Маленькие соционические тексты

— Тётенька, тётенька, а дай копеечку! Настырный, звенящий и пришепётывающий детский голосок поднимает Лору из постели ночь за ночью. Не из крепкого сна, а от той грани забытья, где только и начинает мерещиться что-то зыбко-ужасное. Неописуемое никакими словами. — Копеечку, тётенька! Лора сидит на постели и боится вдохнуть сгустившийся воздух. Прижимает к груди скомканную простыню. По потолку перелетают тени и свет — это от автомобильных фар. Всё в порядке, ей это просто приснилось. Померещилось. Надо сказать, как учила когда-то бабушка: «Куда ночь, туда и сон». Но сон-полуявь-полубред повторяется ночь за ночью, именно когда комната начинает будто поворачиваться вокруг своей оси, а мозг, словно ватным одеялом, накрывает первый, самый сладкий сон. — Тётенька, копеечку! Пришепётывающий детский голосок, как будто ребёнок ещё не научился как следует говорить и выучил только эту фразу. И цоканье коготков по полу. Это самое страшное. Цоканье. Лора сидит в постели и не может вдохнуть, потому что воздух в комнате или загустел или замёрз. Как замёрзла она сама. Цоканье коготков. Весёлый смешок. Лора не в силах подняться с дивана. Диван — это плот, спасительный плот. Если она спустит с него ноги, произойдёт что-то совершенно ужасное. Днём она не в состоянии работать. Она совершенно разбита и ждёт ночи с замиранием сердца. И… сама себе она может в этом признаться, с какой-то тайной радостью. Существует некое нечто. Прямо рядом с нею. В её доме. Квартира ей досталась от неожиданно объявившейся уже после смерти (и так бывает) бабушкиной двоюродной сестры, которую Лора не видела с детства. В памяти остался кислый затхлый запах в комнате, какие-то тяжёлые волглые портьеры, тряпками свисающие с окон. Нотариус разыскал Лору спустя шесть месяцев после смерти тётки — по оставленному ею завещанию. Когда Лора вошла в квартиру, там всё было именно так, как ей помнилось — и душный запах, и волглые грязные портьеры. На Авито она нашла двух весёлых сноровистых среднеазиатских женщин, которые помогли ей содрать портьеры, перемыть окна и всю квартиру — так, чтобы всё засияло и заблестело. О ремонте Лора пока не собиралась думать, главное, что стало чисто. И она купила сюда необходимый минимум мебели. А потом вдруг начинает приходить… это. Про детский пришепётывающий голосок и цоканье коготков по полу Лора никому не рассказывает. Ещё сочтут шизанутой. Убогой. Коллеги и так считают, что она немного не от мира сего — телевизора нет, мужика нет. Иногда «это» не появляется несколько ночей кряду. Неделю. Две. Лора наконец-то может выспаться — и спит крепким сном без сновидений, как в детстве. А потом опять: — Тётенька, дай копеечку. Она вспоминает, что где-то читала — надо, мол, ставить в кухне в укромном уголке блюдечко с молоком или с вареньем, чтобы «это» могло поесть. Но в блюдечко лишь набиваются муравьи. А голосок и цоканье всё раздаются и раздаются. Лора решает сделать ремонт. Чтобы не попасть впросак, советуется с начальником отдела Сергеем Владимировичем. Тот даёт ей номер телефона «хорошей надёжной бригады». И берут недорого по нынешним временам. Хорошая надёжная бригада буквально разносит Лорину квартиру — евроремонт, что уж, — и Лора на время возвращается к родителям. Но на другой же день ей звонит бригадир Арсен и каким-то неуверенным голосом просит прийти. У Лоры неприятно ёкает сердце. Благо суббота, она может поехать домой сразу же. Оказывается, что, когда рабочие снесли старую антресоль, там, между перекрытиями, обнаружился ископаемый, как выразился Арсен, скелетик младенца. Хрупкий, он буквально в пыль рассыпался у него в руках, весь, кроме нескольких крохотных косточек, которые Арсен оставил лежать там же среди балок. — Милицию, может, вызвать? — уныло спрашивает он и облегчённо вздыхает, когда Лора лишь машет рукой: какую, мол, милицию, о чём вы. Она находит в завале мусора пустую коробочку из-под чая и ссыпает туда эти косточки. Ей не противно и не жутко. Она сознаёт, что всё закончилось, и чувствует только неимоверное, громадное опустошение. Ранним воскресным утром она едет на кладбище. Несколько человек направляются туда же — по дороге от автобусной остановки: какие-то благообразные бабульки в платочках и даже одна весёлая семья с собакой, собравшаяся будто на пикник. Лора ждёт, когда все пройдут, и закапывает коробочку на задворках кладбищенской часовни, разрывая землю кухонным ножиком. Из часовни никто не выходит и не кричит на неё, как она опасалась. Закончив с этим, Лора неумело крестится, смотрит на сияющий в голубом небе золочёный крест и идёт обратно по дороге. Она идёт и плачет, сама не замечая того. Слёзы текут по щекам, как дождь по стёклам. Люди, попадающиеся навстречу, с сочувствием смотрят на неё, но не удивляются, не спрашивают, что случилось. Она же возвращается с кладбища. На автобусной остановке сидит старый бомж, вонючий, в грязном тряпье, в лиловых сланцах на босу ногу. Лора отдаёт ему всю наличность из кошелька — семьсот, что ли, рублей, оставляя себе только деньги на проезд. «Тётенька, дай копеечку»… Выходя на своей остановке, она успокаивается и решает, что непременно посадит там, где закопала коробочку, какой-нибудь цветок. Многолетник. Чтобы тот перезимовал, а потом опять расцвёл.