено — в эту посудину, носившую непривычное нынешним захудаловцам название «ендова», помещалось не меньше половины ведра! Станислав это точно помнил, и не надо спрашивать, каким именно образом он это узнал — было время в свое время! Прикрыв за собой дверь и накинув плед на плечи («То, что нужно!»), король направился к маленькому балкончику, выходящему на площадь. Назначение этой архитектурной детали было сугубо практическое — отсюда захудаловские монархи приветствовали свой народ в дни праздников и торжеств, а также обращались с воодушевляющими речами в годины тяжкие. Слава богу, на долю Станислава таких годин пока не выпадало, так что он обычно выходил на балкончик просто подышать свежим воздухом, а дни праздников и торжеств предпочитал проводить в непосредственной близости к народу, то есть прямо на площади перед замком. Именно так было и вчера.

***

— Ваше величество, вы куда? — закричала Полина вслед королю. — Вы обещали мне первый танец! А ведь и впрямь обещал! Правда, надеялся, что Полина об этом забудет или предпочтет ему какого-нибудь другого кавалера — вон их сколько, молодых и красивых! Да тот же Теодор… Хотя нет, Теодора и так окружала толпа разряженных девиц, причем самого разного звания и сословия. По крайней мере, одну их них Станиславу точно доводилось видеть в замке вместе с папашей, надутым, как индюк, от собственной важности владельцем поместья в Воловьих Лужках — сейчас же эта благородная девица буквально заглядывала бывшему кучеру в рот, ловила каждое его слово и хохотала даже тогда, когда Теодор молчал. И она ведь была не одна. Так что потанцевать с Полиной Теодору бы не удалось — девицы бы этого просто не поняли. — Ну что, величество? — ехидно спросил лейб-медик. — Обещал — выполняй! Королевское слово закон! И пришлось идти плясать! И ладно бы с одной только Полиной! Но едва только музыканты опустили смычки, к Станиславу, даже не успевшему перевести дух, подлетела еще одна молоденькая горожанка в праздничном красном платье: — А со мной? И отговориться тем, что он, дескать, не танцует, уже было нельзя! Так что проплясал его величество Станислав не меньше двух часов подряд. А мог бы и еще больше — желающих составить королю пару не было отбоя, так что если бы не устали музыканты, скакать бы ему козликом до самого утра… А потом еще запускали фейерверки и бенгальские огни, с грохотом и искрами долетавшие аж до флюгера на верхушке башни. И играли в снежки — тут король оказался в одной команде с Денисом, а Теодор — против них. Кто в конце концов победил, Станислав так и не понял: снежки с обеих сторон летели лавиной под громкий хохот девицы из Воловьих Лужков. Да и не только ее. Вообще было весело! Правда, от прыжков через костер короля спасли — Вениамин, разумеется, кто же еще. Подошел, нахмурившись, ухватил короля за локоть: — Ваше величество, по неотложному государственному делу! — и увел в сторону. Станислав даже успел забеспокоиться и вздохнул с облегчением, когда друг сунул ему в руки кружку: на! Они сидели под навесом, попивая горячий узвар, и просто смотрели, как резвится на площади молодежь. Дело уже шло к утру; перед замком затеялась старинная игра в «бояре», изначально сложная, с хороводом и запевками, но сейчас молодежь сократила ее, оставив самую суть: сперва играли в гляделки — кто первый засмеется, тот и проиграл, а потом тот, кто проигрывал, должен был догнать того, кто выиграл, и поцеловать его. Или её. Так что на самом деле было непонятно, кто проигрывал, а кто выигрывал. Теодор, исправно и быстро выиграв двенадцать партий подряд, то ли от усталости, то ли от новомодного напитка глювайн, завезенного не так давно от западных соседей, бегал из рук вон плохо, просто еле ноги волочил. Его догоняли все девицы, даже самые неуклюжие. А той, что из Воловьих Лужков, повезло аж трижды! Денис не проиграл ни разу: сколько бы на него ни таращились и не корчили ему самые смешные рожи, он оставался спокоен и невозмутим. Но и догнать его не смог никто. Так ни одна девица и не узнала, хорошо ли рыжий целуется. Полина играть не стала. Она провела это время за разговором с каким-то приезжим, кажется, купеческим сыном, из тех, что понавезли на ярмарку в Захудалово всяких диковинок. Купеческий сын был молод, статен, хорош собой, очень вежлив, и судя по всему, прибыл он из земель, лежащих на востоке, на пути к Великому Океану. В общем, когда утомленные бессонной ночью король и лейб-медик поняли, что им пора, веселье на площади было еще в самом разгаре.

***

Станислав раскрыл дверь балкончика. Ух ты! Свежий утренний морозец был не слишком силен, но сразу же пробрал до костей, веселя кровь и прогоняя остатки дремоты. Король отхлебнул большой глоток горячего сладкого кофе. Хорошо!.. Хм… А почему это на площади столько народу? Разве не полагается добрым горожанам после праздника крепко и верноподданно отсыпаться в собственных кроватях? Гляди-ка, да тут одни девицы… Площадь перед замком и впрямь была усеяна молодыми захудаловками. Они толпились небольшими кучками, время от времени звонко пересмеиваясь, бродили туда-сюда под мостовой, и все как одна то и дело поглядывали на замок, а точнее — на тот самый балкончик, куда только что вышел его величество король Станислав. И как только король на балкончик вышел, девицы очень дружно и решительно направились к башне — Станислав даже немного испугался. А вдруг это тот самый пресловутый бабий, то есть, простите, женский бунт? Бывают же такие? Но девицы были настроены миролюбиво — на лицах их, румяных от мороза, играли приветливые улыбки. Которые, впрочем, несколько поугасли, когда стало видно, кто именно стоит на балкончике. По девичьей толпе пронесся легкий вздох явного разочарования. Станислав не знал, что и подумать. А может, они пришли поприветствовать своего монарха и выказать ему всенародную любовь? На всякий случай он поправил плед на плечах — не мантия, конечно, но все-таки. И помахал девицам рукой — как-никак, они такие же его подданные, как и все прочие! Девицы разрозненно присели в реверансах, по большей части неуклюжих. А потом одна из них крикнула, и слова ее в морозном воздухе прозвучали звонко и отчетливо: — А где рыжик? Станислав, как раз отхлебнувший кофе, аж закашлялся. Так это они рыжего поджидают? Вот это да! Неожиданно… Хотя если подумать, ничего неожиданного. Парень-то и впрямь хоть куда. Хоть сейчас женить! Девушки, не получив ответа, зашушукались. А потом раздался еще один вопрос: — А Дениска выйдет? И все бы ничего, да вот только задал его отнюдь не женский голос! Под самым балконом, чуть в стороне стоял, обнимая лютню, какой-то незнакомый королю менестрель — наверное, из новых, тех, кого еще не успели или не нашли повода выдворить. Менестрель подул на озябшие пальцы, провел по струнам — те жалобно блюмкнули, видно, не желая петь на холоде. — Ну так как? — капризно надув губы, спросил менестрель. — Где Дениска? Я как раз сложил новую балладу! «Рыжий рыцарь навек в моем сердце»! Вот это да… Ошарашенный король машинально отхлебнул еще один глоток подостывшего кофе и подумал: «Женить! К чертовой матери! Не дожидаясь менестрелей!».