Punto di non ritorno

      В какой-то момент веки становятся настолько тяжелыми, что глаза закрываются сами погружая Микки в какое-то пограничное состояние. Микки чертовски устал. Он давно не спал нормально, не позволял себе этого. Он не желал в очередной раз ловить изматывающие флешбэки сразу, как только закрывал глаза; стоило ему только увидеть темноту закрытых век — безжалостные картинки всплывали в подсознании принося с собой боль. Да ладно бы физическую… о, нет. Они приносили самую невыносимую и самую выматывающую боль — душевную.        Веки опускаются погружая его во тьму. На мгновение он даже спокойно выдыхает радуясь что ничего не видит кроме этой обволакивающей и от чего-то спокойной темноты. Но, кажется, радоваться рано.       «Проснись и пой, сучка» — вопит подсознание. Подсознание, что действительно было сукой, само знает когда начать эту жестокую игру с ним ухмыляясь оскалами тех мудаков.       И игры начинаются именно тот момент, когда Мик уже не в состоянии выкарабкаться из этого пограничного состояния самостоятельно, что приходится просто смотреть то, что подкидывает эта сука. Он будто ловит сонный паралич: пограничное состояние между сном и бодрствованием… настолько беззащитное состояние… а ведь некоторые идиоты проводят, блядь, эксперименты по входу в сонный паралич! Грёбаные ублюдки! Микки бы с радостью поменялся местами с одним из них. Блядь, он бы даже доплатил бы, хули нет?       Но увы. Место в первом ряду досталось именно ему. Чёртово 3D!       Он вновь переживает всё произошедшее. И теперь, блядь, он даже не может пошевелиться чтобы хоть немного проявить сопротивление происходящему — КПД попыток вырваться равны нулю.       Действия подворотни перенеслись в его собственную комнату, на его кровать… сука, в единственное безопасное… относительно безопасное место! Теперь он нигде не может быть в безопасности. Это ещё одно озарение которое лупит кулаком под дых.       Подсознание посылает Микки глубоко в жопу и творит сейчас всё что хочет: вырисовывает те силуэты, которые крадучись подходят к нему поблёскивая белыми зубами и пустыми глазами и, конечно же, окрашивая тишь комнаты неестественным смехом.       — Не отрицай. Тебе ведь понравилось, — ухмыляется сука. Микки чувствует, как под чужим весом проседает кровать. Мудак по-хозяйски садится на его кровать и не раздумывая, резко, переворачивает парня на живот. Грубо и больно.       Чувство как в горле застревает крик, а глаза жжёт от подступающих раскалённых, словно металл, слёз — самое мерзкое, что он может чувствовать. Но блядь. Это ведь только начало…       «С-сука» воет он мысленно. Он так надеялся что блядь с этим уже покончено, но нет.       Дергают за штанины, так же резко и будто нетерпеливо. Предательские слёзы уже ручьями стекают по щекам на подушку… Как можно быть ещё более уязвимым перед этими животными, если не сейчас? А комната вновь окрашивается красным — гоготом мучителей, которые не желают отступать.       «Блядь, проснись, сука!» он, понимает что это нихуя не реально, что он спит или в бреду… но бессилен… он не может выбраться из этого состояния. В мыслях собственный голос звучит ультразвуком, когда в комнату если и проникают какие-либо звуки из его истерзанного тела, то эти звуки ниже диапазона слышимости человека.       Почему разрывающая на части физическая боль не помогает проснуться, прийти в себя?       — Какой же ты пидорок податливый… — скалятся, по звуку определенно скалятся, в своих мерзких ухмылках. А слова такие холодные и тон такой прямой и пронизывающий насквозь,. будто бы это батя цедит сквозь зубы.       А Микки в этот момент хочется уже просто задохнуться, чтоб блядь слезы и сопли перекрыли ему все дыхательные пути… терпеть повторения это просто выше его сил…       Делая глубокий вдох он содрогается всем телом чувствуя что всё в одно мгновение исчезло.       — Сука, — шепчет Микки уставившись в стену напротив. Он не понимает как получилось вернуться. Но последняя мысль плотно засела в башке.       Трясущимися руками он надавливает на глаза, пытаясь избавиться от картины вставшей перед ним. После «сна», сердце колотится, так как будто Микки только что завершил пробежку в пару километров. Вскакивая на ноги Милкович едва не падает от резкой слабости в конечностях. На ватных ногах он делает шаг к старому облезлому комоду напротив кровати.       Микки дергает ящик и вываливает всё его содержимое на пол. Ящик с грохотом падает рядом с ногами, но брюнету было на это откровенно плевать, ему гораздо важнее рассматривать содержимое ящика: какие-то тряпки, упаковки от чипсов, пара самокруток, поддельные права, пара долларов, полупустая коробка патронов и гильзы, которые со звоном закатились под кровать. Блядь, здесь было всё кроме того что нужно именно сейчас.       — Ёбаный ты в рот, я больше не могу, — Микки облизывая губы бегает глазами по комнате. Черепная коробка разрывалась от подступающих мыслей, которые сжимали плотным кольцом не позволяя вырваться из этого плена.       Знающий сказал бы что Микки словил паническую атаку, но нахуй всё! Нахуй эти термины мозгоправов или кого бы то ни было и всю эту психологическую хуйню — тоже нахуй!       Последнее время он всё чаще открывал дверь своей комнаты по следующему принципу: палить её минут пять-десять, будто настраиваясь, а потом резким рывком открывать, не давая себе возможности передумать и сделать шаг назад.       — О, привет, Микки — неожиданно для себя он слышит голос из гостиной, как только решается открыть злополучную дверь своей комнаты.       Повернувшись в сторону дивана Микки бегло осматривает комнату едва удостаивая вниманием свою сестру и одного из уёбков Галлагеров. Хотелось бы съязвить и бросить что-то типа «Что ты здесь потерял? Свою девственность? Ты её здесь не найдёшь». Но почему-то повисшая тишина так и не была прервана его голосом.       Микки точно знал, что рыжий — пидарас, который частенько ошивался с Мэнди. Об этом ему проболталась сама сестра с месяц назад, когда они сидели вдвоём у брюнета в комнате, после очередного пьяного разгрома их отца. Сучка никогда не умела держать язык за зубами. Никогда. Херовая из неё борода для рыжего. Ей Богу — херовая!       — Чё ты молчишь? Язык в жопу засунул? Что там за шум был?       — Завались, — Микки скривившись показывает сестре средний палец. Он слегка вздрагивает от того как неестественно звучит его голос.       Прошедшие дни полного одиночества без прелюдий дают о себе знать. А прыжки из крайности в крайность, когда он либо молчит часами прокручивая всю эту хуйню в голове, либо орёт как умалишенный — делают картину еще красочнее, драматичнее и крайне мерзотнее. Мерзотной для него самого. Идеальный случай для какого-нибудь мозгоправа. Но, как уже было сказано «нахуй». Хуй вам он пойдёт к кому-то кто захочет покопаться в его дерьме. Милкович и сам прекрасно справляется — уверенно и верно утопая в этом болоте.       — Где моя пушка? — спрашивает поворачиваясь к кухне и бегающими глазами оглядывает помещение.       — А я блядь откуда знаю, я не твой оружейник, — закатила глаза Мэнди, — а зачем она тебе?       — Оруженосец, придурошная, — поправляет её Микки, уверенно решая снова проигнорировать вопрос. Для человека, который минуту назад кое-как стоял на ногах, Микки слишком быстро преодолел это расстояние: от его комнаты до кухни и уже начал копаться в кухонном ящике, стараясь утихомирить свои дрожащие руки.       — Знакомься, — обратилась Мэнди уже к Галлагеру, кивая в сторону Микки, — братец мой, — Милкович по своему обычаю не глядя жестом посылает нахуй. Обоих. Брюнетка же возвращает своё внимание какой-то книжке, показывая что-то рыжему. К слову, этот самый рыжий едва ли не с отвисшей челюстью наблюдает за каждым движением Микки.       — Челюсть, блядь, не вывихни, — ворчит Микки себе под нос прекрасно понимая, что рыжий идиот не слышит ни единого его слова. Счастливчик. Но не надолго.       Взгляд Галлагера будто был притянут охуеть каким сильным магнитом. Это ощущалось на почти физическом уровне, по крайней мере Микки чувствовал, что блядь если тот не прекратит — в Милковиче будет сквозная дыра.       — Чего ты пыришься на меня, я не пойму? — резко разворачивается он и с вызовом встречается с пристальным и заинтересованным взглядом частого гостя.       — Ничего, — поспешно выпаливает он наконец опуская голову в грёбаный учебник, а Мик чувствует некое облегчение и продолжает свои поиски.       Поиски, которые отчего-то уже мало его интересовали.