Последняя, кто умела лгать

      У неё есть один час, чтобы принять решение. Три дня, чтобы не передумать. И нет времени для того, чтобы жалеть себя. Жалость? Какое отвратительное чувство. Гермиона считала, что уже давно искоренила его в себе. Она сложила лист в несколько раз и запрятала во внутренний карман. Головная боль вновь напомнила о себе, усилившись в несколько раз. Иногда девушке казалось, что они играют в немую игру — кто кого. Только Гермиона старалась не обращать внимание на пульсирующую боль: игнорировать жжение внутри черепной коробочки, когда та начинала усиливаться с геометрической прогрессией. Но что ей делать сейчас? Чудотворных зелий Снейпа больше не осталось и самого зельевара нет. Было бы очень кстати, чтобы он появился в поместье в ближайшие несколько часов.       Чёрное платье начало больно сжимать рёбра, вонзаясь швами в кожу. Каблуки впились в пятки, пока мантия стала неподъёмно тяжелой. Кое-как встав с дивана, Гермиона направилась к выходу из дома. Хмурые тучи затянули небо, опять начался снег. Когда-то она так любила зиму. Ей нравились маленькие невесомые снежинки, которые таяли со скоростью света на тёплой веснушчатой коже. Маленькая Гермиона заливалась звонким смехом, падая в объятия отца, который вместе со своей дочуркой делал снежных ангелов. Беззаботное детство растворилось в беспощадных осенних дождях, а потом и вовсе умерло под тонной льда. Некогда любимый, снег взрастил новую Гермиону подобную себе — холодную и недружелюбную.       Пустой взгляд следит за дрожью в левой руке. Гермиона пытается её унять, но не выходит. Перед глазами вновь всплывают все убитые ею, дрожь усиливается. Тихо ругаясь под нос, ещё раз встряхнула рукой и бессильно выдохнула. Ничего не помогает, просто нужно подождать. Только вот времени нет: совсем скоро прибудут её бывшие сокурсники, которых Гермиона будет вынуждена окунуть в реалии нового мира. Она уже в голове прокручивает то, что скажет им: взрослая жизнь не пестрит яркими красками — в ней лишь переплетаются серая мораль и лучи Непростительных.       — Мисс, — старый эльф поклонился перед Гермионой, — к Вам гость. Мистер Ориан Паркинсон.       — Проводите его в мой кабинет.       Она ещё раз посмотрела на свою руку и, крепко сжав её в кулак, вернулась в дом. Кабинет, который девушка уже называла своим, находился на третьем этаже поместья. Гермиона иногда засиживалась тут сутками за изучением старых книг, а временами приходила сюда, чтобы поспать. Бывали дни, когда одежда Гермионы пропитывалась кровью, а в глазах отпечатывались десятки трупов, которые теперь терпким грузом повисли на её душе. В такие вечера она не хотела возвращаться в свою комнату: не хотела, чтобы то маленькое пространство, где она оставалась собой, превращалось в тюремную камеру.       — Ориан, — Гермиона отворила дверь ногой, — я думала, что ты уже давно коротаешь вечерок где-то в пабе. Слышала, что в Австрии неплохое пиво.       — Ты выбрала уже? — Паркинсон гневно смотрел на неё.       — Ты о чём, Ориан? — Гермиона прошла мимо мужчины и разместилась за письменным столом.       — Я хочу, чтобы это была Мишель. Я хочу, чтобы Лорд понимал всю преданность нашей семьи.       — Это не твоего ума дело, Ориан. Наверное, Тёмный Лорд всецело доверяет мне и считается с моим мнением, раз поручил это дело мне.       — Ты — соплячка! Я не понимаю, чем ты подкупила нашего Лорда, и почему он так слепо доверяет тебе, — от злобы из его рта начали вылетать слюни. — Ты сделаешь так, как я тебе говорю. Иначе…       — Что? Что ты мне сделаешь? Ты вздумал мне угрожать? — девушка медленно подняла глаза на Пожирателя. — Мне кажется, что ты начал забываться.       — Мерзкая шлюха! Аларте…       — Экспеллиармус! — опередила Гермиона, вскочив на ноги. — Ты как посмел, ублюдок?       — Это должна быть Мишель! — безумный крик Паркинсона оглушал. — Мишель!       — Дементор! Вы решили сегодня по очереди учить меня жизни?       Гермиона смотрела на мужчину, который катался по полу и продолжал дальше выкрикивать имя жены. Прежде она встречалась с Орианом только на собраниях, перекидывалась парой фраз и всё. От Беллатрисы слышала, что Паркинсон — отличный дипломат, поэтому всегда отвечает за переговоры и политические дела. Но доверять словам той, которая является одной из самых обезумевших в их своре — дело сомнительное, и теперь Гермиона в этом убедилась. Ориан не менее чокнутый, чем Белла.       — Вставай! — она схватила его за шиворот мантии. — Ещё раз ты позволишь себе говорить со мной в подобном тоне — я заставлю тебя заткнуться навеки. Ты понял?       — Не думай, что твоя жизнь будет всё время такой безоблачной. Когда-то ты отвернёшься, и твоё сердце остановится.       — Пошёл вон, сволочь.       Пожиратель ушёл, плюясь последними каплями яда в Гермиону. Оставалось лишь догадываться, кто больше разочарован исходом этой встречи. Тиканье настенных часов напоминало девушке о том, что ей нужно, как можно быстрее, собраться и спуститься вниз — «новобранцы» вот-вот постучатся в дверь. Такие же дети, как и она. Хотя нет, Гермиона Грейнджер — не ребёнок. Давно нет.       Она завязала волосы в тугой хвост, нанесла новый слой губной помады и захлопнула за собой дверь кабинета. На руках появились чёрные перчатки, а мантия теперь запахнута. В ней нет и следа от гриффиндорки, теперь она — беспощадная и холодная Пожирательница, которая идёт обрекать ни в чём не повинных подростков на новую жизнь. Новая жизнь, которая сотрёт улыбку с их юношеского лица.       — Грейнджер, — знакомый голос раздался в гостиной, — собственной персоной.       Блейз вальяжно восседал на диване, а рядом сидели сёстры Гринграсс. Напротив расположились Драко и Теодор. Неизменные шестёрки Малфоя — Крэбб и Гойл, стояли за диваном. Последней, кого заметила Гермиона, была Пэнси, которая скромно стояла у камина, переминаясь с ноги на ногу. Бывшая гриффиндорка на секунду задержалась на последней ступеньке, рассматривая подростков. Первое, что для себя поняла девушка — они до конца не понимают, что их ждёт. Каждый ведёт себя так, будто бы они — хозяева положения.       — Здравствуй, Блейз, — Гермиона подошла ближе к диванам. — Вы прибыли раньше.       — А чего тянуть-то? — посмеиваясь, спросил Тео. — На полчаса раньше, на полчаса позже — чему быть, того не миновать.       — Ваши спальни на третьем этаже, — она проигнорировала Нотта-младшего. — Эльфы вас проводят. Через пятнадцать минут я жду вас во дворе.       — Решила, что можешь тут командовать? — съязвил Винсент. — Я ещё грязнокровкам не подчинялся. Где Тёмный Лорд?       Гермиона чувствовала, как внутри начинает уже подгорать. Что же за день такой? Почему именно сегодня все возомнили себя такими важными, решили указать ей на её место? Левая рука опять начала подрагивать, пока Грейнджер пыталась спокойно выдохнуть и пропустить едкое замечание Крэбба мимо ушей.       — Чего приуныла, грязнокровка? — Винсент вновь обратился к ней, делая акцент на последнем слове. — Я буду делать лишь то, что мне прикажет Тёмный Лорд…       — Круцио! — такое привычное Непростительное вновь вырвалось из её палочки. — Мерзкий выродок!       Давно такого не было, чтобы ей приходилось использовать Круциатус второй раз за вечер, будучи дома. Гермиона не любила это заклятие, потому что на собственной шкуре знала, что оно такое. Не раз она прочувствовала его на себе: ощущала кровь на языке, горела от боли, выворачивалась наизнанку из-за кипящей лавы в венах. Карамельные глаза Гермионы наблюдали за тем, как извивается слизеринец.       — Ты какого хуя творишь, блядская сука? — Малфой вскочил со своего места. — Совсем рехнулась?       — Через пятнадцать минут во дворе, — прошипела Гермиона, убирая палочку.       На долю минуты она взглянула на Драко. В его глазах было не меньше ненависти, чем в глазах его отца. Малфой-младший — его точная копия: как внешне, так и внутренне. Разве что, нос был явно от матери. Подростки оставались ещё в гостиной, когда Гермиона покинула поместье. Белый снег покрыл землю, не видно было чёрной земли и гнилых листьев. Но даже на улице было не так холодно, как на душе девушки. Из головы гриффиндорки не выходила Пэнси, которая аккуратно стояла у камина. Из всех прибывших подростков только она была незаметной. Паркинсон стояла поодаль от друзей, не комментировала действий Гермионы и не требовала Тёмного Лорда. И, если изначально такое поведение вечно заносчивой слизеринки было непонятным, то сейчас морозный ветер развеял все сомнения. Паркинсон боялась, ей было страшно.       Гермиона давно не встречала людей на своём пути, которым было бы страшно. В глазах убитых она видела гнев, злость, отчаяние — что угодно, но не страх. Поэтому, сейчас это было чем-то странным для Пожирательницы. Такой невинный детский страх, берущий в плен.       — Гермиона, — именно Пэнси показалась первой на улице, — я хочу поговорить с тобой.       Брюнетка подошла к Грейнджер со спины и тут же повалилась на холодный снег. В одно движение гриффиндорка снесла Пэнси с ног, вколачивая дрожащее тело в белое холодное покрывало. Тонкие пальцы Гермионы сомкнулись на шее Паркинсон, перекрывая дыхание. Слабое хрипение и растерянность в глазах.       — Эверте Статум! — палочка была направлена на Драко, который уже собирался атаковать. — Даже не думай, что я тебя не заметила.       Пальцы ослабили хватку, рука отпустила шею, а вторую руку Гермиона подала растерянной Пэнси. Слёзы блестели на глазах брюнетки, а руки безрезультатно пытались обнять себя, чтобы отгородиться от всего внешнего мира.       — Не подходи с дружеским разговором к тому, кто может ударить тебя в спину, — небрежно кинула гриффиндорка. — У тебя нет друзей, и быть не может. Запомни это. А ты, Малфой, очень глуп, если считаешь, что несчастный Инкарцеро способен меня напугать.       Остальные подростки оставались стоять в стороне, не рискуя подходить ни к кому из друзей. Оглушённый заклятием, блондин поднялся на ноги, сверкнув ненавистью в сторону Гермионы. Отряхнув снег со своей мантии, подошёл к Пэнси, чтобы обнять напуганную.       — В новом мире нет места любви, дружбе, сопереживанию, жертвенности и прочим светлым качествам, — Гермиона методично разгуливала из стороны в сторону перед слизеринцами. — Вам должны быть знакомы только жестокость, беспощадность, трезвый ум и расчётливость. Обладая этими качествами, вы сможете выжить.       — Я не… — заикнулась Астория.       — Заткнись! — рявкнула Грейнджер. — Через три дня Тёмный Лорд проведёт ритуал и вы станете одними из Нас. Всё, что вам стоит знать о ритуале в данный момент — Чёрная метка появится на вашем предплечье только после того, как будет пролита Первая кровь полуночи. Чья-то из ваших матерей станет жертвенным ягнёнком.       — Что…       — Да заткнись ты, сука! — глаза девушки испепеляли Асторию. — Никогда не перебивай меня! Тот, кто ещё раз посмеет перечить мне, грубить, подумывать запустить в меня какое-то заклятие — станет сиротой через три дня. Будете все вместе мне ставить палки в колёса — я организую групповые похороны ваших мамаш. Считайте, что это игра на вылет — проиграет самый слабый.       С этими словами она ушла, оставив их наедине со своими мыслями и пушистым снегом. Гермиона точно знала, что им есть о чём подумать, каждому из них. Какими друзьями они не были бы, никто не станет подставляться, рискуя жизнью своей матери. Если только среди них нет таких же отбитых, как Ориан.       В коридоре остались её мантия и туфли, а в дверях — платье. Она разожгла огонь в камине и стянула своё кружевное, оставаясь обнажённой перед ласкающими языками жара. Рука потянулась к маленькой шкатулочке, которая стояла на камине. Тонкие пальцы откинули в сторону кольца и ожерелья, а на дне показался маленький флакончик. Жидкость внутри красиво переливалась в свете огня, а зрачки начали увеличиваться при виде этой картины.       — Ты говорила, что больше не пьёшь эту дрянь. — Северус стоял за спиной, — Что случилось?       — Я думала, что ты хотя бы сегодня помолчишь.       — Какого чёрта, Гермиона? — Снейп подошёл и вырвал из её пальцев зелье. — Где ты взяла это?       — Дементор! Какой ты невыносимый, Северус!       — Где. Ты. Это. Взяла. Отвечай немедленно!       — Я была в Болгарии несколько дней назад — там и взяла. Доволен?       — Это стоит целое состояние.       Гермиона взорвалась от приступа смеха, начиная задыхаться. Она завалилась на диван, прикрыла рукой грудь и продолжила дальше заливаться истерикой. Северус знал, что это защитная реакция. Она всегда смеётся, чтобы не плакать; думает, что он не видит горькую тоску в её душе. Девушка считала, что давно сумела убедить зельевара в том, что у неё нет сердца, в то время, пока тот видел её насквозь. Наблюдал за тем, как вместо слёз из глаз, из неё вытекает алая кровь, ведь Гермиона никогда не залечивала свои открытые раны. Она до последнего лежала и истекала кровью, пока не появлялся Снейп, и не зашивал боевые «трофеи».       — Считаешь, что деньги — проблема для меня? — она наконец-то начала успокаиваться. — Смешно.       — Смешно то, что ты считаешь, что эта ерунда спасёт тебя. Гермиона, ты же знаешь, что это временно, что действие зелья закончится и будет хуже.       — Не ты ли мне дал когда-то эти чудотворные капли?       — Слёзы феникса в перемешку с кровью дракона не залечат твою душу.       — Ты видел их? — перевела разговор Гермиона.       — Да. Я уже успел поговорить с Драко.       — Он ненавидит меня, как и его отец, — она опять рассмеялась. — Что же он успел тебе рассказать?       — Что ты собираешься прирезать Нарциссу. Он, как обычно, утрирует. Но, — Снейп сел напротив, — его это хорошенько встряхнуло и напугало. Он боится за Нарциссу.       — Они так стремятся служить Тёмному Лорду, а как дошло дело до настоящей службы — поджали хвосты и забились в угол. Единственное, до чего додумался Драко — направить на меня палочку, пока я стояла к нему спиной.       — Ты выбрала?       Она отвернулась от собеседника, потому что не знала, что ответить. Гермиона обещала себе, что сделает этот выбор быстро и не вернётся к нему. Но впервые она не сдержала своё слово — нарушила данное самой себе обещание. Что она там говорила? Что это игра на выбывание, что проиграет самый слабый? Так вот, пока что самое слабое звено — это Гермиона Джин Грейнджер.       — Нет, но мне без разницы. Лорд дал мне имена тех, из которых я могу выбрать. Мне плевать, чья кровь станет чернилами для меток: Нарциссы или Мишель, Летиции или Одри.       — Сколько имён было в списке?       — Семь.       Какая откровенная ложь. Гермиона привыкла лгать Снейпу о своих чувствах, но никогда не лгала по существу. Она всегда рассказывала товарищу о том, что происходило в жизни, обминая личностные переживания, потому что и так знала — он сам всё это понимает. В спальне повисла тишина. Знаете, такая уютная и нужная. Молчание этих двоих говорило о большем, чем любые красноречивые слова. Когда-то для Гермионы было в порядке вещей: завалиться в покои Северуса, бессильно упасть на диван по соседству от него, и молча лежать ночь напролёт. А потом он стал появляться в поместье все реже и реже, оставил гриффиндорку наедине с тишиной, приучил к одиночеству. Девушка наложила на комнату профессора запирающие чары, с возможностью входа туда только для себя и него.       — Почему он выбрал тебя?       — Я не знаю. Сомневаешься в приказах Тёмного Лорда?       — Нет, — он встал со своего места. — Я сомневаюсь в тебе. А это я забираю.       Так было всегда. Он уходил после того, как посеял зерно сомнения в голове. Только у Северуса были такие исключительные возможности — заставить закопаться в своих мыслях и при этом ничего особенного не сказать. Гермиона проводила взглядом зельевара и флакончик, который тот унёс с собой.       Ночь вступила в свои права, забрала юную Гермиону в плен до самого рассвета: ковыряла старые раны, тревожила пыльные воспоминания и загоняла в отчаяние. Девушка знала, что рассвет излечит всё это — обнулит ночную психотерапию, восстановит былое хладнокровие и трезвость ума. Она продолжает лежать на диване, огонь в камине погас, но сон к ней так и не наведался. Тонкая полоска света под плотными шторами указывает на то, что уже утро. Очередную ночь Гермиона потратила на бессмысленные самокопания, игнорируя дорогу в царство Морфея.       Шкаф открылся, очередное чёрное платье скрыло её бледную кожу. Мантия не согревала, а глаза устало смотрели под ноги, пока Гермиона спускалась на первый этаж. Мысли с рассветом не развеялись, только усугубили состояние. Ненавистные чары красоты скрывали от окружающих синяки под глазами, но не убирали растерянности и неуверенности в речи. За столом трапезной сидели все слизеринцы, завтракая в тишине и даже не смотря друг на друга. Она окинула их всех взглядом и села во главе стола.       — Доброе утро, — тихо поприветствовала их Гермиона.       — Доброе утро, — робко ответила Дафна, не поднимая глаз.       Отказываясь признавать свою головную боль, гриффиндорка посмотрела на блондинку. Та продолжала елозить ложкой по тарелке. Видно было, что она боится посмотреть на Гермиону, скорее всего, сказалась вчерашняя речь.       — Посмотри мне в глаза, милая, — холодно потребовала Пожирательница.       Как только Дафна осмелилась поднять голову, то тут же вскрикнула. Струйка крови полилась из носа прямо в молочную кашу. Гермиона продолжала сверлить её глазами, рыская в сознании девушки. Всё настолько примитивно, что аж тошно. В голове старшей Гринграсс были только эмоции и слащавые воспоминания. Все, что смогло заинтересовать — это разговор с Малфоем-младшим.       — Драко, — Гринграсс мечется по комнате, — она просто без тормозов. Неужели ты не видишь, ей абсолютно всё равно. А что, если она решит выбрать мою мать?       — Успокойся, Дафна. Я думаю, что это был дешёвый фарс. Ты думаешь, что Тёмный Лорд позволит этой грязнокровке убить представителя чистокровной семьи? Это же до абсурда смешно.       — Я не знаю, Драко, — блондинка рухнула на кровать. — Я почему-то не сомневаюсь в искренности её слов. Она не выглядела так, будто бы брала нас на слабо. Грейнджер не фальшивила.       Гермиона покинула её сознание, крик тут же затих. Конечно, она могла сделать это более аккуратно, не доводить до визгов и пролитой крови, но так же было не интересно. Зачем показывать, что боль может быть сносной или даже не ощутимой? Лорд вряд ли будет церемониться с ними, если вдруг захочет узнать, что творится в их головах.       — Я не фальшивила, Малфой. Можешь бесконечно сомневаться в моих словах, но не говори потом на могиле своей матери, что я не предупреждала.       — Заткнись! — зашипел Малфой. — Ты не имеешь права даже упоминать её имя, поганая грязнокровка.       — Ой, — Гермиона в два шага подскочила к спине Драко, — а то что? Ещё раз назовёшь меня грязнокровкой? Или, может быть, решишь меня проклясть, пока я стою к тебе спиной? Что ты сделаешь, Драко?       — Я выпотрошу твои кишки, мерзкая тварь, — он отшвырнул от себя тарелку. — И я не дам тебе сдохнуть, пока ты не увидишь все свои органы. Ты захлебнёшься собственной кровью, Грейнджер.       — Как скупа твоя фантазия. Давай же, придумай что-то ещё. Может, ты расчленишь меня? Или скормишь мой труп голодным псам? Всё в твоих руках.       — Поверь, я придумаю, что с тобой сделать.       — Расскажи мне, Драко, — на ухо прошептала Гермиона, — Расскажи мне, что ты сделаешь со мной.       — Сука, — он подорвался с места и ухватил её за волосы. — Как же ты меня раздражаешь. Меня бесит одно твоё присутствие, один факт того, что я вынужден тебя слушать и находиться с тобой в одном доме.       — Мне больно, идиот!       — Неужели? Я думал, что ты у нас нихера не боишься, что тебе больно не бывает.       — Знаешь, ты прав, — очень тихо произнесла Гермиона. — Депульсо!       Блондин тут же отлетел с грохотом в сторону, снося на своём пути стулья. Гермиона поправила волосы и театрально отряхнула платье.       — Не позволяйте кому-то убедить вас в том, что ему больно. Если человек продолжает дышать, значит ему можно причинить боль сильнее.       Ещё один урок на практике. Гермиона прекрасно знает, что слова никогда не дойдут, пока они не прочувствуют это на собственной шкуре. Она помнила, как учили её, и это было значительно жёстче. Девушка подолгу залечивала внутренние кровотечения, а душевные кровотечения не залечились по сей день. Всплывающие воспоминания заставили её ускорить шаг — начать бежать, запутываясь в длинном платье и утопая в снегу под ногами. Полные лёгкие холодного воздуха, поместье осталось далеко позади, а впереди бесконечные владения Лестрейндж. Пять лет назад она бы расплакалась, находясь в таком состоянии, но не сейчас. Теперь Гермиона не позволяет себе плакать, она — не слабая.       — Северус! — кричит, срывая голос. — Северус! Я знаю, что ты слышишь, сукин сын! Явись ко мне! Явись сейчас же…       Густая чёрная дымка образовалась перед ней. Понадобилось несколько секунд, чтобы из неё появился зельевар. С привычным невозмутимым лицом и холодным взглядом.       — Что случилось? — спрашивает и держится на расстоянии.       — Восемь. Там было восемь имён.       — Назовёшь?       — Нарцисса Малфой, Летиция Забини, Одри Нотт, Мишель Паркинсон, Оливия Гринграсс, Эмили Крэбб, Шарлотта Гойл… — она замолчала.       — Восьмое имя, Гермиона? — потребовал Снейп.       — Твоё, Северус.       — И на кого пал твой выбор?       — Я не могу выбрать.       — Почему? — теперь он подошёл к ней. — Не ты ли говорила, что тебе всё равно?       — Прекрати! — звонкая пощёчина прилетела в лицо Северуса. — Не говори со мной так!       — Я говорю с хладнокровной, бесчувственной и бессердечной Пожирательницей. Разве не такой ты себя преподносишь всем вокруг?       — Позволь с тобой мне побыть Гермионой Грейнджер, — прошептала девушка. — Я не знаю, что мне делать, Северус.       Она знала Северуса, как своего учителя. Он был профессором по Зельеварению, деканом Слизерина и уж никак не вписывался в параметры друга для неё. Их ничего не объединяло, абсолютно. А потом началась Война, механизм которой запустила хрупкая гриффиндорка. Она приняла метку и стала самой юной Пожирательницей, убив в шестнадцать лет. Но наличие метки не избавило её от магловской крови, что было неприемлемым для остальных прихвостней Волан-де-Морта. Да, это сейчас их взаимоотношения можно назвать терпимыми, но раньше всё было значительно хуже. И только Северус обращал внимание, в первую очередь, на умственные способности Гермионы.       Он видел в ней талантливую и сильную ведьму, волевую личность. Сначала с огромным скептицизмом, а потом ещё с большим энтузиазмом Снейп обучал девушку всем премудростям Зелий, доставал для неё редкие книги. Гриффиндорка быстро училась, схватывала на лету. Обычные занятия переросли в несколько душевных разговоров, а потом в постоянную привычку. Гермиона принимала Северуса, как близкого друга и незаменимого наставника. Целебные чары, необходимые качества дуэлянта, вся подноготная зельеварения, подводные камни окклюменции и легилименции — он обучил её всему, что знал сам. Гермиона стала лучшей ученицей профессора Снейпа и, неожиданно для него же, его подругой. Конечно, скорее всего, он воспринимал её, как дочь или крестницу. Но факт остаётся фактом — они стали друзьями в это непростое время.       — Что гложет твою душу, Гермиона? — мужчина дотронулся её плеча. — Что случилось?       — Я не смогу убить никого из этих женщин, Северус. Я думаю, что ты и сам это прекрасно понимаешь.       — В этом вся твоя проблема? — Снейп небрежно усмехнулся. — Я то подумал, что у тебя что-то серьёзное случилось.       — Ты издеваешься? Ты не находишь это серьёзным?       — А я тебе зачем?       — Ты о чём?       — Не можешь убить кого-то из них — убей меня.       — Ты в своём уме? Ты что несёшь? — Гермиона откинула его руку. — Похоже на то, что я шутки тут шучу?       — Так и я не шучу. Не мне тебе рассказывать, что случается с теми, кто не выполняет приказов Тёмного Лорда.       — Северус, — Гермиона начала щёлкать перед лицом мужчины пальцами, — я позвала тебя потому, что не знала, как мне поступить, а ты решил сыграть в героя?       — Может быть, хотя бы раз у меня эта роль получится. Я прожил свою жизнь, Гермиона.       — Стоп. Всё. Хватит.       — Он ведь в очередной раз проверяет тебя, — продолжил Снейп. — Хочет понять, насколько ты человечна: убьёшь чью-то мать или своего друга? Мне казалось, что ты и сама должна была понять эту уловку.       — Игра всегда должна терять игроков. Кажется, Лорд обычно так говорит, — взгляд Гермионы стал совсем тусклым. — Но это несправедливо! Северус, должен быть другой выход.       — Гермиона, расценивай это, как мою просьбу, если это вдруг тебе поможет.       — Нет!       — Мисс Грейнджер, возьмите себя в руки! Тебе в будущем предстоит ещё работать с этими детьми. Как ты думаешь, сможешь ли ты положиться на человека, мать которого ты когда-то убила? Ты будешь на круглосуточном прицеле.       — Но…       — Никаких «но», — перебил Северус, — думай о своём будущем, девочка. Моё имя не просто так оказалось в том списке. Первое — это проверить тебя, а второе — он не доверяет мне. Уже очень давно. Я думаю, что для тебя это не секрет.       — Почему?       — Скажи мне, что ты приняла решение. Живо!       — Я приняла решение… — совсем тихо пробормотала Гермиона.       — Какое? Скажи мне чётко, не мямли.       — Я приняла решение. Я выбрала, кого убью во время ритуала.       — Умница.       Он растворился в воздухе. Гермиона осталась один на один со своим тяжелым решением.        Она сидит по правую руку от своего Лорда, пока в нескольких метрах посреди гостиной, Долохов и Роули развлекались с каким-то несчастным. Тот уже, практически, истёк кровью, но ещё дышал. Пожиратели резвились со своей жертвой, веселясь от всей души. Гермиона безучастно смотрела на это представление, желая, как можно скорее, убраться отсюда. Лужа крови практически добралась к её ногам, а запах смерти ударил в нос.       — Я вижу, что тебе скучно, — обратился к ней Тёмный Лорд. — У меня есть для тебя подарок. Амикус!       — Мой Лорд, — мужчина подбежал к Реддлу.       — Приведи их. А вы, — он обратился к Антонину и Торфинну, — уберите этого. Сейчас у нас представление будет.       Полуживого мужчину выволокли из гостиной. Повисла пугающая тишина и внезапный крик заставил сердце уйти в пятки. Что-то очень глубоко в душе закололо, потому что крики задевали каждую струну в сердце. Амикус тащил упирающегося мужчину, пока его сестра — Алекто Кэрроу — волокла женщину. Гермионе хватило доли секунды, чтобы узнать этих людей. Сердце начало пропускать удары, а глаза вмиг стали пустыми. Джин и Томас Грейнджеры смотрели на свою дочь глазами, в которых блестел страх.        Из последних сил, Гермиона сдержала себя, чтобы не сорваться с места. Она точно знала, что на неё смотрит Волан-де-Морт. Смотрит и ждёт, какой будет её реакция. Он проверяет её. Гермиона еле слышно сглотнула, прокашлялась и попыталась сохранить невозмутимое лицо. В другом конце гостиной стоял Северус, который молча наблюдал за происходящим.       — Я решил пригласить твоих родителей к нам на огонёк, — зашипел Лорд. — Как смотришь на это?       — Вы весьма великодушны, мой Лорд, — Гермиона слабо улыбнулась. — Я думала, что Вы не находите общество маглов интересным.       — Ты знаешь, что я больше всего ценю в своих подчинённых?       — Верность и преданность?       — Да. Но больше всего я ценю трезвость ума. Я считаю, что нет ничего лучшего, чем способность отключить в себе свои эмоции. Очень жаль, что в тебе я так и не смог оценить это качество по сей день. Поэтому, — он перевёл взгляд на Кэрроу, — Амикус, приступай.        Пожиратель отшвырнул от себя мужчину и достал из кармана волшебную палочку. Внутренности Гермионы сжались до невозможности, а ком подступил к горлу. Она смотрела на отца, который молил своего палача о пощаде. Ей хотелось тут же оглохнуть и ослепнуть, лишь бы не видеть и не слышать всего этого. Девушка попыталась себя приготовить к тому, что сейчас на мрамор прольётся кровь родителей.       — Авада Кедавра, — смертоносный луч сорвался с палочки Пожирателя.        Она даже не знала, какое чувство разбило её первым. Что это было: ужас, страх, боль, отчаяние? Невозможно было понять. Ногти впились в подлокотники, несколько сразу же сломались. Кровавые струйки стекали по стулу, но она даже не обращала на это внимание. Желание сорваться с места боролось с желанием запустить Непростительное в Амикуса.       — Алекто, прошу.       — Авада Кедавра.       Тело миссис Грейнджер повалилось рядом возле тела мужа. Гермиона даже не успела понять, что случилось. Ей понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что только что на её глазах убили родителей. Вот так, без лишних слов. Ни одной слезы, ни одна мышца не дрогнула, пока внутри все разрывалось на части. И без того выжженный мир гриффиндорки рухнул. В душе образовалась огромная дыра, размером в целую Вселенную. Губы дрожали, пока на лице застыла слабая улыбка.       — Как ты, Гермиона? — ухмыльнулся Реддл.       — Спасибо, мой Лорд. Я в порядке.        Отстранённость голоса пугала, пока глаза безотрывно смотрели на тела родителей. Парализующая боль проникла под кожу, стремительно разносилась по каждой клеточке. Слёзы встали где-то в горле, пока Гермиона не позволяла им проступить на глаза. Пока все Пожиратели заливались безумным смехом, только Северус видел то, что происходит внутри гриффиндорки. Если кто-то допустил мысль, что девушка — бездушная тварь, то они полные идиоты. Гермиона продемонстрировала своему Лорду безупречную трезвость ума, пока в её душе рушился целый мир.