«Он знает о диадеме от меня. Он знает, как её уничтожить. Если, вдруг, он уничтожит её прежде, чем ты найдёшь его — беги. Ты в опасности. Блэк не спрячет тебя в сознании так глубоко, как я. Найди последний крестраж».
Как много времени у неё есть? Видение растягивалось на три дня, с момента этой ночи и до того, как Тео с Блейзом постучали в дверь её спальни. Возможно, у неё времени осталось меньше, потому что она начала действовать по-другому. — Ты когда-то что-то рассказывал мне о чарах памяти, — тараторит и листает ежедневник. — Давай же, Гермиона, вспоминай! Так много ненужных моментов всплывает в голове. Девушка так и не научилась контролировать разум, когда дело доходило к умершему другу. Губы задрожали, а ладони вспотели. — Чары памяти, чары памяти… — продолжала, как окаянная, шептать Гермиона. — Что-то было нужное… — Чтобы Обливиэйт сработал так, как надо — ты должна быть уверена, что человек не является окклюментом. Если он скроет нужные воспоминания, то ты их не сотрёшь. — Конечно. Малфой, — она захлопнула ежедневник и бросилась к парню. — Сейчас ты сосредоточишься лишь на том, что тебе рассказал Кикимер. В ответ лишь послышалось недовольное мычание. — Ты будешь думать лишь о том, что рассказал эльф. Думай о его истории, — Гермиона сглотнула, подбирая слова. — В твоей голове должен остаться лишь разговор с эльфом и… И то, что ты чувствовал когда-то ко мне. Голос дрогнул, но Гермиона быстро уняла ненужное переживание и неуверенность. — Кивни, если сосредоточился на этом. Он кивает. — Всё остальное ты глубоко запрятал? Кивни. Кивает. — Обливиэйт, — парень упал без сознания. Она быстро одевается и закидывает в сумочку то, что может понадобиться. В очередной раз Гермиона собирается покинуть поместье Лестрейндж, не зная, когда предстоит вернуться в эти осточертевшие стены. Корсет платья туго затянут; ботинки зашнурованы; волосы собраны; мантия небрежно лежит на плечах. Она стоит у дверей с сумочкой в руках, когда замечает шевеление на диване. — Фините Инкантатем, — одними лишь губами говорит девушка, пока Драко не до конца очухался. — В порядке? — Ох, — скулит парень, хватаясь за голову. — Где я? — Помнишь, что с тобой случилось? — Ты отправляла меня к эльфу Блэков… — Отлично. Что сказал Кикимер? — Мы… Я… Я не говорил с ним… — Превосходно. Выметайся из моей комнаты. — Что? — Пошёл вон, Малфой. Дверь вот, — девушка палочкой указала на выход. — Пошевеливайся! Я спешу. — Сука, — хрипит парень, поднимаясь с дивана. — Дрянь. — Спокойной ночи, Драко. Дверь с грохотом захлопывается, а она испаряется из поместья. Первым пунктом её путешествия становится небезызвестный дом семейства Нотт. В зловещем свете полной луны появляется хрупкий женский силуэт. Выглядит невинно, пока в сердце не осталось места для чувств. Всё, что она ещё способна чувствовать — это скорбь, которая съедает. И теперь Гермиона старается довести дело до конца, чтобы жертвы оказались не напрасны. — Мисс? — сонный эльф появился перед Пожирательницей. — Хозяева не могут принять мисс в столь поздний час. — Проводи меня к темницам, — властно произносит девушка. — Живо! — Но… — Живо! — повторила Гермиона. — Конечно, — существо опустило глаза и открыло дверь перед ней. Её каблуки стучат и отдают болью в пятках. Голова занята одной-единственной мыслью, которую она вбила себе в голову ещё три года назад. Гермиона корит себя в ночь, чтобы днём сказать своему отражению два слова. Два слова, что не оправдывают ни одного поступка девушки. Два слова, которых ей никто не сказал. Два слова, не имеющих под собой почвы. Это правильно. — Это правильно, — шепчет Пожирательница. — Что? — эльф оборачивается к ней лицом. — Ничего. — Боппи? — слышится голосок из темноты. — Уходи, — приказывает Гермиона. Боппи исчезает, а она ступает несколько шагов в темноту. Глаза привыкают к темноте и различают очертания Кикимера в кромешном мраке. Эльфы — не самые счастливые существа магического мира, но даже по их меркам, Кикимер выглядел ужасно. От него осталась одна тень и заношенная простынка. — Грязнокровка, — брюзжит эльф. — Кикимер ничего тебе не расскажет. — Летиция Забини. — Ты не могла… — голос Кикимера дрожит. — Я ничего не расскажу… — Мне это и нужно, — пальцы крепко сжимают палочку. — Авада Кедавра. Маленькое мертвое тельце с погасшими глазами распласталось у её ног. Палочка отправляется во внутренний карман мантии. Гермиона сглатывает и уходит, пометив в голове галочкой выполненный пункт. Теперь Кикимер точно никому ничего не расскажет. Она сдвинула фишки в игре в который раз, как будто бы не знала, чем это грозит. Судьба не терпит подобных махинаций и всегда жестоко мстит. Теперь девушке стоит озираться в два раза чаще — нож в спину может прилететь в самый неподходящий момент. — Гермиона, — Тео стоит у лестницы, ведущей к подземельям. — Не ждал тебя в столь поздний час. — А я не к тебе приходила. — Что-то случилось? — Дай мне пройти. — Гермиона? — Дай. Мне. Пройти. — Что-то случилось? — он касается её руки. — Я могу помочь? — Эверте Статум, — Теодор отлетает к стене. — Жаль, что ты не понимаешь по-хорошему. Она закашливается и падает на колени посреди незнакомой гостиной. Прежде ей не приходилось бывать в доме миссис Забини. Перемещение на большое расстояние и постоянная усталость дают о себе знать. Она опустошает свой желудок прямо на кафель посреди застеклённой веранды. На языке остаётся привкус жёлчи вперемешку с красным вином. Оно и неудивительно. Когда она ела в последний раз нормально? В желудке давно ничего не было, помимо красного сухого, которое она терпеть не могла. Жаркая ночь Италии заставляет моментом вспотеть. Коленки дрожат, а в глазах темнеет. Кашель не успокаивается, срывая лёгкие. Боковым зрением она замечает Летицию, которая пятится к стенке, узнав в поздней гостье Гермиону Грейнджер. Девушка делает глубокий вдох и выдыхает, и в который раз за последний час встаёт на ноги из последних сил. Три года назад она бы точно решила, что ей пора отдохнуть и позволить организму перезагрузится. Но Война не знает отдыха. — Здравствуйте, Летиция, — спокойно здоровается Грейнджер. — Простите, что помешала Вашему сну. — Добрый вечер, Гермиона, — она напугана внезапным визитом. — Чем могу быть полезна? Слегка мерзко становится от столь вежливого тона этого разговора. Тем не менее Гермиона колеблется, гадая, как правильно задать вопрос миссис Забини. Тут вариантов очень и очень мало: либо она выводит Летицию на откровенный разговор, тем самым собственноручно подставляя женщину под удар; либо пытает. Видение показало, что Лорд убьёт мать Блейза, так что мешает это сделать Гермионе? Кто об этом узнаёт? Возможно, что она облегчит участь этой женщины. — Где Блэк? — холодно спрашивает Пожирательница, подкидывая в голове жребий. — И не смей мне лгать, Летиция. — Я не понимаю, о чём Вы, мисс Грейнджер. — Не смей мне лгать. Ты осведомлена в делах Сириуса. Где он? Гермиона отчётливо видит панику в глубоких карих глазах женщины — её самообладание терпит крах из-за элементарного страха. Гермиона до сих пор не понимала, как Летиция была связана с Блэком, но второй очень опрометчиво доверился первой. Итальянка не была натаскана в мастерстве лгать и скрывать истинное лицо. Она — чиста настолько, на сколько это позволяет Война, в отличие от гриффиндорки. Даже в темноте ночи их зрительный контакт искрился. Тут не нужно было иметь малейшего навыка в чтении мыслей, чтобы понять истину, скрытую в черепной коробочке Летиции — она знает правду. Гермиона слегка склонила голову и ухмыльнулась, не отрывая заинтересованного взгляда от собеседницы, которая заходится от накатившей паники. — Я спрашиваю ещё раз. В последний раз, Летиция. Где Сириус? — Я не могу знать этого… — Круцио! Прежде миссис Забини лишь слышала об этом Непростительном, не имея чёткого понимания того, как оно работает. Знала, что с его помощью человека можно довести до безумия. Знала, что иногда смерть предпочтительнее, нежели эта пытка. Моментально проступившие слёзы и хруст коленных чашечек не был новым зрелищем для Гермионы. За жалостью к себе, после смерти Северуса, она забыла, ради чего все это затевалось. Она позволила себе думать, что можно на секунду отступиться и передохнуть, что стало её величайшей ошибкой. Гермиона почему-то решила, что её касаются судьбы всех этих людей. Нет. Давно нет. Теперь её взгляд снова мерцал решимостью и желанием идти напролом. Это единственный выход. Ей никто не скажет «спасибо» или, что «это правильно». Слух тонул в криках Летиции, когда что-то оборвалось внутри Гермионы. Это капилляр лопнул? Может, какой-то тромб оборвался и это стало бы смертельно — будь девушка живой. Только вот, Гермиона Грейнджер умерла пять лет назад. А может, это первая нить здравого рассудка оборвалась? На сколько здравомыслящим является человек, служащий тому, чьё имя весь магический мир не решается произносить? Сейчас рано об этом судить. — Прошу! — слышится мольба женщины в криках. — Где Сириус, Летиция? Вопреки ожиданиям, мать Блейза продолжала молчать. Гермиона всё ждала, когда среди плача и мольбы послышаться заветные слова — ответ на её вопрос. Но искренняя отвага женщины вызывала неподдельное восхищение и удивление. Впервые за годы Войны что-то смогло удивить её — сломать привычный стереотип. Темнота сгущалась вокруг Гермионы, пока она усиливала натиск на практически бессознательную Летицию. Когда глаза женщины почти закрылись — она опустила палочку. Спрашивать что-то было бесполезно, поэтому оставался вариант не требующий ответов в голос. Сознание открыто, без каких-либо препятствий и защитных сооружений. — Блейз, мой милый, — женщина сидит за столом и держит сына за руки. — Я смогу тебя защитить. Тебе не обязательно принимать метку… — Я должен защищать тебя, — мулат целует мать в руки. Любовь, которой сама Гермиона давно была лишена. — Он так на тебя похож, — молодая Летиция держит новорождённого сына на руках. — Он улыбается тебе. — Он прекрасен, как лучи восходящего солнца, — восхищенно произносит мужчина. Она забралась слишком глубоко в сознание женщины. — Я верю, что когда-то наступит конец этих тёмных времён, — миссис Забини сидит за столом. — Я надеюсь ещё увидеть маленьких наследников рода Забини. — В тебе нескончаемый запас оптимизма, Лети, — напротив неё сидит Северус. — Разве тебе не хочется, чтобы этому пришёл конец? — Заканчивается одна Война — начинается другая. — Ты о чём, Северус? — Всегда остаются одинокие жертвы другой Войны, которые так и не смогли из неё выбраться. Это воспоминание Летиции, которое ранит в самое сердце. Северус никогда не рассказывал Гермионе о том, что поддерживал отношения с матерью Блейза. Но, как оказалось, профессор хранил много секретов. — Тебе не стоит так рисковать, Сириус. Снейп дал понять, что ты находишься в относительной безопасности только тут, подальше от Англии и подальше от него, — она перешёптывается и осматривается по сторонам в собственном доме. — Возможно, стоит переждать… — Нет, — Блэк отрицательно покачал головой. — Её нужно поскорее уничтожить. Мне нужно попасть в Хогвартс. Мне нужен клык Василиска. — Это очень опасно. — А когда было иначе? Жизнь скучна без риска. Вот оно. Гермиона наблюдает со стороны за их перешептываниями и сама отрицательно качает головой. — Хороши мы с тобой, Северус. Два сапога — пара. Летиция хрипит, пока со рта вытекает тонкая струйка крови. Смуглая кожа превратилась в карту созвездий из кровавых подтеков и новообразованных синяков. Пальцы продолжают содрогаться. Сломанные ногти царапают белый кафель, создавая неприятный для ушей звук. Ночнушка бледно-розового цвета скомкалась и измаралась в крови. — Посмотри на меня, — пальцы Пожирательницы повернули лицо женщины к себе. — Где диадема? — Я…Я… не… знаю… — Где Блэк? И прошу тебя, не лги мне. — Р…роза… — она отключается. Прежде, не подвергавшись хоть каким-то пыткам, Летиции хватило одного Круциатуса, чтобы отключиться. Теплая кровь осталась на её бледных пальцах, когда Гермиона отпустила лицо женщины. Она знает, что миссис Забини никогда не забудет этот вечер, ведь такое не забывается. Каждый из Пожирателей помнил свою первую боль. Даже Пожиратели — люди не способные что-то чувствовать, чувствовали боль и помнили её привкус. — Роза, — под нос повторила себе Гермиона. — Что за «роза»? Палочка тянется к метке, призывая одного-конкретного человека. Минута за минутой, но никто не появляется. Палочка вжимается в метку сильнее — с большим напором и за спиной раздаётся кашель. — Ты адекватная, Грейнджер? — закашливаясь, возмущается Блейз. — У меня чуть рука к хуям не отсохла! — Что такое «роза»? — она поворачивается к нему. — Что? — мулат поднимает глаза и застывает. — Мам? Мама? — Блейз, что такое «роза»? — Что с ней? — парень был уже у тела матери. — Помоги, Гермиона. Ей нужна помощь! Кто это… Это ты? — Не заставляй меня спрашивать в третий раз, Забини. — Ты совсем рехнулась? — он закопошился, доставая палочку. — Ты… — Экспеллиармус, — опережает Гермиона. — Я сейчас прикончу её, если не услышу ответ на свой вопрос. Если бы твоя мать ответила на мой вопрос сразу же, то этого не случилось бы. Летиция пыталась что-то сказать о какой-то «розе», что это? — Не знаю, — гневно выпалил мулат. — Возможно, Роза-Вилла. Это тайное хранилище нашей семьи. — Как туда попасть? — Туда может попасть только член семьи. — Не то. — Посторонний может туда попасть только имея при себе кровную печать рода. — Как мне её получить? — Гермиона смерила Блейза взглядом. — Мне нужно туда попасть. — Роза Морте Ависта, — прошептал Забини. — А теперь вали отсюда. На правой руке у большого пальца появилось маленькая отметина, похожая на родимое пятно. Что-то похожее на цветущую розу. — Она должна была умереть, — бросает Пожирательница. — Так предначертано, а с судьбой игры плохи. — Ты что несёшь? — Прости, Блейз, — Гермиона подняла палочку. — Но ты тоже слишком много знаешь. Больше я не позволю себе отступать от намеченного плана. Авада Кедавра! — Мам, а почему говорят, что на огонь можно смотреть вечно? — маленькая девочка оторвалась от книги и уставилась на мать. — Разве глаза болеть не будут? — Огонь уничтожает то, что может нас сломать, милая. — Это как? — Солнечные лучи рассеивают темноту; огонь в камине дарит тепло после тяжелого дня; в жару кухонной духовки получается самое вкусное печенье. — От пожаров гибнут люди; от жажды и жары страдают тысячи людей и животных. — Не дели мир на чёрное и белое, на "правильное" и "неправильное". Есть и другие цвета. Есть и другие решения. Без тьмы не бывает света. — Я не совсем тебя понимаю. — В твоей жизни будут дни, когда огонь сожжёт твои печали, — женщина коснулась волос дочери. — И будут дни, когда огонь будет сжигать тебя. Мне бы хотелось, чтобы в твоей жизни случалось только первое, но так не бывает. Она ещё слишком маленькая, чтобы понять мамины слова. Она не познала жизни, чтобы запомнить эти слова. — От огня может болеть сердце и душа, но не глаза. Прошло много лет прежде, чем Гермиона усвоила урок своей матери. Она смотрит на пылающее поместье Забини. Глаза не болят. Огонь сжигает.Глава 13
20 октября 2021 г. в 23:57
Голова кругом. В лёгких почти не осталось воздуха. От боли скрутило до треска в костях. Гермиона пытается открыть глаза и чувствует, как в спину впивается битое стекло. Хочется прокашляться, но не получается. Переворачивается с одной стороны на другую, опираясь на локти и начинает подниматься. Пушистые ресницы открываются, а вся комната начинает плыть в тумане.
Взору попадается лужа цвета крови — разлитое вино; разбитый бокал, стёкла которого успели впиться в спину и ладошки; догорающие свечи; потухший камин; открытое взору зеркало Еиналеж. Тошнота стоит комом в горле, норовя вывернуть внутренности. Девушка снова закрывает глаза и отряхивает голову, будто пытается скинуть с плеч тяжелый дурман. По бледной коже пробегают мурашки, оставляя за собой болезненные дорожки.
— Блять, — ругается под нос и снова открывает глаза.
Пальцы дрожат, не в силах нормально держать палочку. Она сплёвывает горечь с языка и находит остатки сил в ногах, чтобы встать. Сердце колотится и вылетает из груди. Гермиона опирается о стену, прикладывает нечеловеческие усилия, чтобы добраться к кровати. Никогда расстояние в три шага не казалось столь далёким и тяжёлым. Хватает секунды и дрожь от холода сменяется жаром. Кожа вспыхивает, а на оголённую грудь прорывается фонтан крови из носа. Запрокидывает голову и позволяет упасть себе на холодное постельное, закрывая глаза.
Часы пробивают полночь. Дыхание постепенно выравнивается, а из глаз срываются ненужные слёзы. Она не смогла сдержать своих бесов, отдаваясь им в плен. Абсолютная тишина прерывается глухими звуками приближающихся шагов. Гермиона приподнимает голову и натягивает на себя плед, задерживая взгляд на параллельных шрамах, которые украшают запястье.
— Я наказываю себя, Малфой, — успевает прошептать до того, как двери открываются. — Тебе не понять.
Он появляется в дверях. Он уже догадывается. Гермиона знает всё, что он мог бы ей рассказать и о чём спросить.
— Малфой.
— Грейнджер? — скорее вопросительно произносит блондин.
— Не хорошо обманывать старших, Драко, — тихо проговаривает девушка.
Не моргнув глазом, врывается в сознание Малфоя и быстро отыскивает то, что уже видела. Бегло пробегается по рассказу Кикимера, задерживается на каком-то моменте и покидает сознание. Рука крепче сжимает палочку под пледом, а ресницы опускаются.
— Какого хрена? — вскрикивает Драко.
— Окклюмент, — говорит спокойно и холодно. — Конечно, окклюмент. Какая же я глупая.
— Я не…
— Империо, — красный луч поражает его в грудь. — Ты сядешь и будешь молчать.
Серые глаза заискрились ненавистью и злостью. Гермиона чувствовала исходящий гнев от Малфоя, который, ломая себя, сел на диван. Карамельные глаза наблюдали за платиновыми волосами, выглядевшими слишком красиво для этого отвратительного поместья. Правильные черты лица выражали весь спектр эмоций, который был в арсенале Драко, для выражения тех чувств, которые он исписывал по отношению к ней. К Гермионе Грейнджер. К Пожирательнице.
— Что же мне делать с тобой? Убить нельзя. Стереть память нельзя. Или… — девушка подходит ближе к нему. — Как бы мне вынуть из тебя нужные воспоминания?
Голова все ещё продолжает болеть. Она не обращает внимание на свою наготу, нарезая круги вокруг новоиспечённой жертвы. Сознание продолжает туманить видение. Гермиона отказывается видеть этого Малфоя-младшего, который продолжает её ненавидеть, вспоминая того Драко — из недалёкого, но уже невозможного будущего.
— Мы с тобой бракованный дуэт, — она возвращает ему слова, которые он так и не скажет ей.
Стрелки продолжают наматывать круги, отбивая цокотом под кожей. Время слишком быстро бежит, а она не может прийти в себя и понять, что делать дальше. Отступает на несколько шагов от дивана и вспоминает о важной детали видения. Дневник Северуса.
Нижний ящик комода, в котором расположилось несколько старых книжек и ценное воспоминание о друге. Пропуская все записи, касается сразу же к последнему развороту и ухмыляется. Гермиона не приближается к ночнику, разрывая «секрет» Снейпа.