Каково это — быть лучшей

Если замкнешь ты обруч свой, Изобрету тебе покой. Наименуй меня своей. Меня своей... Я безымянный строй души. Оставь на моем пальце шифр. Герои дней. Осенних дней...

      Уже казалось в порядке вещей, что Тома рядом нет, а я себя чувствовала относительно спокойно от этого. Но одинокий вечер с сериалом и ведром мороженого на коленях так остро вонзился в сердце, что я достала телефон и проверила соц сети. Естественно, аккаунт Тома был в запустении. Но это подвигло меня написать грустное сообщение ему на телефон:       Том... когда ты вернешься? Я по тебе так скучаю...       Отложила сотовый, досматривая уже не интересный фильм. Глаза сами собой начали слипаться, я уснула на диване. Телефон засветился в ответном смс.       И, словно предчувствуя новую главу в моей обретающей краски жизни, мне приснился необыкновенно нежный сон. Он меня успокоил на время. И в нем был Эдриан.       — Ты кого-то ждешь? — спросил он, с мягкой улыбкой приближаясь ко мне.       — Даже не знаю, я уже не помню, — нахмурила брови, силясь понять свои ускользающие нереальностью мысли. Тогда Эдриан нежно взял меня за руку и повел за собой со словами:       — Тогда, может, ты дождалась меня?       Вокруг рдела молочно-белая дымка, обволакивающая все кроме его невероятной улыбки, предназначенной мне одной. Эдриан звал меня за собой, и, когда ноги оттолкнулись от земли, мы взмыли куда-то в небо в бесконечное облако забвения от всех сложных эмоций. Полет длился недолго, но и он был прекрасен настолько, что я маленьким комочком прижалась к твердой груди, вбирая в себя мягкую ткань голубой футболки и болезненно затихая. Даже, когда мы полетели вниз под силой притяжения, его теплые руки прижали мою голову к себе ближе, а в волосах замер едва ощутимый поцелуй...       — Ты моя, Андреа, — прошептал он.       Под звук этого неземного голоса я проснулась с возрастающим чувством трепетной тревоги. Ощущение полета сменилось ноющей болью в спине, я рывком села и схватила в руки телефон. Ночью пришла смс от брата:       Сегодня вернусь.       Жестким флешбеком на меня нахлынули мысли о моем прошлом: зеленые деревья, среди которых проглядывали осторожные животные. Твердая рука, достающая стрелу привычным движением. Так что губы касаются тетивы, чтобы дыхание вело прямо к цели. Глубокий вдох. Замирание. Уверенная каменность мышц. Я была сама своя.       Многие жизни, самые запоминающиеся из них проносились перед глазами. То, как Том уходил, терялся в суете моих дней. Как я не верила, а потом начинала вспоминать. Как меня пронзало божественной силой раз за разом, но короткий срок новой осознанной жизни приближал неизбежную гибель. Быть богиней означало умирать через две недели после своего открытия, которое переворачивало и в то же время пресекало дальнейшую судьбу.       Вот оно. То, что я искала и, наконец, нашла в себе. Я — Артемида, богиня охоты. Просто, но сложно ощущать себя по-новому. Я, признаюсь, не сильно удивилась в виду своей периодической апатии, что рушила любую новизну на своем пути. Но появилась тревога, сжимающая сердце в тисках, заставляя его умалишенно биться. Мне было страшно в этом новом мире, полном нечеловеческих тварей.       Ближе к вечеру, когда я методично отдраила квартиру и приготовила любимые блюда Тома, прозвенел звонок в прихожей. С тяжелым сердцем я впустила в дом своего ничуть не изменившегося брата. Внешне он был прежним, но внутри стал будто холоднее и сложнее.       — Привет, — он мимоходом кивнул мне и прошел на кухню. — М-м-м, удон, — послышался его одобрительный тон.       Я застыла у порога, забыв запереть входную дверь от противоречивых ощущений внутри. С одной стороны мне страстно хотелось, чтобы Том меня крепко обнял, поплакал со мной, погладил по головке, обещая больше никуда не уходить. Но с другой... Я с вибрацией души осознала, как мне тяжело быть рядом с ним, пусть я и постоянно вспоминала о нем, но сейчас во мне зиждилась только пустая, постоянная тоска. Брат и сестра, что справлялись со всем вместе без помощи родителей. Я бы любила его беззаветно, прощая все недостатки и принимая таким, какой он есть, если не страх, что он сделает слишком больно и потом уйдет. Ведь это все эмоциональная зависимость, о которой мне говорила Энн Саймон на сеансе. Мне будет легче, если я сепарируюсь, но подобное означало, что я смирюсь с тем, как Том жестоко подвел меня. И подводил всегда, в каждой моей жизни.       Но ведь он не виноват, что он такой...       — Да, приготовила специально для тебя, — я пришла на кухню, со стороны наблюдая, как брат уплетает любимое блюдо прямо со сковородки.       — Это божественно, — промычал он, в восхищении поднимая довольное лицо к потолку.       — Где ты был? Прошло уже столько времени... — я старалась, как могла, не выдать дрожь в своем голосе, но Том все равно услышал мое волнение. Только он пропустил это мимо ушей.       — Послушай, у нас не очень много времени. Все объясню позже. Нам нужно собраться у Ньюманов, — он открыл холодильник, доставая морс и залпом запивая еду.       Это игнорирование Томом моих чувств с одной стороны облегчило внутреннее состояние. Вместо тоски появилась домашняя, теплая атмосфера, в которой не было место слезам. Том часто переводил темы на более безопасный путь, зная мое нежелание проявлять эмоции. Однако проблема оставалась нерешенной. Росток ярости медленно заставлял мои скулы болеть, но хотя бы я держала лицо перед тем, кто свел прошедшие одинокие дни до уровня пустяка. Будто так и должно было быть, и что ты тут вообще трагедию сделала.       Я никогда. Никогда тебя не прощу.       — Я рад тебя видеть, конечно, но давай сосредоточимся на главном: нам нужно всем вместе собраться, — Том вытер губы моим любимым полотенцем, оставляя жирные пятна, и похлопал меня по плечу. — Андреа, сейчас не время... Поехали к Ньюманам.       — Ты езжай, я через пару часов там буду, — у меня появилось дикое желание скинуть его руку со своего плеча.       — Что может быть важнее наших жизней? — он удивленно поднял брови, сжимая руку крепче, словно хотел достучаться до пустого сосуда под названием мой мозг. Эта его спешка и авторитаризм взыграли обратный эффект: я хотела все сделать наоборот, и плевать на его мнение.       Я! Мои чувства важнее! Важнее тебя. Важнее всех вас вместе взятых, кто водит меня за нос!       — Я поехала, — отвела глаза в сторону, рука потянулась к телефону вызвать такси. — Послушай, я не хочу. Мне нужно свои дела решить. А ты разберись сам с полицией, объясни им все.       Под делами, естественно я подразумевала очередной сеанс у психолога. У меня ехала крыша от всего происходящего вокруг. Все разрушалось на глазах, и первым на очереди был мой домашний, теплый мирок, в котором Том стал главным антагонистом. Брат попытался настоять на своем, позволив своим упрямством половине моих мыслей яростно воспылать, но я точно знала: никто мне сейчас не поможет лучше Энн Саймон.       Такси приехало через пять минут, я накинула бежевое пальто, обмоталась шарфом, чтобы скрыться от пронизывающего холода этого дня, и сбежала в уютный салон автомобиля, что плавно отвез меня к главному корпусу университета. Дрожь по всему телу — чувствовала себя совершенно другой среди обычных людей. Со мной здоровались знакомые, редко попадающиеся студенты спешили закрывать свои задолженности, а я была такой значимой, далекой от их волнений и проблем. Пусть внутри и закипал гнев, но также там концентрировался теплый сгусток сил, словно сироп, растекающийся по венам.       Почти уже родной кабинет психолога. Иногда я его называла местом силы, на что мисс Саймон заливисто смеялась в ответ. Она ждала меня в назначенное время, как всегда собранная, дружелюбная, напевающая под нос легкие мотивы. Я поприветствовала ее, повесила пальто на вешалку и села напротив.       — Вы знаете, мой брат вернулся.       — Это замечательно, Андреа! Очень рада это слышать. С ним все в порядке?       — С ним — да. А со мной — нет, — нахмурилась я, проглатывая внутри горький ком. — Вы знаете, я такую злость сейчас испытываю, я от нее очень хочу избавиться, но не знаю, как!.. Мне хочется ему все сказать, но он переводит тему, и меня это ужасно раздражает!..       Женщина встала из-за стола, взяла в руки стул и поставила слева от меня. Меня напрягли эти ее неожиданные действия, а предмет мебели, находящийся на новом месте, угрожающе молчал рядом.       — Что ты теперь чувствуешь? — спросила психолог, возвращаясь на свое кресло.       — Большое замешательство, — честно ответила я.       — Это твой брат Том. Скажи ему все, что ты думаешь. Выплесни чувства. Давай-давай, — она подначивала меня, видя мое нежелание ссориться с ее мебелью.       — Хм, ну, ладно, — я повернулась к стулу. Он стоял особняком и будто испытующе смотрел на меня, от чего стало неловко. Но я постаралась преодолеть это щекотливое чувство ради себя любимой. — Том, я на тебя очень сильно злюсь. Ты бросил меня совсем одну, а теперь вернулся и обесценил все мои переживания. Меня раздражает, что ты не хочешь понять меня, что ты такой упрямый, холодный и сдержанный! Ты ужасно меня бесишь тем, что ты заставил меня бояться за тебя, что ты и сейчас не рядом со мной...       В какой-то момент я начала плакать.       — Что тебя еще злит в Томе? — тихо спросила Энн Саймон.       — Я злюсь на тебя, потому что ты не понимаешь, как мне нужна сейчас твоя поддержка. Я злюсь, что ты не отвечаешь на мои вопросы, что ты игнорируешь меня. Я злюсь, что ты не обнимаешь меня, не касаешься, не жалеешь. А мне бы очень хотелось, чтобы ты стал чуточку теплее со мной.       — Что тебя злит в моментах прошлого?       — Меня раздражает, что ты часто отдалялся от меня, когда я тосковала по родителям. Что ты легче перенес их отсутствие в нашей жизни. Что ты мало говорил мне ободряющие, важные слова. Ты никогда не говорил, что любишь меня.       Мои слезы переливались бесконечным морем, как на полотнах грустного художника. Я говорила час, во мне оказалось много боли. Но огонь вскоре потух, и пришла легкая эйфория, подобная сладкому пару. Психолог что-то вставляла между репликами моего монолога, она направляла меня в нужное русло. И в конце я уже говорила про то, как мне нужен мой брат, как я его люблю и ценю, пусть и злюсь на то, что он совсем другой. Во мне наступила пора светлой печали.       Мне понадобилось некоторое время, чтобы придти в себя после всего произошедшего. Я поспешно умылась в туалете университета, неизбежно смывая остатки туши с ресниц. Оперлась на раковину и посмотрела на опухшие веки, которые навечно приклеились к моему лицу. Пусть и болезненная, но сейчас... Я особенно любила свое лицо, наслаждалась тихой уверенностью во взгляде, который говорил "вы мало что обо мне знаете". С легкой улыбкой подставила свое лицо под сушилку для рук, возвращая щекам привычный румянец. В крови текла божественная апатия, отличная от той, что была раньше, ведь теперь она приносила только удовлетворение и спокойствие от слишком тревожного утра. Все-таки ближе к вечеру я успокоилась и расслабилась.       Меня устроил родной автобус, держащий маршрут по улице, где живут Ньюманы. Я даже была не против серого дождя, тарабанящего по окнам. Уткнулась лицом в мягкий душистый шарф, пряча лицо от постороннего взгляда. Легкое покачивание и горячая батарея у ног почти усыпили меня, и я едва не проспала свою остановку. Его остановку.       — Здравствуй, Андреа, — на мой отчетливый стук мне открыла мама Эдриана — Аида Ньюман. — Ты как, в порядке?       Она явно заметила припухшие веки, оценила полное отсутствие косметики. Я могла бы отделаться дежурным "нормально", но мне так надоело копить свои чувства внутри!..       — Конечно, нет, — хмуро ответила я, проходя мимо. В гостиной уже обосновалась вся наша компания. Там была и до сих пор бледная Хизер с заботливым Мерфи под боком. Как всегда отчужденный Эдриан стоял у окна, скрестив руки. Он был сама невозмутимость. Его взгляд остановился на мне и слегка потерял свою твердость.       — Привет, — тихо сказала я, решив не бояться проявления своих чувств, читающихся на лице. Мне надоело врать. — Продолжайте.       Я надеялась, что Том хоть как-то раскроет неполную картину моего восприятия. Но тот был, на удивление, сдержанным и, словно особо не обращая внимания на мое появление, снова увел Аиду в сторону, чтобы обсудить с ней последние события. Я-то рассчитывала на теплый информативный прием, но, видимо, он мне не светил. Можно было и позлиться, если бы не усталость от мелких колебаний в своем настроении. Самозакапывания на сегодня достаточно.       Мне хватило ума и стойкости не приближаться к Ньюману, особняком наблюдающим за всем со стороны. Он наверняка понимал, что я испытывала в этот момент, когда Том вел себя как последний равнодушный предатель. Последний, похоже, понял, что моего спокойствия надолго не хватит и просветил нас в общих деталях о проклятии, о Новых богах и поиске Зевса, который пропал. Так и получалось, что я всякий раз, как узнавала в себе Артемиду, умирала и возрождалась вновь, не помня о прошлых жизнях. Нужно избавиться от проклятия в течение всего двух недель.       — Две чертовы недели, — простонала Хизер, зарываясь дрожащими пальцами в волосы.       — Тише, все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем, — Мерфи приобнял подругу и посмотрел на меня. То был нестерпимо грустный, сожалеющий обо всем взгляд. Который я со всем олимпийским спокойствием выдержала, не ощущая в себе ничего кроме легкости, что я разорвала отношения с этим человеком. Он связывал меня по рукам и ногам, вытягивал, когда это было не нужно. Теперь ему есть, кого спасать.       — Андреа, — я не заметила, как ко мне подошел Ньюман. От этого факта, что он обращается ко мне, меня ударило током в двести двадцать вольт. Сердце со звуком имени засияло, как гирлянда.       — Да?       — Пошли, выйдем. Мне нужно тебе что-то сказать, — тихо сказал он, никто не обратил внимания на нас, когда мы отправились в соседнюю комнату.       Гостевая, в которую он меня привел, была безукоризненно убрана и пахла цветочным ароматизатором. Я медленно вдыхала, наполняя легкие запахом весны, прежде чем остановиться перед Эдрианом в немом вопросе. Ему явно нелегко было собраться с мыслями, но мне и не хотелось разрывать нашу тишину, похожую на хрупкое перемирие. В образе Эдриана разыгрался привычно тотальный черный цвет, подчеркивающий натренированное тело и затягивающий уткнуться в свою глубину.       Я прикусила губу, возвращая Ньюману полный ожидания взор. Он уже давно изучал мое лицо, а я в ответ его. Взгляд метался то к широким скулам, то к серебристым глазам, то к упрямым губам. С тихим вздохом Эдриан подошел ближе.       — Ты плакала? — он осторожно коснулся моего лица, прочертив недавние дорожки слез.       А я от его прохладного прикосновения, напоминающего раскаленный металл, впала в невыносимый ступор. Мне оставалось только прикрыть глаза, защищая себя от внешнего мира и делая его жест еще четче. За пару секунд его близости комната стала неожиданно родной, будто я в ней проводила все детство. Запах цветов напомнил ромашковое поле, наполненное росой, по которому легко пробежаться босыми ногами. С ним рядом во мне назревало пространство покоя. Хотелось лечь. Положить голову на его грудь. Играть травинкой, вглядываясь в ослепительное солнце высоко над нами.       Само собой все мое тело льнуло к его руке. Чтобы он провел пальцами, зачесывая волосы, и был еще немного ближе. Эдриан сегодня был мягким и свободным, он увидел мое самозабвение и заключил в твердые объятья. Между нами снова восстановилось громкое молчание, прерываемое только моим тяжелым дыханием. Свое волнение я с лихвой показала, я только подняла голову, неожиданно сладко касаясь губами его впадинки на шее и затихая.       — Да, мне тяжело далось его возвращение...       На эти слова Эдриан положил ладонь на мой затылок и прижал к себе еще сильнее, блокируя возможность отдаления.       — Прости меня, я все знал, но не мог ничего рассказать. Нам бы не хватило времени, — он умопомрачительно сладко массировал мне голову чувственными пальцами.       — Я... злюсь, но боюсь больше, — вопреки словам я медленно расслаблялась в своем пространстве покоя. Внутри кипела необходимость сказать следующую фразу, что я даже начала заикаться. — Эдриан... я... я не хочу терять тебя.       Я скорей губами почувствовала, как его сердце участило биение. Он отдалился, выпуская меня из тепла, и посмотрел в упор со странным выражением на лице. Я заволновалась еще сильнее, не зная, как трактовать его магический взгляд. Мне все еще там казалась колючая стужа и одиночество... Эдриан собрался что-то сказать, я поддалась вперед, умоляюще и покорно принимая любое его слово. Но в эту важную минуту в комнату ворвался тот, кто меньше всего на свете должен был нас спалить.       — О, вот вы где, — он распахнул двери, приваливаясь к косяку и скрещивая руки. Его красивая бровь изящно изогнулась, добавляя в образ еще больше кошачьего. — Там Том рассказывает, где может быть Зевс. Сейчас пропустите самое интересное.       Наверно, в моем лице появилось крайне раздасованное и злое выражение, на которое Эдриан ответил таким же, но со смешинками в уголках глаз. Я смотрела на него, как на свое отражение. "Выйди из комнаты, Мерфи", — хотелось мне крикнуть. Внутри замечательно смешался коктейль из нежности, стыда и вины. Почему Мерфи приходится все это видеть? Почему он хочет остаться мне другом, наблюдая за моими чувствами к другому? Это больно... Но ведь он же не должен ломать свою действительность, зачеркивать старых друзей из-за расставания со мной.       — Пошли, — тихо сказал Эдриан не то, что хотел.       Я вздохнула, собираясь с мыслями, и прошла с Эдрианом из комнаты. Мерфи посторонился, положил ладонь на мою спину и мягко повел с собой. Я ощутила замешательство и неловкость от его движения, но вдруг меня крепко взяли за руку. Эдриан обозначил Мерфи границу, тот быстро убрал ладонь, завершая внезапное касание.       — Мерфи, — предупреждающе сказал Эдриан. Его взгляд восхитительно наполнился стеклом ревности, в этот момент я его полюбила очень сильно.       Мерфи безразлично пожал плечами и отступил. Я в полной уверенности, что хотел сказать Эдриан мне минуты назад, сжала его ладонь крепче и спрятала счастливую улыбку в вороте свитера.       Ты моя, Андреа.       Свитер и все вокруг пахло его постоянным свежим запахом лаванды и кедра. Я его тихо осознавала, особенно когда ощущала особую тревогу в районе легких. Мне оставалось только следить за своим дыханием, пресекая панику. Вдыхала золотую благодарную радость в виде облаков, выдыхала синее по цвету беспокойство.       Я благодарна за то, что знаю себя лучше. Лучше осознаю смысл жизни и свои силы. Благодарна за крепкие руки, пускающие стрелы точно в цель. Благодарна себе за независимость и прекращение желания всем угодить. Благодарна за понимание своих слабостей, что делает меня сильной, когда принимаю их. Я отношусь к своим чувствам с уважением и гордостью. У меня впереди много преград. Но я не боюсь принять помощь от других.       Мои безумно светлые мысли немного растворяли негатив, но, к сожалению, не полностью. Я училась ошибаться, не попадать по мишеням с первого раза, когда пришлось тренироваться с божественным артефактом — луком. Часть меня помнила ощущение победы и темного азарта Артемиды, преследующей свою жертву. Я день ото дня становилась жестче, честнее и ставила себя в приоритет, предпочитая одиночество долгим дискуссиям. Мне нечего было доказывать остальным, когда все себе доказала. Всю злость на неожиданно появившегося брата и на безжалостность своей судьбы я упорно вливала в тренировки, накладывая магические стрелы на тетиву и отпуская до черных точек перед глазами.       — Ты все искуснее и искуснее, — заметила Хизер на второй день моих отчаянных тренировок.       — А ты?.. Как-то тренируешься? — я ни разу не видела ее в деле, кроме того похода в кафе.       — Иногда у меня получается распространять вокруг себя тяжелую атмосферу, но от нее еще сильнее болит голова. Андреа, я не могу справиться... Мне очень страшно, — ее глаза заполнились слезами, я поспешила обнять Хизер за плечи и погладить вздрагивающую спину.       — Все так неожиданно происходит, да? Так неприятно и ответственно... — утешала я подругу тихим голосом.       — Я не знаю, готова ли я вообще. Все резко усложнилось, раньше было проще и спокойнее. Я не понимаю, что мне делать, чего я хочу. Будто потеряла себя, — Хизер рыдала на моем плече, ее нервы сдавали в последнее время.       Мне было искренне жаль, хотелось как-то помочь, направить подругу. В этом мягкой соленом человечке я узнала бывшую себя, и сердце нестерпимо обожгло горечью. Мне хотелось сказать, что все будет хорошо, что это пройдет. И она зря переживает. Но так бы я лишь обесценила ее глубокие чувства. Мне оставалось только замереть в успокаивающем движении, разрываясь в желании помочь и остаться в стороне. Возможно, это же и испытывал Эдриан, глядя на меня. Как же его разрушало этим противоречием!       Дни подготовки близились к завершению. Нам предстояло пройти лабиринт, где мог оказаться скованный Зевс, который мог бы помочь снять проклятие забвения с компании божеств. В тот вечер мне воочию посчастливилось увидеть Эдриана и Мерфи на пике своих сил: стены лабиринта содрогнулись от появления в них древнегреческого героя мифов — Минотавра.       Каменные стены будто сужались. Руки, держащие лук, затряслись от страха. Особенно они стали ходить ходуном, когда Мерфи закричал на меня в приступе паники:       — Андреа, не стой! Стреляй! — он на глазах превращался в Цербера, по всему телу расходились золотые трещины магии.       Незнакомая обстановка, Мерфи, превращающийся в чудовище, отлетевшая к стене Хизер от удара Минотавра. Все накладывало на меня такой незыблемый шок, что я впала в ступор и только трясущиеся руки выдавали мой панический страх перед неизвестностью. Я хотела чего-то нового, но не умирать. К такому никогда не будешь готов.       — Что?.. Как? — во мне будто пропали все силы. Раньше они подпитывались гневом, но теперь страх парализовал их, и не осталось ничего.       Монстр почувствовал мою беспомощность и направился прямо на меня. Я притягивала к себе неприятности, ведь не знала, как бороться перед лицом опасности. Можно сколько угодно тренироваться в спокойной обстановке, но стоит случиться той самой кризисной ситуации, и ты пропадаешь...       — Андреа, — воскликнул Эдриан, бросаясь ко мне, чтобы защитить. Краем глаза я увидела, как он превращается в сгусток дымной тени, и обомлела. В памяти воскрес тот день, когда пропал брат, а я видела черную фигуру на проезжей части... Это был он. Эдриан всегда присматривал за мной.       — Я с тобой, не бойся, — его вкрадчивый шепот раздался возле моего уха. Я мигом ощутила волну мурашек по коже.       Эдриан закрыл меня собой. Минотавр никак не мог ему навредить: парень блокировал любые удары. За его спиной я была в относительной безопасности до поры до времени. Тонкий звон, исходящий от его запястья во время ударов, заставлял бояться за чужую безопасность. Минотавру удалось отбросить Эдриана в сторону, когда его силы вырвались слишком нестабильным импульсом. Монстр воспользовался слабостью Ньюмана, ударил его об стену. Парень упал вниз и больше не пошевелился.       — Эдриан, — закричала я, стремясь к его обездвиженному телу. Но мне не дал вновь нападающий монстр. Мерфи подбежал к Ньюману, помогая перевернуться.       — Он без сознания, — сказал Цербер. Меня поразило громом ощущение непрерывного гнева.       А моя ярость пусть и тяжела восприятию, но была прекрасным подспорьем для дальнейших действий. Я всей своей взрывной силой наложила магическую стрелу на тетиву и горячим сердцем возжелала ранить того, кто ранил любимого мне человека. Лук засиял в моих руках подобно солнцу, он едва заметно дрожал, но теперь я не могла промахнуться. Здесь выход только убить, чтобы не мучиться дальше. И я убила, разорвала монстра насквозь.       — Вот ты и вернулась, — тихо сказал Мерфи в образовавшемся спокойствии. — Теперь ты настоящая, Артемида. Как ты себя чувствуешь?       — Очень... разъяренной, — я тяжело дышала, а потом не выдержала и всадила в неподвижное тело минотавра еще несколько стрел.       Вскипевший адреналин потихоньку сходил на «нет», оставляя после себя усталость и тревогу. Пока Мерфи подбежал к Хизер, помогая ей принять сидячее положение тела, я опустилась перед Эдрианом, непривычно бледным и помятым тяжелыми ударами монстра. Взяла его за руку и посмотрела на лицо, думая о своем.       — Ты же все еще со мной, правда? — прошептала, заливая его футболку слезами. Я шмыгнула носом, попыталась успокоиться, но и это было бесполезно.       Мне пришлось только смириться с неизбежным проявлением поздних чувств. Друзья позади меня резко замолкли, когда я тихо заплакала над Ньюманом, покрывая его щеки, лоб, шею, губы солеными дрожащими поцелуями. С закрытыми глазами я не боялась, что кто-то заметит меня и остановит. Каменный коридор и все остальное стало незначительной деталью, важной оставалась моя тяга пробудить Эдриана, помочь ему. Но иначе я боялась, что он очнется и увидит меня такой, оттолкнет.       Была незаметна секунда, когда парень шокировано открыл глаза и увидел меня, целующую его с закрытыми глазами. Мимолетным движением губ он углубил поцелуй. Эдриан положил руку мне на спину и крепко прижал к себе. От неожиданности я сама распахнула глаза и встретилась с его внимательным блестящим взглядом. От смущения уперлась в его твердую грудь руками, но Ньюман не дал отстраниться от себя, только еще сильнее захватил мои губы, так что они стали неметь.       — Эдриан, мне... столько нужно тебе рассказать, — первое, что произнесла я, когда прекратился наш долгий поцелуй.       — Домой ко мне вернемся, и все расскажешь, — с сияющей улыбкой ответил он, стирая на моих щеках застывшие слезы.