Последняя, кто умела лгать

      Пусто. Лес заставляет прочувствовать одиночество и темноту. Гермиона медленно ступает шаг за шагом, оборачиваясь на каждый хруст. Знает, что стоит на секунду почувствовать себя в безопасности, как прилетит удар в спину. На теле болью напоминают о себе моменты её беспечности в этом месте — старые шрамы, которые проявились на новой коже. Палочка твёрдо лежала в правой руке гриффиндорки, пока глаза безустанно всматривались во мрак голых деревьев.       Одинокие крики птиц отвлекали и леденили сердце. Гермиона останавливается посреди чащи и начинает руками прощупывать воздух, пытаясь наткнуться на антиаппарационное поле. Помнит, как в прошлый раз больно врезалась в невидимый купол. Кончики пальцев левой руки замирают, когда волоски поднимаются дыбом. Есть — нащупала. Делает шаг в глубь и задерживает дыхание, чтобы не потерять сознание от нехватки воздуха. Она была тут год назад и тогда чуть не поплатилась жизнью за свою небрежность. Пересекать такие границы — всегда болезненно, если не знать всех тонкостей.       Шаг, который отделяет девушку от скрытого, пробирает до мозга и костей. За ту долю секунды, пока она перекатывается по земле, сердце начинает стучать с бешеной скоростью, конечности сводит в судорогах, а во рту как-то сухо. Платье резко становится тесным, а мантия ужасно тяжёлой. И отпустило лишь тогда, когда вторая нога оказалась за пределами антиаппарационного поля. Казалось, что этот, скрытый от чужих взоров, участок леса был мрачнее и холоднее.       Между двумя ветхими деревьями показалась старая хижина. Увидел бы это место какой-нибудь незнакомец, подумал бы, что старые деревянные стены рухнут от малейшего дуновения ветра. Но Гермиона даже не хотела представлять, что может прочувствовать на своей шкуре тот отчаянный, который решился бы сюда сунуться. Гриффиндорка осознавала, что проделать такое мог лишь по истине смелый человек. Или глупый. Неужели в Ордене ещё такие остались?       Она подходит так тихо, словно крадётся. Будто бы прибыла сюда не по поручению Лорда, а забралась без ведома, как поганый вор. Тут не слышно никаких звуков. До того тихо, что раскатом грома слышится её собственное сердцебиение. Пар изо рта превращается в туман, который стелится под ногами. В голове зарождается невыносимая боль, а колени начинают неистово крутить. Гермиона подходит к полусгнившим дверям, касается их и тут же отдёргивает руку. Не так просто — сначала нужно заплатить за вход. Палочка рассекает мягкую ладонь, а тонкая алая струйка стекает по бледной коже. Рука легко касается шершавой поверхности дверей, как жар сразу же заставляет вспыхнуть щёки. Вход открыт, но вот ноги не слушаются. Земля уходит из-под ног, карие зрачки глаз мутнеют.       Скрипя зубами Гермиона сжимает подол платья, и забирается в хижину на четвереньках. Дверь громко захлопывается, стоит ей только забраться во внутрь. Она чувствует, как край мантии остаётся под дверью, но сил нет даже на то, чтобы дернуть его. Девушка сбрасывает одеяние, оставаясь в одном платье. Изнутри избушка кажется намного больше, чем снаружи. Это прямо-таки целая пещера, с каменными стенами и огромным пространством.       Волосы зашевелились - девушка почувствовала, как на неё оседает чёрная магия. Затруднённое дыхание, пелена в глазах и неистовая дрожь. Гермиона смакует на языке привкус предстоящих мучений. Чем ближе она подходила к шкатулке, тем больнее невидимые шипы протыкали кожу. Из носа тут же хлынула ярко-алая кровь, окрашивая платье в неестественный цвет. Руки налились свинцом, хотелось отпустить палочку и просто упасть. Волшебное древко будто бы норовило вырваться из крепкой хватки. Гермиона была осведомлена о том, что так сопротивляется хранилище непрошенным гостям, поэтому сильнее сжала кулак и продолжила путь.       Шкатулка обвита цепью, как видимой, так и невидимой. Протяни только руку и можешь попрощаться с конечностью. Когда-то она самолично накладывала эти чары, пытаясь сохранить тайну своего хозяина. Теперь осталось правильно снять эту защиту, чтобы остаться со всеми конечностями, внутренними органами и здравым рассудком.       — Вердимилиус, — шепчет Гермиона.       Яркое свечение ослепляет и заставляет зажмурить глаза. Волна от исчезающего заклятия сбивает с ног, выбивая дух. Тяжелая отдышка появляется, когда белый свет потухает. Теперь осталось сорвать цепи, которые так же когда-то были изготовлены Гермионой. Шрамы с того дня все ещё не сошли с её рук. Это цепи, которые не позволяют коснуться магической реликвии грязнокровкам. Ей нельзя касаться этих цепей, но она не обращает на это внимание. Тонкие пальцы пылают огнём, хотя они ещё даже не успели дотронуться железа. Запах горелой кожи резко ударяет в нос, когда металл наконец-то соприкоснулся с рукой. Очередное задание Реддла, которое доставило гриффиндорке боль. Как будто бы когда-то было по-другому.       Грязная кровь Гермионы успела залить камень под ногами прежде, чем шкатулка освободилась от оков. На глазах застыли слёзы, а из уст вырвался тихий стон. Ей больно. Она служит своему Повелителю - верой и правдой, а порой — кровью. Буквально.       — Инфламаре, — очередное заклинание вырывается из Бузинной палочки.       Шкатулка наконец-то загорается в огне и открывается. Гермиона до последнего надеется увидеть реликвию внутри, но там пусто. Окровавленными ладошками и с полными гнева глазами, она сталкивает импровизированный сейф на землю. Всё-таки тут кто-то был, всё-таки кто-то забрал этот крестраж. Не обращая внимание на кровь, девушка хватается за голову, мотая ею из стороны в сторону.       Кто бы это не был, он был умным, осторожным и смелым. И чистокровным. Глаза пробежались по камню под ногами — ни единой капли крови. Что для себя могла уже понять Гермиона? Это был не Поттер, который является полукровкой. Да и гриффиндорка не была уверена в том, что тот сам смог бы провернуть подобное. Это была и не МакГонагалл — полукровка не первой свежести. Возможно, Уизли? Но Гермиона почему-то сразу откинула эту версию. Рыжих осталось слишком мало и вряд ли бы кто-то из них сунулся в такое место. Но кто же тогда?       Пока силы окончательно её не покинули, девушка бросается к дверям хижины. И только оказавшись за пределами антиаппарационного поля, дышать становится легче. Гермиона падает в холодный заснеженный мох, расслабляется и выдыхает.       — Ты бы обязательно мне подсказал, Северус, — хрипит девушка. — Куда мне идти? Что мне искать? Кого мне искать?       Она судорожно начинает в голове перечислять живых орденовцев и раздумывать, кто мог бы решиться на подобную авантюру. Образы бывших друзей всплыли перед глазами Гермионы. Она до сих пор помнила всех их улыбающимися, радушными и открытыми. Ей не хотелось запоминать те короткие встречи, которые случались за эти пять лет. Или это была очередная воля Реддла, и гриффиндорка видела лишь угасающие глаза некогда близкого друга, или стычка Пожирателей с Орденом, когда в свой адрес она слышала только угрозы и проклятья. По-другому не бывало, в их глазах Гермиона Грейнджер — предательница.       — Как земля носит таких, как ты? — дрожащим голосом прохрипела миссис Малфой. — Как тебе спится по ночам, Гермиона? Как ты спишь, зная, что предала своих близких людей? Ты убила своих родителей, своих друзей. Ты — чёртова предательница!       Голос Нарциссы появился в голове из ниоткуда. Почему она всё ещё помнит эти слова? Почему не выбросила их из головы в тот самый день? Мало того, что сжирающее чувство одиночества уничтожает, так теперь ещё и чувство вины. Пять лет она всего этого не чувствовала, а сейчас в один момент ком человеческих переживаний сносил с ног.       Ей нужно думать о том, с чего начать свои поиски. Лорд уже знает о том, что крестража нет, и ждать долго его возвращения он не будет. Чем быстрее Гермиона отыщет драгоценную игрушку своего хозяина, тем больше шансы, что она останется жива. Ей не у кого просить помощи, а сама она просто оказалась в каком-то тупике. Это не тот случай, когда поиски стоит начинать с вопроса: кому это выгодно? В магическом мире каждый второй желает прикончить Волан-де-Морта, но только вот не каждый второй знает, как это сделать. Девушка просто была уверена в том, что сделавший это точно связан с Орденом.       Когда дыхание наконец-то выравнивается, она поднимается на ноги и отряхивает платье. Прячет волшебную палочку и аппарирует прочь от этого места. Тут больше ей делать нечего — здесь нет никаких следов. Кто бы это ни был — он чисто поработал.       Гермиона появляется среди закрытых лавок Косой Аллеи. Она тут бывает очень редко, лишь когда нужно прикупить что-то для зелий. Когда просил Северус. Несколько ведьм скрываются в первых попавшихся магазинах, когда Пожирательница ступает по дороге. Её лицо всем знакомо. Её боятся. Остались ещё те волшебники, которые помнят в ней Гермиону Грейнджер, но знают серого кардинала Тёмного Лорда. Быстрым шагом она направляется в сторону маленькой лавки волшебных шаров.       — Здравствуй, Одри, — здоровается гриффиндорка, — мне нужен шар.       — Мисс Грейнджер, — женщина слабо улыбается, — рада видеть Вас.       Одри Нотт работает в этой лавке не первый день и, даже не первый год. Чистокровная ведьма, жена одного из приближенных Пожирателей — торгует волшебными шарами. Когда Гермиона впервые забрела в этот магазинчик, то и предположить не могла, что когда-то в её руках будет жизнь этой женщины. Тогда ей было четырнадцать, и она просто увлекалась прорицанием, которое легко давалось. Миссис Нотт тепло относилась к постоянной клиентке и поведала историю о том, как живёт своим делом и не хочет, чтобы кто-то другой касался её шаров. А теперь Гермиона видела, как Одри прячет глаза при виде Пожирательницы и старается ускользнуть куда-то, лишь бы не находиться рядом.       — Если Вы не против, Одри…       — Конечно, мисс Грейнджер.       Женщина выпорхнула из-за прилавка, скрываясь за стеклянными входными дверями. Гермиона уважительно относилась к миссис Нотт, и в какие-то моменты даже пыталась с той поговорить, чтобы она не боялась её, но тщетно.       Шар, который довольно давно присмотрела для себя гриффиндорка, стоял на столе у противоположного от выхода окна. Мягкое кресло, за которым работала только Гермиона, успело покрыться пылью — она не появлялась тут несколько недель. Если быть честной, то тогда она себе пообещала больше не пользоваться этой штуковиной — не заглядывать туда, не видеть того, что ей известно не должно быть. Чем больше знаешь, тем большую цену приходиться платить.       — Ну, что же, — прошептала она себе под нос, — с обещаниями у меня херово выходит. Слово, данное самой себе, сдержать не могу.       Мягко опускается в кресло и тянется израненными руками к хрупкому стеклышку. Она даже не удосужилась взглянуть на свои руки после происшествия в хижине. Её не интересовала такая мелочь, как кожа. Ведь всегда можно нарастить новую. Северус так делал. Малфой так делал.       — Покажи мне хижину. Покажи мне гостя, — раздаётся немая просьба-приказ.       Дымка в шаре сгущается, после чего дарит сознанию картинку. Гермиона видит, как открываются двери, как пропадают цепи, как открывается шкатулка и, как со дна исчезает диадема. Это всё. Она не видит человека, не видит его рук, его спины или каких-то действий. Ничего.       — Что за ерунда? — яростно выпаливает Пожирательница.       Пробует ещё раз. Снова ничего. Попытка за попыткой, но перед глазами одна и та же картинка. После шестого раза она замахивается и сносит шар со стола и тот разлетается об пол в разные стороны, усеивая всё вокруг тысячами осколков. Почему ничего не получается?       Хочется разнести всё к чертям. В какой момент её жизнь стала такой сложной? Гермиона закрывает глаза и устало выдыхает — нужно просто хорошо подумать. Ответ лежит где-то на поверхности. Звук колокольчика оповещает, что в лавку кто-то зашёл. Девушка поднимает голову и видит Теодора. Неужели к матери решил наведаться? Почему новоизбранные Пожиратели чувствуют себя настолько вальяжно? Из всех слизеринцев на своей шкуре что-то прочувствовал лишь Малфой, которого отправили с ней в Министерство. Остальные же живут в поместье Лестрейндж: завтракают, читают книги и могут просто прийти к родителям.       — Она на улице где-то, — оглашает Гермиона до того, как Тео замечает её. — Минут двадцать назад вышла.       — Какая встреча, Грейнджер, — Нотт садится за стол напротив гриффиндорки. — Шарами интересуешься?       — Иногда, — честно отвечает Гермиона.       — Мама рассказывала, что ты раньше была её постоянной гостьей.       — Как мило. Может, обсудим ещё какие сны нам снятся по ночам?       — Можем.       Пожирательница вскинула бровь и откинулась на спинку кресла. Она устала. Речь идёт не о физической усталости, тут, скорее, речь о моральном опустошении. Последние дни были чрезвычайно тяжёлыми и она наконец-то себе в этом призналась. Ей нужно как-то расслабиться и перезагрузиться прежде, чем она отправится в путь. Знала бы, ещё куда отправляться.       Гермиона многозначительно посмотрела на Тео и встала со своего места. Слизеринец лишь внимательно наблюдал за действиями девушки, а она приблизилась вплотную и провела кончиком языка по щеке.       — Сладкий, — прошептала Гермиона.       — Дальше — слаще, — ухмыльнулся Тео.       Горячий язык девушки вновь прикоснулся щеки парня — всё ниже и ниже, прямиком к шее. Голова Тео повернулась и их глаза встретились. Каждый из них видел то, что хотел. Гермиона — способ расслабиться, а Нотт — привлекательную девушку, на которую трудно не обратить внимание. Они были так близко к друг другу, что чувствовали жар тел и учащённое сердцебиение.       Искры безумия проскочили между этими двумя. Момент — и Гермиона уже сидит верхом на нём, а его руки прилипли к её талии. Губы девушки прильнули к шее Теодора, а пальцы бегло расстёгивали пуговички на рубашке. Нет больше сил терпеть.       Ей было абсолютно плевать, что они находятся в лавке его матери, и та может зайти в любой момент. Это не занятие любовью, для которого хотелось бы выбирать место. Это обычный секс — инструмент для снятия напряжения. Будь они на подстилке из хвои или просто посреди пещеры. Гермиону переполняла горькая грусть; смесь боли и страха; памяти о былом и должном, знания о том, что ничего не вернуть; и смутной догадки, что возвращать не стоит — потому что будет снова больно.       Тёплые каштановые кудри пришлись на оголённое плечо Тео. Девушка уже ёрзала на ногах парня, желая поскорее разделаться с оставшимися пуговицами. Холодные руки Нотта особо не церемонились с платьем Гермионы, а просто разорвали его, предоставляя взору аккуратную грудь в чёрном кружеве. Бледные щёки Пожирательницы загорелись, пухлая нижняя губа блестела. Вдруг, со вспышкой страстного веселья, она приложила рот к его уху и еле слышно прошептала:       — Возьми меня прямо здесь.       Дважды повторять не понадобилось. Лёгким движением он разместил Гермиону на столе, пока её карамельные глаза уставились в потолок. Она не жаждала прелюдий и нежных ласк. Она не знает, что такое занятие любовью. Нет.       В отличии от Грейнджер, Нотт чуть ли не дрожал от одолевающего желания. Плоть отзывалась на утончённое тело Гермионы. Пальцы Тео пробрались под платье, коснувшись внутренней стороны бедра, поднимаясь выше и наконец-то коснувшись клитора. С уст девушки сорвался тихий стон, пока на лице Теодора сияла ухмылка. Ему хотелось наслаждаться этим моментом, чувствовать себя победителем в этой дуэли, хотя девушка даже ему не сопротивлялась — напротив, двигалась навстречу движений пальцев. Трусики в миг намокли и Тео просто их сорвал, оставив красные полоски на бледной коже. Минута — и тонкое платье, которое служило помехой к изгибам, оказалось у ног слизеринца.       Она была невероятно красивой. Извиваясь на столе и касаясь пальцами оголённого торса Тео. Каждое её еле уловимое движение заставляло напрячься сильнее. Губы парня тянутся к животу Гермионы, прокладывая дорожку из поцелуев глубже вниз. Член в штанах давно уже стал твёрдым, но Теодор оттягивал тот самый момент, пытаясь растянуть этот миг. Холодная Гермиона Грейнджер превратилась в растопленный шоколад под руками новоизбранного Пожирателя.       Аромат её кожи сводил с ума. Он больше не мог держаться. Покусывая бедро, Тео расстегнул ремень и опустил штаны. Налившийся кровью член упёрся ей между ног, когда парень встал. Резкий толчок — и он чувствует весь пожар, который бушевал внутри неё. Движения ускорялись, пока с их губ срывались стоны и тяжёлые хрипы. В наслаждении Гермиона закрыла глаза, а вот Тео не отрывал от неё взгляда. Сейчас она казалась чистой и невинной, словно не была способна на убийство и хладнокровность.       А сама Гермиона чувствовала, как тело вот-вот задрожит, и накроет волна минутного облегчения. Станет немножко легче, хоть и ненадолго. Она старается не замечать прикосновений Тео, отделаться от гнетущего чувства, что она поступает неправильно. Закрытые веки дрожат, а рот открыт. Губы успели пересохнуть. Ещё немного, прежде чем она забудется. Тонкие пальцы касаются собственной груди. Правая рука отрывается от набухшего соска и опускается ниже — туда, где соприкасаются их тела. Острый ноготок касается клитора и вот оно — приятная дрожь пробивает каждый миллиметр. Ноги расслабляются, и следом она чувствует, как Тео падает на неё сверху. Они лежат так несколько минут, тяжело дыша и не говоря ничего друг другу.       А что говорить-то? Гермиона получила то, что хотела, хотя и не для этого прибыла в лавку миссис Нотт, а слова Тео ей попросту не интересны. Она безразлично откидывает с себя парня, подбирая разорванное платье. Небрежное движение палочки — и как будто бы ничего и не было.       — Я могу помочь, — вдруг отзывается Теодор, когда Гермиона уже направляется к выходу.       — Ты о чём? — она кидает взгляд на парня.       — Ты ведь явно не просто так наведалась в магазин к моей матери. Что-то случилось?       — Мерлин! — Гермиона зашлась в приступе неконтролируемого смеха. — До чего ты забавный, Тео. Честное слово.       — Что не так?       — Это был обычный секс, Теодор. Мне нужна была разгрузка — я её получила. Не обольщайся.       Она исчезла. Опять убежала. Вряд ли она убегала от Нотта. Она опять бежала от самой себя. Ведь никто и никогда не предлагал ей помощь просто так. Так делал только Северус. И так сделал Малфой, который должен ненавидеть, но никак не помогать.       Площадь Гриммо. Почему-то Гермиона оказывается тут, где когда-то была штаб-квартира Ордена. Она даже не поняла, как аппарировала именно сюда. Полуразрушенный дом укрыт пушистым снегом, а перед глазами всплывает тот самый день, когда из палочки гриффиндорки вылетали заклинания — одно за другим, оставляя развалины на месте дома.       — Бомбарда, — выкрикнула со злостью девушка.       С грохотом развалины разлетелись на мелкие камешки. Она не понимала, зачем творит это и что пытается доказать, но бессилие брало верх. Гермиона оказалась в тупике, не зная, куда идти дальше. Тот, кто украл крестраж — намеревался его уничтожить, навредить Лорду, и гриффиндорка никак не могла этому помешать.       — Контролируйте свои эмоции. Дисциплинируйте ум, — жёстко приказывает родной голос в голове.       — Ты как всегда прав, мой милый друг.       Что-то коснулось ноги. Гермиона опустила взгляд и заметила маленького котёнка, который тёрся об мантию. Чёрный маленький клубочек, который выразительно смотрелся на фоне белоснежного снега. Она наклонилась и потянулась рукой к макушке животного, зажмурив свои глаза от приятного ощущения. Когда-то у неё был её Живоглот, который умер пять лет назад. Всё так резко изменилось тогда, пять лет назад.       Приятное мурчание помогло расслабиться намного быстрее, чем секс с Тео. Это странное сравнение вызвало улыбку на лице. Будь сейчас другое время, то Гермиона, не раздумывая, забрала бы этот комочек себе. Она подняла котёнка и вгляделась в чёрные угольки. Невинное животное продолжало мурчать и посматривать на девушку. Гриффиндорка прижала его к себе, пытаясь забыться. Хотела, чтобы этот момент оторвал её от реальности и вернул далеко в прошлое, когда всё было просто и понятно. Острые коготки впились в плечо через мантию и платье, когда осознание поразило разум.       — Анимаг, — пробубнила себе под нос. — Это был анимаг.       Теперь всё складывалось воедино. Гермиона не видела вора, потому что это был анимаг в своём обличии. Из всего Ордена был только один-единственный член, который мог принимать облик животного по собственной воле.       Сириус Блэк проник в тайное хранилище Тёмного Лорда и украл драгоценную диадему Кандиды Когтевран.