Ugliest smile I have seen

      Мальчик, широко зевнув, оторвал взгляд от книги и в который раз с тоской посмотрел на снующих туда-сюда за витражным окном слуг. За последние несколько недель он не так уж часто выходил на улицу, предпочитая просто проветривать комнату, да и морозный воздух придавал какую-никакую, но бодрость. Якоб и сам до конца не понимал, почему, но едва ли не на следующий день после праздников его нагрузили таким количеством учёбы, как никогда ранее, настойчиво, хоть и мягко пояснив, что это «пригодится, когда он станет лордом поместья». И под этим имелось в виду всё от этикета за столом до ухода за садом. Последнее мальчик возненавидел спустя пару глав, едва не заснув над очередной непонятной ему страницей. Признавать, что он чего-то не знает, ему отчаянно не хотелось, поэтому попытки разобраться самостоятельно растягивались на часы. Вот и сейчас – прошло уже часа два, когда он начал разбираться в свойствах полезных растений и как за ними ухаживать. В памяти не откладывалось ни-че-го, и приходилось раз за разом зазубривать уже прочитанный материал. И когда он начал снова повторять зачитанный до тошноты абзац, в дверь громко постучали. — Войдите, — выкрикнул Якоб, так и не отрывая глаз от строчки. За его спиной послышались лёгкие шаги, почти бег, и кто-то с силой хлопнул мальчика по плечу. Вздрогнув, он открыл было рот, чтобы возмутиться, но, почувствовав, как этот некто знакомым жестом взлохматил ему волосы, расслабился. — Господин, — забота, замаскированная безобидной насмешкой, — как ни зайду, вы вечно над книгами! Или же, — мальчик белозубо улыбнулся, тыкнув его в лоб, — вы испугались проиграть, как в прошлый раз? Якоб, фыркнув, вскочил со стула, но голос отца, раздавшийся чуть ли не из соседней комнаты, заставил его невольно замереть на месте. Наблюдавший за ним слуга мимолётно нахмурился, но тут же снова нацепил улыбку. — Ваш отец раздаёт указания, не переживайте, ему не до вас, — сбивчиво протараторил он, покачиваясь на носках, — никто не узнает! — Мне… нельзя. Покачав головой, Якоб безвольно вернулся к книгам. Подперев голову руками, он устало выдохнул, и рядом с ним прямо на стол плюхнулся Кайто, болтая ногами в воздухе. Порывшись в небольшой сумке через плечо, он выудил оттуда крошащееся печенье и протянул его дворянину. — Стянул, пока не видели, — пожал плечами Кайто на вопросительный взгляд. — Ты так говоришь, как будто тебе и так не разрешают брать сколько угодно, — тихо рассмеялся тот, взяв угощение. — Да, но, — наклонившись поближе, он почти прошептал с видом опытного заговорщика, — так же интереснее, вы согласны? Кивнув, Якоб скользнул взглядом по часам и испуганно округлил глаза. — Тебе пора! — он почти подтолкнул его в сторону двери, невольно оглядываясь, — сейчас придёт учитель, а я… я опять ничего не понял. Якоб замер посреди комнаты, невольно шмыгнув носом и сжимая кулачки. Сама фигурка ребёнка – поникшие плечи, сонное лицо – источала такую усталость, что Кайто не выдержал и, наплевав на приличия, порывисто обнял его. Якоб, вначале замеревший, подобно статуе, несмело коснулся его спины. — У вас всё получился, господин, — улыбнулся Кайто, — вы же так стараетесь. Вы сильный. А я, — он отстранился, — я всегда буду рядом, чтобы стащить ещё печенья для вас! Рассмеявшись, он выскользнул за дверь, оставив напоследок на столе сладко пахнущий закатник. Повертев его в руке, Якоб почувствовал себя на малую толику лучше, чем до визита.

***

      Стук в окно. Ещё один. И снова. Задремавший было Якоб недовольно скривился, рывком поднимаясь с кровати. Подойдя к окну, он резко приоткрыл створку, вглядываясь в сумерки, и с раздражением закатил глаза, увидев вертящего в руках очередной камушек и насмешливо скалящегося Кайто. — Чего тебе? — приглушённо прошипел он, высунувшись наружу, — если это очередная дурацкая задумка, клянусь, я… — Не такая уж и дурацкая, — бесцеремонно перебил его тот, запустив-таки камень в стенку, — всего-то в прошлый раз ошибся со временем, подумаешь! — Всего-то?! — задохнулся от возмущения Якоб, впиваясь пальцами в подоконник, — да, всего-то я потом торчал неделю в этом чёртовом заросшем саду, помогая садовнику! — Мне… жаль? — нахально усмехнулся Кайто, склонив голову набок в немного ребячливом жесте. Несколько прядок упали ему на лицо, скрывая словно искрящиеся лукавством синие глаза. — Вот ни капли, — поджал губы в притворном гневе тот, — ни капли тебе не было жаль! Кто расхаживал вокруг, насвистывая, да ещё и критикуя мою работу? — Друзья никогда не врут друг другу, знаешь ли. Кто, как не я, должен говорить тебе горькую правду? — протянул Кайто, слегка виновато потупившись и ковыряя землю носком сапога, — кстати, без обид, но… выглядишь ужасно. — Я уже спал, — наспех пригладив растрёпанные, запутанные волосы, Якоб невольно поёжился от ночной прохлады, пожалев о тёплом пледе, так и валяющимся на кровати, и растерянно проронил, — так… в чём дело-то? — Мы не виделись целый месяц! — наигранно рассерженно сложил руки на груди подросток, — я уже решил, что ты забыл, как звучит мой прекрасный голос, и хотел… — О нет, нет. Даже не думай! — не сдержавшись, Якоб рассмеялся, краснея от стыда из-за воспоминаний, — ту серенаду ещё не скоро забудут! Местные собаки так точно! — Видишь, — с гордым видом выпрямился Кайто, поводя плечами, — хоть животные оценили несравненный талант! Но раз не хочешь повтора, так уж и быть, даю тебе выбор – спускайся или… — Понял я, понял!       В груди постепенно разливалось какое-то странное тепло, и, улыбнувшись, Якоб отступил обратно в комнату, и, взяв на всякий случай лёгкую накидку, осторожно шагнул за дверь и замер, прислушиваясь. Тишина. Слышно только тиканье часов да стрекот сверчков снаружи. Затаив дыхание, он аккуратно спустился по лестнице и, подавив внутренний неясный трепет, выскользнул на улицу. Чтобы тут же оказаться в тёплых, всё ещё совсем немного пахнущих выпечкой и смесью специй, объятьях. — Снова помогал на кухне? — принюхавшись, улыбнулся дворянин, сжимая руки покрепче. — Конечно, — приглушённо ответил тот, усмехаясь, — должен же я был убедиться, что всё будет в лучшем виде. Да и… я узнал, что ты заболел и приготовил тебе супчик. — О, я и не сомневался, что это сделал именно ты, — отстранившись, Якоб ткнул его пальцем в грудь, усмехаясь, — поверь, твой… почерк сразу заметен. — Вот, значит, как, — фыркнул Кайто, поймав руку и переплетая пальцы, — я, значит, стараюсь, а в ответ получаю ранящие моё бедное сердце оскорбления! Ты для меня важен, маленький ты гадёныш! — И ты для меня. Его слова прозвучали неожиданно серьёзно, отчего оба подростка замерли, неловко отводя глаза в сторону. Щёки Кайто окрасил практически незаметный румянец, пока он, подбирая ответ, с преувеличенным вниманием уставился в ночное небо. Якоб с таким же интересом стал разглядывать светлячков, мелькающих в кустах едва распустившихся белоснежных роз. — Эй, — Кайто сжал пальцы чуть сильнее, смотря уже прямо в лицо дворянину, — знаю, это звучит слишком слащаво, но, пожалуйста, пообещай, что ты никогда не станешь для меня чужим. — Обещаю, — сглотнув, с трудом выдавил Якоб, утыкаясь лицом в его плечо. Они такие глупые, до невозможности, всё ещё верящие, что стоит только захотеть – и всё получится.

***

      Слуга, точно не в себе, наспех собирает дорожную сумку трясущимися руками. Он бледен, а глубоко залёгшие тени под глазами явно показывают, как давно человек нормально не спал. Если спал вообще. Якоб стоит, прислонившись к косяку, рядом с отцом, гнев и непонимание которого сменился усталостью. Он уже перестал отговаривать мужчину и теперь вынужденно молчит, не желая провоцировать очередную тираду. И Якоб понимает его. На самом деле, он поступил бы так же, так как сил сейчас нет ни на что – тем более, выслушивать несправедливые, неясные упреки в чём-то. Складывалось впечатление, что тот и правда немного повредился в уме, да вот только ещё пару дней назад всё было куда лучше. А теперь… что ж, теперь вновь поползут слухи, и отцу придётся попотеть, чтобы найти замену. Юноша невольно усмехнулся, тут же подавившись воздухом и закашлявшись, тревожа и без того больное горло. В царящей до этого напряжённой тишине кашель прозвучал слишком громко, и, вздрогнув, мужчина, наконец, отвлёкся от сборов и рванул к нему с лицом, искажённым гримасой. — Из-за тебя! — почти прошипел он, толкая его в грудь. Не ожидающий такого Якоб, слабо вскрикнув, почти упал в коридор, но его вовремя подхватил Кайто, который, как оказалось, тоже был здесь. Якоб невольно сжался в его руках, стараясь стать как можно меньше, пока над ним вновь навис слуга. — Господин! — безумец перевёл взгляд на словно оцепеневшего Феликса, — как только вы его привезли, всё началось снова! Зачем, зачем вы его вернули?! С каждым его словом внутри юноши что-то трескается. Он очень скучал по дому. По правде, этот месяц дался ему довольно тяжело. Хоть он и познакомился и начал дружить со многими сверстниками на обучении, но всё-таки остро ощущалась нехватка чего-то. И это противное, скребущее чувство исчезло лишь по возвращении. А теперь ему больше всего хотелось испариться, исчезнуть, лишь не думать о том, что он – проблема для всех и каждого. Лучше бы его и не было.       Но едва эта мысль успела оформиться у него в голове, как её бесцеремонно оборвали. — Заткнись! — внезапно почти рычит Кайто, и Якоб удивленно смотрит на него, не в силах отвести взгляд, — кто позволил, Бездны тебя раздери, разговаривать с ним таким тоном и тем более касаться его?! Забыл своё место?! Мужчина пялится на него мутными глазами, нахмурившись, но не двигается с места. Он беспомощно дышит ртом, как рыба, выброшенная на сушу. На лице же Кайто чистый, неприкрытый гнев окрашивается оттенком брезгливой жалости, пока он сам прижимает мелко дрожащего Якоба к себе в неосознанном желании защитить. Феликс, наблюдая за этим, лишь хмурится, кивком указывая слуге на дверь. — Убирайся. Единственное слово, проронённое им – и тот отмирает, хватая свои вещи. Истеричность движений сменилась вялостью и даже измождённостью, словно этот прилив злости отнял у него все силы. Бывший слуга больше ни на что не обращает внимания, двигаясь будто по инерции. Каждый шаг по виду даётся ему с неимоверным трудом, и проходит слишком много времени, прежде чем его грузный силуэт скрывается за дверью вместе с Феликсом, и Кайто, напряжённо сверливший его взглядом все эти минуты, наконец смог выдохнуть спокойно.       Тёплое чужое дыхание прошлось волной мурашек по неприкрытой коже шеи, и Якоб, не сумев сдержаться, ёжится, дёргано поправляя чуть сползшую рубашку. Руки Кайто всё ещё находятся на талии юноши, и ему кажется, что он чересчур сильно чувствует тепло, расползающееся по всему телу от цепких пальцев. Он позволяет усталости взять верх и, незаметно для себя же, откидывает голову назад, на надёжное плечо. Прикрыв глаза, Якоб восстанавливает спокойный ритм дыхания, желая сбить так и не отпускающую дрожь. — А помнишь, — шепчет он в нарастающем желании отвлечься, забыть про всё недавно произошедшее, — как мы в детстве сбегали с моих уроков? Какие планы ты придумывал, Архонты, кучу схем, только чтобы успеть обдурить моего учителя! Я так хотел быть похожим на тебя, а теперь… Кажется, я и не протяну до хотя бы отдалённой пародии. Чертовски смешно. Он зашёлся тихим, надрывным смехом, стеклянными глазами наблюдая, как по доскам пола скользит ядовито-оранжевый блик заката. Он приподнял истончённую болезнью руку с подрагивающими пальцами, что казалась чуть ли не прозрачной в блеске витража. Кайто с совершенно нечитаемым лицом мельком посмотрел на неё, прикусив губу и отводя взгляд в сторону. Якоб, заметив это, только рвано вздохнул – он и не хотел что-то просить, уж тем более требовать. Сочувствие? Бессмысленные, утешающие слова? Им ни к чему. Да, они друзья. Но это не значит, что кто-то обязан по нему убиваться. Усмехнувшись этому слову, Якоб попытался отстраниться, качнув головой. Уж кому-кому, но Кайто он подобного искренне не желал. Скорбь и этот вечно неунывающий придурок – вещи уж точно несовместимые. Да и не заслуживает он подобных эмоций. — Не смей, — вдруг Кайто цедит слова, а в глазах его плещется такая горечь, что Якоб теряет дар речи, — не смей и подумать о том, чтобы вот так запросто смириться! — С чем? — вяло удивился он, согнав оцепенение, — Кай, ещё пара лекарей – и мы разоримся. Да и, по правде, вряд ли кому-то ещё дело есть. — Тогда почему я до сих пор здесь? — Кайто криво ухмыляется, прикасаясь губами ко лбу, и заявляет, паясничая, — о, ну всё ясно. У тебя снова жар, вот и бредишь. Ты нам нужен. — Ага, — ехидная усмешка, — особенно отцу, который и слова не сказал тут в мою защиту. — Плевать на него, — горячо перебивает его на полуслове Кай, — плевать на всех, кто шепчется у тебя за спиной. От меня ты дурацкими слухами и сплетнями не отделаешься. Я… буду рядом. — Обещаешь? — Якоб тянет к нему ладонь с отставленным мизинцем. На лице юноши плохо скрываемое облегчение и отчасти неверие, которое перемежается с лёгким оттенком страха. — Обещаю. Кайто прижимает его к себе, улыбаясь в шею. Якоб потерянно перебирает спутанные белые пряди на его затылке, сморгнув лишнюю влагу с ресниц. «Я счастлив, что встретил тебя».