Последняя, кто умела лгать

      Этот рассвет последний перед тем, как что-то кардинально изменится в её жизни. Гермиона крепко обняла себя, закутавшись в красную простынь. Впервые ей хотелось закрыться в своей спальне, не выходить за её пределы и просто перемотать этот день. Покалывания в груди отвлекали от грустных мыслей. Взгляд медленно скользил по мрачной комнате, натыкаясь на какой-то предмет: долго вглядывались и снова переключались на что-то другое. Она даже попыталась взяться за книгу, но вскоре та полетела в камин. Всё же, найдя в себе какие-то силы, девушка оделась и спустилась на первый этаж. Сегодня ей этот путь показался намного дольше, чем обычно. Каждая ступенька стала сродни действующего вулкана — небрежный шаг и ты — обугленный труп.       Ни в столовой, ни в одной из гостиных никого не было. Гермиона подошла к зашторенному окну и с гневом распахнула тяжелые портьеры. Первый раз она видела эту комнату залитой солнечным светом. Поместье Лестрейндж поистине было величественным и красивым. На какое-то мгновение гриффиндорка представила себе, как тут могли бы бегать маленькие детки, как Беллатриса могла бы быть заботливой мамой и хранительницей домашнего очага, а не кровожадной Пожирательницей. Сложно было нарисовать в голове образ смиренной Беллы, которая в руках держит детские игрушки, а не отрубленную голову очередной жертвы. Такие неправильные мысли Гермионы прервались внезапным скрежетом в трапезной. Она вновь задвинула шторы и медленным шагом направилась в сторону доносившегося до неё шума.       За длинным столом сидела Пэнси, которая точила ножи друг об друга. Не то, чтобы эта была та картина, которую рассчитывала увидеть Гермиона, но и удивления на её лице тоже не было. Она отодвинула крайний к выходу стул и плавно села за стол. Паркинсон заметила её и тут же откинула ножи в сторону, бросаясь к Грейнджер.       — Гермиона, — в секунду брюнетка была на коленях у ног девушки, — я прошу тебя! Я умоляю тебя! Пощади мою мать. Я знаю, что отец приходил к тебе. Знаю, что он просил тебя выбрать мою маму. Я прошу тебя — не делай этого. Можешь меня убить, но не её. Я прошу тебя…       Слёзы градом полились из глаз слизеринки. Что-то ёкнуло в сердце Гермионы, но выражение лица осталось беспристрастным. Теперь всё вставало на свои места: и отстранённость Пэнси по прибытии в поместье, и её порывы поговорить с Гермионой, и полнейшая растерянность во взгляде. Брюнетка знала, что отец готов пожертвовать своей женой — её матерью. Что могло быть хуже? Мало того, что Пэнс оказалась здесь явно не по своей воле, так ещё и отец — напрочь сдвинутый по фазе Пожиратель.       — Моих родителей никто не пощадил, — холодно ответила Гермиона. — Так чем ты лучше? Почему вдруг решила, что твоя мать чем-то отличается от других? Назови хоть одну причину: почему Оливия, а не Мишель?       — Я не говорила, что ты должна выбрать миссис Гринграсс, — заикаясь, прошептала Пэнси.       — А кто? Назови мне имя той, которая, по твоему мнению, достойна смерти.       — Я не… Я не знаю.       — Если решила заключить сделку с дьяволом, то должна иметь разменную монету. Я сохраню жизнь твоей матери лишь в том случае, если ты выберешь другое имя.       Брюнетка отрицательно замотала головой, слизывая с губ солёные слёзы. Гермиона знала, что видит сейчас в Пэнс. Кого видит в Пэнс. Себя. Вчера она выглядела точно так же, разве что слёз не было, но в остальном — стопроцентное сходство.       — Я долго ждать буду? Имя, Пэнс. Или ты называешь мне другое имя, или это будет Мишель.       — Нарцисса Малфой.       Это заставило измениться в лице юную Пожирательницу. Гермиона была готова услышать какое угодно имя, но не представительницу платинового семейства. Аккуратно, без давления, она проникла в сознание растрёпанной Паркинсон.       И что? Мне должно быть всё равно на эту дрянь. Она такая же, как и её сынок. Такая же, как и Люциус. Именно Малфои когда-то втянули нас в это дерьмо. Так почему я должна жалеть её? Пусть эти выродки на своей шкуре прочувствуют, каково это: видеть, что твоя семья горит, что семьи давно уже нет.       Дальше она не смотрела — покинула голову Пэнси. Не нужно больше, чтобы понять, что девчонка ненавидит это семейство. Она проклинает их и считает виноватыми в том, что небо больше не голубеет над их головами.       — Я услышала тебя.       Видимо, влияние Северуса было куда больше на Гермиону, чем она сама думала. В привычку вошло молча уходить, оставляя человека наедине с собой. Но будет ложью, если сказать, что это неуместно. Что может быть для человека необходимее, нежели расставить по полкам свои мысли после важного разговора?       Она зашла в кабинет, заперев за собой дверь. Знала, что день пройдёт в простом ожидании. Все в доме напряжены в преддверии вечернего ритуала. Гермиона сделала всё, что от неё требовалось — показала будущим Пожирателям, что никто не будет устраивать тут разноцветные праздники с фейерверками и сладостями. С завтрашнего дня единственными красками их бытия станут кровь алого оттенка и крепкий алкоголь янтарного отлива. Где-то, на самом дне души, ей бы хотелось уберечь ребят от такой роковой ошибки: отговорить, вытолкать их из этого поместья, велеть убираться отсюда и не оглядываться - но это было не в её воле. Сделай она один неверный шаг, и это будет её собственный конец. Не то, чтобы Гермиона очень ценила свою жизнь или ставила себя в приоритет, но и жертвенность больше не была ей свойственна. В отличие от Северуса.       Вчерашний разговор с товарищем вновь всплыл в голове девушки. Он прямо-таки отдался тупой головной болью, заставляющей поморщить нос. Острые ноготки забарабанили по столу, пока взгляд устремился в сторону окна. Гермиона пыталась придумать что-то — что угодно, лишь бы избежать очевидного исхода событий. То, что кровь прольётся в эту ночь, она не сомневалась, но всё ещё рассчитывала на свой гениальный ум и то, что удастся как-то переиграть партию. Только вот здравый рассудок подсказывал, что всё это — пустая трата времени. Волан-де-Морт не позволит хоть кому-то переписать правила придуманной им игры. И единственный, кто может умереть и не находиться в списке — это сама Гермиона, если посмеет ослушаться.       — Блять, — выругалась девушка под нос. — С каких пор ты стал таким героем, Северус?       Вопрос в никуда. Будто бы кто-то даст ей ответ на этот вопрос. Минута бежала за минутой, час за часом. Солнце закатилось за горизонт, оповещая Гермиону о неизбежном приближении ночи. Раздался стук в дверь. Она знала, кто это. Во всем доме был один человек, мысли которого она не слышала. Помимо Лорда, но от того за километр несло смертью. И это был не он.       — Входи, Северус.       — Я не застал тебя в спальне. Что-то читаешь? Ты редко тут бываешь без причины.       — Нет, я просто думаю.       — Нет, — зельевар присел на край стола, — ты прячешься. Избегаешь своих учеников?       — Они не мои ученики, Северус. Они…       — Несчастные дети, которые не понимают, что их ждёт впереди, — опередил её Снейп. — Не думал, что ты ещё умеешь так примитивно мыслить. Что-то новенькое для тебя.       — Ты прочитал мои мысли только потому, что я тебе позволила это сделать. Так что не обольщайся, Северус.       — Ты позволила это сделать, потому что сама бы не смогла произнести этого вслух.       — Не смогла бы.       — Я могу тебя просить о предсмертном желании? Ты ведь не меняешь своих решений? А вчера ты приняла твёрдое решение.       — Да, — её голос дрогнул. — Я приняла решение.       — Так что, могу я тебя просить о желании?       — Конечно, — дрожь в голосе усилилась.       — Почему? Я никогда не спрашивал тебя, а сейчас хочу узнать. Почему ты перешла на его сторону? Почему предала Поттера и Орден?       — Не думал о том, что я самая обычная предательница?       — Думал. Но потом произошло то, что напрочь выжгло во мне это предположение.       — Интересно, — девушка уняла дрожь в голосе, но посмотреть на Снейпа так и не смогла. — И что же такого произошло?       — Твои родители, Гермиона. Их смерть и твоя реакция.       — Моя реакция? — Грейнджер вскинула бровь. — А какой была моя реакция? Если память мне не изменяет, то я просто сидела и улыбалась Тёмному Лорду.       — Ты изобразила то, что он хотел увидеть. Ты лгала ему, себе и всем вокруг.       — Я не понимаю о чём ты, Северус.       — Если ты всё ещё считаешь меня своим другом, то расскажи мне. Считай, что это будет моей гарантией, что в последнюю минуту ты не направишь палочку в Нарциссу.       — Что? — Гермиона подскочила со своего места. — С каких пор ты подслушиваешь, Северус?       — Я лишь прочитал мысли девчонки Паркинсон. Ты выменяла жизнь её матери на жизнь Нарциссы, явно позабыв о нашем договоре.       — Я не забыла о нём.       — Не верю, — отрезал Снейп. — Ты пожалела эту девку и решила, что тебе будет проще прикончить мать Драко, чем меня.       — Тебя так сильно заботит жизнь Нарциссы?       — Она — мать моего крестника. Когда я давал слово Нарциссе, что с Драко всё будет хорошо, то это включало в себя и сохранение её собственной жизни, во избежание душевных травм юнца.       — А как насчёт того, что он ночью метку примет? Ты это не расцениваешь, как «душевные травмы юнца»?       — Расскажи мне правду, Гермиона. Иначе, я её достану сам из твоей головы. Могу лишь предположить, что тебе после этого придётся меня убить, раз ты так хранишь эту тайну.       Рука девушки потянулась за книгой, которая удобно разместилась на книжной полке. Положив книгу на стол, рука нырнула глубже и вскоре тонкие пальцы Гермионы сжимали золотую цепочку. На цепочке свисал небольшой кулон.       — Омут памяти сам найдёшь, — она швырнула цепочку в зельевара. — Видел, откуда я достала цепочку — вернёшь на место.       Со злостью хлопнула дверьми и умчалась на первый этаж. Присутствие мерзкой рептилии на ступеньках указывало на то, что уже прибыл Тёмный Лорд. Ещё пару шагов и Гермиона заметила своего Повелителя, который сидел во главе излюбленного стола.       — Моя милая, — зашипел Реддл, — рад видеть тебя. Ты, как всегда, прекрасно выглядишь.       — Мой Лорд, — Гермиона поклонилась, — благодарю Вас. Вы давно ожидаете?       — Нет, я только прибыл. Как твои дела?       — Всё хорошо, мой Лорд. Спасибо.       — Выбор сделан?       Зубы больно прикусили язык, металлический привкус крови почувствовался во рту. Пальцы крепче сжали подол платья, но на лице продолжала играть сдержанная улыбка.       — Конечно, мой Лорд.       — Я в тебе не сомневался, дорогая. Думаю, что мы можем созывать детей. Я хочу сам посмотреть на них, и будем начинать, ты ведь не против?       — Нет.       Через десять минут стены столовой наполняли тихие перешёптывания. Помимо слизеринцев, в поместье Лестрейндж наведались и их родители. Гермиона стояла по правую руку от Лорда, наблюдая за супружескими парами, в которых отцы сияли, словно Рождественская ёлка. Создавалось впечатление, что их детей будут не в Пожирателей Смерти посвящать, а вручать золотые медали. Но вот женщины выглядели напуганными: среди них не было ни одной, которая лучезарно улыбалась бы — они лишь покорно стояли возле своих мужей и смотрели себе под ноги.       Мишель Паркинсон, которую Гермиона рассматривала уже несколько минут, была очень красивой женщиной, но вот несколько синяков на руках указывали на то, что счастливой себя она точно не чувствовала. Хотя, чего ожидала Грейнджер? Одна личная встреча с Орианом рассказала намного больше, чем десятки слухов и сплетен. Карамельные глаза Гермионы переключились на Паркинсон-младшую, которая смотрела то на мать, то на гриффиндорку.       — Все в сборе, — громко обьявил Тёмный Лорд. — Можем начинать. Дети, подойдите ко мне.       Все вместе, в один шаг, они подошли к Лорду. Гермиона внимательно осмотрела каждого из них. Напуганная до полусмерти Пэнси, слишком расслабленный Теодор, безучастный Блейз, дрожащая Астория, уверенная Дафна, дерзкий Винсент, наглые Грегори и Драко, глаза которых были полны ненависти. Ненависти к ней. Все одеты во всё чёрное, как и полагается истинным Пожирателям. У каждого оголено левое предплечье — место для Чёрной метки.       — Этот вечер изменит вашу жизнь, — мерзко прошептал Волан-де-Морт. — Я очень рад, что вы сделали правильный выбор и приняли верную сторону. Ваши родители гордятся вами, поверьте мне. Поэтому, я считаю, что не стоит затягивать. Прошу остаться только женщин и детей. Северус, ты тоже останься.       Тяжёлые дубовые двери захлопнулись за Крэббом-старшим. В трапезной повисла гнетущая тишина. Было настолько тихо, что Гермиона слышала, как подростки нервно сглатывают. Вся дерзость и наглость пропала из их лиц: они поняли, что гриффиндорка не лгала. Восемь пар глаз устремились не на их Лорда, а на неё. Ну, конечно, ведь не Реддл лишит жизни чью-то мать, а именно она.       — Гермиона, приступай.       Впервые на плечи девушки лёг этот ритуал. Ранее она лишь присутствовала, наблюдала, но не проводила его. Когда в Пожиратели принимали юную Гермиону, то ритуал проводил Лорд — самолично, без чьей-то помощи и посторонних. Была только она, он и Джинни, которая проживала свои последние минуты.       — Сядьте, — спокойно начала Пожирательница. — Ваши руки должны оставаться на столе.       При помощи палочки Гермиона отодвинула шторы с окон, позволяя лунному свету проникнуть в мрачную комнату. За спиной каждого из сидящих за столом появилось огромное зеркало. С каждым последующим действием девушка чувствовала жжение в своей душе. Тени начали плясать в свете свеч, которые загорелись посреди стола. Восемь подростков — восемь свечей. Ветер на улице затих, как будто бы умчался прочь от этого тёмного дома.       — Аберто Морде, — прошептала Гермиона и глубоко резанула своё предплечье.       Капли тёмно-бордовой крови капнули на все свечи, по очереди. Пожирательница чувствовала, как сердце начинает бешено колотиться, дыхание сбивается, а в глазах темнеет. Гермиона набрала воздуха в лёгкие и продолжила ритуал. Первой вскрикнула Астория, которая ухватилась за левую руку. Вслед за ней послышался всхлип из уст Пэнси, а потом и все остальные потянулись к левой руке.       — Отлично, Гермиона, — подал голос Реддл. — Пришло время главного действия.       Все оторвались от своих рук, потому что поняли к чему идёт дело. Настал час для жертвоприношения, для Первой крови полуночи. Оставалось две минуты к полуночи — Гермиона должна была уже направлять свою палочку в того, чья кровь отпечатается на коже ребят.       Скупые солёные капли выступили на глазах девушки. Семь женщин стояли у стены. И Северус. Нужно срочно принимать решение. Как бы Снейп не уговаривал её, как бы не угрожал — палочка дрожит в её руке при мысли, что она уже во второй раз оборвёт жизнь друга на этом столе. В зеркалах внезапно появилась тень, заметная только ей. Рыжеволосая девушка внимательно следит за действиями бывшей гриффиндорки и осуждающе качает головой.       Головная боль усиливается, рука дрожит и солёная дорожка на бледной щеке. Гермиона позволила себе плакать, чего ранее не случалось. Тихое покашливание Лорда указывает на то, что она слишком долго думает, слишком затянула этот момент.       — Северус, — шёпотом произнесла Гермиона, — прошу тебя.       Мужчина этого ждал, поэтому не задержался у стены. Уже через миг он подошёл к столу, кинув короткий взгляд на свою подругу.       — Цепочка на месте, — тихо сказал Снейп. — Ты сможешь, милая. Давай, как я тебя учил.       — Авада Кедавра.       Тело зельевара повалилось на поверхность стола. Глухой удар тела мужчины разнёсся раскатом грома в её голове. В её сердце. В её душе. Умолкли все тревожные звуки ночи, умолкла и Гермиона. Словно проклятая смотрела на то, как вытекает кровь из-под тела Северуса. Дрожащая палочка потянулась к первой струйке, кончик древка окрасился в кровавый цвет. Первой стала Пэнси. Пожирательница коснулась оголённого предплечья брюнетки, вымазывая его Первой кровью полуночи. Метка медленно проявляется на девичьей коже. Гермиона точно знала, что чувствует слизеринка: жжение в руке, ком в горле, сильное головокружение. Она подошла по очереди ко всем, проделывая одни и те же действия. Из зеркал за ней следили уже две пары глаз: Джинни и Северус. Гермиона прячет глаза, старается закончить как можно быстрее.       — Мортмордре! — вскрикнула девушка, встав посреди трапезной.       Чёрные метки запылали на руках новообращённых Пожирателей. И на руке самой Гермионы, откуда ещё продолжала вытекать кровь. Будь это в любой другой день — Северус обязательно залечил бы рану девушки. Но больше этого не произойдёт.       — Поздравляю вас, — послышался голос Лорда. — Это самая памятная ночь вашей жизни. Думаю, что вы можете идти. Завтра нас ждут великие дела. Милые дамы, вы тоже можете быть свободны. Я хочу поговорить с Гермионой.       Усталый взгляд Пожирательницы обратился к своему Лорду. Тот сидел точно в таком же положении, как и до начала ритуала. Гермиона слабо улыбнулась — слёзы успели уже высохнуть, но руки всё так же дрожали, а голова разрывалась от несносной боли.       — Умница, девочка.       — Благодарю, мой Лорд.       — Признаться, в какой-то момент я думал, что ты не справишься, но ты приятно удивила меня.       — Ради Вас - всё что угодно, мой Лорд, — она опустилась на колени перед Реддлом.       — Иди, тебе нужно отдохнуть. Ритуал отобрал у тебя слишком много сил.       — Доброй ночи, — прошептала Гермиона, удаляясь из столовой.       Она медленно ступала шаг за шагом, поднимаясь к себе в спальню. Перед глазами всё ещё был мёртвый Северус, кровь которого стала чернилами для меток. Переступив порог комнаты, она отшвырнула мантию в сторону. Теперь в эти стены никто не зайдёт, потому что не осталось больше людей, которым это позволено. Никто больше не принесёт ей книги и не оставит их на прикроватной тумбе, пока она спит под снотворным. Никто не залечит её кровоточащие раны, пока она говорит, что всё хорошо. Никто не просидит с ней всю ночь и при этом даже словом не обмолвится.       Гермиона легла прямо на пол, закрыв тяжёлые веки. Игнорируя головную боль, она улыбнулась. Ведь так она давила в себе слёзы. Об этом знал только Северус, только он понял все эмоции Гермионы в тот момент, когда сердца её родителей перестали биться.       — Ты ответишь за это, Малфой, — прошептала гриффиндорка. — Сердце твоей матери бьётся, только потому что я ему позволила.       Неизвестно, сколько она пролежала вот так, но тело успело замлеть. Пересилив себя, Гермиона встаёт и направляется к шкафу. Гневно швыряет платья в сторону, открывая взору зеркало. Но с той стороны на неё смотрит лишь разбитая девушка, которая сдерживает в себе сокрушительные злость и ненависть.       — Ну что? — обращается сама к себе. — В этой игре проиграет самый слабый? Поздравляю тебя, Гермиона, ты слабачка. Ты проиграла.