Взгляд направлен на горстку осколков, которые показались под Драко. Не обращая внимания на боль в лёгких, она подбегает к блондину, отталкивает его в сторону и тянется рукой к разбитому пророчеству. Острые осколки протыкают нежную кожу, окрашивая её в бордовый цвет. Гермиона поворачивается к напарнику и испепеляет его гневным взглядом. Она ничего не говорит ему, лишь уходит вперёд, зная, что их ждёт по прибытии в поместье.
Они не проронили ни слова за те полчаса, которые провели вдвоём, пока не оказались в мрачной гостиной дома Лестрейндж. Гермиона чувствует присутствие Лорда и как-то не решается сделать первый шаг. Нет, она не боится наказания, она просто привыкла выполнять приказы идеально. Гермиона слишком верна своему Повелителю, чтобы посметь его чем-то расстроить.
Двери распахиваются перед Малфоем, минутное затишье — Волан-де-Морт изучает мысли парня. Гермиона уже знает, что творится в голове Драко, поэтому просто ждёт вердикта Реддла.
— Круцио! — ожидаемо вырывается из уст Тёмного Лорда, он разгневан. — Глупец! Тебе оставалось донести это пророчество ко мне! Она ведь всё сделала за тебя!
Драко тут же падает на холодный пол, корчась от боли. От криков парня закладывает уши, пока Гермиона остаётся стоять на своём месте, даже не поведя бровью. Малфой-младший далеко не первая жертва Лорда, страдающая от Круциатуса, за которой наблюдает девушка. Сжатые до боли кулаки, оглушающий хруст костей, скрежет зубов и жжение по всему телу — вот, что сейчас чувствует Драко.
— Ты — чистокровный выродок — сейчас заплатишь мне за свою оплошность, — продолжал шипеть Повелитель, не сводя палочку с парня.
Гермиону никто тут не держит, она не интересна Лорду. Тот и так увидел всё их «приключение» в мыслях Драко, и знает на ком вина за случившееся. Девушка разворачивается, чтобы уйти, но что-то её тормозит. Она вновь смотрит на бывшего сокурсника. Ненавистный ей слизеринец уже сорвал голос, распластавшись на мраморе под действием Непростительного. Она делает шаг, который даётся очень сложно и ещё один. Ноги наливаются свинцом, а осточертевшая дрожь появляется в руке. Как бы она ни относилась к Драко, тот оставался чистым листом этой истории. Не нужно быть гением, чтобы понимать, что единственное тёмное дело, которое совершил парень — это принял метку. Он ни разу не убивал и не пытал, не видел лицо смерти и не чувствовал её гнилой вони.
— Мой Лорд, — раздаётся твёрдый голос Гермионы, — это моя вина. Мне не стоило доверять этому идиоту столь ценную вещь.
Она не успевает обдумать сказанное прежде, чем слова вырываются из неё. Девушка смотрит на своего хозяина спокойным взглядом, замечая боковым зрением обессиленного Драко. Гермиона знает, что Волан-де-Морту плевать, кто понесёт наказание, но и такого он не ожидал.
— Повтори, — потребовал Реддл.
— Это полностью моя вина. Вам стоит наказать меня за то, что я имела неосторожность доверить пророчество Малфою. Руки из задницы у него с рождения, а моя недальновидность — это проблема, решить которую можете только Вы.
— Трансмогрифиан, — синий луч повалил её с ног.
Она ждала это заклятие. Разновидность Трансмогрифианской пытки, которая нацелена на мучения жертвы. Конечно, ведь Лорд точно не собирался убивать её, а лишь преподнести урок. Гермиона так давно не оказывалась у ног Повелителя, сдерживая крики от адской боли. Она чувствует, как кожа начинает медленно слезать с рук и ног, как живая плоть касается холодного пола. Правую руку девушка притягивает ко рту и больно прикусывает, только бы не закричать. Зубы впиваются уже в кусок мяса, в которое превратилось предплечье. На губах и языке чувствуется вкус крови и куски своей же плоти. На глазах начинают поблёскивать скупые слёзы, пока вся одежда Гермионы не сползает с неё вместе с кожей.
— Проваливай отсюда, — кричит Лорд в сторону Драко, который смог встать на ноги. — С тебя достаточно.
Буквально на миг, Гермиона замечает Малфоя, который несмотря на ломоту во всём теле, наблюдает за ней. В его глазах читается животный страх — он боится Волан-де-Морта, потому что не думал, что бывают пытки, которые похуже смерти. Глаза девушки закрываются, пока она пытается принять боль до конца.
— Ты же не думала, что я пожалею тебя, — он приблизился к её уху. — Мне плевать, кто из вас двоих понесёт ответственность за ваш промах. Но признаюсь, я испытываю неестественное удовольствие, когда палочка доходит к тебе, милая Гермиона. Сектумсемпра!
Окровавленное тело Пожирательницы, на котором не осталось и миллиметра кожи — в миг покрылось глубокими порезами. В какой-то момент показалось, что раны были настолько глубокими, что задевали все внутренние органы. Хотя, Гермиона даже не удивится, если парочку порезов обнаружится на печени или почках. Рука, которую девушка не выпускала изо рта начала превращаться уже в обглоданный скелет. Зубы дошли до кости, но она так и не вскрикнула. Наученная горьким опытом, Пожирательница замерла в ожидании ещё одного удара. Он всегда с ней так поступал — выбирал три мерзких проклятия, чтобы донести весь свой гнев.
— Випохит.
Десятки хлыстов ударили одновременно. Гермиона частенько и сама баловалась этим заклинанием, но была уверена, что переносится оно в десять раз легче, когда на тебе есть кожа. Удар за ударом, хлысты выбивали из неё скупые слёзы и еле слышные всхлипы, но ни одного вскрика. Сознание начало затуманиваться, когда удары прекратились. Кое-как она открыла глаза, чтобы посмотреть на своего палача. Тёмный Лорд стоял в нескольких шагах от неё и ухмылялся, а она лишь подарила ему улыбку в ответ.
Он вышел из гостиной, оставив её в алом море крови. Гермиона не могла даже пошевелиться, но наконец-то отметила для себя, что это были первые минуты, когда мысли о Северусе ушли на второй план. Искусанная плоть правой руки лежала прямо перед глазами девушки — так близко, что она могла рассмотреть еле заметную трещину в лучевой кости. Боль растворилась в крови, пропитывая девушку, словно яд.
— Салазар! — до ушей донёсся испуганный голос.
Дафна Гринграсс, спустившаяся на первый этаж, замерла на ступенях. С такого расстояния она даже не сразу поняла, кто или что лежит посреди гостиной. И, только преодолев страх и сделав несколько шагов вперёд, узнала в изуродованном теле Гермиону Грейнджер. Лишь каштановые волосы указывали на то, кто это. Блондинка смотрела на Пожирательницу с отвращением, а точнее на то, что осталось от неё. Слабое шевеление в грудной клетке давали понять, что Грейнджер ещё жива.
— Блейз! — слизеринка обратилась к другу, который появился в гостиной вслед за подругой. — Это Гермиона…
Мулат подскочил к Гринграсс и застыл в точно таком же отвращении. Гермиона уже практически лежала без сознания, теряя тонкую связующую нить с внешним миром. Глаза закрылись, а рука расслабилась.
— Ох ты чёрт, — Забини подхватил на руки Гермиону. — Что же с тобой произошло, Грейнджер?
— Где её комната находится? — пролепетала Дафна, пока Блейз аккуратно держал на руках гриффиндорку.
Коричневый джемпер слизеринца тут же окрасился в багровые оттенки. Крови было немерено — хватило доли секунды, чтобы на коже Забини отпечатались кровавые следы, пропитав одеяние насквозь. Блейз прежде видел раненых людей, но Грейнджер было сложно такой назвать. Она, скорее, была чудом выжившая.
— На втором этаже, вроде бы. Я не знаю, Дафна. Неважно, куда мы её отнесём — ей срочно нужна помощь. Она же сейчас просто откинется.
— Давай в мою комнату!
Гермиона лишь чувствовала лёгкие покачивания конечностей, пока Забини переступал через одну ступеньку, чтобы быстрее донести её. Дафна не отставала от друга, держась прямо за спиной. Дверь спальни Гринграсс отворилась и полуживую Грейнджер уложили на кровать. Постель цвета неба, что казалось смешным для обители Пожирателей, сразу же изменила оттенок. Гриффиндорка ощутила слабый аромат корицы от подушки, когда оказалась в лежачем состоянии.
— Нужно как-то это залечить, — паника брала вверх над Блейзом. — Блять! Всё нахрен вылетело из головы! Дафна, нам же что-то рассказывал Слизнорт…
— Я не помню…
— Зови Малфоя, — перебил мулат. — Он, вроде как, шарил что-то по целебным чарам. Быстрее, Дафна!
Она это не контролировала, но на обезображенном лице играла улыбка. Гермиона так привыкла улыбаться, что даже проделывала это под воздействием адской боли. Каждая потуга на малейшее движение отдавалась жуткой ломотой и жжением в мышцах. Это так Трансмогрифианская пытка выветривалась из организма. Участки тела без кожи начинали быстро обветриваться и лопаться при попытках двигаться.
Дафна быстро выбежала из своей комнаты и начала громко тарабанить в соседние двери, где была комната Малфоя. Настойчиво стучит, пока не слышит шорох по ту сторону. Она уже собирается ввалиться в спальню Драко, когда видит его и отступает шаг назад. Конечно, он выглядит не так отвратительно, как Гермиона, но особо здоровым его назвать тяжело. Засохшие кровоподтёки на лице, растрёпанные волосы и рваная рубашка. Глаза парня затуманенные, словно он очень устал. Устал от жизни.
— Драко, — не так настойчиво, как планировала, заговорила девушка. — Нам нужна твоя помощь…
— Не сегодня, Дафна, — оборвал её Малфой. — Я хочу отдохнуть.
— Драко, — Гринграсс хватает однокурсника за руку. — Там Гермиона, ей нужна помощь. Мы с Блейзом не сильны в целебных чарах, а ты, вроде бы знаешь побольше нашего…
— Что с ней? — спрашивает блондин, а перед глазами всплывает картина из гостиной.
— Тебе лучше самому посмотреть.
Нехотя, он выходит за пределы своей спальни, спрашивая самого себя: а нужно ли ему помогать этой грязнокровке? Малфой ненавидит её всем сердцем, но рассуждения тут же сходят на ноль, когда Дафна заводит его к себе в комнату. Он видит Блейза, который придерживает стакан с водой, чтобы Грейнджер попила. Если
это можно назвать Грейнджер. Сплошное кровавое месиво, которое отдалённо напоминает человека, делает несколько глотков и тяжело откидывает голову. Боль, которую ещё секунду назад чувствовал парень, тут же отступает. Когда Малфой уходил из гостиной, то видел лишь несколько мест на теле гриффиндорки, где отсутствовала кожа, и это уже не было приятной картиной. Но теперь кожи не просто не было — просто мясо с кровью, глубокие порезы и никаких слёз. Она лежала с закрытыми глазами и тяжело дышала.
— Ей нужно помочь, Малфой, — начал Блейз. — Мы в долгу перед ней…
— Что? — выплюнул Драко. — В каком долгу, Блейз? Что ты несёшь?
— Она не убила наших матерей, если ты вдруг забыл.
— Ох, я не забыл. А ещё я не забыл, что на её руках смерть Северуса.
Гермиона вновь слышит имя друга и боль подкрадывается к ней из-за спины. Минутное облегчение, подаренное ей Лордом в виде пыток, отступает. Сразу же начинает чувствовать и боль от снятой заживо кожи, глубоких ран и жгучих ударов хлыстов. Всё оно одним скопом обрушивается на девушку, напоминая, что на руках — не её кровь, а кровь близкого человека. Ей хочется рассмеяться, но воздуха в лёгких не хватает.
— Он был её другом, Малфой, — шипит Дафна. — Не будь козлом и помоги ей.
Краем уха она вслушивается в разговор слизеринцев и не понимает: откуда Дафна знает? А потом вновь отключается от внешнего мира, окунаясь в себя. Ей плевать, это всё равно никоим образом уже не влияет на ход событий. Тихий-тихий всхлип срывается с уст Гермионы, доставляя непомерную боль.
Малфой смотрит на неё. Слова Дафны застряли где-то в ушах и никак не дойдут до сознания. Нет, он отказывается в это верить. Северус не мог дружить с Грейнджер — они не могли быть друзьями. Замкнутый и холодный Снейп не стал бы водить дружбу с предательницей и грязнокровкой Грейнджер. Невозможный союз.
— Малфой! — ход мыслей прерывает Забини. — Ты ей поможешь? Если нет, то свали отсюда.
— Сами свалите, — шепчет Драко. — Мне нужно остаться с ней наедине, вы мешать будете.
Забини недоверчиво смотрит на друга, но всё-таки выходит из комнаты, забирая с собой блондинку. Они остаются за дверью, пока Драко начинает исцелять гриффиндорку.
— Это правда? — тихо спрашивает Малфой, выводя незнакомые руны над Грейнджер.
— Да пошёл ты, — выдавливает она из последних сил и начинает смеяться.
Так больно давно не было. Что может быть хуже, чем скрывать свою боль от человека, который страдает не меньше твоего? Уровень чувствительности у этих двоих кардинально отличался. Ему было достаточно одного Непростительного, а ей мало целой вереницы проклятий. Малфой чувствует себя разбитым из-за потери крёстного — не самого близкого родственника; а она держится молодцом, потому что тот так завещал. Но это не исключало того, что страдали оба.
— Примени «Вулнера Санентур», это будет эффективнее. Мои ткани поражены Сектумсемпрой — их ничего не заживит, кроме этого заклинания, — шепчет Гермиона. — Я бы и сама, но моя палочка…
— Вулнера Санентур, — послушно повторяет Малфой.
— Теперь «Ферула».
— Ферула, — не противится парень. — Грейнджер, у тебя очень сильно пострадали внутренние органы: печень, почки и лёгкие. Посмотри на руны, посмотри на их цвета.
Голос слизеринца отдаётся в ушах голосом Северуса, ведь раньше он так лечил её. Он накладывал на неё целебные чары, объясняя каждое заклинание. Знал же, что когда-то глупая гриффиндорка останется одна, что придётся лечить саму себя.
— Когда твои раны будут затянуты, а кровотечение остановлено, то стоит применить «Боно сис анимо» — это подлечит немного твою душу, — холодный, но родной голос Северуса убаюкивает. — Не забывай о нём, оно обязательно для завершения лечения.
— А теперь «Боно сис анимо», — повторяет Гермиона за голосом в голове.
— Боно сис анимо.
Приятная волна прохлады накрывает новую кожу Гермионы. Она тяжело вздыхает, сдерживая ком в горле. Аккуратно поднимается с кровати и бросает небрежный взгляд на некогда голубое постельное белье. Сжимает легко руку в кулак, без гнева и злости, чтобы новообразованная кожа не покрылась новыми кровавыми подтёками.
— Он и раньше тебя лечил, — заговорил Драко. — Последнее заклятие — его авторское, если можно так выразиться.
— Они все его авторские, — она направляется к дверям.
— Почему ты заступилась за меня?
— Спасибо, что помог мне.
Гермиона выходит из спальни Дафны на своих двоих, хотя внутренности ещё побаливают, но в целом она чувствует себя нормально. На полу сидят Забини и Гринграсс, которые подрываются с места, когда дверь открывается.
— Спасибо.
Дафна и Блейз не успевают и рта открыть, а она уже растворяется в воздухе. Пока аппарация переносит её — она отдаётся эмоциям и начинает плакать. Приземляется в холодный снег в окровавленном платье, оставляя под собой красное пятно. Гермиона не плакала ни разу за пять лет, если не брать в расчёт те скупые солёные капли, которые проскакивали на лице. Но сейчас был достигнут апогей её выдержки — она сдалась.
Бледное лицо касается холодного надгробия. Гриффиндорка сотрясается в громкой истерике, пытаясь обнять мрамор под грудью. Ей не холодно, снег не заставляет дрожать, как это обычно бывало. Шипы от роз, оставленных на плите, впиваются в новую кожу девушки, но она даже не обращает на это внимание. Гермиона готова пролить тут всю свою кровь, если бы это только помогло ей вернуть друга к жизни.
— Я ведь была готова там умереть, Северус. Если бы не Забини и Гринграсс, то я бы даже не пыталась.
Но он не отвечает. Конечно нет. На что она вообще надеялась? Глаза отрываются от снега и устремляются на аккуратно выведенные буквы:
Северус Снейп
09.01.1960 — 23.01.2000
— Помнишь, как ты говорил, что каждому дьяволу положен свой ангел? Ты тогда впервые рассмеялся и сказал, что я — твой ангел. Северус, только ты заставлял меня проживать эту жизнь с уверенностью, что у меня есть человек, которому можно верить. Ты считал себя дьяволом, а меня ангелом, когда на деле всё оказалось наоборот.
Она могла бы сваливать вину на судьбу и кричать, что та несправедлива с ней, что отбирает у неё всё, но это была неправда. Гермиона сама у себя отобрала всё, сама переписала свою судьбу. Так, что же тогда неправильного в том, что ей плохо? Как может себя чувствовать человек, который отобрал перо у жизни и начал вносить собственные правки в чужое творение? Лишь глупцы бесконечно твердят о том, что мы сами творцы своей судьбы. Мы рождаемся уже с тяжёлой книгой в руках — нашим сценарием бытия.
— А ещё ты мне говорил, что неважно, какой человек, что важна лишь степень искренности, — сквозь слёзы продолжала Гермиона. — Что ты сказал бы мне сейчас, когда узнал мою степень искренности? Я не заслуживала такого друга, как ты, Северус.
Монолог девушки сочился ядом, который медленно, но уверенно отравлял её. На языке, пальцах и даже в желудке, чувствовалась приторная горечь. Пальцы коснулись нежных лепестков роз, пока слабое осознание приходило в голову: Гермиона не оставляла этих цветов здесь. От неё тут лишь кустик омелы, который замело снегом. Снейп не любил розы — считал их примитивными и переоценёнными цветами. Но ведь никто больше не знает об этом месте. Или она только так считала? Девушка хватает розы и покидает заснеженный лес.
Стойкое ощущение того, что прежде она уже встречала именно эти розы, глубоко засело в душе. Гермиона поднимается к себе в комнату, громко захлопнув за собой дверь. Швыряет цветы на кровать и мчится к шкафу, где скрыто зеркало. За всеми событиями последних дней девушка совсем забыла об этой своеобразной отдушине.
— Как жаль, что ты можешь показать мне лишь то, чего жаждет сердце, а не голова, — бормочет Пожирательница, садясь перед своим отражением. — Я бы тогда так много вопросов задала тебе. Возможно, первым вопросом было бы: если я так часто начала разговаривать сама с собой, то это повод для беспокойства? Хотя, в свете всего происходящего, расстройство личности — не самый худший исход.
По ту сторону зеркала, на неё глядела красивая и счастливая Гермиона. Её глаза светились, а руки не дрожали. За спиной виднелись лица тех, кого она так желает видеть сейчас рядом: Джинни и Северус. Но она не позволяет эмоциям пробраться под кожу, загоняя их в подвалы сердца. Хватит, она и так позволила себе достаточно слабостей за сегодня: расплакалась на могиле, приняла помощь от посторонних людей.
И только в ней зарождается малейшее спокойствие от того, что она видит в зеркале живых друзей, как рука начинает жечь. Да ещё и до такой степени, что хочется окатить предплечье холодной водой. Он снова вызывает. Он очень разгневан.
— Мой Лорд, — она является перед ним в одной рубашке, потому что не тратила время на сборы, — Вы желали меня видеть.
— Они побывали в хижине Запретного леса, — рычит Реддл. — Найди того, кто посмел забрать его! Задействуй любые ресурсы, но достань мне его из-под земли!
— Я поняла Вас, мой Лорд.
Времени очень мало. Она залетает в комнату: надевает первое попавшееся платье, хватает сумочку с каминной полки; палочка остаётся в руке, а на плечи ложится тяжёлая мантия. Гермиона сделает всё, чтобы не подвести своего хозяина в этот раз. Она уверена, что работая в одиночестве, не облажается. Потому, что такой ошибки Лорд ей не простит — не пощадит её, если с крестражем что-то случится. Разбитая душа слабнет и так с каждым днём, учитывая, что осталось всего три осколка.
Розы остаются увядать на постели. Они превратятся в пыль, когда в следующий раз она вновь попадёт в стены этой комнаты. А на мраморной плите зельевара образуется целая охапка красных роз к тому моменту, когда Гермиона сможет навестить усопшего друга. Аппарация поглощает девушку и шепчет на ухо, что в этот раз будет сложнее. И больнее.
