Последняя, кто умела лгать

      Она ждёт, пока этот урок закончится. Неужели, в программе Хогвартса всё-таки есть предмет, который может так утомить и быть настолько неинтересным. Гермиона тихо хохочет, наблюдая за тем, как Рон и Гарри пытаются всмотреться в чашку с кофейной гущей. Ещё раз сама лениво смотрит на донышко чашки, стоящей перед ней, и возмущено закатывает глаза. Что вообще можно рассмотреть в этой размазне? Ни один учебник из всей библиотеки Хогвартса не толкует эти непонятные узоры.       — Мисс Грейнджер? — профессор Трелони подходит к столу гриффиндорки. — Могу я поинтересоваться, что Вы увидели в чашке?       — Ничего, профессор. Я не могу ничего рассмотреть на дне этой чашки.       — Позволите мне взглянуть? — женщина тянется к посудине.       — Конечно, профессор.       Трелони подносит чашку к лицу и очень долго с неподдельным интересом всматривается в дно. Гермиона нахмурила брови и с какой-то завистью посмотрела на женщину. Нужно необычайно любить своё дело, чтобы так внимательно рассматривать кофейную гущу в чашках каждого студента школы.       — Мерлин! — вскрикивает Трелони и роняет фарфоровую чашку. — Мерлин Всемилостивый!       — Что там, профессор? — спрашивает Пэнси Паркинсон, которая сидит за несколько столиков от Гермионы. — Неужели будущее Грейнджер столь же грязное, как и её кровь?       — Закрой рот, Паркинсон! — вступился Рон за подругу.       Но Слизерин взорвался в приступе смеха, пропуская мимо ушей гневный комментарий Уизли. А вот Грейнджер вновь тяжело выдохнула. Какое занятие подряд Трелони теряет здравый рассудок именно у стола Гермионы, чем привлекает всеобщее внимание и вызывает кучу отвратительных допущений слизеринцев.       — Беда! — вновь вещает профессор. — Большая беда ждёт тебя, девочка! Тебя и твоих друзей! Спасёшь их лишь убив, убьёшь — боясь поднять палочку. Враг станет другом, холодный снег растопит ледяное сердце, а зеркало откроет занавес.       — Хватит! — она отталкивает женщину и мчится прочь из кабинета.       Они сидят напротив друг друга. У неё вспотели ладони, хотя по спине бегают мурашки. А он не решается что-то сказать. Они попросили правды друг у друга и не знают, кто начнёт первым.       — Ладно, — сдаётся Гермиона. — Я не могу тебе рассказать, Малфой.       — Почему?       — Потому что мы все сдохнем. Ты словно открытая книга. И ты предлагаешь мне тебе всё рассказать, а потом понадеяться, что Лорд не прочитает твои мысли?       — Кто тебе такое сказал? — он ухмыляется.       Она закатывает глаза, а потом пытается прорваться в его мысли, но тут же нарывается на стену в сознании. Делает натиск сильнее и ничего. С подозрением смотрит на Малфоя и пробует ещё раз, но безрезультатно. У него стоит крепкий щит, который не поддаётся.       — Объяснишь? — просит Гермиона.       — Думаешь, что Северус улучшал только твои навыки окклюменции?       — Но почему ты раньше не применял её?       — Зачем напрягаться, когда нечего скрывать? То, что нужно — спрятано слишком глубоко и никто к нему не докопается.       — И что же там спрятано?       — После тебя, Грейнджер. Что спрятано в тебе?        Она без особого желания поднимается на нужный этаж и закрывает глаза. Глубоко вдыхает и открывает двери нужного кабинета. Осталась всего минута до начала урока и Гермиона прямо-таки заставляла себя прийти на очередное Прорицание. Каждый урок заканчивался одинаково для неё — Трелони озвучивала на весь класс очередное идиотское видение и гриффиндорка в слезах выбегала, не досидев до конца.       — Ты как? — тихо спрашивает Поттер, когда она приземлилась на своё место. — Я думал, что ты не придёшь.       — Я тоже так думала, Гарри, — отвечает Гермиона, гневно вцепившись в книгу. — Я жду конца этого семестра, как никогда раньше. Более абсурдного предмета, нежели это недоразумение, нужно постараться придумать. Я бы лучше ещё раз выучила курс Зелий и сдала его Снейпу.       — Всё будет хорошо, — Поттер обнял подругу. — Кто, как не ты, Гермиона, должна выстоять этот курс.       — Ох, я надеюсь, Гарри.        Трелони опоздала на несколько минут. Она что-то долго рассказывала о сегодняшнем занятии. Гермионе только оставалось гадать: станет ли легче от того, что кружки с гущей заменились магическими шарами? Перед ней, Гарри и Роном образовалась три идентичных шара, внутри которых была непонятная дымка. Очередная инструкция от профессора и весь класс принялся вглядываться в загадочные артефакты.       — Профессор, я вижу голого Теодора Нотта, — в приступе хохота залился Блейз Забини. — Это должно что-то означать?       — Лишь то, друг, что тебе стоит задуматься о своей ориентации, — в ответ крикнул Нотт.       — Дети, не отвлекайтесь! — затараторила Трелони. — Магические шары — очень тонкая материя, вам следует сосредоточиться.       — Ага, как же, — пробубнела себе под нос Гермиона. — Тоньше не придумаешь.        Гермиона снова напрягла глаза и попыталась хоть что-то высмотреть в сером дыму шара. Похоже, что даже у Рона и Гарри стало что-то выходить, судя по их увлечённым взглядам. Гриффиндорка начала закипать в желании покинуть класс и направиться в библиотеку. Очередная попытка и она уже собиралась поднять руку, но вдруг, туман в шаре начал приобретать какие-то очертания, а в ушах послышался шум.        Все вокруг начинает плыть, а картинка перед глазами становится всё чётче и чётче. Она видит Гарри, но тот лежит посреди какой-то травы и деревьев. Это похоже на Запретный лес. Гермиона пытается окликнуть друга, но не выходит. Картинка смещается с бессознательного друга на толпу людей в нескольких метрах от него. Это Нарцисса Малфой? Да, точно. И Хагрид? А это кто? Быть не может. Это же Волан-де-Морт.       — Мёртв, — говорит Нарцисса, подходя к Гарри.       — Гарри Поттер мёртв! — выкрикивает Реддл.        Гермиона хочет кинуться к Гарри, но её тут нет, она лишь зритель со стороны. Рациональная часть подсказывает, что это лишь глупое видение, что её друг сидит возле неё и точно так же видит какой-то бред в шаре. Но сердце неистово стучит, вырываясь из груди.       — Способность изменить то, что изменить нельзя — дорогого стоит. Заплати цену, которую не жаль за собственную душу, чтобы спасти чужую, — голос из вне раздаётся криком в голове. — Жизнь других равна жизни одной. Потеряй себя, чтобы не потерять их.       — Замолчи! Хватит!       — Когда ложь из твоих уст станет правдой — погибель его придёт. Кровью друзей руки свои омой, чтобы голову перед ним склонить. Продай свою жизнь смерти, чтобы тени чёрные солнце не заслонили.       — Прекрати! — она смахивает шар со стола и выбегает из кабинета, пока голос продолжает звенеть в голове.       Воспоминания и зловещий голос вновь всплывают в голове, будто бы она когда-то это забывала. Прорицания, которые она так ненавидела в школе рассказали её судьбу наперёд. В последнее время она начала часто задумываться о том, как бы всё случилось, ослушайся она судьбу. Так же много об этом она думала в самом начале.       — Да, это я общалась с Сириусом, — наконец-то выдаёт Гермиона. — Я ему сообщила, где находятся некоторые из крестражей.       — Если так, то зачем отправилась на поиски диадемы?       — Я ему не говорила о ней. Хотела сначала ослабить там защиту, а потом дать ему координаты, — она не смотрела ему в глаза. — А потом узнала, что кто-то побывал в хижине. Я боялась, что это может быть кто-то другой, кто не знает, что нашёл.       — Почему ты сразу не связалась с ним, чтобы попусту не тратить силы?       — Он не выходил на связь. Да и бездействовать нельзя было. Как бы Тёмный Лорд мне не доверял, он всё равно продолжал за мной наблюдать.       — Что случилось с Нагайной? — продолжал допрос Драко. — Она была тоже крестражем?       — Да. И я тоже не понимаю, кто и как её уничтожил.       — Как ты вообще оказалась среди Пожирателей?       — Тебе необязательно идти, — Рон с жалостью смотрел на подругу. — Неужели МакГонагалл тебя не отмажет?       — Всё нормально, Рон, — она пыталась звучать, как можно беззаботнее. — Я просто слишком впечатлительная.       — Точно? Я переживаю за тебя.       — Да, точно.       Она заходит в кабинет, не обращая внимания на ядовитые насмешки Паркинсон и её подружек. Слышит, как отпускают шутки Нотт и Малфой, а к ним подключается Забини с Гойлом. Гермиона начинает привыкать к тому, что её начали считать немного странной. Зато теперь она начинает понимать Полумну, хотя та вряд ли страдает от подобных видений. С каждым разом голос в голове пугал сильнее, а картинка в шаре становилась яснее.       Тот же сценарий. Трелони рассказывает о ценности таких навыков, как прорицание и выдаёт студентам шары. Гермиона боится заглядывать в серый туман, со всей силы зажмурив глаза. Она и так по ночам просыпается от отголосков страшных предсказаний в голове.       — Милая, у тебя что-то не получается? — профессор подходит к гриффиндорке, которая единственная со всего класса сидит, отвернувшись от шара. — Тебе помочь?       — Нет, профессор, — тихо отвечает Гермиона. — Я просто настраиваюсь. Сейчас.       Как бы не менялись локации, но сюжет остаётся тот же: Гарри мёртв, а над его телом склонился Волан-де-Морт с победоносной улыбкой на лице. Он вновь громко вещает о смерти парня и заливается мерзким смехом, будто бы есть, чем хвастаться. В этот раз Гермиона пытается не смотреть на тело друга, отвлекая себя тем, что рассматривает лица остальных присутствующих. Глаза цвета карамели задерживаются на том, кого она прежде не видела в шаре. Это Малфой-младший. Он стоит за спиной матери и смотрит в спину Лорда. Гермиона точно знает, что в прошлых видениях его не было. Что изменилось теперь?       Девушка старается рассмотреть его и понять, почему он вдруг появился. Это тот же Малфой, которого она ежедневно видит в коридорах Хогвартса.И всё в нём точно такое же: чёрный костюм и чёрная водолазка. Идеально уложенные волосы с характерным платиновым отблеском. Даже перстень на пальце тот же, который подчеркивает принадлежность парня к старинному чистокровному роду Малфоев. Изучающий взгляд останавливается на палочке, крепко зажатой в правой руке слизеринца. Это не его палочка.       Она где-то видела такое подобное волшебное древко, но не может вспомнить. У кого-то из волшебников или где-то в книге? Гермиона пытается закрыть глаза, чтобы прошерстить огромную библиотеку в своей голове, но пугающий голос вновь раздаётся криком:       — Впиши своё имя в этот сценарий. Заморозь чувства, чтобы позже разжечь их холодным снегом.       Картинки быстро начинают сменяться, она еле успевает их рассмотреть. Замечает Дамблдора на Астрономической башне. Он летит вниз с потухшими глазами. Он мёртв. А перед ним стоит Малфой с той же палочкой и Чёрной меткой на левом предплечье.       Это Бузинная палочка, которую Малфой забрал после убийства директора Хогвартса — Альбуса Дамблдора.       — Пять лет назад примкнула к Тёмному Лорду, — спустя время отвечает Гермиона. — Я думала, что это общеизвестный факт.       — Ты ведь убила Дамблдора? — продолжает Драко. — Ты уже тогда приняла метку?       — Да.       Она касается пальцами отметки на своём предплечье, вспоминая день, когда стала одной из них. Многие из шрамов, которые успел рассмотреть Малфой на её спине — следы, напоминающие об уроках перевоспитания гриффиндорки в Пожирательницу. Круциатус — самое приятное, что с ней случалось.       — Как ты решилась на это?       — А что, если бы я сказала, что ты должен был убить Дамблдора? — Гермиона внимательно следила за реакцией собеседника. — Что бы ты сказал мне, когда узнал, что я переписала сценарий, заготовленный для тебя судьбой?       — Быть этого не может, — Малфой отрицательно замотал головой. — Ты лжёшь.       — Мы, вроде бы, договорились рассказать друг другу правду.       — Ты пока что не рассказала ничего, что можно принять за правду, Грейнджер.       — В какой-то момент у меня не осталось выбора. Точнее, он стал слишком ограниченным: друзья или весь мир.       — Затрудняюсь даже сказать, что же ты выбрала.       — Я выбрала мир, Малфой.       — Ты вот это, — он развёл руками, — называешь миром? Мне кажется, что у тебя проблемы со зрением, как и у твоего дружка — Поттера.       — Не дели мир на чёрное и белое. Есть и другие цвета.       Она вновь просыпается из-за собственных криков. Это всё заходит слишком далеко, а она не знает, как справляться. Пугающие видения из шаров перекочевали в сны и преследуют каждую ночь. Осталось лишь поблагодарить МакГонагалл за то, что назначила её старостой и Гермиона живёт отдельно от других девочек. И так приходится накладывать заглушающие чары, чтобы случайно не перебудить весь Гриффиндор.       — Мерлин, — дрожащим голосом шепчет девушка. — Когда же это закончится? Дай мне сил.       Холодные руки закрывают лицо, а слёзы скапывают на голубое постельное. Ещё даже не рассвет, можно спокойно дальше ложиться спать, но она включает ночник и садится в кресло. Гермиона боится засыпать, потому что знает: как только она провалится в сон — страшный голос снова начнёт надиктовывать текст.       — Спаси мир ценою своей души, — отдаётся эхом в голове. — Они — твоя душа. Ты можешь сохранить её, а потом наблюдать за лютующим пожаром в мире или расколоть её, чтобы видеть солнце над головой.       Гермиона не понимает толкований в голове. Какое по счёту это видение? Десятое? Или уже их подсчёт перевалил за сотню? Она не знает. Может, ей стоит обратиться к кому-то за помощью? А что она расскажет? Что у неё кошмары? В лучшем случае, Помфри даст успокоительную настойку.       Она дожидается утра, впервые применив к себе чары красоты, чтобы скрыть следы бессонной ночи. В Большом зале, за завтраком, не сводит глаз с Гарри, который доедает яичницу с беконом. Он жив и здоров. Как обычно, непослушные волосы торчат в разные стороны, а зелёные глаза наполнены добротой и искренностью.       — Что-то случилось, Гермиона? — спрашивает брюнет. — Ты какая-то молчаливая. Ты не ешь ничего. Что такое?       — Всё хорошо, — быстро отвечает гриффиндорка. — Просто спала плохо.       — Почему? Тебя что-то беспокоит?       — Нет. Мне кажется, что я просто устала и жду конца семестра.       — Раз Гермиона Грейнджер устала, то мы имеем право открыто жаловаться на программу третьего курса, — подхватил Рон. — Нет, я серьёзно. Разве можно ставить столько предметов в один день? А Прорицание? Его нет только в понедельник.       Улыбка на лице Рона заставляет тоже улыбнуться. Это точно был очередной глупый сон. Гермиона сидит за столом в Большом зале, рядом сидят Рональд и Гарри — беззаботные и здоровые. И живые. Не может идти никакой речи о возрождении Волан-де-Морта, а уж тем более о Войне. Но потом глаза переключаются на фигуру парня, вошедшего в зал вместе со своей свитой. Это Драко Малфой, и Гермиона вновь забывает дышать. Вспоминает, как несколько часов назад видела во сне: Малфой убивает Дамблдора, а потом стоит за спиной Реддла, наблюдая за мёртвым Гарри Поттером. И страх снова возвращается под кожу, парализуя тело. Так, сон или недалёкое будущее?       Тот самый пугающий голос всплывает в мыслях, и она морщится. Это пугает и сегодня. Пробирает до дрожи уже эту Гермиону — Пожирательницу Тома Реддла. По спине пробегают мурашки, и Драко это замечает. Он берёт с кровати плед, укрывая голую Гермиону. Парень видит, как ей сложно даётся рассказ, как она вспоминает и переживает всё заново. И Малфой знает, что с ним будет так же, когда дело дойдёт до его истории.       — Я не просила небеса о своём даре и была бы счастлива, если бы вдруг лишилась его, — девушка возвращается к рассказу. — Как оказалось, у меня дар предвидения. И на третьем курсе, когда у нас появился такой предмет, как Прорицание, я узнала об этом.       — Поэтому ты так странно себя вела на занятиях Трелони? — он вспоминает, как Грейнджер чуть ли не каждый раз выбегала в слезах из класса.       — Я видела не радужных единорогов и маленьких детей, Драко. Я видела ужасные вещи. Вижу до сих пор.       — Ты через видения увидела, что я должен был убить Дамблдора?       — Да, — коротко отвечает Гермиона.       — Ты кому-то о них рассказывала?       — О да, — она на грани истерики.       Родителям пришлось успокаивать её из ночи в ночь. Не было ни единого дня, чтобы Гермиона не заставляла мать и отца бежать к ней, когда дом содрогался от криков. Сны стали живее и ярче. Теперь ко всему прочему туда добавились какие-то непонятные люди и события. Она видит какое-то кладбище. Видит Гарри, Реддла и много волшебников в чёрных мантиях с капюшоном. А ещё она видит неподалёку тело парня, которого несколько раз встречала в коридорах Хогвартса. Кажется, он пуффендуец.       — Теперь я могу тебя касаться, — мерзко шепчет Волан-де-Морт. — Я убью тебя, Гарри Поттер.       — Нет! — срывая голос кричит Гермиона, но её никто не слышит. — Гарри!       Лучи из палочек соединяются. Девушка кидается под палочку Реддла, чтобы заслонить собою друга, но это не помогает. Гермиона плачет и продолжает кричать до того момента, пока не просыпается. И так каждую ночь.       Она приезжает в Хогвартс и сходу мчится к Дамблдору. Сны больше не кажутся пустыми и незначительными. Просто так такое не увидишь.       — Директор, — она задыхается. — Гарри Поттер в опасности.       — Гарри Поттер в опасности, — повторяет Гермиона. — Это единственное, что они услышали. Все остальные слова прошли мимо них.       — Это случилось тогда, когда Поттера освободили от занятий?       — Да. Они услышали «А», но дальше не углублялись в рассказ. Дамблдор слишком поздно уверовал в мои слова.       Ногти больно впились в кожу, когда она упомянула бывшего директора Хогвартса. Наверное, больше, чем Северуса, она хотела на Кингс-Кросс встретить Альбуса Дамблдора, чтобы убить его ещё раз. Она свято верила в то, что механизм Войны запустился не после убийства директора, а в тот самый день, когда он проигнорировал её слова. И во все последующие дни, когда отчаянная гриффиндорка била кулаками во все стены и двери, но так и не была услышана. Никем.       — Я просила их помощи, но они не услышали. Или услышали лишь то, что хотели. Никто не хотел верить в то, что Тёмный Лорд может возродиться.       — Я не верю, что тебе было достаточно одного отказа, чтобы сдаться. Ты же всегда добиваешься своего.       — Ты прав. Мне было недостаточно одного раза. Я множество раз настоятельно просила старика прислушаться ко мне, — она посмотрела на Малфоя. — Я умоляла всех их. Я плакала, стоя на коленях перед ними.       — Ваши подозрения и опасения безосновательны, мисс Грейнджер, — Минерва стоит у стола Дамблдора. — Мы прислушались к Вам в прошлый раз, отстранили Поттера на несколько недель от занятий и приставили к нему авроров. Ничего не произошло.       — Профессор, речи не было о том, что это случится в ближайшие несколько недель, — она плачет от безысходности. — Я лишь прошу о том, чтобы вы поговорили с Министром. Грядёт большая беда…       — Достаточно, Гермиона, — вмешивается директор. — Я думаю, что Вам стоит вернуться в гостиную Гриффиндора.       — Нет, — противится девушка. — Вы не слышите меня.       — Минерва, проводите мисс Грейнджер к её покоям. Девушка явно не в себе.       Они снова отмахнулись от неё. Но сны не прекратились — стало только хуже. Образы из кошмаров преследуют теперь и в реальной жизни. Вчера она видела в коридоре того самого пуффендуйца — Седрика Диггори. Вместо здорового румянца на щеках парня ей показались кровавые подтёки и мёртвые глаза. А за спиной парня стоял довольный Волан-де-Морт.       Голос из видений тоже никуда не исчез — стал громче и навязчивее. Гермиона Грейнджер сходит с ума, но ей никто не протягивает руку.       — Но, я так понимаю, что в какой-то момент ты всё-таки сдалась? — спросил Драко. — Что-то случилось?       — Да. Действительно, наступил момент, когда я поняла, что только я есть у себя.       — Это случилось во время Турнира? Ты после него не вернулась больше в Хогвартс, — его голос прозвучал с ноткой грусти. — Поттер сказал, что ты была там.       — Была. Помнишь наш разговор в тот день?       — Помню.       Она спешит. У неё есть всего пару часов запасе и нельзя терять ни секунды. В коридорах очень людно, слишком даже. Гермиона протискивается сквозь толпу, но чувствует прикосновение к руке. Чья-то холодная кожа соприкоснулась с её разгоряченной. Малфой.       — Поговорим? — очень тихо спрашивает, но она отчётливо слышит его.       — Не сейчас, — отнекивается гриффиндорка. — Давай потом.        Этого «потом» не будет. Малфой пожимает плечами и готов отпустить её, но она останавливается и указывает глазами на двери кабинета Чар.       — Что случилось? — лепечет Гермиона в надежде, что много времени этот разговор не отнимет. — Я спешу.       — Будешь болеть за Поттера?       — Можно и так сказать. Ты хотел это обсудить или тебе есть, что сказать? — она поглядывает на настенные часы.       — Неужели я не слишком хорош для тебя?       — Мерлин! Серьёзно, Драко? Ты хочешь сейчас об этом поговорить?       — Что-то меняется. Мне кажется, что если я сейчас не поговорю с тобой об этом, то больше такой возможности мне не представится.       Она напрягается. Неужели, он что-то знает? Нет, быть того не может. Гермиона просто видит во всём тот подтекст, который рисует её воспалённое воображение. Ей нужно сохранять холодную голову и здравый рассудок.       — Мы разные, вот и всё, Драко.       — Я готов меняться, ради тебя. Я уже меняюсь.       — Меня нельзя любить. Нельзя.       — Почему?       — Потому что эта любовь — Война.       Он хватает её за руки и смотрит в глаза. Гермиона чувствует его дыхание на своей коже, слышит сердцебиение. Он искренен с ней. А она? Ей лишь остаётся отговорить его от себя, от этих чувств, которые не принесут должных эмоций.       — Как же ты не понимаешь? — Драко трясёт её. — Я, блять, сдвинут на тебе. Я одержим тобой. Ты, как самый сладкий яд. Ты так хотела узнать, что у меня внутри? Так загляни и посмотри, я оголяю перед тобой всего себя.       — Мне пора, — она отталкивает его от себя.       Они оба помнили этот разговор, до мелочей. Будто бы не было этих пяти лет.       — Как же мы изменились с нашей первой встречи, — шепчет Гермиона.       — Я до сих пор спорю с самим собой, Грейнджер. Ругаю себя за то, что позволил тебе тогда уйти.       — Ты должен был возненавидеть меня. По крайней мере, до определённого момента я была уверена, что так и есть.       — Я пытался тебя ненавидеть, но не смог. Любовь всегда меня догоняет, — он тоже переходит на шёпот. — Ты вошла в мою жизнь без стука, Грейнджер. Я обещал, клялся, божился тебя не любить.       — Надеюсь, что Бог простит, что мы потеряли друг друга.       — Нет, Грейнджер, — Малфой подходит к той, которую никогда не переставал любить. — Никто никого не потерял. Я всё так же сдвинут на тебе.       — Я выбрала мир, Драко.       — Я брошу весь мир, ради тебя одной.