токийские гопники порвут за тебя

он обнимает тебя нежно, трепетно, боится даже немного сдавить, словно ты самая драгоценная фарфоровая кукла в его обширной коллекции, но, честно, ты была чем-то большим; чем-то таким… далёким и прекрасным, ты была негласными обещаниями о любви. такаши идеален всегда и везде. он красивый, чуткий и он до беспамятства любит тебя. мицуя отзывчив и внимателен. он обнимает в ответ, когда обнимаешь ты; он целует в ответ, когда целуешь ты; он любит в ответ, когда любишь ты. и, конечно, сам проявляет в этом инициативу. ваша любовь — идеал, сошедший с картинки; это то, о чём пишут песни и стихи. вы не любите страстно. только спокойствие и умиротворение, о котором мечтают многие. это, наверное, прекрасно, но это не то, чего тебе хотелось. тебе по-настоящему не хотелось идеала; хотелось чего-то шероховатого, что нужно довести до этого самого идеала упорной работой. разве любят так? ты знаешь, что нет, потому что помнишь, каково это — любить до беспамятства. ”ты мне важен” — шепчешь ты, когда такаши целует твои ладони перед сном. и твоё ”ты мне важен” не подразумевает настоящую любовь; оно подразумевает что-то правильное, что-то, что неустанно твердит ”так нужно”. ты думаешь, что так должно быть, потому не споришь, но в этом в любом случае было что-то сомнительное. один раз ты подметила, лёжа с ним на кровати, что почти не видишь собственного отражения в глазах мицуи — они светлые, лавандовые, как и его волосы. они похожи на цветы или нежную ткань, которую можно использовать для пижам, но не похожи на ночное небо без звёзд или кофе, который делали в кофейне рядом с его домом. — я могу увидеть в твоих глазах своё отражение, когда ты так долго смотришь на меня, — посмеиваешься ты, обнимая юношу за шею. кен молчит — даже не смеётся вместе с тобой и ты тянешь за поцелуем, на который он не отвечает сразу, первое время даже немного противится; но в этом не было и намёка на отказ, он хочет целовать тебя, просто это ”слишком смущающе для такого, как я”. и ты за это не обижаешься на него, потому что знаешь — просто рюгуджи такой человек. это, думаешь, по-своему притягательно. такаши ненавидит конфликты всей душой, всегда старается избегать и искать компромиссы, которые не будут нарушать границы обеих сторон. а если не получается — он просто сдаётся, не пытаясь защищаться или оправдываться, просто говорит, что неправ. и мицуе совсем-совсем неважно, правда это или нет — он никогда не позволит себе обвинить тебя в чём-то. даже если ты действительно виновата и стоило бы сказать — молчит, смотрит в пол и говорит ”извини”, которое стоит уже поперёк горла. ты не хотела этих извинений; ты хотела, чтобы он был как дракен — то неумолимо молчит, то скажет пару предложений, которые ранят тебя. — ты перебарщиваешь, — коротко кидает он, оставаясь невозмутимым. — кто, блять, тут перебарщивает? — ты не хотела повышать голос, но с таким, как кен, можно разговаривать только так, — я попросила уделить мне хотя бы немного времени на этих выходных, а ты вместо этого решил кинуть меня! — правды тут, думает рюгуджи, ровно половина — то, что ты попросила. он думает, что не бросал тебя; по крайней мере в его глазах это так. дракен признаёт свою вину, что не предупредил тебя, но не говорит об этом, потому что ты строишь из себя жертву, — я не понимаю, как ты мог променять наше свидание на своих друзей, — ты становишься тише, а твой голос еле заметно дрожит — ты плачешь. — не думаешь, что просишь слишком много от такого, как я? — рюгуджи смотрит исподлобья так, словно хочет тебя убить, — если хочешь — уходи. и это, честно, разбило тебя вдребезги настолько, что ты действительно ушла. такаши тоже больно, потому что он понимает тебя даже если ты молчаливо отнекиваешься. он всё, блять, понял уже как два года. понял, когда ты сидела в пустой комнате вашей квартиры и тихо плакала; если бы не всхлипы он бы даже не заметил — ты сидела неподвижно, твои плечи почти не дрожали, и когда он хотел спросить в чём он услышал твой шёпот: ”я так скучаю, кен”. и именно в этот момент у мицуи внутри что-то разбилось. что-то хрустальное — наверняка, сердце — и, если приравнивать это к чувствам, он не пытается собирать осколки — думает, что не сможет тебя оправдать; не сможет утешить себя, что ему послышалось или что это был сон. — такаши, — мягко зовёшь его ты, — мы можем поговорить? ему страшно; внутри всё сводит и он гулко сглатывает, потому что не может отказать тебе в разговоре. — мы должны развестись, — ты нервно перебираешь пальцы и не знаешь почему — мицуя, очевидно, не тот, кто скажет твёрдое ”нет” на это, когда услышит причину, но тревога берёт верх, — потому что я—… — я знаю, — он садится рядом и целует твои пальцы, — я всё знаю, милая. он безоружен; у него в запасе на тебя только слова, но и они ранят до глубины души как ножи, впивающиеся в кожу. но он решает сдаться, бросая на ковёр эти слова. он молчит. и ты думаешь, что лучше бы он выстрелил тебе в грудь.