Пять утра. Холодные капли дождя ударяются о спину. Мантия давно уже промокла насквозь, кожа чувствует весь холод неприветливых капель. Она ждала снег, но пошёл дождь. Гермиона с детства не любила дождь. Мама ей говорила, что так плачет небо. А плачут лишь слабые.
Поток мыслей заставляет зажмуриться от головной боли. Гермиона без конца аппарирует с одного места в другое — ищет Сириуса, но безрезультатно. Того нигде нет. Но Гермиона знала с самого начала, что легко не будет. Сменяются пейзажи вокруг, часовые пояса и погода, но только не усталость в глазах. Сколько она уже в пути? День? Два? Неделю? Девушка покинула поместье Лестрейндж больше трёх недель назад и почти тогда же узнала имя того, кого нужно отыскать.
Ни нормальной еды, ни сна, абсолютно ничего. Только чёртова диадема перед глазами и в голове. Метка несколько раз больно жгла, но Гермиона не реагировала. Кто знает: вызывал ли Лорд всех или хотел видеть только её. И вот снова — предплечье пылает огнём, выедая кожу. Она лишь закрывает глаза и ждёт, пока это закончится, но в этот раз всё по-другому. Рука пылает раз за разом — всё настойчивее и настойчивее. Гермиона закатывает длинный рукав платья, подставляя разгорячённую кожу холодному дождю — змея шевелится и требует внимания.
— Чёрт бы тебя побрал, — ругается себе под нос.
Будто бы не было этих трёх недель. Точно столько же пыли на кофейном столике, всё так же разбросаны книги на полу и диванах, а в камине не горит огонь. Тяжёлые шторы плотно зашторены и гробовая тишина. Только в этом месте спокойствие пугало.
— Неужели, — Долохов появился за её спиной. — Года не прошло. Где, блять, тебя носило?
— Антонин, — Гермиона сжала палочку в правой руке, — что тебе нужно? Это ты вызывал?
— На Лорда было совершено нападение, но к тебе ведь не достучишься. Где ты была, сука?
— Что с Лордом?
— Его рептилию придушили…
Она не дослушала. Повернулась лицом к Пожирателю и невербально заставила того заткнуться. Конечно, Антонин даже не догадывался о том, что собой представляет змея хозяина — Нагайна очередной крестраж. Неужели Сириус? Нет, быть того не может. Если кто-то из Ордена смог уничтожить крестраж — они знают. Они догадались, как работает подобная магия, и что её уничтожает. Так, какая вероятность, что диадема ещё цела? Так близко к провалу Гермиона ещё никогда не была. Она когда-то поклялась защищать своего Повелителя, а теперь может наблюдать за тем, как Орден резко активизировался и щёлкает крестражи, подобно семечкам.
— Ты, — Беллатриса появилась в гостиной. — Ты нашла этих мерзких тварей? Сукины дети должны заплатить за то, что сделали!
Как всегда, безумная в своей преданности и верности Тёмному Лорду, Беллатриса Лестрейндж напоминала фурию, которая сносит всё на своём пути. Она подлетает к Гермионе, приставив палочку к горлу девушки. Несколько сантиметров, разделяющие их лица, искрят огнями ненависти и злости. Ей просто необходимо кого-то убить — наказать за случившееся с хозяином.
— Нет, — спокойно отвечает Гермиона. — Я уже не знаю, где они могут быть.
— Я знаю, — Белла хищно скалится. — Конечно, ты и не могла найти. Грязнокровкам туда хода нет, только если не член семьи привёл её. Пойдём, милая, прогуляемся в очередное гнёздышко Блэков.
Она хватает Гермиону за руку до боли в костях, и они аппарируют. Кажется, что гриффиндорка когда-то видела это место — бывала тут. Много магловских многоэтажек и ничего, что могло бы намекать на что-то магическое или связанное со старинным родом Блэков. Это походило на самый обычный спальный район магловского Лондона. Звёздное небо и никакого дождя.
— Я никогда не видела, как ты кого-то убиваешь из Ордена, — шепчет Лестрейндж на ухо. — Надеюсь, что сегодня мне представится такая возможность.
Из пальца брюнетки скапывает несколько капель крови, которой она измазывает стену дома. Земля под ногами дрожит, и в каменной кладке появляется огромная дверь. Гермиона тут была. Пять лет назад, перед тем, как перешла на сторону Тёмного Лорда. Её привёл сюда Гарри и Рон, а теперь, чуть ли не за руку, это сделала Беллатриса.
— Помни, что они сделали с Повелителем. Не дай им уйти живыми.
Воздуха становится катастрофически мало, а ноги не слушаются. Она делает шаг вперёд, пока остатки души рвутся назад. То, что произойдёт через несколько минут, не позволит спать всю оставшуюся жизнь. Гермиона лишь прикидывает в уме — сколько орденовцев могут находиться за этими стенами? Дверь открывается, волшебное древко перед носом.
Горит свет, а на вешалке при входе висит верхняя одежда. Белла не спешит идти за ней — наблюдает со стороны. Шаг, и ещё один. Наконец-то слух улавливает отдалённые голоса. Женский. Две женщины разговаривают между собой где-то за стеной. Хватает несколько секунд и Гермиона узнаёт — это Молли и Минерва.
Северус, а ты говорил, что я беспечна. Они даже умудрились не поставить хоть какую-то защиту.
Сердце требует в срочном порядке развернуться и покинуть это место, словно она никогда его не находила. Но вот два блестящих чёрных уголька за спиной намекают на другой расклад — вряд ли кто-то выберется живым отсюда. Если этого не сделает Гермиона, то Лестрейндж быстро затушит жизнь в глазах Сопротивления. И их счастье, если это случится мгновенно при помощи Непростительного.
Ещё шаг, теперь где-то слышатся и мужские голоса. Она останавливается, чтобы вслушаться. Это Фред, Джордж. И Рон. Теперь стало совсем тяжко. Милый Рон, её милый Рон. Слёзы защипали уголки глаз, а колени предательски дрогнули. Неужели и Поттер тут? Или он молчит, или его тут нет. Или она уже просто не узнаёт его голоса.
— Бомбарда! — кричит Белла и взрывается в приступе истерического хохота.
Отпетой Пожирательнице надоело наблюдать за тем, как крадётся Грейнджер. Это слишком скучно, а той хочется веселья. Топот ног, доносящийся со всех сторон, и крик Рона:
— Фред, беги на кухню. Там мама и профессор МакГонагалл.
Голос становится всё отчетливее и громче. Только пыль от разрушенной стены оседает, как Гермиона встречается глазами с бывшим другом. Хотя, для неё он был больше, чем просто лучший друг. Это не тот Рон, которого она запомнила и иногда вспоминала перед сном. Никакой наивности и доброты в глазах. Рыжие волосы не блестят в солнечных лучах. Они не смотрят друг на друга, как когда-то, не бегут друг-другу на встречу и не обнимаются. Они другие, они по разные стороны. Они враги.
— Гермиона, — Уизли будто удивлён видеть её.
Несмотря на холодные глаза, голос выдаёт его. Это милый Рон, который поднимал ей настроение, когда она расстраивалась; который приносил ей леденцы из Хогсмида, когда она болела; который пригласил её на медленный танец во время Святочного Бала, когда она уже и не надеялась. Если она позволит себе хоть ещё секунду медлить, то палочка опустится и она не сможет ничего сделать. Беллатриса стоит в сантиметре от её спины и ждёт.
— Отпусти всё, что чувствуешь. Чувства убивают. Посмотри на меня, и ты убедишься в моей правоте, — Северус смотрит на неё со стороны. — Эта игра не прощает чувств.
Она видит, как Северус стоит возле неё. Вряд ли его видят Белла или Рон, или вообще кто-то из живых. Гермионе проще так — видеть друга возле себя и слышать то, что он бы сказал, если бы был жив.
— Прости, — еле открывая рот произносит девушка. — Авада Кедавра!
Он не ожидал. Он знал, что она давно не на их стороне, но он не ожидал. Гермиона и сама не ожидала. Непростительное слетело из уст, подобно заученному стиху. Она не слышит пронзительного крика Молли, которая появилась за спиной падающего Рона. Она не слышит безумного смеха напарницы и вылетающих заклятий из палочек Минервы и Фреда. Сквозь пелену замечает яркие вспышки и то, что Беллатриса защищает её. Чувствует, как какое-то проклятие попадает в неё и отдаётся болью на коже. Это Джордж проклял её.
— Авада Кедавра! — снова, так же легко, вырывается из неё.
Минус Уизли. Ещё одна. Это Молли. Гермиона напоминает зеркало. Её существует две. Орден и Беллатриса видят Грейнджер, которая идёт напролом — уклоняется от заклятий и убивает в ответ, не церемонясь. А есть ещё та Гермиона, которая внутри — сожжённая и уничтоженная. Сколько ещё она должна убить, чтобы умереть самой, чтобы её душа закончилась?
— Мне нужен Сириус, — гриффиндорка склоняется над раненной Минервой. — Где он?
— Гори в аду, — профессор плюет в лицо девушки.
— Авада Кедавра!
Пять орденовцев. Пять мёртвых орденовцев. Она убила троих из них и слабо помнит, как всё прошло. Лишь потухшие глаза Рона, Молли и Минервы отпечатались в её сознании. Она плохо помнит, как пылал пожар в квартире и как Белла что-то шептала ей на ухо.
Высохшие красные розы, которые она оставила тут три недели назад, превращаются в пыль под её весом, когда Гермиона падает без сил на кровать. На мантии несколько пятен, но ей кажется, что всё пропитано кровью. Бледная кожа рук чиста, но она видит реки крови на них? Нет слёз или сожаления — она всё так же холодна и безучастна. Ведь кому есть дело до того, что у неё внутри. Остались ещё Поттер и Сириус. И всё? На этом Орден заканчивается. И благодаря кому это случилось? Гермиона Грейнджер — некогда надежда волшебного мира, уничтожила все источники добра в мире новом.
Она кидается к шкафу, чтобы поскорее взглянуть в зеркало. Невербально накладывает на спальню все ей известные запирающие и заглушающие чары. Гермиона остаётся один на один с собой. Зеркало Еиналеж неизменно красуется за кучей однообразных одеяний — ждёт, пока она вновь заглянет в него и увидит все свои потаённые мечты. Артефакт, сводящий с ума, подводит гриффиндорку к порогу безумия. Она падает на колени, проклиная себя и тот день, когда родилась.
Гермиона раз за разом проживает заново все свои убийства, заставляет мозг воспроизвести все ужасающие картинки. Вспоминает бывших друзей, которых лишила жизни, останавливается на Северусе, который сам об этом попросил. Почему-то сейчас она задумывается о том, кого бы ей стоило просить о своём убийстве. Среди Пожирателей каждый второй, если не первый, желает ей смерти. Может, обратиться к Антонину? Или к Нотту? Да и Малфой смог бы её убить, как старший, так и младший. Неужели, Снейп просто устал от такой жизни? Несомненно. Гермионе понадобилось ровно три мёртвых тела, чтобы понять, что грань давно осталась за спиной. Она давно перешла границу дозволенного — душа разбита на миллионы осколков, скорее даже, перетёрта в мелкую пыль.
Магическое зеркало безустанно транслирует подноготную её заветной мечты - Гермиона лишь кидает туда заплаканный взгляд. Она видит то, что так горит в сердце, опускает глаза и в сотый раз просит прощения. Перед Северусом.
— Ты ведь всё узнал. Смотри, как я валюсь с ног, как я не могу достичь цели. Ты ведь не этому учил меня, мой друг. Я подвела тебя. Прости.
Словно в бреду, она достаёт палочку — лёгкий взмах, и в руках несколько веточек омелы. Зеркало осталось открытым, а Гермиона уже находилась у могилы Джинни и Северуса. Она не приходила сюда долгих три недели, хотя не было и дня, чтобы она не думала о них. Чаще гриффиндорка обращалась к зельевару, потому что язык не поворачивался произнести имя рыжеволосой девушки.
— Как ты там? Тепло ли тебе? — шепчет, склоняясь над могилой профессора.
Искусанные губы касаются холодного могильного камня. На надгробие падают две слезы, которые перемешиваются с отвратительным дождём. Омела опускается у надгробия — прямо под именем товарища, а Гермиона так и не может оторвать губ. До тех пор, пока новый приступ истерики не накрывает с головой. Она истошно кричит во всё горло, что птицы с отдалённых деревьев разлетаются в разные стороны.
— Грейнджер, — знакомый голос окликает её.
Малфой стоит за спиной. Он тут был с самого начала: видел, как она появилась из воздуха, хотел было что-то сказать, но оцепенел при виде гриффиндорки. Всегда собранная и равнодушная ко всему Пожирательница выглядела просто ужасно. Драко лишь наблюдал за тем, как она обнимает могилу Снейпа и не мог поверить в то, что видит, словно глаза его обманывали.
— Малфой, — Гермиона устало поднимает глаза на блондина, который держит в руках красные розы. — Они не нравились ему. Он считал, что розы слишком вульгарны.
Теперь становится понятно: кто приносил и оставлял тут цветы. Сил на то, чтобы сказать что-то ещё, чтобы спросить, как он нашёл это место, просто нет. Грейнджер хотела побыть одна — смотреть на могилу друга, как способ наказать себя. Она не понимала, неужели из всех Пожирателей, она одна чувствовала пустоту в душе? Разве никто больше не скорбел, хотя бы по кому-то? Неужели, никто не терял?
Он касается её плеча, что заставляет подскочить, как ошпаренную. Гермиона тяжело дышит и смотрит на блондина, который не понимает подобной реакции. Она пытается собраться, овладеть собой, но не получается. Слёзы взяли верх над ней, боль глубоко пустила корни. Пять лет идеального самообладания — стальные замки на эмоциях и крепкие цепи на личных переживаниях. Но угасающие глаза Рона Уизли сорвали оковы с неё, выплеснули бочку яда прямо в душу. Теперь смерть родителей не казалась далёкой, и словно взгляд Дамблдора наблюдали где-то со стороны.
— Что случилось? — спрашивает Драко.
— Всё нормально.
— Ты права. Чтобы не случилось, для тебя это нормально. Ты заслужила всё это.
Вот так легко ему даются эти слова. А она не ждала их. Как бы банально ни звучало, но Гермиона ждала жалости и сострадания. Ей необходимо это человеческое отношение к себе, но его нет. К ней только Северус относился, как к обычной девушке, никто больше. И что удивительного в том, что они стоят вдвоём, с Малфоем, под дождём, у могил Джинни и Северуса, и он продолжает её втаптывать в землю. Будто бы сама жизнь недостаточно над ней поиздевалась.
— Ты можешь меня убить тут, на месте, но я ненавижу тебя, Грейнджер. И дело не в том, что ты убила Северуса, — столько гнева горит в нём. — Пять лет назад, когда Лорд только возродился, моя семья планировала бежать. Мы хотели скрыться, исчезнуть просто. Мы надеялись, что Поттер сможет убить этого выродка, а потом появилась ты. Гермиона Грейнджер — лучшая ведьма последнего столетия и верная боевая подруга Гарри Поттера, приняла сторону Волан-де-Морта. Ты перебила всех, кто стремился защитить мир от него, уничтожила все потуги на добро.
Он говорит правду. Не боится того, что об этом разговоре может кто-то узнать. Малфою плевать.
— Ты предала всех. Ты предала себя, Грейнджер. Ты — грязь, и я говорю не о чистоте твоей крови. Ты собственным примером показала, что в первую очередь следует смотреть на то, что внутри человека, а не на его кровь.
— А почему же тогда ты со своей драгоценной семьёй ничего не сделал, чтобы победить этого выродка? — Гермиона подошла вплотную к Драко. — Почему вы лишь понадеялись на Поттера? Почему, когда пришло время выбирать, то вы так же примкнули к Волан-де-Морту? И это я - грязь? Твоя семейка не лучше.
Ей хотелось так сильно рассказать ему... Она так долго молчала, так долго делилась лишь с собой своими мыслями. Только Северус перед самой смертью узнал, что такого случилось пять лет назад, что заставило её сделать этот выбор. И он был прав, когда говорил, что это смертельный секрет. Узнавший правду тут же распрощается с жизнью. Но как дальше быть Гермионе, как дальше следовать своему плану? Всё стало рушиться на глазах со скоростью света.
— Я буду тем, кто заставит твоё сердце остановиться, Грейнджер.
— Держи, — она протянула ему свою палочку. — Сделай это сейчас. Так будет проще и легче. Надеюсь, что Северус меня ждёт на Кингс-Кросс. Он мне обещал.
Она заставляет его взять палочку, отходит на несколько шагов назад, скидывает промокшую мантию с плеч и становится на колени. Склоняет голову, подобно провинившемуся ребёнку, и закрывает глаза. Гермиона ждёт, пока Малфой решится воплотить свою угрозу в жизнь. Но тот ничего не говорит, только смотрит на девушку.
— Ну же, — шепчет Пожирательница. — Не тяни.
Но ничего не происходит. Гермиона открывает глаза, а Малфой стоит всё в той же позе, неуверенно держа палочку. Вмиг подавленность сменяется злостью. Неужели даже такую просьбу никто не может выполнить? Она встаёт и вновь подходит к Драко. Не забирая палочку из его рук, она направляет её себе в грудь.
— Скажи это, — умоляюще просит Гермиона. — Скажи это, чёрт возьми. Два блядских слова, Малфой!
И он говорит — тихо и неуверенно:
— Авада Кедавра.
Никакого облегчения и лёгкости, ничего не произошло. Гермиона все так же стояла, закрыв глаза и ощущая кожей холодный воздух. Малфой не желал ей смерти — несмотря на его ненависть, желание убить девушку не было искренним. Гермиона не умерла.
Она открывает глаза и видит всё то же пасмурное небо над собой. Видимо, ей не суждено так легко расплатиться с небесами за свою жизнь. Гермиона будет за разом предвкушать смерть, ощущать её привкус на языке, а потом видеть чёрно-белый мир вокруг себя.
Малфой ушёл, оставив палочку на надгробии Северуса Снейпа. А ещё там появилась веточка омелы и никаких красных роз. Она вспомнит этот день, когда он не смог убить её, потом, тёплой весной, когда уже сама не сможет направить палочку на него. А пока что Гермиона остаётся стоять под ненавистным дождём, позволяя своим слезам умывать бледное лицо. Плачут лишь слабые. Она слабая.
Было далеко за полночь, когда Гермиона переступила порог поместья Лестрейндж. И тут опять тихо. Но ей всё равно, она крадётся к кабинету, предвкушая очередную бессонную ночь за стопкой ненужных бумаг. Девушка опять будет перекладывать давно изученные документы, пытаясь вычитать в них что-то новое. Это вырезки из «Пророка», старые школьные домашние задания, которые она зачем-то хранила, и несколько магловских фотографий, запрятанных в дальнем ящике стола.
— Здравствуй, Гермиона, — это Тео, сидящий за её столом. — Как дела?
Только его для полной картины тут и не хватало. Гермиона безразлично посмотрела на Нотта и жестом руки указала, чтобы тот освободил кресло. Тео, ухмыляясь, уступил место девушке и присел на диван. Меньше всего ей хотелось сейчас кого-то видеть или слышать.
— Тебе чего, Тео? — прервала молчание Гермиона. — В такое время малышам положено спать.
Интересно, смогла бы она такое сказать Малфою, который видел пик её истерики? Это для Тео она до сих пор оставалась ледяной и властной Пожирательницей, но Драко уже видел, какая внутри Гермиона Грейнджер. Он видел то отражение, которое не увидела Лестрейндж и орденовцы в квартире Блэков.
— Просто хотел тебя увидеть, — спокойно отвечает Нотт. — Я думал, что ты уж точно осведомлена о том, что я далеко не малыш.
— Прекрати, Теодор. Ты хотел мне что-то сказать или просто так сидел у меня в кабинете?
— Ты ведь ищешь Сириуса Блэка?
Что-то пробило током по всему телу. Откуда ему это известно? И разве мог Теодор Нотт — девятнадцатилетний студент Слизерина - найти бывшего узника Азкабана? Того самого Сириуса Блэка, которого отпетая Пожирательница не смогла отыскать. Гермиона нахмурила брови и сомкнула кончики пальцев перед лицом, взвешивая в голове решение: стоит ли продолжать этот разговор?
— С чего ты это взял?
— Птички шепнули на ухо. Так что, Грейнджер, Сириус нужен тебе?
— Ты ещё скажи мне, что нашёл его собственными усилиями? — девушка внимательно посмотрела на парня. — Где он, Тео?
— Что я получу за то, что сообщу тебе столь ценную информацию?
— Останешься живым. Подходит?
— Нет. Хочу твой поцелуй.
Раньше она бы рассмеялась от наглости Теодора. Он слишком непринуждённо себя ведёт для Пожирателя смерти. В юноше столько максимализма и уверенности. Гермиона видит его точно таким же чистым листом, как прежде видела Драко Малфоя.
— Где Блэк? — повторяет вопрос.
— Наверное, для тебя не секрет, что все чистокровные семьи могут похвастаться огромными домашними библиотеками, в которых есть десятки тех книг, которые несколько веков писались кровью и в одном экземпляре.
— И?
— Несколько дней назад я стал свидетелем одного интересного разговора между домашними эльфами, — продолжил Теодор. — Лаки — наш эльф, и Кикимер — семейный эльф дома Блэков. Так вот, этот Кикимер интересовался книгами по чёрной магии, что-то связанное с крестражами.
Нотт замолчал, а Гермиона знала, что он выжидает её реакции. Крестражи — редкая, чёрная и опасная магия. И то, что этот слизеринец услышал подобный разговор — прямая причина для его убийства. Грейнджер может прямо сейчас кинуть в него Аваду за то, что он выучил новое слово.
— Дальше.
— Кикимер сидит в подземельях семейного поместья Нотт. Когда-то отец обучил меня связывающим чарам, вот я и решил испробовать их на этом эльфе. Вряд ли подобным он интересовался в личных целях и, уж тем более, не для Беллы.
— Кто сказал тебе, что мне нужен Сириус?
— Ох, ты опять за старое, Гермиона. Лучше бы расплатилась со мной за бесценную информацию, — Теодор подошёл к ней, коснувшись рукой её запястья. — Ты какая-то напряжённая.
Она и опомниться не успела, как губы парня впились в её шею, а пальцы коснулись бедра сквозь тонкую ткань платья. Стало внезапно жарко и холодно одновременно, чего прежде не случалось. Пока Гермиона терялась в том, что следует делать в такой ситуации, Теодор переключился на губы. Она ощущала привкус мяты и дикой вишни на языке. Они не целовались тогда. В прошлый раз всё произошло быстро и так, как этого требовала сама гриффиндорка, а сейчас Нотт взял всё в свои руки.
— Грейнджер, — дверь кабинета открылась. — Я хотел поговорить по поводу случившегося на кладбище…
— Выйди на хуй, Малфой, — прорычал Теодор, оторвавшись от Гермионы.
— Ох, ебать, извините, — хохотнул Драко. — Так, мало того, что ты предательница, ты ещё и подстилка, Грейнджер.
— Выйди на хуй, — повторил Нотт.
Малфой не стал задерживаться, бросив на диван какой-то свёрток. Дверь с грохотом закрылась, а парень попытался вновь поцеловать Гермиону, но та сбросила его с себя.
— Ты идёшь вслед за Малфоем, Теодор, — устало прошептала, не желая никаких выяснений отношений.
— Но…
— Пошёл вон! — крикнула Гермиона. — Убирайтесь все! Вали, Тео!
— Дай знать, когда будешь готова проведать эльфа.
Жизнь стала какой-то слишком сложной и неправильной с появлением слизеринцев в её жизни. Не зря она говорила Лорду о том, что не отмечала бы меткой этих школьников - они слишком наивны и не понимают этой жизни. Один думает лишь о том, как трахнуть её, а второй — обиженный на весь мир аристократ. Остальные — вообще не пойми чем и кем заняты.
Она отряхивает платье, будто желая убрать оттуда следы прикосновений Теодора, собирает волосы в привычный хвост и наконец-то обращает внимание на оставленный Малфоем свёрток. Это не упаковочная бумага, это ткань красивого тёмно-синего цвета. И приличный бант из атласной ткани чёрного цвета. Явно упаковкой занималась не женщина — слишком грубо и незатейливо всё завязано. Гермиона тянет за конец ленточки, распуская бант, и разворачивает ткань. Это блокнот.
Принадлежит Принцу-Полукровке.
Отдать мисс Гермионе Грейнджер после моей смерти.
Руки задрожали, но слёзы не проступили. Видимо, они закончились. Аккуратно, она раскрывает блокнот, как будто боится увидеть в нём что-то убийственное. Хотя, всё связанное с Северусом, заставляло её дрожать, и этот «подарок» — не исключение. К ногам Гермионы выпадает колдография, сделанная за несколько недель до смерти зельевара. Гриффиндорка стоит у входной калитки поместья Лестрейндж и смотрит куда-то вдаль. На ней привычное чёрное одеяние, привычное выражение лица и нетипичное на то время для неё — слеза на щеке. Гермиона даже вспомнить не может, что вызвало тогда в ней подобные чувства. Переворачивает картинку и видит до боли в душе знакомый почерк:
Не забывай плакать, Гермиона. Плачут лишь сильные. Они способны себе признаться в собственной слабости и человечности.
Она повторяет то же, что и сделала у могилы друга. Касается губами призрачного воспоминания в виде колдографии. Создаётся впечатление, будто бы на ней до сих пор ощущаются нотки кедра и морозной свежести — так в её памяти отпечатался Северус. Мужественный и холодный.
Глаза отрываются от изображения и бегло пробегаются по записям Снейпа.
28.09.1998
Мне сегодня снилась Лили. Я снова не смог её спасти. Я никогда не смогу её спасти. Небеса не наградили меня таким даром, как спасение. Я могу лишь убивать. Это у меня отлично получается.
12.02.1999
Я впервые решился принять зелья для сна без сновидений. Мне нестерпимо больно каждое утро. Я устал считать дни в надежде, что когда-то станет легче. Видимо, я проклят.
30.04.1999
Она не принимает моей помощи, упрямая девица. Никогда я прежде не предлагал помощь кому-то из Пожирателей. А её я прежде и не спрашивал — просто молча делал то, что от меня требовалось. Но сегодня мне пришлось спросить у неё согласие на то, чтобы переломать ей рёбра, ведь по-другому нельзя было. Она отказалась. Я прохожу мимо дверей её спальни уже в сорок-первый раз, ей плохо. Она бредит и плохо спит. Если я пройду ещё раз, и ничего не изменится, то я буду иметь её согласие в одно место и сделаю всё без одобрения. Мисс Грейнджер ещё скажет мне «спасибо».
11.12.1999
С ней что-то происходит. Она что-то видит в этом зеркале. Я боюсь за неё. Боюсь? Это звучит очень странно. Кто-то, кто меня не знает, решил бы, что я влюбился. Но нет. Это та самая отеческая забота. Я знаю, что ты читаешь это, Гермиона, потому что я так завещал Драко. Я умру рано или поздно, и надеюсь, что этот белокурый засранец выполнит мою просьбу.
Я не имел шанса испытать всю прелесть отеческих чувств и семейного уюта. Да и вряд ли это возможно в условиях Войны. Я говорю не о той Войне, которая идёт сейчас. Я говорю о той, которая беспощадно бушует у меня в душе и сердце. Лили посеяла эту Войну своей смертью, хотя, не так. Она лишь подпитала возрастающее семя, которое посадил я.
Но ты, Гермиона, позволила мне почувствовать себя нужным. Ты обращаешься ко мне за советом, ты называешь меня по имени и видишь во мне человека. Я по-настоящему привязался к тебе, словно ты — моя дочь. Я передал тебе все свои знания, обучил всему, что знал сам.
Я буду ждать тебя на вокзале Кингс-Кросс, Гермиона.
22.01.2000
Я умру через несколько часов, если ты сдержишь своё слово. А ты сдержишь, ведь я видел твои воспоминания.
Как же ты смогла, Гермиона?
Как смогла вынести всю свою боль? Как смогла допустить это? Как позволила этому с тобой произойти? Знал бы я это тогда, пять лет назад, не позволил бы тебе нести эту ношу в одиночестве.
Я не знаю, когда ты прочитаешь всё это, но запомни: не потеряй себя. Не смей даже когда-то думать о том, что у тебя что-то не получится или ты не справишься. Я хочу, чтобы ты знала — я восхищаюсь тобой. Я знал одну женщину в своей жизни, которая поражала меня своей отвагой. Думаю, что её имя тебе прекрасно знакомо. И так случилось в жизни, что в своём дневнике я обращался всего к двум людям. Сначала к ней, а потом к тебе. Это что-то значит.
До встречи на Кингс-Кросс.
Будь сильной до конца, Гермиона.
P.S. Мне кажется, что ты давно никуда не выбиралась. В Тайной комнате Хогвартса можно побыть наедине с собой.
Визит Гермионы Грейнджер в Хогвартс посреди ночи застал Амбридж врасплох.
