Ugliest smile I have seen

      Если бы Кэйю спросили, каково это – плыть по беспамятству, изредка нарушаемому чьими-то голосами да всполохами света, то он ответил бы – тепло. И спокойно. Как быть погруженным в чуть вязкое, слегка подогретое вино, в котором ещё прослеживаются тонкие паутинки корицы. Как мягко потрескивающее пламя внутри с тающими искорками в бархатной темноте. Как то, что не хочется отпускать и чего так не хватает в реальности. То чувство безопасности и отгороженности от всего. Ему хочется укутаться в слои сна, укутаться в апатию полностью – ему точно не хочется возвращаться. На самом деле, Кэйа готов признаться, самоуничижительно усмехаясь – мол, он устал. Совсем немного, но всё же. Впрочем, ранит это лишь его самого, поэтому хоть тут он обходится без долгих метаний. Стоит признать что-то – и оно сваливается тяжёлым кулем прямо на голову, ошарашивая и выхватывая землю из-под ног. Мир расплывается оставленным под дождём холстом, оставляя белое ничто. И это ничто на удивление привлекательно, хотя бы на первый взгляд. На самом деле, не так уж и плохо – среди этого ничего разлететься на слившиеся с фоном песчинки, да вот только Кэйа уверен, что ему не позволят. Этот вкус… Чужая прохладная кожа, пряная горечь подсушенных трав и болезненная неправильность. Она стекает по костлявым рукам, пережигаясь в венах, въедаясь в кости и там тихо тлея, как дерево изнутри, оставляя обрамленную пеплом пустоту. Тронешь – и фасад рухнет. Но это не больно. Он почти уверен, что наткнется на немую просьбу: «пожалуйста, закончи уже». Кэйа чувствует себя пьяным, жадно глотая скользящий шёпот. Лодка застыла в центре заросшего озера, погрязнув в полусгнивших кувшинках. Над поверхностью воды проносится сладковатый переспелый запах, окутав лицо рыцаря оседающей дымкой. Он невольно чуть отшатывается назад, с досадой отмечая лёгкое головокружение. Во рту пересохло, и ему кажется, словно этот приторный воздух растворился во всём теле еле заметной слабостью. Кэйа приваливается к шершавому бортику лодки, опуская руку в почти болотистую воду. Он проводит пальцами на пробу, ощущая стебельки растений, извивающиеся между пальцами. Берег впереди белеет пеленой одуванчиков, намокнувших от лёгкой измороси и потому всё ещё удерживающихся на венчиках. Голые ветви изогнувшегося по земле дерева полощутся вблизи кромки воды, и Кэйа видит, что то, что вначале показалось ему цветами, оказывается наросшими полупрозрачными хрупкими грибами, уже местами поломанными. На белой мякоти сидят сероватые мотыльки, будто вообще не шевелясь, лишь изредка лениво взмахивая полустёртыми обрывками крылышек. Весь лес перед ним погружен в вязкую, стелющуюся между влажных травинок, дрёму. И по пахнущим мягкой сыростью стволам деревьев, крадучись, спускается шёпот-шёпот-шёпот. Прикрыв глаза, Кэйа глубоко вдыхает, чувствуя отголоски сонливости, но вдруг тихо вскрикивает, стараясь подняться на ноги. В его руку в воде кто-то вцепился, обвив узловатыми пальцами, и тянет за борт. Их противостояние длится совсем недолго – лодка попросту опрокидывается, пока Кэйа хоть как-то пытается сопротивляться. С громким всплеском, спугнувшим птиц, лодка переворачивается вверх дном, едва не на голову невезучему капитану. Кэйа, стиснув зубы, силится ухватиться за неё, но рука соскальзывает, и, царапнув ногтями доски, он погружается в озеро полностью. Как ни странно, но он видит под водой почти что чётко. Едва проморгавшись, Кэйа судорожно оглядывается, пытаясь разглядеть напавшего, но тот оказывается сзади. Чужие ладони обхватывают его талию, сжимая кожу почти до боли, и рыцарь видит потрескавшиеся, чуть удлинённые, ногти. Кожа землистого оттенка покрыта неровными пятнами – или же, решает он думать, сглотнув, это попросту грязь и ил. Он вновь дёргается вверх в попытке глотнуть воздуха, и почти получается, но впившиеся ногти оставляют длинные кровоточащие царапины, и – Кэйа готов поклясться – этот некто засмеялся. Если по бульканью можно понять, конечно. — Не спеши, — шипяще, почти что неразличимо. Чужие длинные волосы клубятся вокруг него, мягко колышутся, мимолётно касаясь кожи щёк. Пряди в мутной зеленоватой воде кажутся почти что изящными белыми змейками, сплетающимися со стеблями растений, очертания которых исчезают на илистом дне. Кэйа тянется рукой наверх, к проблескам между кувшинок, но шёлк волос неожиданно грубо стягивается по всему телу сероватым коконом, выбивающим из него остатки воздуха. Рыцарь рвётся из хватки, пытаясь ударить того, кто его удерживает, но тот каждый раз уворачивается с лёгкостью ужа, умудряясь при этом ещё и посмеиваться над бесполезными стараниями. Стиснув зубы, Кэйа в последний раз отталкивается от чужого тела, головой силясь ударить существо в лицо – и в воде растворяются несколько капель крови, да и только. Хватка не ослабляется, а Кэйа уже почти ничего не различает, опускаясь в чужих объятьях на мягкое дно. Он моргает медленно, словно в кататонии, будто сон навалился на него, подобно потревоженным песчинкам, частичкам умерших растений и рыб. Кэйа чуть поводит плечами, смотря куда-то вбок, пока не встречается глазами с выцветшим взглядом. Одна ладонь, впившаяся в него, исчезает, и рыцарь видит, как существо протягивает конечность, перебирая пальцами. Между ними мелькают болезненно хрупкие рыбёшки с настолько тонкой кожицей, что видно каждую косточку. Их плавники и рваные хвостики мерно развеваются, убаюкивая. Волосы, обездвижившие его, серебристыми волнами тянутся одним чуть светящимся изнутри потоком к солнцу. Практически проваливаясь в сон, Кэйа чувствует, как утыкается кому-то в костлявое плечо, и ему невероятно безмятежно. Цвет губ, сбивчиво шепчущих ему что-то – грязно амарантовый.       Он просыпается в небольшом каменном доме. Стены холодные на ощупь, слегка сыроватые от заползшего внутрь тумана, который успел прочно обосноваться в каждом неровном уголке, в каждой выемке, трещинке. На окне в стеклянной потрескавшейся и покрытой полустёршейся пылью бутылке едва заметно покачиваются увядшие, почти что полностью лишённые лепестков, цветы. На столе в беспорядке разбросаны намокшие листы бумаги с расплывшимися строчками, носящие в себе отголоски призрачных духов, запахов. Кэйа приподнимается с узкой деревянной кровати, в смятении осматриваясь. Комната выглядит так, словно кто-то в спешке убегал, побросав не самые важные вещи, так, будто хозяина дома выдернули из его обычной жизни, безжалостно выбросив в жадно заглотнувший его мутный водоворот неизвестности. И он этому течению в панике поддался, оставляя всё – воспоминания, радости, кусочки тепла здесь, может, и не надеясь вернуться. Интересно, переживал ли он об этом? Так ли уж плохо без прошлого? Кэйа протяжно вздохнул, вдыхая промозглую затхлость. Тело охватил лёгкий озноб, пробравшийся под намокшую и местами грязную рубашку. Босыми ступнями он касается пола, едва прикрытого полупрозрачным ковром, и, пошатнувшись, встаёт с кровати, моргая от нахлынувшей слабости. На досках остаются отпечатки его ног, пока Кэйа медленно продвигается к двери. Коснувшись ручки, от холода, проникшего под кожу, он инстинктивно отдёргивает пальцы, но, пересилив себя, упрямо толкает дверь. Перед домом заросшая сорняком тропинка. Длинные стебли перевиты между собой паутиной, обрывки которой облепляют ноги Кэйи, решившего пробраться сквозь сухостой. Вокруг царит ощущение поздней, сонной осени, когда ещё не до конца холодно, но природа медленно умирает и от постоянной дождливой погоды понемногу гниёт и опадает. Практически голые деревья высокие-высокие, и Кэйа запрокидывает голову, вглядываясь в удручающее, словно высасывающее все краски из леса, небо. Он обхватывает себя руками, ёжась. Почему это происходит? — Хороший вопрос, а? — голос, совсем тихий, подобно шелесту пролетающих мимо листьев. Но Кэйа замер, как вкопанный, неверяще моргая. Дилюк, прислонившийся к дереву, выглядит издевательски спокойным, даже скучающим. Он окидывает Кэйю пустым, нечитаемым взглядом, совсем чуть-чуть улыбаясь. Его волосы – слишком яркое пятно здесь. Кэйе отчаянно хочется коснуться его, но вот только он не уверен, что с прошлой их встречи Дилюк позволит и подойти ближе. По правде говоря, в первую секунду он удивился, почему ещё в принципе жив. Рыцарь беспомощно оглядывается, но, вздохнув, шагает ему навстречу, готовясь в любой момент защищаться. — Тебе… страшно? — криво усмехается Рагнвиндр, наклоняя голову набок и презрительно щурясь, — не подумал бы, что вызвать страх в отважном капитане так легко. — Да, я сам удивлен, — натянуто улыбается Кэйа, неуверенно шагая ближе. Он протягивает было ладонь, но, словно очнувшись, замирает на месте. Рука безжизненной плетью повисает вдоль тела. — Почему ты здесь? В ответ Люк лениво, почти вальяжно подходит ближе. Кэйа чувствует его тёплое дыхание на коже лица. Чужие пальцы касаются щеки рыцаря, проводя неровную линию до губ. Он нервно сглатывает, впрочем, возмущенно оттолкнув ладонь и отстраняясь. — Потому что здесь ты, — пожимает плечами Дилюк, — разве не очевидно? — он притворно удивляется, едко улыбнувшись, — ты не хотел бы этого? — Да с чего ты это вообще взял, — почти шипит Кэйа, поддаваясь внезапно нахлынувшей злости с толикой беспомощности, — мир не сошёлся клином на тебе, Люк! — Кэйа, — Дилюк обрывает его так и не успевшую начаться тираду одним жестом, — моё появление тут – само по себе доказательство. Признай это уже. Кэйа выдыхает от окатившего его ледяного взгляда. Дилюк всё так же улыбается, кивая ему на тропинку, молчаливо приказывая продвигаться дальше. И Кэйа, неожиданно для себя, повинуется. На самом деле, ему безумно не хочется видеть, как Дилюк на него смотрит. Это не злость, не раздражение, на приязнь Кэйа и не надеется, – но не тотальное равнодушие. — Тебе нужно идти, не сворачивая. — А то что? — огрызнувшись, Кэйа упрямо не оборачивается, — с каких пор я должен слушаться твоих приказов? — Кэйа, — в отстранённом голосе прорезаются угрожающие нотки, — для твоего же блага. — О, — рыцарь останавливается, сжав руки в кулаки, — моего блага! Не тебе ли плевать на это, мастер Дилюк? О чём ты и сам не раз мне говорил! Поэтому, будь добр, просто не мешай мне убраться отсюда куда бы то ни было! Дилюк неопределённо хмыкает, пока Кэйа, отчасти успокоившись, делает шаг вперёд. И оступается, запутавшись в траве.       Он слышит негромкий смех Дилюка, пока тот подходит к нему, и хмурится с досадой. Вставать не особо хочется, и Кэйа, может, ещё немного так и пробыл бы, лёжа на подстилке из травы, но перед ним Дилюк, протягивающий руку. Рыцарь силится скрыть недоумение, но осторожно тянется в ответ. Люк улыбается, смотря на его потрёпанный вид, так и держа ладонь, и наклоняется ближе, мягко произнося: — Я же предупреждал. В следующий миг Кэйа успевает только уловить стальной отблеск кинжала, мелькнувший у его лица, а после глаз взрывается пульсирующей болью. Он дёргано отшатывается, полузадушенно вскрикнув, инстинктивно прикрыв всё, что осталось от глаза, рукой. Второй он шарит в воздухе перед собой, дрожащими пальцами натыкаясь на фигуру. — Ди, — Кэйа загнанно дышит, сжимая его рубашку, — …люк? Больно, — он почти всхлипывает, прикусив губу, — з-зачем? — Ты знаешь, — доверительно сообщает Дилюк, говоря с ним, как с несмышлёным ребёнком, — я говорил, и тебе стоило послушаться. Кэйа отступает назад, едва не падая снова. Он старается взять себя в руки, успокоиться, но темнота вокруг разжигает страх всё сильнее и сильнее. Ориентироваться только на слух с непривычки не получается, да и боль неизменно выходит на первый план, перемежая все мало-мальски разумные мысли. Сквозь мешанину прорывается шорох травы совсем близко. Кэйа не успевает закрыть лицо, как его кожу вспарывает еще один обжигающий порез. Кровь и что-то ещё стекает по губам, подбородку – он чувствует это неприятное тепло у себя на груди. Его притягивают ближе, ещё ближе, влажный хруст – и Кэйа заходится надсадным кашлем, пальцами цепляясь за рукоять меча, так легко проткнувшего его. Все звуки вокруг замирают, и рыцарь отчётливо слышит, как стучит чужое сердце и как капли крови разбиваются о землю. На нетвёрдых ногах он шагает вперёд, практически до конца насаживаясь на лезвие и давя внутри хрип, касаясь кончиками пальцев гладкой щеки Дилюка и наверняка оставляя на ней алые отпечатки. — Так и должно… было быть? — он не особо надеется на ответ, но ему отчаянно хочется оттянуть момент, побыть ещё немного. — Да. Всего одно слово – он чувствует, как шевелятся губы под его пальцами – и Люк шагает назад, одним рывком вытаскивая оружие. Кэйа задушенно смеётся, едва находя силы дышать, и оседает на землю. Трава обвивает его, плеч касаются чужие руки – и он утомлённо выдыхает. Осознание происходящего притупляется, и, прежде чем провалиться в полузабытие, он слышит только одно: — Скоро увидимся вновь, Кай.