***
Какая по счёту эту бутылка пива? Четвёртая? В любом случае ни одна из них никак не повлияло на Микки. Никаких результатов и ноль уверенности. Он всё так же находится в раздумьях стоит ли говорить, стоит ли выливать всю эту грязь на девушку, которая терпит подобные издевательства от собственного отца… Поэтому Милковича не покидает слепая надежда на то, что с алкоголем сама Мэнди забудет, в честь чего начиналась их мини-пьянка. И юноша вновь дивится своей удаче. Ведь всё так и произошло. Если, конечно, судить по тому, как брюнетка сейчас распространялась о своих подружках, которые «что-то купили и поэтому теперь они шлюхи», или «они шлюхи и потом только что-то купили». Бля, Микки ведь даже не слушал. Он всё ещё боролся сам с собой. Метаясь между простым «забить и промолчать», и более сложным, чертовски сложным «открыться и выложить всё это дерьмо». Чёрт. От этих мыслей мозг готов был просто взорваться. Даже если и говорить, то как? Вариантов пиздец как мало, на самом деле… «Меня изнасиловали»? — именно эту фразу Милкович отгонял от себя как можно дальше, словно она слишком… мягкая? Как будто он какая-то сучка, которая не может ответить обидчику. И вместо этого ответа — ночами плачет в подушку. Блядь. По сути, так и есть, но Микки лучше сдохнет, чем признается себе в этом. Бля. И всё. Варианты как ещё сказать об этом — отсутствуют. Боже. Микки никогда не чувствовал себя в более безвыходном положении. Милкович, сделав последний глоток пива и произнося тихое, едва уловимое «Блядь», больше не даёт себе и секунды на раздумья выпаливая: — Меня износиловали, — в этот момент он не смотрит на сестру, поскольку та мгновенно затыкается и сейчас прожигает в нём дыры. Микки чувствует это, как и накатывающую на него панику с мыслями «Бля, зря сказал. Не надо было этого делать!» Хорошие мысли всегда приходят слишком поздно. А Милкович не хочет слышать все эти… бля, он не хочет, чтобы его жалели. А это, кажется, уже необратимый процесс. Брюнет молчит. Мэнди тоже. И от этого становится ещё херовее, на самом деле. Может быть, если бы эта коза сказала хоть одно ебучее слово было бы легче? Или, напротив, разнесло всё самообладание Микки к хуям. Хер знает как было бы… но то, что сейчас есть — тоже не особо то празднично и весело. В голове брюнетки же творится полнейший хаос. Кажется, что весь выпитый алкоголь махом выветрился, позволяя реальности обрушиться на неё каменной плитой. Чувства скрутились в плотный клубок ниток: здесь и вина, что не заметила и не поговорила с братом раньше; и охренительное, пронзающее насквозь сожаление что с ним вообще такое могло случиться; и даже гордость за то, что он нашёл в себе силы рассказать. Мэнди была бы полной дурой, если бы решила надавить на братца ещё больше, видя, какой он сейчас сидит — раздавленный и морально и физически. Поэтому она махом отметает терзающие её вопросы: «Кто?», «Где?», «Как?», «Почему?». И просто, едва трясущейся рукой, касается колена брата. Чувствуя тепло ладони сквозь ткань спортивок Микки вздрагивает, но все ещё не поднимает взгляда. Он изо всех сил старается смотреть куда угодно, но только не на неё. Это выше его сил, которые с каждой секундой покидают его. — Хочешь… чего-нибудь? — произносит Мэнди, и её тихий голос в такой звенящей тишине звучит до невозможности громко. Она действительно не знает, что ей говорить, но она точно уверена что нужно хоть как-то отвлечь брата. Заполнить эту пустоту и тишину хотя бы бездумной болтовнёй. До Микки доходит её голос только через минуту, и он слегка, насколько может, мотает головой. Он чувствует себя максимально странно, язык превратился в желе, которым невозможно управлять. Он совсем не ощущает ни рук, ни ног, а внутри бушует ураган эмоций. И эти эмоции противоречат друг другу. Стоит ли упомянуть о том, что такое состояние пиздец как пугает Микки? Просто вгоняют его в какую-то панику. «Мэнди теперь будет воспринимать меня грязным?» «А может, было бы лучше вообще никому об этом не рассказывать?» «Может, зря открылся?» «Надо было хранить это внутри себя всю жизнь» «Или просто блядь, вынести себе мозги на рождество. Тэрри бы точно был счастлив» О да, мысли его были гораздо длиннее, чем обычно он говорил. И каждая эта мысль отзывалась ударом сердца о рёбра. Болезненным ударом. Не удивительно. После драки с отцом прошло совсем немного времени. А завтра эта боль будет просто адовой, а синяки окрасят бледную кожу. Радовало только то, что эту краску на его теле никто не увидит. Мэнди в это время встаёт и уходит на кухню. Девушка совсем не уверена, что безопасно оставлять Микки одного. Почему-то в воспоминаниях всплывает момент, когда относительно недавно Мик искал свой ствол. Чёрт. А если бы этот придурок нашёл?! От этой мысли нестерпимо тянет в слёзы. Она ведь девочка. А потерять самого близкого из всей семьи человека — для неё самое страшное. Да, она готова поклясться, что у всех есть такой человек, которого боишься потерять больше всего! Но её слёзы сейчас совсем не помощники. Поэтому Милкович быстро вытирает слезы и осматривает кухню. Руки девушки быстро открывают ящик с их импровизированной аптечкой. Никто из Милковичей не воспринимал врачей и всю эту мутотень с больницами. И по большей степени Милковичи привыкли терпеть любой недуг и справляться с этими недугами по своему. Стойки Саут-Сайдовские оловянные, мать его, солдатики. Но Мэнди ведь не глупая, понимала, что в случае чего они всё равно не смогли бы позволить себе больницу. И поэтому в этой коробке из-под обуви она хранила всё самое необходимое. Если, конечно, «необходимое» — это лекарства буквально на любой случай, которые Микки наворовал специально по её просьбе. Брюнетка вытаскивает пачку снотворного. Микки нужно отдохнуть. Об этом, блядь, скажет любой, кто увидит её брата! Она уже готова развести порошок в воде, как вспоминает про алкоголь, выпитый ими (а в случае с Микки, она думает, что брюнет и вовсе не просыхает). Поэтому она разворачивает инструкцию и быстро находит взглядом строчки про совместимость с бухлом, хотя и так догадывается, что там может увидеть. — Да блядь, — разочарованно протянула Мэнди, читая «Не применять с алкоголем, возможен летальный исход». Нужно придумать что-нибудь другое. Когда они были маленькими и болели, а лекарства стоили очень дорого, мать всегда поила их дешёвым чаем, по вкусу, как жжёный пластик, и укладывала спать. И повторяла это по кругу, пока они не выздоровеют. Вдруг чай и сон лечат не только простуду и помогут сейчас? Да нихуя. Тут нужен специалист, но сейчас Мика нужно вывести из этого состояния, чтобы он хотя бы мог говорить и она решает действовать по этой проверенной схеме. Заваривает чай с двумя ложками сахара, как любит Микки и идёт обратно в комнату. Милкович сидит на кровати, скрестив ноги в позе лотоса, и таращится в одну точку на стене. — Мик… — зовёт Мэнди, пытаясь привлечь его внимание, — вот, выпей, — Она садится рядом и дотрагивается кружкой до губ брата. Девушка особо ни на что не надеялась, но тут Микки открывает рот и делает пару глотков, перехватывая кружку в свои руки. Ему хотелось бы возразить мол, дрянной чай — это не панацея от всех болезней… не от таких. Грёбанный чай не в силах залатать то, во что блядь превратился он! Но он молчит и послушно делает глотки, проваливаясь в свои мысли и чувства. Но единственным, что сейчас ему меньше всего хотелось, учитывая то, что он одной фразой вывернул наизнанку свою душу, так это оставаться одному. Он, блядь, не мог сейчас лишиться единственного светлого пятнышка в своей жизни. Не мог лишиться сестры, которая внезапно сейчас ему стала так чертовски необходима. Но тссс! Он никому не расскажет об этом. Даже Мэнди. Когда девушка забирает кружку из рук брата, та оказывается почти пустой. Мэнди ставит кружку на пол и руками слегка надавливает Микки на плечи, вынуждая того лечь. Милковича действительно ужасно клонило в сон, но страх засыпать не покидал его уставший мозг. Как и страх вновь окунуться в этот кошмар… Микки не понимает, что блядь он сделал такого, что ему приходится проходить всё это снова и снова… Но Мэнди ведь здесь, она не позволит кошмару снова сделать ему больно и страшно? Правда? Блядь, он чувствует себя маленьким ребёнком. Он не успевает даже обдумать и раскрутить эту мысль. Глаза закрываются сами собой, и Микки проваливается в сон. Мэнди целует брата куда-то в районе виска и накрывает одеялом. Сама опускается на пол и опирается спиной на кровать. Тяжелого вздоха она сдержать не в силах. Этот разговор прошёл не так, как она хотела бы. Но, чёрт. У девушки было очень много вопросов, которые ей хотелось бы задать, не для того, чтобы узнать подробности, а напротив, чтобы помочь — помочь Микки выговориться. Это хоть немного, но должно ему помочь. Сохранять в себе такие тайны — это чертовски паршиво. Уж ей можно верить на слово. Но всё же она не тот человек, кто мог бы помочь психологически. Она больше из тех, кто сам подвергается насилию и кто сам, вот так же, справляется с его последствиями. Сказать, что брюнетка была в шоке с того, как кардинально изменился их вечер — не сказать ничего. Микки, как самый настоящий старший брат, всю жизнь защищал свою сестру и готов был ради неё порвать любого, и Мэнди ясно осознавала, что сейчас пришла её очередь защищать родного человека, даже если этот человек будет против.Часть 7
2 ноября 2021 г. в 13:31
— И давно это происходит? — Микки хмурится, наблюдая за выражением лица сестры, которая в это время остановила свой сосредоточенный взгляд на разбитой брови брата — Ай! — юноша дёргается, стараясь увернуться от рук Мэнди.
— Не дёргайся. — ворчит девушка, только на мгновения отдёргивая руку, но вскоре возвращается к своему делу — Ну, может, года два…
— Что, блять? Ты почему мне не сказала?! — Микки просто не мог сидеть на одном месте и спокойно. Он вскакивает с кровати.
От таких резких звуков Мэнди сжимается, будто это напоминает ей о всём произошедшем. Но, выдохнув, она уже переводит на брата злобный взгляд, недовольная тем, что Микки всегда остаётся самим собой в некоторых его проявлениях. Взгляд парня же говорил о том, что он не намерен оставлять этот разговор и ждёт ответа. И ответ ему нужен прямо сейчас.
— Я не знаю, Мик, — в этой глупой игре в переглядки она всегда проигрывала брату. Как и сейчас. Она сдаётся и закрывает лицо ладонями — даже если бы я сказала, что бы ты сделал, а? — с вызовом спрашивает брюнетка убирая руки, и открываясь перед братом окончательно, показывая последнее, что делало её слабой — свои глаза, которые медленно наполнялись слезами.
— Убил бы его нахуй! — слёзы Мэнди, кажется, стали для него последней каплей. Блядь! Никто не смеет обижать её. Причинять ей боль. Именно поэтому Микки повышает голос, произнося эту угрозу. Руки самовольно сжимаются в кулаки. А он ведь действительно готов прямо сейчас рвануть и найти этого подонка!
Мэнди вздохнула и одарила брата таким взглядом, как будто перед ней был маленький ребёнок, не понимающий элементарных вещей:
— Микки, ты прямо сейчас стоишь передо мной весь побитый. Это скорее он тебя убьет, чем ты его… — с какой-то грустью произносит девушка. Она осторожно садится на кровать и опускает руки на свои колени. Но спокойно она сидеть не может и чтобы скрыть дрожь в пальцах, цепляется за нижний край юбки и старается сейчас натянуть её ниже, чтоб прикрыть свои колени.
Милковича такой ответ явно не устраивает, но он всеми силами старается показать сестре, что он спокоен и может держать себя в руках. Разжимает кулаки и опускается обратно на кровать.
— Мы не можем делать вид, что все хорошо. Я не могу, — бормочет он, делая акцент на последней фразе.
Вместо ответа девушка прильнула к Микки, обняв и уткнувшись лицом в его грудь. Милковича слегка дёрнуло от такого проявления эмоций… да и вообще любое прикосновение к его телу, всё ещё парализовало его. Грёбанные последствия того, о чём он даже думать не хотел. И было совсем не важно, кто к нему прикасается, путь это прикосновение было от родной сестры — Микки всё равно будто шарахало током… Блядь, вот что он может с этим поделать?! Как он может это изменить?!
И это напряжение, естественно, не скрылось от Мэнди. Девушка знала, что Микки не особо любит такие проявления нежности. Он всегда делает вид, что ему это пиздец как противно, но Мэнди знает, как это бывает важно для брата. Ведь в некоторые моменты он отпускает ситуацию и обнимает в ответ. А искренность ведь не подделаешь. Но чаще всего брюнет реагировал на объятия просто — коротким постукиванием по спине и плохо скрываемым раздражением. Человек настроения. И порой кажется, что у этого человека всегда какое-то паршивенькое настроение. Но сегодня всё было совершенно по другому.
Мэнди отодвигается от брата, быстрым движением смахивая слезы со своего лица.
— Что с тобой происходит?
— А что не так? — он изо всех сил старается не подавать виду о съедающем чувстве у себя внутри.
— Да хватит, Мик! — взмолилась девушка, словно понимая, что если ещё немного надавит на брата, он либо сдастся и всё расскажет, либо пошлёт нахуй и сорвет на ней всю скопившуюся злость.
— Не делай вид, что не понимаешь, о чём я, — продолжала Мэнди, — ты толком ничего не ешь, начал пить, всё время в своей комнате. Даже Игги и Колин жалуются, что ты перестал тусить с ними, а про твой видок я вообще молчу. Или, может, ты думаешь, что я настолько плохая сестра?
Микки отрицательно покачал головой.
— Вот и правильно, слушай, — Мэнди положила свои руки на плечи брата, — мы с тобой с рождения вместе. Я вижу, что явно что-то не так и я хочу, чтобы ты доверился мне. Доверился так же, как я доверяюсь тебе. Здесь только мы вдвоем, Мик.
Язык Милковича зачесался от вертящегося на кончике грубого высказывания о том, что она-то не сильно ему доверяла. Целых два, блядь, года! Нехуёвое такое доверие!
— Ой, блядь, вот только не надо этих речей, — в итоге проговорил Микки, стараясь делать вид, что его не заботит то, о чём она говорит, — если уж говорить, то с бухлом.
Мэнди кидает в брата короткий осуждающий взгляд, но вслух своё недовольство не высказывает, понимая, что трезвым Микки говорить точно не будет. Но всё равно что-то внутри грызёт её, звеня в ушах фразой «Спаиваешь брата. Совсем его в алкаша превратишь».
— Ладно, — сдаётся девушка поднимаясь с кровати — Только пиво. Иначе ты подохнешь ещё до того, как расскажешь, — она будто старалась ворчанием прикрыть свою заботу об этом человеке.
Милковичу ничего не оставалось, как просто ждать. Ждать того, что случится через несколько минут. Он бы и рад отменить уже свою затею разговора за бухлом. Но нет, проныра Мэнди уже не слезет с него со своими расспросами. А что он может ей сказать? Как преподнести то, что происходит с ним на протяжении нескольких долгих недель и что привело к этому?
«Хэй, привет! Мне тут на досуге засадили по самое не балуйся, поэтому я веду себя как скотина и большее количество времени хочу оставить рисунок своих мозгов на стенке» — прокручивая сейчас эту мысль в своей голове, он натянуто улыбнулся. Какой же он дурак.