Ugliest smile I have seen

      Кэйе почти смешно из-за того, что он попросту не может уснуть. Половину ночи он ворочается в постели, урывками погружаясь в поверхностную дремоту, а после, не выдержав, бросает эти попытки. Чистая пижама липнет к потному телу, и он морщится от тупой ноющей головной боли. Всё какое-то едва заметно чужое. Кэйа слабо сжимает в ладонях мягкую ткань, сминая, вглядываясь в знакомый полуистёршийся рисунок. Ему даже выдали старую пижаму, отчего у него на мгновение подкатил ком к горлу. Да и, как оказалось, в его комнате ничего не поменяли. Вплоть до грубо связанного пледа на широком подоконнике. Он закутывается в колючую шерсть, пахнущую какими-то пряными травами, и прислоняется к окну лбом. Звёзды на удивление яркие, как и воспоминания о том, как в подобные ночи они, будучи ещё мальчишками, устраивали с Дилюком короткие вылазки в лес. Как крались по лестнице, стараясь не издать ни единого звука, затаив дыхание. И как им вовсе не было страшно. И это слишком контрастирует с тем, что они сейчас испытывают друг к другу. Кэйа поднимается, поправляя сползшее одеяло, как в бездумной попытке спрятаться. На самом деле, он понимает, что изменить что-то именно сейчас сложно, практически невозможно, но упрямо идёт к двери в коридор – так же по привычке едва дыша, как в детстве. И от осознания этого у Кэйи внутри навязчивая смешная мелодия. Всё это чертовски жестоко. Кэйа кривится, гулко сглатывая сожаление, осевшее кислой желчью на языке. А после, едва успокоившись и не давая себе передумать, рывком открывает дверь. Протяжный скрип в тишине спящего дома заставляет его ускорить шаг, и вот через секунду он уже у двери в комнату Дилюка, из-под которой пробивается слабый свет. У Кэйи часто-часто стучит сердце, и, нервно теребя пуговицу воротника, он тянется к ручке, но хватает пустоту. Дилюк коротко зевает, прикрыв глаза. Он выглядит уютно сонным, растрёпанным, и потому куда менее опасным, чем ранее. Рыцарь несмело улыбается, щурясь, а Дилюк, несколько обескураженно моргнув, сторонится, пропуская его внутрь. — Тоже не спится? — голос шелестящий, растворяется среди поблёскивающих в лунном свете пылинок. — Как видишь. — Верно. Дилюк тяжело опускается в кресло, сцепив руки в замок. На столе ворох бумаг, кое-где лежат раскрытые фолианты, и Кэйа начинает понимать, что, кажется, помешал. — Я не вовремя, — не вопрос, а скорее, утверждение. Решимость медленно угасает в атмосфере взаимной душащей неловкости, пока Дилюк не выдыхает уже в спину своё: — Останься. Кэйа застывает на месте, ошеломлённый проскользнувшими едва заметными нотками почти просьбы, скрытыми за общим пренебрежением. Дилюк, прокашлявшись, повторяет уже куда твёрже: — Останься. Ты пришёл по какому-то делу? Рыцарь, нервно хохотнув, присел на кровать. Кажется, он так и не продумал сценарий дальше, не особо рассчитывая, что его вообще в комнату пустят, поэтому не находит слов, чтобы начать. Кэйа постукивает пальцами по одеялу, молча разглядывая тоже молчащего Дилюка, на чьём лице явно проступает недоумение и раздражение. И когда он приоткрывает рот, силясь выдавить хоть звук, Дилюк шипяще бормочет под нос явно какое-то ругательство, порывисто подходя к Кэйе. Гулкий звук шагов – и вот он уже возвышается над ним, прерывисто дыша, и Кэйа внутренне сжимается, упрямо вынуждая себя не отводить взгляд. И свистяще выдыхает, ощутив обжигающе тёплое касание в попытке поправить сползшее с острых плеч одеяло. Дилюк смотрит в сторону. Казалось, он и сам потерян от своих действий, не может объяснить их. Из агрессивно решительного он вновь стал беззащитно усталым. Практически уязвимым. — Ладно, раз так, тогда я начну. Ты не представляешь, как я злюсь, Кэйа. Нет, стой, — он качает головой, отступая на шаг назад, — не перебивай. Оправдания и небылицы отложим на потом. Я… мы искали тебя так долго. И вот, когда уже никто тебя не ждёт, ты заявляешься сам. Сам, — он хмурится, цокнув, — и это после того, как наотрез отказался вернуться. Его губы сжаты в тонкую полоску, пока Кэйа лихорадочно пытается подобрать хотя бы более-менее подходящие слова. Секунды безжалостно утекают, и Дилюк словно всё дальше и дальше, поэтому он вскакивает с места и, подавив нервозную дрожь, просто обнимает его. Дилюк хрипло часто дышит. Кэйа чувствует ритм чужого сердца, хотя своё собственное заглушает практически все звуки. Он лишь надеется, что Люк не оттолкнёт, грубо посмеявшись, как совсем недавно. И рыцарь готов молиться всем Архонтам, когда ощущает, как его несмело обнимают в ответ. — Кэйа, — голос до смешного растерянный, — какого чёрта ты делаешь? — А ты не знаешь? — довольно улыбается он ему в плечо. Дилюк шумно вздыхает, отстраняясь. Он ерошит и без того растрёпанные волосы, и Кэйа на долю секунды замечает у него серёжку в ухе, не успевая рассмотреть, что там именно. — Этим ты меня не отвлечёшь, и не надейся. Вернёмся к теме разговора. Воздух вокруг явно стал чуть холоднее, и, зябко поёжившись, Кэйа с сожалением кивает и, в ответ на выжидающий взгляд, осторожно произносит: — Тебе знакома фамилия Флэм? — Флэм, — повторил тот, морщась, — подожди, вроде бы… Ах да, точно! Помню эту семью, доводилось общаться. Это у них же, — он пощёлкал пальцами, подбирая слово, — невероятно запутанный сад? — Да, повезло, что только «общаться», — криво ухмыльнувшись, рыцарь торопливо добавил, — Дилюк, — Кэйа осторожно коснулся всё ещё сжатых пальцев, нервно усмехнувшись, — я могу рассказать, но не уверен, готов ли ты поверить в этот бред. — Попробуй.       Кэйе показалось, что прошёл час, если не больше, пока он с трудом силился собрать все те остатки воспоминаний об этом особняке и его хозяине. Не улучшало ситуации и то, что он понятия не имел, насколько всё произошедшее с ним было реальным, и была ли там хоть часть настоящего. Дилюк, вначале слушая его не перебивая, словно мрачнел всё больше и больше, а в задаваемых вопросах стали проскальзывать непрозрачные усмешки. Запутываясь всё сильнее в своих переживаниях, он и не заметил, как Дилюк смотрит теперь с холодной отстранённостью и отчасти брезгливостью. Как будто он в очередной раз поймал его на лжи. — Хватит. Кэйа запнулся на полуслове, непонимающе моргнув. Одно слово – а будто удар под дых. — Кэйа, я знаю эту семью, — цедит Дилюк, — я знаю Якоба, которого ты обвиняешь, и даже сам толком не можешь объяснить, в чём. И это нелепо даже для тебя. Кэйа чувствует, как от вспыхнувшей злости кровь прилила к щекам, и он едва ли не шипит, стараясь изо всех сил не повышать голос: — Я предупреждал тебя, что ты не поверишь, и... — Довольно, Кэйа, — юноша небрежно машет ладонью в воздухе, давая понять, что больше и не желает слушать его, — прекращай свою вечную игру на публику, я-то на это не куплюсь. Но это попросту жалко. Ты бы хоть разобрался, на кого скидываешь роль злодея. — На кого? — у него перехватывает дыхание, — я знаю, на кого, Люк! — Неужели? Хорошо, — Дилюк устало проводит рукой по лицу, давя зевок, — как скажешь. Завтра же поедем, наведаемся к твоему тюремщику, и, поверь, я ещё посмеюсь, глядя, как ты поймёшь, насколько ошибался. А теперь уходи. Кэйа молчит, чётко осознавая – если он сейчас откроет рот, то сорвётся. И несмотря на то, что ему безумно хочется сказать хоть что-то в ответ, всё, что ему остаётся – стараться успокоиться хоть на малую толику, но ему и на это не дают времени. Раздражённо фыркнув, Дилюк цепко хватает за плечо и несильно подталкивает к выходу, окатив напоследок равнодушно разочарованным взглядом. Дверь захлопывается, оставляя рыцаря неверяще смотреть в темноту. Кэйа безрадостно смеётся, по пути в свою комнату отмечая дрожь в пальцах. Его будто вывернули наизнанку, с треском разбили об стенку, даже и не подумав собрать заново. Как же, о Бездны, банально обидно. Когда появилась крохотная надежда на улучшение – и снова всё оборвалось в самом начале пути. Но если завтра всё пройдёт хорошо, может, есть шанс восстановить тот зачаток хрупкого доверия? — Именно, — приободрившись, Кэйа кивает самому себе, — так и будет. Отогнав настойчивую мысль, что в последнее время ничего не было, как он планировал, рыцарь улёгся на кровать, подтянув колени к груди. Так он отчего-то ощущал себя немного более защищённым. Иррациональное, глупое чувство, но ему сейчас явно не до этого. Уткнувшись лицом в подушку, ему всё-таки удаётся заснуть.       Чтобы словно через секунду вскочить от неясного ощущения угрозы. Кэйа осоловело моргает, щурясь от солнечных лучей, и потягивается, чувствуя, как нега растекается по затёкшим мышцам. Одеяло сбитым комком валяется на полу, видимо, ночью стало жарко. Смахнув спутанные волосы с лица, Кэйа свешивает босые ступни с кровати, касаясь прохладного пола. Вставать отчаянно не хочется, но нетерпеливый стук в дверь и память о вчерашнем окончании разговора живо поднимает его на ноги. — Кэйа, — Дилюк дежурно кивает, уже одетый для выхода, — собирайся побыстрее, нам нужно разобраться с этим как можно раньше. И больше я тратить время на подобное не намерен. Жду тебя внизу. И, — он поставил на прикроватную тумбочку чашку с чем-то дымящимся, — кофе. Перекусим в дороге, если успеем проголодаться. Наскоро одевшись, Кэйа, на ходу допивая полуостывший напиток, спустился. Дилюк, оторвавшись от книги, блёкло улыбнулся ему. — Пешком или на лошадях? — Пешком я уже находился, — пожал плечами Кэйа, и вправду чувствуя себя несколько измотанным, да и к тому же, толком не проснувшимся. — Да и так быстрее. — Согласен. Прохлада утра отрезвила его, и, пока они ехали неспешной рысцой, Кэйа украдкой оценивал обстановку. Дилюк сменил настроение со злости на нейтральное, при этом и до зевоты скучное. Пара подчёркнуто односложных ответов – и Кэйа с горечью бросил попытки растормошить отстранённого парня, оставив это на потом. На пресловутое «после, когда Люк сам убедится, что я не врал». Он мысленно благодарен себе же, что ему пока хватает выдержки. Пока что – пока он снова не вцепился в Люка, пока не начал кричать, заглушая скребущую внутри вину за такого вот, словно поломанного, так называемого брата, пока… Да много чего ограничивается ёмким «пока что». Кэйа не то чтобы не рад этому. Чем ближе они к особняку, тем ему больше не по себе. Но Дилюк абсолютно спокоен – смотря на него, Кэйа чувствует уверенную силу, непоколебимость, и ему – или он только внушает себе – чуточку легче. Впрочем, когда они спешиваются у столь знакомой решётки, у Кэйи почти подкашиваются ноги, и он хватается за поводья, лишь бы не осесть на землю. Дилюк расширяет глаза в плохо скрытом удивлении с примесью беспокойства и, наклонив набок голову, подает ему руку. «У него слишком холодные пальцы». Кэйа негромко смеётся от абсурдности того, как ясно одно-единственное отнюдь не важное наблюдение всплыло поверх всех тех тревог, что мучили его почти час. Насколько тёплые пальцы у Дилюка, ну надо же. До глупого сопливо. Он поджимает губы, беря себя в руки. Нельзя выставлять себя дальше слабым, как и сказал Люк. И Кэйа не задерживается ни на миг, идя вместе с братом к входной широкой двери. Дилюк стучится, и они оба слышат торопливые шаги, а после – сердце Кэйи пропускает удар – на пороге показывается уже знакомый мужчина. — Доброе утро, господа, — он искренне удивлен, но неумело пытается скрыть это, ограничившись одним вопросом, — чем обязан вашим визитом? — Феликс, — Дилюк улыбается, пожимая ему руку, — не беспокойтесь, и прощу прощения, что без предупреждения. Мне всего лишь хотелось бы, чтобы вы позвали, если не затруднит, вашего… — Папа, ну кто там? Ты обещал не отвлекаться! Оттолкнув дворянина, из дома выбежал мальчик и остановился, едва не налетев на Кэйю. Ребёнок недоверчиво исподлобья посмотрел на него, отступая и прижимаясь к отцу. Растрёпанные, как у нахохлившегося воробья, пряди спадали на его лицо, и, нахмурившись, он смешно сдул их, рукой неумело зачёсывая назад. — Ты обещал, — гневным шёпотом повторил он, наигранно игнорируя гостей, — и вот опять! Феликс лишь страдальчески вздохнул, разводя руками, мол «ну что тут поделать». Мальчик же, наконец приглядевшись к парням, просиял. — Сэр Дилюк! — Верно, — усмехнулся Дилюк, присаживаясь на корточки и потрепав его по голове, — ну как ты, сэр Якоб? — Я со…совершенствуюсь с каждым днём, вот! — слегка запнувшись, с гордостью выдал мальчик, жмурясь от ласки, — и я уже могу… — Сынок, — мягко перебил его Феликс, — это очень интересно, но сэр Дилюк торопится, поговорите побольше, когда он будет у нас не просто «по пути», хорошо? Ну не дуйся, — он хмыкнул и, заговорщически понизив голос, произнёс, — печенье, наверное, уже готово. Чувствуешь запах? Белозубо улыбнувшись, Якоб, тут же позабыв об обиде, вприпрыжку убежал обратно в дом. С умилением покачав головой, мужчина обернулся. — Так о чём вы хотели попросить? — Уже ни о чём, благодарю, — учтиво кивнул Дилюк, — нам пора, спасибо за приятную беседу. — Но как же… — растерянно, — вы точно уверены, что не можете задержаться? Постойте-ка, я всё же вас помню! – Феликс пристально всмотрелся в лицо рыцаря, — точно-точно! Это же вы пару дней назад к нам зашли пополнить запас воды! Ещё обмолвились о том, что, мол «путь из Ли Юэ даётся не так легко, как надеялся». Вздрогнув, Кэйа перевёл взгляд на Дилюка. Тот на миг прикрыл глаза, прерывисто выдыхая, но тут же снова деланно улыбаясь. — Простите, но нам правда пора. До встречи. Как только они вышли к привязанным к решётке лошадям, Дилюк отвернулся, невозмутимо забираясь в седло. Он не проронил ни слова, и Кэйа, не сумев выдержать сквозившего напряжения, осторожно приблизился, стараясь заглянуть ему в лицо. — Дилюк, я не… — Что «ты не»? Ты снова не понимаешь, что происходит? Ты снова не говорил ничего похожего? — отрывисто и надрывно рассмеялся Дилюк, сжав поводья в руках до побеления пальцев, — Кэйа, Архонтов ради, все доказательства твоей лжи налицо, и ты всё равно умудряешься оправдываться, едва не повесив выдуманное преступление на – смешно сказать – на ребёнка! А твоя реакция, конечно, искусное притворство, должен признать! Незнающий тебя поверил бы. Дилюк замолчал, переводя дыхание и часто-часто дыша. — Знаешь, — голос парня стал вновь бесцветным, — я передумал. Сейчас мы возвращаемся, но чтобы завтра утром тебя не было на винокурне. Плевать мне, сам решай свои проблемы. Ты понял? Заторможенно кивнув, Кэйа забрался в седло. Пока они далеко не отошли, он всё-таки решился обернуться – и увидел, как, прижавшись к витражному стеклу, на них смотрит Якоб, широко улыбаясь.