Семь лет. Восемьдесят четыре месяца. Две тысячи пятьсот пятьдесят пять дней.
Она помнила каждый свой день, каждую свою минуту. Всех жизней недостаточно, чтобы забыть такое. Гермиона подняла голову, чтобы посмотреть на чистое небо, которое она так давно уже не видела. Из глаз ручьями полились слёзы. Сердце сожжено дотла, а от души остался лишь обугленный кусок. Ей не больно, и нет никакого отчаяния — она просто больше ничего не чувствовала. Девушка просто хотела увидеть солнце, по которому так сильно скучала.
Рядом с ней стоял Северус, который держал за руку маленькую Гермиону Грейнджер. Они не покинули её ни на день, но их никто не видел, кроме самой
Пожирательницы. По началу к ней приходил Седрик, но она его прогнала. А со временем начала забывать его, как и всех остальных. Ей не хотелось верить в то, что оставались люди, которые видели в ней самого обычного человека. Так не должно было быть.
Её волосы сильно отросли и достигали бёдер: они стали тусклыми и неприятными на ощупь. Сухая кожа рук и поникшие глаза, искусанные губы и впадины под глазами. В ней не было абсолютно ничего, что напоминало бы прежнюю Гермиону. Но она и не хотела в себе видеть ту Гермиону, которую должен был поцеловать дементор семь лет назад.
Она поднесла правую руку к лицу, вглядываясь в бледную кожу и старые шрамы. Теперь казалось, что вся та физическая боль, которую она когда-то испытывала — это просто смешно. Гораздо больнее было молчать с самой собой: слышать упрёки своего сердца и тихо сходить с ума. За медленным безумием Гермиона начала забывать себя: она больше не помнила, какие книги были её любимыми, какой цвет ей нравился и какой на вкус тыквенный сок.
Ей некуда идти. Ей не к кому идти. У Гермионы нет ничего и никого. Она вышла из Азкабана, но её заключение продолжалось — она продолжала оставаться узником своей жалкой жизни. Единственное, что она знала, что в Англии ей делать нечего. Всё, что от неё требовала выжженная душа — это просто где-то скрыться от чужих глаз, никому не напоминая о своём существовании.
— Гермиона? — она почувствовала прикосновение к своему плечу и резко отскочила. — Прости, я не хотел тебя напугать.
Просто хотелось расплакаться от собственного бессилия: она не узнавала человека перед собой. Девушка активно шарилась по сознанию, пытаясь отыскать его образ в голове, но ничего не получалось. Карие глаза пристально смотрели на неё. Парень улыбался ей, и это было так знакомо, но она не могла вспомнить его.
— Я… — она испугалась собственного голоса, которого так давно не слышала. — Ты…
— Ты не узнаёшь меня? — парень вскинул бровь. — Блейз. Блейз Забини.
—
Блейз…
Это имя было ей знакомо, как и сам парень. Но казалось, что это всё было в прошлой жизни. Она сглотнула и попыталась улыбнуться, но не вышло. Улыбка так же была ей незнакома.
— Я знал, что ты… Я решил, что будет правильно — встретить тебя.
— Правильно… — протянула девушка. — Наверное.
— Я думаю, что мы можем поговорить у меня дома, если ты не против, — он протянул ей руку. — Я не причиню тебе вреда.
Она несмело протянула ему руку в ответ. Её кожа казалось белоснежной по сравнению с его, словно кофе с молоком. Горячий кофе с холодным молоком. Забини крепче сжал её ладонь, а она почувствовала, как его тепло распространялось внутри неё.
— Ты помнишь, что такое аппарация? — совсем тихо спросил мулат. — Ты должна расслабиться, отпустить все мысли и довериться мне.
— Да. Я помню…
Раздался глухой хлопок, который унёс их подальше от этого места. Он унёс Блейза Забини и Гермиону Грейнджер, но не её душу, которая навеки осталась взаперти в стенах Азкабана. В той самой тёмной камере, где не было окон и малейшего намёка на солнечные лучи.
Они оказались посреди большой светлой гостиной, где было невероятно тепло и уютно. На миг ей показалось, что она попросту умерла и отправилась на небеса. Но ведь ей закрыт туда путь, поэтому это точно всё реально.
— Ты как? Нормально? — Блейз придержал её за талию.
— Да, — кивнула Гермиона.
— Пойдём, я покажу тебе твою комнату…
— Стой! — оборвала девушка. — Я не понимаю, зачем тебе это?
— Давай ты приведёшь себя в порядок, нормально поешь, отдохнешь и мы обо всём поговорим?
— Я не…
— Мы потом обо всём поговорим, — мягко повторил Забини. — Ты должна отдохнуть.
Она не стала перечить снова, а просто молча следовала за Блейзом. Больное воображение всё время подкидывало новые картинки, заставляя девушку останавливаться через каждый шаг. Её руки дрожали, а в ушах шумело. Гермиона давно забыла, как выглядит нормальная жизнь.
— Я надеюсь, что тебе тут понравится, — Блейз открыл дверь, пропуская девушку вперёд. — Если тебе что-то понадобится…
Он не успел договорить, как услышал пронзительный крик девушки, которая упала на колени и закрыла руками уши. Гермиона закрыла глаза и кричала, срывая голос. Забини не сразу понял, что произошло, и что вызвало такую реакцию.
— Гермиона! — он коснулся ладонями её лица. — Посмотри на меня! Смотри на меня!
Но она не слышала его. Её сердце вырывалось из груди, пока мысли в голове превратились в кашу. Перед глазами снова вырисовалась тёмная камера и лужа крови. Сколько раз Гермиона видела кровь в своей камере? Много. Сначала это были простые галлюцинации, а потом это была её собственная кровь. Гермиона раз за разом раздирала ногтями кожу на предплечье, желая избавиться от Чёрной метки.
А в спальне, которую ей показал Блейз был ковёр — ярко-алого цвета, как её кровь. Это очень быстро вернуло девушку назад в камеру, назад в тот кошмар.
— Гермиона! — Забини тряс её за плечи. — Смотри на меня!
Она боялась, что если откроет глаза, то увидит перед собой дементора. Её камера находилась на самом верхнем этаже, и эти жуткие твари были единственными «компаньонами» Гермионы. Долгих семь лет они выкачивали все её счастливые воспоминания, растягивая болезненную пытку. Они оставили её наедине с травмирующим прошлым, которое заело одной пластинкой в голове.
— Смотри на меня! — ещё раз крикнул парень. —
Открой глаза!
Крик вот-вот собирался перетечь в очередной истерический припадок, но она собрала остатки своих сил и открыла глаза. Никакой тёмной камеры и дементоров: перед ней Блейз, светлые стены поместья и живые комнатные цветы. Но она не знала, что хуже: Азкабан или вот эта новая реальность, где тебе всё время кажется, что это один-сплошной глюк.
— Всё хорошо, — спокойно произнес Забини, глядя ей в глаза. — Ты дома.
—
Ковёр… — дрожащим голосом прошептала Гермиона. — Ты бы не мог его убрать? Он мне напоминает…
— Всё хорошо. Сейчас его уберут.
— Спасибо…
Белые стены и большие окна. Постельное кремового цвета, и точно такого же цвета балдахин. На прикроватной тумбе ваза с цветами и несколько книг. У камина стояло кресло и маленький столик. Уютно и просторно. Тут было так много света и воздуха, что внутри зарождалось давно забытое чувство — спокойствие.
— Ты можешь позвать эльфа, если тебе вдруг понадобится помощь. Вот там, — парень указал на белую небольшую дверь, — ванная комната. Тинки поможет тебе…
— Я сама справлюсь, — робко улыбнулась девушка. — Спасибо, Блейз.
— Хорошо. Но, если что…
— Да, хорошо, — перебила Гермиона. — Я позову Тинки.
Блейз кивнул и вышел из комнаты, оставив девушку одну. Она сразу направилась в сторону ванной комнаты, аккуратно открывая двери и зажмурив глаза. На долю секунды Гермиона позволила себе открыть глаза, чтобы убедиться в том, что ничего не спровоцирует её на новый приступ.
Но тут не было никаких цветов, кроме белого. Белые стены, белый кафельный пол. Полотенца, всевозможные бутылочки с шампунями — всё белое. Гермиона выдохнула и подошла к зеркалу. Несмело она подняла голову, чтобы посмотреть в своё отражение.
Исхудавшая, замученная и болезненная. Вот как можно было описать её. Каштановые волосы, которые она так любила когда-то, были спутанными и грязными. Карамельные глаза не сияли, и даже не особо напоминали глаза живого человека. Пушистых ресниц больше не было, а старое чёрное платье напоминало половую тряпку. Её отражение пугало.
Тонкими пальцами она прикоснулась к своим волосам и тут же опустила руку. Это было мерзко и отвратительно. Создавалось впечатление, что на волосах осталась грязь из каменного пола её камеры. А ещё на них остались слёзы, кровь и слюна.
— Тинки, — шёпотом произнесла Гермиона.
— Мисс? — маленькая эльфийка появилась в нескольких шагах от неё. — Тинки может помочь молодой мисс?
— Мне нужны ножницы. Ты бы могла мне принести их, пожалуйста?
— Хозяин запретил Тинки давать мисс режущие предметы… — эльфийка виновато опустила глаза.
— Я ничего не сделаю. Мне просто нужны ножницы, чтобы отрезать волосы.
— Тинки может помочь мисс с причёской. Вам нужно просто помыть их, и Тинки заплетёт Вас.
— Нет! — громко выпалила Гермиона. — Я не хочу заплетать их, я не хочу видеть их…
— Тинки может сама отрезать Ваши волосы…
— Нет! Я
сама должна это сделать. Ты можешь побыть со мной, а потом забрать у меня ножницы, если боишься, что я могу что-то сделать с собой…
Тинки исчезла и появилась спустя несколько секунд, держа в ручках красивые ножницы. Гермиона несмело протянула руку, чтобы взять их, заметив нерешительный взгляд эльфийки.
Пальцы почувствовали холодный металл, что напомнило в очередной раз о холоде тюремной камеры. Она сглотнула и постаралась прогнать всплывшие образы из головы, сосредоточившись на волосах и ножницах. Одно точно выверенное движение и на полу оказалась копна её волос. На глазах заблестели слёзы, а сердце больно защемило. В голове разбивались сотни мыслей одновременно: на этих волосах было столько боли и воспоминаний.
У ног образовалась куча из волос и несколько солёных капель. Гермиона никогда не видела себя с такой стрижкой — волосы чуть выше плеч, но всё такие же тусклые.
— Спасибо, — она протянула ножницы эльфийке. — Так гораздо лучше…
Тинки испарилась, прихватив с собой ножницы и состриженные волосы Гермионы. Девушка набрала полную ванну горячей воды и пролежала в ней до тех пор, пока вода не остыла. Это не согревало, это скорее просто отвлекало. Она укуталась в белый халат и подошла к столику, на котором стояли флакончики с маслами и духами.
Гермиона открыла первый попавшийся флакончик и уловила очень знакомый аромат. Что-то вишнёвое с алкогольной примесью. Это было похоже на ликёр. Ей показалось, что когда-то она чувствовала этот аромат.
Или любила.
Кровать приняла её в свои объятия, позволяя провалиться в нормальный сон впервые за много лет. Если Гермиона в состоянии видеть нормальные сны.
— Я поздравляю тебя, Гермиона, — родной мужской голос заставил её вздрогнуть. — Ты смогла это выдержать.
— Ты издеваешься надо мной, — утвердительно ответила девушка. — По-твоему, я ради этого должна была жить? Чтобы теперь содрогаться просто при виде ковра или собственного отражения?
— Это пройдёт…
— Это не пройдёт, Северус! — вскрикнула Гермиона. — Это никогда не пройдёт! Даже во сне я помню обо всём. Вот стою тут с тобой и помню, как долго тянулись эти семь лет.
— В какой момент ты решила, что это сон? Это никогда не было сном.
— Что?
— Я думал, что ты и сама это прекрасно понимаешь, — усмехнулся Снейп. — Кому-то нужен Воскресающий камень, чтобы заглянуть за ширму реальной жизни, а кому-то достаточно мощного дара…
— Я прошу тебя, Северус, давай ты во сне хотя бы не будешь мне читать лекции.
— Ты будешь помнить об этом, но со временем тебе станет легче, — мужчина подошел ближе. — Всегда будет больно, но ты помни о том, что ты сделала.
— Я убийца! И гореть мне за это.
— Забини, который привёл тебя в свой дом, жив, потому что ты смогла воплотить свой план в жизнь, — грубо ответил Снейп. — Прекрати быть жертвой, Гермиона.
— Что?
— Ты на свободе. Прошло семь лет с тех ужасных событий. Прекрати быть своей же жертвой и начни жить. Прошлого не изменить, но будущее в твоих руках.
— Как же ты не понимаешь? — она опустилась на скамейку. — Я не могу себя простить.
— За что?
— За себя. За то, какой я стала.
Она проснулась, услышав посторонние звуки. Тинки виновато посмотрела на неё, поднимая поднос с пола. Гермиона протёрла глаза, чтобы отогнать странное сновидение. Она привыкла к ним, ведь они были самым нормальным явлением в её жизни, как бы странно это не звучало.
— Простите, мисс, — испугано пролепетала Тинки.
— Где я могу найти Блейза?
— Хозяин отдыхает на веранде.
Гермиона надела лёгкое шёлковое платье изумрудного цвета и выпорхнула из комнаты. Забини сидел за столом, попивая сок, и внимательно читал газету. Она поправила шлейку платья, которая сползла с плеча, и обратилась к парню:
— Привет. Похоже, что я слишком долго спала.
— Тебе нужен был отдых, — Блейз отложил газету. — Я рад, что ты смогла выспаться. Тебе к лицу новая прическа. Решила что-то изменить в себе?
— Да, — она присела напротив парня. — Эти волосы у меня отросли за время пребывания в Азкабане, и я не хотела… Мне было противно к ним прикасаться.
— Прости за вопрос, — Забини прокашлялся. — Ты меня не узнала. Почему?
— Дементоры выкачали из меня
все счастливые моменты, — Гермиона заправила выбившуюся прядь волос и опустила глаза. — Порой мне кажется, что они выкачали из меня вообще всё. В моей голове остались образы, но они такие туманные.
— Я думал, что к тебе применили Обливиэйт…
— Нет, — оборвала его девушка. — Но это хуже Обливиэйта. Ты знаешь, что у тебя были счастливые воспоминания, но ты не можешь за них ухватиться. Ты помнишь, что в твоей жизни были какие-то моменты, которые были дороги твоему сердцу, но ты просто смотришь на них сквозь густой туман. Я потеряла очень много воспоминаний в дебрях своей заблудшей души.
— Но ты смогла с этим справиться, — Блейз коснулся её руки. — Ты смогла, Грейнджер.
— Нет, Забини, — Гермиона опустила руку под стол, разрывая мимолётный контакт. — Я не смогла. Я сломалась там. Мне было больно, очень больно…
Бессонница, истерические припадки и умышленное нанесение себе увечий. Это лишь малость из того, до чего докатилась девушка. Она не смогла найти причины быть сильной и продолжать бороться — не было ради чего. Как когда-то сказал Том Реддл: «Это случайность». Это была случайность, что она осталась жива.
— Ты можешь оставаться у меня столько, сколько посчитаешь нужным, — он тепло улыбнулся. — Думаю, что Италия придётся тебе по вкусу.
— Почему, Блейз?
— Потому что я так хочу, Грейнджер. Нам иногда выпадает «второй» шанс, так используй его правильно.
— Ну да, — усмехнулась Гермиона. — Предлагаешь мне жить, словно ничего не случилось? Предлагаешь забыть всё?
— Я ничего тебе не предлагал, — он встал из-за стола. — Я просто хочу, чтобы ты наконец-то покинула стены Азкабана.
— Но я…
— Нет, — он легко ткнул указательным пальцем ей в висок. — Разрушь эти стены
здесь. Нет больше Азкабана, нет никакой тюрьмы. Ты даже не в Англии. Запри своё прошлое на замки и сделай шаг вперёд. Все смогли, и ты можешь.
— Все смогли… — повторила девушка.
— Малфой тоже смог, — бросил Блейз напоследок. — Ему и твой Обливиэйт не помешал.
Он оставил её на веранде, а сам вышел на улицу. Гермиона помнила о Малфое и о том, что наложила на него чары Забвения. Это не было счастливым воспоминанием, а поэтому осталось в её голове. Вот только слишком туманными стали все остальные воспоминания, связанные с этим человеком — всё то, что было «до».
Из того, что осталось в её сознании, ничего не вызывало улыбок: начиная с момента смерти её родителей и заканчивая разговором с Поттером после суда. Гермиона потянулась к газете, которая осталась лежать на столе. «Ежедневный Пророк». Она провела пальцами по ожившим колдографиям, почувствовав мурашки на спине. Это была обычная газета, но даже она вызывала в ней столько эмоций.
«САМАЯ ГРОМКАЯ СВАДЬБА ГОДА: ГРЕГОРИ ГОЙЛ И АСТОРИЯ ГРИНГРАСС. ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К СЧАСТЬЮ. КАКОВА НА ВКУС ЛЮБОВЬ, КОТОРАЯ ЗАРОДИЛАСЬ ЕЩЁ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ?»
Она улыбнулась, пытаясь отыскать в голове образы слизеринцев. Они все смогли.
— Блейз! — Гермиона выскочила во двор. — Мне нужно вернуться в Англию.
— Зачем?
— Есть несколько мест, которые я хотела бы посетить: поместье Лестрейндж, могилы Северуса и Джинни… — она запнулась. — И могила моих родителей.
— Хорошо, — он кивнул. — Тебе стоит переодеться, а я буду ждать тебя здесь.
Гермиона забежала в комнату, снимая на ходу своё лёгкое летнее платье. В шкафу её ждало чёрное облегающее платье чуть ниже колен и чёрные туфли. Прошло то время, когда ей нравился этот цвет. Теперь он доставлял дискомфорт и заставлял раз за разом возвращаться в тёмное прошлое. Но ей нужно попрощаться с эти прошлым, ей нужно сделать шаг вперёд.
Она капнула каплю тех самых духов на запястье и вышла из комнаты. Заправила волосы за уши и подошла к Забини, который стоял всё так же во дворе.
— Готова?
— Да, — прошептала Гермиона и взяла его под руку.
Казалось, что она не успела увидеть поместье прежде, чем слёзы проступили на её глазах. Её кинуло в дрожь от одного вздоха и взгляда на тёмную гостиную. Гермиона почувствовала, как хрустят кости и остатки души вновь разбиваются на миллионы осколков. Она была похожа на птицу, у которой были сломаны оба крыла. Все движения сковало, а в горле образовался ком.
— Можешь подождать меня на улице? — всхлипывая, попросила девушка. — Пожалуйста.
Забини молча вышел, а она коснулась пальцами поручней лестницы, медленно поднимаясь на второй этаж. Каждый шаг давался сложнее, напоминая Гермионе о событиях семилетней давности. Первые двери в которые она заходит — это спальня, в которой она когда-то лежала, истекая кровью, после очередного наказания от Волан-де-Морта. На светлом ковре тёмное пятно от засохшей крови, которое эльфы так и не смогли вывести. Казалось, словно это произошло вчера.
Она помнила, как была готова ещё тогда принять объятия смерти, но именно Забини инициировал её спасение. Он спас её тогда, и зачем-то пытался спасти и сейчас. Гермиона должна была быть просто благодарна ему, а вместо этого — просто продолжала искать, в чём бы себя ещё обвинить. Она не лучший человек в этом мире, но она же достигла конечного результата, к которому стремилась.
Разве нет?
Пустующие портреты на стенах пугали в некотором роде и напоминали о том, что в этом поместье никто и никогда больше не сможет жить. Этот дом — история. Мрачная и кровавая, но с относительно хорошим концом.
Гермиона касалась стен и слышала крики тех, кто тут умер. Она прислушивалась к каждому шороху, видя в темноте десятки пар несчастных глаз, замученных и убитых ею людей. От этого ей точно никогда не удастся убежать, хотя она и не пыталась. Это её крест.
Блейз стоял на улице, докуривая свою сигарету, когда Гермиона наконец-то вышла из поместья. Её бледная кожа блестела в солнечных лучах из-за слёз, а карамельные глаза почернели. Ей лишь оставалось надеяться на то, что когда-нибудь она забудет сюда дорогу, что когда-то это поместье сгорит дотла.
— Куда дальше?
— Я не могу объяснить тебе, где точно находится это место. Я думаю, что у меня достаточно сил, чтобы я перенесла нас туда.
— Ты уверена?
— Да, доверься мне.
Она протянула ладонь парню, чётко представив в голове место, о котором никогда не смогла бы забыть. Гермиона открыла глаза через долю секунды, сразу же увидев два знакомых надгробия. Тут должно было быть и третье, но она не успела. Девушка подошла ближе к могиле Северуса и опустилась на колени.
— Привет, мой милый друг. Прости, что так долго не приходила к тебе.
Гермиона чувствовала, как две пары глаз смотрят на неё. Снейп и её маленькая копия, которые уже много лет не покидали её. Личный сорт безумия Гермионы Грейнджер выглядел именно так.
— Я должна отпустить тебя, Северус, — она смахнула слёзы со своего лица. — Давно должна была отпустить, но не могла. Я слабая. Я всегда нуждалась в твоей поддержке, это очень эгоистично с моей стороны. Знаешь, дементоры отобрали у меня все мои счастливые воспоминания, и я почти тебя не помню. Я надеюсь, что ты счастлив там, мой милый друг.
— Ты умница, Гермиона, — послышался знакомый мужской голос. — Ты была моей лучшей ученицей. Ты была моей лучшей подругой. Ты всё сделала правильно, и она, — Северус указал на маленькую Грейнджер, — не злится на тебя. Будь счастлива!
Образы, которые видела только она, растворились в воздухе. Она расплакалась с новой силой, и в последний раз провела рукой по надгробию Северуса Снейпа.
— Я скучаю по тебе, Джинни, — Гермиона подошла к второй могиле. — Гарри меня не простил, и я себя не простила за тебя. Я всё ещё помню твои глаза и твой голос. Мне нет прощения за то, что я сделала…
Она надеялась на то, что когда-то они встретятся. Там, где кончается море. Там, где кончаются звёзды и небо. Ей искренне хотелось верить в то, что Джинни попала в место намного лучше, чем просто вокзал Кингс-Кросс.
— Ты знаешь, где похоронены мои родители? — спросила Гермиона, подойдя к Забини.
— Да, — он протянул руку, и они исчезли.
В Англии было намного прохладнее, чем в Италии. Она не понимала, связано ли это только с климатом, или тут было душевно холодно. Надгробие, которое одним своим видом причиняло боль было в нескольких шагах от них. Её губы задрожали, а глаза закрылись.
— Я оставлю тебя, — Блейз отступил, позволяя Гермионе побыть наедине.
Джин и Томас Грейнджеры
12.03.1998
Любимые не умирают, они лишь рядом быть перестают.
В груди совсем не спокойно — там настоящий ураган, который вырывал сердце с корнями. Теперь она могла себе позволить вспоминать о них и о том, что они её любили до последнего вздоха. Они умерли у неё на глазах, а она не проронила ни слезы, потому что отыгрывала чёртову роль. Она поставила в этой игре на кон всё.
Абсолютно всё.
Солёные слёзы падали на мраморное надгробие, оставляя тут частичку самой Гермионы. Родители подарили ей полёт к солнцу, научив летать. Но ей пришлось научиться ходить по земле, позабыв о той прозрачной высоте и силе любви. Она не думала о том, что игра закончится, но останутся болезненные раны. Девушка открыла глаза и заметила несколько капель слёз.
Тонкие пальцы потянулись к мокрым отметинам, но она тут же одернула руку, когда на том самом месте образовалось несколько веточек цветущей омелы.
— Я знаю, что это любимые цветы Северуса, но думаю, что ты не будешь против, — послышался знакомый бархатистый голос. —
Здравствуй, Грейнджер.
Гермиона медленно повернулась. Малфой стоял в двух метрах от неё, пристально наблюдая за её движениями. Одет в чёрную рубашку и черные брюки. А ещё эти серые глаза, которые она смутно помнила.
— Здравствуй, Драко, — прошептала девушка, поднимаясь на ноги. — Маме нравилась омела.
Они оба изменились. Стали старше. Только вот Малфой уже смог сделать тот нужный шаг и научился жить, а Грейнджер была птицей со сломанными крыльями. Ей в диковинку была свобода и всё, что с ней связано.
— Тебе идёт новая прическа, — Драко сделал шаг к ней.
— Спасибо.
Два незнакомца, знающих друг о друге всё. Это слишком сложно и непонятно. О таких историях не пишут, потому что они мало походят на счастливые. Это не та любовь, которая всё исцеляет и даёт шанс на новую жизнь.
— Прости себя, Грейнджер. Они давно простили тебя, теперь тебе осталось себя простить.
— Так говоришь, словно это так легко.
— Я простил тебя, — он протянул ей руку. — Я не помню начала, но я в силах изменить конец. Мы в силах это сделать вместе.
— Это так не работает, Драко, — ей сложно было говорить. — Не так. Мне не предначертан счастливый конец.
— Дай мне руку, и позволь себе помочь. Я помогу тебе справиться с тем, что чувствует твоя душа. Я знаю, что она чувствует…
— Ты ведь не поверишь, но я всегда…
— Поверю, — он крепко прижал её к себе.
— Это пытка…
— Но она безрассудно нравится, — закончил вместо неё Малфой. — Наверное, это и есть любовь. Ты приходила ко мне бессонницей — я не мог спать. Но я не смог спать, когда избавился от твоего образа. Ты была моей мечтой в зеркале Еиналеж.
На миг —
всего на миг — в глазах девушки вспыхнул огонь удивления, но затем её взгляд вновь потускнел.
— Наша история проклята.
