Квир-теории

Глава шестая ЕБАНЫЙ АРМАНИ Краткое содержание: Продолжающиеся приключения Брайана Кинни, голливудской жены: Лос-Анджелес — хорошее место для покупок. Февраль 2002 года. Брайан Часть первая У меня никогда не было проблем с пробуждением со стояком. Но приятно, когда тебя слегка подталкивают, когда ты еще полусонный. Легкое прикосновение здесь, поглаживание там, несколько укусов, лизание… Погоди. Ебаный. Армани. — Рон! Черт побери! Рон! Пожалуйста, вытащи собаку из кровати! Пожалуйста! Теперь он прокладывает себе путь к моему лицу. Совершенно против своей воли я высовываю голову и смотрю на часы. Чуть больше 8:30 утра, так что Рон уже давно ушел. И он, очевидно, снова оставил чертову дверь открытой. — Кармел! — Я слышу, как ты кричишь. — Ты можешь забрать отсюда собаку? Пожалуйста. — Ты так кричишь с утра, что у тебя начнет болеть голова. — У меня уже болит голова. Не говоря уже о том, что эта тряпка с языком снова здесь. Разве ты не можешь просто запереть его на кухне? — Как я могу держать его весь день взаперти на кухне, когда мы все время туда ходим? Он бегает слишком быстро! Я хватаю Армани за шиворот и протягиваю ей: — Может быть, если ты случайно позволишь ему сбежать… на заднем дворе, койоты придут и заберут его. — Такая суета из-за маленькой собачки. Думаю, что вы слишком много проблем делаете из-за этого, Мистер Брайан, — зажав собаку под мышкой она бродит по комнате, собирая одежду, — вы бросаете красивую рубашку на пол, а потом хотите, чтобы я погладила ее как новенькую? Почему вы не можете повесить ее, как хороший мальчик? — Я был слишком пьян, чтобы найти вешалку, — пытаюсь зарыться лицом в подушку, но я уже слишком проснулся, чтобы придержать язык, — и я не очень хороший мальчик. — Знаю. Тебе просто повезло, что я люблю плохих парней. — Мне повезло. — Хочешь позавтракать? Ты можешь спуститься вниз и съесть немного овсянки. — Овсянка? Я лучше съем собачий завтрак. Когда я действительно проснусь, мне нужно будет что-то типа «Кровавой Мэри». — Ну, тебе скоро придется вставать, потому что сегодня утром нам нужно пройтись по магазинам. — Черт возьми, я забыл. — Мистер Рон сказал вчера вечером. Черт побери! — Я не могу. Сегодня мне нужно выйти и купить себе новый костюм. — Вот мы и поедем. Так что не засыпай снова, — она выходит из комнаты, — или я положу собаку обратно к тебе. — Я не собираюсь целый день возить тебя по городу! — она ушла. — Ты меня слышишь? Невероятно. *** — Итак, когда ты приедешь? Хочу сделать кое-какие приготовления. — Я же сказала, что у нас сейчас середина семестра. Я не могу просто бросить занятия и уехать на две недели… — Три недели. — Брайан, я не могу оставаться там три недели — у меня здесь есть обязанности. — Как насчет весенних каникул? Когда они будут? — Только в марте. — А когда это будет? — Брайан, у тебя там нет календаря? — Ну, почему? Все дни выглядят совершенно одинаково. — Ну, сейчас февраль, так что мы говорим о следующем месяце. А весенние каникулы всего на неделю, и я не смогу остаться на три, несмотря ни на что! — Сука. — Просто говорю тебе правду. Это ТЫ ведешь себя как мудак. И, кстати, как долго ты собираешься держаться подальше от своей работы? Они не могут платить за такой «длительный отпуск», который ты взял. Ты даже не можешь притвориться, что это какая-то семейная проблема. — Все в порядке. Разве ты не получаешь чеки для Гаса регулярно? — Это не то, что я имела в виду. Я говорю о тебе. Ты собираешься продолжать жить в лофте? Как ты собираешься платить за все, если не работаешь? — Это моя проблема, а не твоя, Линдси. — Я знаю, что Джастин все еще живет там, но это не может продолжаться бесконечно… — Я уже говорил тебе, что если ты упомянешь это имя, я повешу трубку. — О, повзрослей, Брайан! — Я вешаю трубку! — Тогда мы с Гасом никогда, никогда к тебе не приедем… — Это шантаж. — Да, хотя обычно это твоя тактика. Так что не вини меня, если использую ее против тебя, — долгая пауза, — ты здесь? Брайан? — Я здесь. — Давай не будем ссориться по телефону, ладно? — Я и не начинал, — Кармел входит в комнату, проверяя мусорные корзины, чтобы опустошить их, — ты кому-нибудь говорила, что я тебе звонил? — Нет, я обещала, что не буду. Даже с Мелани чувствую себя предателем, хранящим от нее секреты. Кроме того, я все еще думаю, что глупо притворяться полностью отрезанным от всего, особенно если ты говоришь со мной почти каждый день. — У меня есть свои причины. — Уверена, что они тоже совершенно нелепые. Что ты там делаешь целый день, если не ищешь работу? — Я работаю с пятнадцати лет. Я в отпуске. — Серьезно?! — Я работаю над своим загаром. — Теперь я знаю, что это ложь — ты не позволишь никаким ультрафиолетовым лучам приблизиться к тебе ближе чем на шесть миль. — За исключением белой вечеринки. — Я тебя умоляю, даже там ты наносишь так много солнцезащитного крема, что это сводит на нет весь эффект. — Ну, ты должен быть осторожен, когда у тебя такая нежная ирландская кожа, как у меня. Кармел закатывает глаза. Я показываю на свой член. — Хм. Что я там не видела. Можешь оставить его себе. — Кто это, Брайан? — Кармел. Она как раз собиралась уходить. — Скажи своей подружке, чтобы она поскорее привезла сюда ребенка! Мы с мамой ждем его! — она выходит, волоча за собой мусорный мешок. — Я и пытаюсь! И она не моя подружка! — я снова поворачиваюсь к телефону. — У этих женщин детская лихорадка. Они так хотят заполучить Гаса, что сводят меня с ума. — Значит, это не ты хочешь, чтобы мы были там, а горничные? — Нет. Я хочу, чтобы ты приехала. — Только не говори мне, что тебе там одиноко. Когда весь голливудский гребаный фестиваль у тебя под рукой? — Никогда не чувствую себя одиноким. Я не одинок. — Ты можешь лгать самому себе, Брайан. Можешь лгать Рону. Но ты не можешь солгать мне. Я слишком хорошо тебя знаю. — Может быть, ты думаешь, что знаешь меня. Или когда-то знала. — Как я уже говорила: повзрослей, Брайан! — Я и пытаюсь! Ладно? Но иногда… — Бедный малыш! — Знаешь, у этих женщин на кухне есть твоя фотография с Гасом. — Фотография? Где они ее взяли? — Наверное, это я им ее дал. Они хотели посмотреть, как выглядит Гас. Разве это когда-нибудь было ошибкой? — Но почему, ради всего святого? — Потому что теперь они думают, что ты похожа на героиню их любимой мексиканской мыльной оперы «La Rubia Novia» или чего-то в этом роде. Ты их кумир. — Это правда, Брайан? — Я тебя умоляю. Не мог же я придумать ничего настолько тошнотворного. — Это так мило! — Да. Их мечта — воссоединить тебя, меня и Гаса в одну большую счастливую семью, чтобы мы могли жить здесь под их благожелательной диктатурой. — О! И как бедный Рон вписывается в этот счастливый маленький сценарий? — Не уверен, что они уже поняли эту часть. Послушай, эти две женщины работают на Рона уже много лет и якобы преданы ему. Но им не терпится нанести ему удар в спину, и все это во имя «любви». — По-моему, это по-итальянски. — Без разницы. — И что же, по их мнению, ты там делаешь? — Они думают, что я бедный мальчик, пробирающийся через жестокий мир любым доступным мне способом, думаю. — Я всегда представляла тебя именно таким. — Сука, — я смотрю на часы, — мне пора идти — у меня свидание с новым костюмом. — Звучит вызывающе. — Так и есть. Это мое новое призвание. — И я уверена, что ты прекрасно справляешься с этим, как и со всем остальным. — Я позвоню тебе завтра. *** К тому времени, как я вваливаюсь в кухню, уже почти десять. Кармел сидит за стойкой и составляет список покупок, пока Мария помешивает какую-то ядовитую смесь на плите. — Эй, она знает, что мы не будем здесь сегодня ужинать? Что она делает? — Это не для тебя, не волнуйся. — Слава Богу. У меня расстройство желудка от одного только запаха. — Если бы вы больше ели и меньше пили, у вас не было бы такого плохого пищеварения. Хотите овсянки? Это полезно для толстой кишки. — Пожалуйста, оставьте мою толстую кишку в стороне от ваших разговоров. А пищеварение у меня просто отличное. Естественно. Я выглянул и увидел, что к гаражу подъехал грузовик: — Кто это? — Чистильщик бассейна. Когда я впервые попал сюда и услышал «чистильщик бассейна», я сразу оживился, представив себе, как Брендан Фрейзер резвится во дворе. На самом деле это был сморщенный филиппинец и его десятилетний внук. Так разбиваются фантазии здесь, в Ла-Ла-Ленде. — О, давно пора. Этот бассейн становился отвратительным, — я роюсь в холодильнике в поисках чего-нибудь выпить, — это та дрянь из консервной банки? Господи! Это же Калифорния — нельзя ли мне свежевыжатого сока? — Не произносите имя Господа всуе, Мистер Брайан. — Сдаюсь, — пью консервированный сок. — Завтра вы должны отвезти собаку к грумеру. Они позвонили сегодня утром и сказали, что он должен приехать. — Он должен приехать, хорошо. Но я его туда не повезу. Они могут послать за ним машину. — А почему нет? Вы возили его в прошлый раз. И больше никогда. Я никогда так не стеснялся быть педиком, как в тот момент, когда тащил этого маленького засранца в «Щенячий дворец», или «Пуделиную гостиную», или как там это называется. Двадцатиминутный разговор с самым горячим в мире собачьим грумером о том, какой цвет подойдет для ленты Армани, должно быть самая низшая точка в моем взрослом существовании. И когда я дал понять, что мне наплевать, какого цвета бант подходит для шерсти ши-тцу — к черту цвет, согласовывающий его со следующей «функцией» Рона — он не долго думая, просто нагадил на белый плюшевый ковер. И я хотел сделать именно это. Конечно, загвоздка была в том, что, выходя из этого заведения, услышал, как грумер сказал своему лакею: «Такой милый, но такой грубый!» Иди на хуй. Я иду и вывожу «Мерседес» из гаража. Рон купил его, чтобы возить свою мать, когда она его навещает, и я чувствую себя за рулем примерно столетним. Но не осмеливаюсь взять «Ягуар». После прошлого раза — нет. Я так напился в клубе, что понимал, что никогда не доберусь до дома, а как Джеймс Дин разобьюсь в первые две мили, или никогда не найду дорогу в лабиринте темных переулков и каньонов. Поэтому вызвал такси и оставил «Ягуар» на стоянке. И потребовалось три дня, чтобы найти его, так как я не мог вспомнить название гребаного клуба или где он был. Эй, Лос-Анджелес — это большой город. — Что ты делал в Питтсбурге, когда это случалось? — А… Майки отвозил меня домой… или кто-то еще. — Ну, сейчас их здесь нет. — Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю. Часть вторая Всякий раз, когда Кармел едет со мной, я даже не знаю, куда, черт возьми, еду. — Поверни сюда! Нет! Налево! Налево! — Господи! Дай мне какое-нибудь направление! — мы въезжаем на какую-то пыльную парковку, примыкающую к Мексиканскому рынку, — а ты не можешь просто пойти в «Эй-энд-Пи» или еще куда-нибудь и купить свое дерьмо? Я даже не знаю, что это за часть города! — Так какое это имеет значение для тебя? Ты просто веди машину и молчи. — Danke, Mein Führer. Вместо того чтобы остаться в «Мерсе», я тащусь за Кармел и Марией, пока они наполняют свои корзины и перекрикиваются с продавцами на головокружительном и, вероятно, непристойном испанском. Я знаю, что уже поздно, а мне еще нужно купить этот костюм. Черт меня побери, если я надену то, что надевал раньше на тот большой ужин в доме агента Рона. Наконец я сажаю их в машину, и Кармел направляет меня, кажется, через Сан-Диего, на Родео. — Вы можете сидеть в машине, можете разглядывать витрины, можете выехать на улицу и развлекаться в пробке, но, пожалуйста, дайте мне два часа, чтобы я сделал свое дерьмо, хорошо? — Так кто же вам мешает, Мистер Брайан? — Кармел пожимает плечами, и они с мамой уходят по тротуару, как Джулия Робертс. Первые два места, куда я еду — это полный отстой. — Это то же самое дерьмо, что было здесь в прошлый раз. У тебя нет ничего нового? — Мне очень жаль, Брайан, что это не соответствует вашим высоким стандартам. — Пошел ты, Роберт. Этот парень пытался подцепить меня каждый раз, когда я приходил сюда, и никак не мог вбить себе в голову, что я не заинтересован. Во-первых, не люблю дряблых, а этот парень такой же подтянутый, как пончик из Пиллсбери. Во-вторых, у него серьезные проблемы с фолликулами. Это может быть горячо, если вы молодой Шон Коннери. А Роберт — НЕТ. — А как насчет Томми Хилфигера? — Я иду на званый обед в Холмби-Хиллз, а не на студенческую вечеринку в Калифорнийском университете. В конце концов я покупаю пару паршивых носков. Все идет не очень хорошо. Я чувствую головную боль, только зарождающуюся в висках. Второе место, если уж на то пошло, еще хуже. Продавец там какой-то новый парень, который может быть интересным. Вот только Ричард Симмонс по сравнению с ним похож на Клинта Иствуда. Я имею в виду, что есть деревня, а есть ДЕРЕВЕНЩИНА, и этот парень — ничто иное, как заглавные буквы. «Деревня» делает мой член мягким. Он вытаскивает каждый кусок дерьма, чтобы произвести на меня впечатление. Это не работает. — Это ИДЕАЛЬНЫЙ костюм для прослушивания! — он вытаскивает рубашку от Prada, которая просто кричит: «Я большой старый педик!» и идеально подходит для прослушивания на бойфренда недели в «Уилле и Грейс» и ничего больше. — Я иду не на прослушивание. Я иду на званый обед. — Званые обеды могут привести к прослушиваниям. — Я не актер. — НЕ актер! В Лос-Анджелесе ВСЕ актеры. А вы ТАААК красивы. — Да, я знаю. И все же я не актер. — Я могу дать вам номер моего агента. Уверен, он с УДОВОЛЬСТВИЕМ возьмет вас на работу. Абсолютно уверен. У ЭТОГО парня есть агент? Господи! — Этот всего лишь званый обед с ебаными агентами. Мне просто нужен костюм, мне не нужен семинар по созданию связей. — Если вы не актер, то может быть ПИСАТЕЛЬ? Если у вас есть сценарий, я знаю человека в агентстве Кларка-Магнусона. Они ищут экшны. Что-нибудь для Брюса Уиллиса? — Экшны? Неужели я выгляжу так, будто даже если бы я написал сценарий, то написал бы гребаный экшн? Брюс Уиллис? Господи! — Если вы не актер и не писатель, то что же еще остается? — Кроме гребаного продавца в магазине одежды, ты имеешь в виду? Я же содержанец, как ты думаешь? — ДЕЙСТВИТЕЛЬНО? КТО? Этот парень просто невероятен. — Том Круз и Джон Траволта делят меня. Чередуя недели. — РЕАЛЬНО?! — Думаю, я уже достаточно насмотрелся. К настоящему времени головная боль полностью охватила всю мою голову. А у меня еще целый вечер впереди. И до сих пор нет гребаного костюма! Наконец, направляюсь к своему старому резерву. Я почти всегда что-то здесь нахожу, но ненавижу это место, потому что менеджер — страшная блондинка-Амазонка, которую я считаю Ильзой-волчицей из СС. Уверен, что она должна быть лизуньей, но она такая гомо-ненавистница, что можно почувствовать, как это изливается из нее. А поскольку ее персонал — всего лишь маленькие запуганные педики, она весь день находится в своей стихии. — Мистер Кинни. Приятно Вас видеть. Она протягивает мне руку. Это холодно, холодно, холодно! Она смотрит мне прямо в глаза. Она высокая, но даже учитывая высокие шпильки, я выше. И она ненавидит это. — Особый случай? Может быть, поездка? Как мы можем удовлетворить Ваши потребности сегодня? Жуть. Возможно, я никогда больше не буду смотреть фильмы с Марлен Дитрих. — Званый обед. Сегодня вечером. Мне нужно что-то… потрясающее. Блядь. Почему бы не включить гея? Ее маленькая свора подчиненных стоит рядом, выпучив глаза. — Сегодняшний вечер. Времени на переделки не будет. Обычно Вам нужно что-то… подгонять. Пытаюсь представить, как она подносит ножницы к моим яйцам. Я так не думаю. — Тогда мне придется смириться с этим. — Давайте посмотрим, что у нас есть такого… подходящего? Она натянуто улыбается. Подчиненные дружно кивают. Черт, это просто как рекламный ход, со всей этой фальшивостью и поцелуями в задницу. На всем протяжении паршивого куска ткани с прикрепленной к нему этикеткой. Чего я и хочу. И я сразу понимаю, что у нее есть именно то, что мне нужно. И она заставит меня попотеть из-за этого. Почти разворачиваюсь и топаю вон оттуда. Но это всего лишь игра. Если я уйду, она выиграет. К тому же, я не получу костюм. Она приказала своему Легиону принести несколько вещей. Это и есть дразнилка. Она знает, что все это неправильно — неправильные цвета, неправильный материал, просто все неправильно. Я рассматриваю их в любом случае, но указываю, насколько все это скучно. Думаю, что может быть еще скучнее? Если бы Ильза отсасывала мне. Скучно. Если бы у меня были часы, я бы многозначительно посмотрел на них. Наконец, она начинает размахивать передо мной хорошими вещами. Да, конечно, это Armani. Эта женщина слишком хорошо меня знает. Но у нее также есть Prada, которого не было в других местах — это вполне возможно. Перри Эллис — я так не думаю. Versace — это не совсем подходит для данного момента, но, возможно, для чего-то другого. Ладно, она знает, что у нее есть я. Подчиненные сейчас стаскивают с меня одежду — Господи, в банях бывало более тонко. Теперь у меня перед носом болтаются всякие мелочи — галстуки, рубашки, туфли, шарфы. Один из вассалов приносит шляпу. — Ну, нет! Никаких, блядь, гребаных шляп. Я что, похож на Трумэна ебаного Капоте, мать его? Ильза снова улыбается своей жуткой улыбкой. Думаю, что она единственная, кто даже получает рекомендацию. Неважно — она единственная, кому это нужно. — Запомни, Джеффри: никаких шляп для мистера Кинни. О, она злая. Определенно между сланцевым Armani и палевым Prada, я должен просто сказать «к черту все это» и взять оба, но должен быть в состоянии принять решение. Разве речь не идет о том, чтобы выбрать одно и оставить другое? Разве это не философия? Кроме того, я могу вернуться и забрать другой на следующей неделе. Конечно, я беру Armani. И пару рубашек. Я передаю ей туфли. Она права насчет переделки — она нужна, особенно брюки, но на этот раз мне придется их подвернуть. Никто на этом любовном пиру агентов все равно ничего не заметит. Я могу вернуться позже и сделать все как надо. Но пока придется обойтись этим. Один из маленьких подчиненных немного колеблется. Он молод и смутно напоминает англичанина, хотя, когда он открывает рот, это чистый парень из Долины. Если бы он не был таким подхалимом, я мог бы подумать об этом. Но не сегодня. И не завтра. О, черт возьми. А теперь наступает та часть, которую она так долго ждала. Та часть, где Ильза может ткнуть меня. Ну, ладно. В Питтсбурге, вытащив платиновую карточку, я всегда получал капельку почтительного подхалимства, если не получил его раньше. С таким же успехом я мог бы дать ей четвертак чаевых. Я все равно начинаю доставать карточку, а она там, с раскрытой Красной книжечкой. — Может быть, мы снимем деньги со счета Мистера Розенблюма? Вассалы останавливаются, глядя на нее, а затем на меня. Какого хрена. — Почему бы и нет, — я прячу бумажник, — о… и еще отбросьте туфли. Если вы собираетесь сделать гадость, делайте это правильно. *** Девушки ждут у машины, нагруженные сумками с покупками. — Что, черт возьми, у вас там? — Там была распродажа! Ты не поверишь! — Кармель радуется. Мария кивает. Она показывает мне сумку полную дизайнерского нижнего белья, все в больших размерах. — Хм. Вы сможете продемонстрировать его для меня позже. — Ты плохой мальчик, если так говоришь! Кармел сажает мать на заднее сиденье, а сама забирается на переднее. Поскольку дама в хорошем настроении, она указывает мне самый быстрый путь назад, вместо того, чтобы ехать через чертовы кулички. В один прекрасный день я должен раздобыть себе гребаную карту. Когда мы входим в дверь, это похоже на взрыв. Собака лает и прыгает вокруг, девочки кричат на него по-испански, а Рон орет из своего кабинета. Это не помогает моей головной боли. Я пытаюсь сделать крюк к бару, чтобы налить себе хорошую порцию чего-нибудь покрепче, но Рон перехватывает меня. Он говорит о всякой хуйне, которую я не могу понять даже в хороший день. В мире кино есть проблемы, и он не может допустить, чтобы что-то пошло не так с их ведущим актером (не Джимми Харди, а молодой горячий — нет! — предпологаемый жеребец, играющий «Олимпийца»). Поскольку у меня есть только смутное представление о том, что именно не так или какое отношение эти люди имеют к самому фильму, я пытаюсь прояснить, что предупреждать меня, чтобы я ничего не говорил об этом, бессмысленно. — О… звонили из твоего офиса. На автоответчике есть сообщение. Он звучит раздраженно. Любое сообщение из Питтсбурга, каким бы тривиальным оно ни было, приводит его в уныние. Конечно, это Синтия. Мне придется перезвонить ей завтра насчет страховки на джип. И я уверен, что у нее есть миллион других вопросов, на которые уйдет целая вечность. Я хотел бы остановить Рона на пару минут и поговорить с ним о нескольких вещах, но он… занят этой съемкой и жалуется на свою работу и то, что собирается с ней делать, что звучит довольно несущественно по сравнению с многомиллионным фильмом, который балансирует на грани. Поэтому я сосредотачиваюсь на том, чтобы одеться. Моя самая большая жалоба на весь этот штат — это ситуация с душем. Это просто смешно. В этом доме шесть ванных комнат с шестью душевыми (и это включает в себя бассейн и комнату для девочек), и не один из них не может создать достаточное давление воды, чтобы сдуть пыль с мухи. Мне нужно остудить свою гребаную голову, но вместо этого я получаю жалкие брызги, как тепличная орхидея. Это не то, что мне нужно. И, да, и Рон, и Кармел объяснили, что давление воды тщательно регулируется… бла-бла-бла. Но я все еще не ложусь спать допоздна, придумывая способы протащить приличный душ из Канады или Питтсбурга, или где там еще не запрещено мыть свои гребаные волосы. Рон очень нервный, и заставляет и меня нервничать из-за его ерзанья и подбирания пылинок. Тем более, что Armani идеален. За исключением облегающих брюк, но он и за миллион лет этого не заметит. — Если ты не отойдешь, я выброшу костюм в окно и надену джинсы и черную кожаную куртку. И пойду вот так. В любом случае, они этого ждут, не так ли? — Господи! Нет. Что заставляет тебя говорить что-то подобное? — Даже не знаю. Просто впечатление, которое я получаю от тебя — с тех пор, как ты перевязал мой сраный галстук три раза. Трижды! Почему бы тебе не пойти в ванную, не подрочить и не дать мне спокойно одеться? Удивительно, но он спускается вниз без возражений. Я беру примерно четыре таблетки тайленола и запиваю их бутылкой мексиканского пива, которую стащил из холодильника Кармел. А еще думаю как мне попасть в бильярдную, чтобы достать косяк или два из моего тайника. У меня такое чувство, что они понадобятся еще до конца ужина. Мне удается попасть туда, пока Рон разворачивает «Ягуар». У меня есть целый ассортимент вкусностей, спрятанных в коробках с дискетами, хранящихся вместе с компьютером. Какой-то старый приятель Рона жил в этом доме около полугода пока они работали над каким то сценарием и он оставил компьютер, когда проект перешел в постоянный оборот. Я захожу туда и путешествую по интернету, когда у меня есть настроение. И еще потому, что Кармел боится, что если она дотронется до компьютера, то он взорвется (Бог знает, что сказал ей друг Рона, чтобы держать ее подальше от этого), я могу хранить там все, что угодно, не беспокоясь о том, что она шарит, вытирает пыль и исследует. Не могу поверить, что он хочет ехать прямо сейчас. Никто в Лос-Анджелесе не ужинает так рано. Никто в Айове этого не делает! Я стараюсь объяснить концепцию драматического вступления, которая только усиливается моей обычной опорой на «ирландское время» (где-то от 20 минут до двух часов, в зависимости от ситуации). Что я прихожу, когда прихожу, и еще никто не жаловался. Рону это не нравится. Он так чертовски пунктуален. — Я хотел оставить немного времени, чтобы купить бутылку вина. Принести бутылку на вечеринку — это то, что, как я думал, закончилось в колледже. Но Рон все еще делает это. Он понятия не имеет. Фредди Уотсис, его агент, вероятно, имеет винный погреб, такой, что доктор Дейв позеленеет от зависти, но Рон все равно тащит с собой бутылку. Мы останавливаемся у винного магазина, и я пытаюсь убедить Рона, что у нас еще много времени, чтобы пойти выпить по-настоящему, прежде чем мы столкнемся с тем, что начинает походить на какую-то испанскую инквизицию. Кроме того, мне нужно быть гораздо более выпившим, чем сейчас, если хочу пережить сегодняшнюю маленькую еблю мозга. — Давай. У нас еще есть… эм… сколько сейчас времени, Рон? — Где твои часы? — Я их не ношу. — Ты их потерял? — Черт возьми, нет. Я просто забыл их надеть. — Брайан, я купил тебе три пары наручных часов, и все же, кажется, у тебя никогда не бывает часов, когда тебе нужно знать сколько сейчас времени. — Я кого-нибудь спрашиваю. — Но если ты носишь свои часы, тебе не нужно никого спрашивать! Три пары часов. Кому нужны три гребаные пары часов? Особенно, когда у вас нет никаких назначенных встреч, где вы должны быть в нужное время. Так в чем же дело? Ролекс очень хорош, Патек Филипп кричащий, а у Эрмес есть три маленьких циферблата на циферблате, которые дают вам больше информации о времени, чем вы когда-либо хотели бы знать. Я чертовски НЕНАВИЖУ часы! Тик-тик-тик! Привязанность ко времени никогда не была тем, что я мог бы переварить. Теперь каждый раз, когда Рон видит меня без часов, он думает, что я их потерял, и появляются еще одни. — Похоже, ты никогда не теряешь этот дешевый браслет. Но все эти часы… — Они не потеряны! — этот вечер начинается не очень хорошо. — Я просто забываю их надеть. Тем временем продавец слушает все это с напряженным интересом. Он милый, но мне хочется дать ему в морду. Рон ставит бутылку вина рядом с кассой: — Не забывай, что Фредди Вайнштейн — мой агент. Это место будет кишить людьми из его агентства. Я завишу от этих парней в плане контактов и связей, так что… — Ну и что? Откуда все это берется? И вообще, что кто-то наговорил, чтобы сделать его таким параноиком? Теперь я параноик! — И что же, по-твоему, я буду делать? Позорить тебя? Как? — Нет, я никогда так не думал. Я просто хочу, чтобы ты произвел хорошее впечатление на этих людей… — Рон, а почему тебе не плевать на то, чтобы произвести впечатление на группу прославленных бухгалтеров? — я представляю комнату полную Тедов Шмидтов, все в костюмах за две тысячи долларов. Господи! — Ради Бога, ты же ХУДОЖНИК, черт возьми. Это они должны пытаться произвести на тебя впечатление. Внезапно Рон наклоняется и целует меня. Я немного удивлен. Продавец ухмыляется. Мне очень нужно выпить, блядь, но я знаю, что не смогу в ближайшее время. Часть третья Вечеринка проводится в доме агента Рона, если слово «дом» подходит для мавзолея, который обладает всем уютным очарованием Центрального вокзала. Вы должны задаться вопросом, каково это — жить в таком месте: бездомные люди, живущие в общественных зданиях, должны чувствовать бОльшую симпатию к своему окружению. Подъездная дорожка все тянется и тянется, как та сцена в «Ребекке», когда думаешь, что они никогда не доберутся до дома, а потом — вот он: большой, уродливый и созданный для Хичкока. Я ожидаю, что домработница с булочкой и плохим отношением встретит нас у двери. Или, по крайней мере, молодой и симпатичный парковщик. Рон останавливает «Ягуар», и парень с отвисшей челюстью, выглядящий по меньшей мере на пятьдесят, берет ключи. Блядь. Где же все эти безработные актеры в наши дни? Они не могут ВСЕ быть на Бора-Бора, притворяясь обычными людьми в реалити-шоу. Уже с самого начала было очевидно, что это место забронировано. Единственное, что я могу себе представить, это то, что они не могут бодрствовать после девяти вечера, поэтому им приходится начинать вечеринку рано. Это действительно вселяет в меня некоторую надежду. Если мы сумеем убраться отсюда к чертовой матери по-раньше, то потом отправимся в клуб. Ладно, я могу пойти с этим Фредди Вайнштейном, агентом Рона, на самом деле он неплохой парень. Он взял Рона к себе много лет назад, когда ни одно из более крупных агентств не прикоснулось бы к «гомосексуальному» режиссеру. Это смешно, потому что агентства кишат педиками, как внутри, так и снаружи. Но Фредди лично понравился Рон, и он связал его с некоторыми «законными» проектами (то есть, не гей-порно и документальные фильмы, которые он в основном делал), такими, как музыкальные клипы, рекламные ролики, а также некоторыми «очень особенными эпизодами» «Дорогого Джона» и «Мэтлока». Это он представил Рона Джимми Харди, который собирался снимать свой важный фильм, «Играя-педика-со-СПИДом» под названием «Свобода». Ладно, он получил за него все большие награды, но это все равно пустяк, давайте посмотрим правде в глаза. Но я не могу сказать этого Рону. Джимми устроил его помощником режиссера на эту штуку, и они работали над «Олимпийцем» с тех пор. Думаю, что Фредди тоже каким-то образом вовлечен в этот проект, и не только как агент Рона. Я не могу этого понять — это как гребаный Кремль: ты должен знать, как читать тайные знаки, чтобы понять, что там на самом деле происходит. Фредди, наверное, за пятьдесят — здесь всегда трудно отличить пластическую операцию от солнечных ожогов. В отличие от некоторых агентов, которые выглядят как продавцы подержанных автомобилей, у Фредди есть небольшой класс. Он не носит плохой парик или золотые цепи на волосатой груди. И действительно, кажется, читал некоторые из книг, которые упоминает, и определенно знает актеров, которых называет, так что он не полный лжец. Но все равно заставляет меня чувствовать себя некомфортно. То, как он смотрит на меня. Обычно я могу сказать, что парень думает прежде, чем он сам поймет, о чем думает. Но Фредди — пустой. Я даже не был уверен, что он действительно натурал, а я никогда не ошибаюсь в этом. Может быть, в этом и заключается секрет его успеха: личность с абсолютно покерным лицом. И его дом идеально «спроектированный и украшенный для чистого эффекта» — больше ничего не говорит. Интересно, есть ли у людей, живущих в таких местах, как это, маленькие тайные комнаты, где они НАСТОЯЩИЕ. Не место, построенное каким-то наемным лакеем, а место, где они действительно живут, когда никто не смотрит. Не помогает и то, что Рон нервничает, как чертов кот. Он жонглирует этой дурацкой бутылкой вина, и уверен, что он уронит ее или как-нибудь прольет на себя, как незадачливый герой комедии положений. А потом дверь открывается, и он несется вперед, что-то бормоча и подпрыгивая. Он разговаривает с женщиной, которая, скорее всего, жена Фредди. Надо отдать ему должное, он, похоже, сохранил оригинальную модель, что, я думаю, кое-что значит. Матовая блондинка, конечно. Загорелая до состояния рака кожи, в белом брючном костюме, чтобы подчеркнуть это. Крупные украшения. Я имею в виду, именно крупные. И острые, как бритва, красные ногти, которые они все, кажется, имеют в виде смертоносного оружия. В смысле, блядь! Как они занимаются сексом с этими тварями? Как они это делают? Какой парень подпустит что-то подобное к своим яйцам? Это чертова загадка. — Наша хозяйка, Долли Вайнштейн. Долли, это Брайан, — Рон делает шаг назад и практически сбивает меня с ног. Она протягивает свою опасную на вид лапу, чтобы взять мою: — Ну, хорошо… так, так, так! Этот памятник искусству пластического хирурга оценивает меня так, словно я главный герой «The Antique Roadshow»*. — Какой красивый костюм, — она протягивает руку и гладит лацкан моего пиджака. Что было бы нормально. Вот только комплимент она адресует Рону, — Armani? — Да. На хуй Armani. Я должен был купить Prada. Она проводит пальцами по передней части пиджака. Она… блядь! Она трогает мой член! Теперь я отпрыгиваю назад. — Ах, извините меня. Вы должны быть осторожны с этим входом. Он немного скользкий, — она берет у Рона бутылку вина, поворачивается и жестом приглашает нас следовать за ней. — Пошел ты, Рон, — шепчу я. — Повзрослей, Брайан. Это Голливуд. Мы проходим через несколько комнат, каждая из которых оформлена в своем стиле или тематике. Должно быть, она меняла декораторов, или же их было несколько. Клянусь, одна из боковых комнат выглядит точно так же, как комната джунглей в Грейсленде. Большая часть общения, как обычно, происходит в большой комнате и вокруг бассейна. Во-первых, я хочу выпить. А как насчет официанта? Бармена? Все, что угодно, лишь бы занять себя, пока мы не выберемся отсюда. Но не тут-то было. Даже гребаного открытого бара нет! Что это за дешевое дерьмо такое? Какая-то семидесятилетняя старуха в костюме французской горничной ходит с заранее налитыми напитками на паршивом подносе! — Прошу прощения? Извините меня! Я мог бы…? — она проплывает мимо меня. Если она думает, что я пью… Шерри, она чокнутая. Слава Богу, что я принес косяки, похоже, на заднем дворе можно курить. Я оглядываюсь в поисках дороги к кухне — должно быть, там разливают выпивку, но все это место — гребаный лабиринт. Я даже совсем потерял Рона из виду. Другая удивительная вещь — это состав толпы. Они старые. Я имею в виду, что мы с Роном самые молодые здесь, и это не преувеличение! Некоторые женщины выглядят как вторые или даже третьи жены, что означает, что им может быть за тридцать. Но, черт возьми, в этом деле должны быть парни помоложе! А где же молодые горячие головы? Не приглашены сюда, это точно. Это, должно быть, настоящая старая гвардия, и я имею в виду антиквариат. Так вот почему Рон был так взволнован? И, конечно, никаких педиков. В этой банде нет ничего удивительного. Мужчины сбились в маленькие кучки и громко разговаривают, размахивая стаканами. Женщины присвоили себе бассейн и диваны. Кажется, они в основном проверяют друг друга. Изучают конкурентов? Они все должны знать друг друга. Каждая смена прически и инъекция коллагена должна быть предметом глубокого обсуждения. Мне жаль, что я не надел эти долбаные часы, так что не буду знать, когда смогу выбраться отсюда. Но ужин еще и не начинался. Это не значит, что в Лос-Анджелесе нет интересных людей — они есть. Но не в таких сферах, как эта. Неудивительно, что фильмы в наши дни в основном дерьмо. Вот такие люди решают, что делать! Люди, которых Рон должен целовать в задницу. И если я в ближайшее время не выпью, то закурю этот косяк прямо здесь, посреди комнаты. Кто-то хватает меня за руку. Ой-ой. Это наша хозяйка. — Мой дорогой мальчик, ты еще не выпил? — она обращается ко мне точно таким же голосом, каким разговаривала бы с шестилетним ребенком. — Как раз ищу где бы это сделать. — Давай посмотрим, сможем ли мы тебе помочь. Все еще держа меня за руку, она ведет меня через комнату, вокруг каких-то причудливых горшков и перегородок, и… ебать меня! — а вот и бар. Да, там председательствует парень, который, должно быть, возил в коляске Чарли Чаплина, но выпивка есть выпивка. Мне удается поймать себе большой Чивас. Но понадобится парочка таких. Рядом с баром есть диван, и я сажусь на него. Возможно, мне удастся спрятаться здесь и провести бОльшую часть вечера за выпивкой Фредди. Может быть, это и не лучший способ провести пару часов, но бесплатная выпивка — это бесплатная выпивка. Кроме того, я не могу избавиться от Миссис Фредди. Она продолжает кружить вокруг меня, подходя, чтобы сжать мое плечо своими красными лакированными когтями, задавая вопросы, и не дожидаясь ответов. Каждый раз, когда она бросается ко мне, боюсь, что она упадет мне на колени. Наконец она успокаивается. К сожалению, совсем рядом со мной. — Мы должны немного поболтать. — Да. Конечно. — Мы так любим Рона. (То есть мы знаем, кто он такой, А ты кто такой, черт возьми?) — И так интересуемся тем, чем он занимался в последнее время. (В смысле, где, черт возьми, он тебя подобрал?) — Ты кажешься таким интересным человеком. (То есть, вы доступны по часам или в долгосрочной пакетной сделке?) — Я уверена, что мы будем часто видеться с вами. (Это значит, что всякий раз, когда нам придется приглашать каких-нибудь педиков, мы обязательно позвоним вам) — Не могу себе представить, где сейчас Рон? Уверена, что он не хочет выпускать тебя из поля зрения. (То есть… держись) Теперь она положила руку мне на бедро. Очевидно, лично проверяет, что именно Рон не хочет выпускать из виду. Это нехорошо. Я вздрагиваю, когда эти красные ногти приближаются к моим… И вдруг я спасен. — Долли, — это Рон. Он держит шерри и улыбается заискивающей улыбкой, — дорогая! — Да. дорогой… — ей нужно немного подумать, — мы с Брайаном только познакомились! — Я думаю, Фредди искал тебя несколько минут назад. — О, уже почти пора подавать обед, — она встает, затем наклоняется, чтобы погладить меня по щеке, — мы закончим позже. Черта с два мы это сделаем! — Господи! Эта женщина — гребаный хищник! — Рыбак рыбака видит издалека, Брайан. — Эй, я охочусь только за теми, кто хочет, чтобы на них охотились. Тут есть разница. Рон таскает меня за собой, повышая мой уровень дискомфорта, представляя меня различным акулам и их товарищам, ожидая, что я буду вести светскую беседу с женами, пока «мужчины» обсуждают «бизнес». Очевидно, что вопросы, которые я действительно хочу задать, не лежат на поверхности. Кто ваш пластический хирург? Как вы трахаетесь с этими ногтями? Какая вы жена по счету? Он выглядит довольно старым — как вы думаете, вы останетесь на курсе? Какую смазку вы предпочитаете? Они все улыбаются мне, с их одинаковыми зубами и одинаково сконструированными носами. Это жутко. В конце концов мне удается выманить Рона на задний двор, где я вытаскиваю один из косяков. — Не понимаю, как ты можешь терпеть это дерьмо. Сколько лет тебе пришлось этим заниматься? — Множество. Ты учишься играть в эту игру. Это просто часть ведения бизнеса. — Тогда зачем тащить меня с собой? В этой ситуации шкаф начинает выглядеть как обнадеживающая альтернатива. — Может быть, потому что я десять лет приходил сюда в одиночку. Или приводил какую-нибудь затрапезную актрису, которая умирала от желания установить связи. Или ухаживал за чьей-то сестрой или матерью. Или с моей матерью, — он затягивается косяком. — Извини. — Нет, это ты извини. Я знаю, что это дерьмово для тебя, — он кладет косяк мне в рот, — может, я просто хотел тебя показать. У меня не так уж много возможностей для зависти. — Здесь довольно темно, почему бы тебе не подойти сюда? Примерно через пятнадцать минут подают ужин. Конечно, Рон сидит на одном конце стола, а я — на другом. Думаю, что эта стратегия должна стимулировать разговор с интересными новыми людьми. Предполагая, что в доме есть какие-то интересные люди. Рядом со мной никого нет. Старик слева игнорирует меня, а женщина справа, если уж на то пошло, напугана еще больше, чем я. К тому же она моложе, и это удивительно. Она оказывается «клиенткой» (читай: любовницей) одного из партнеров Фредди. Не знаю, где настоящая жена этого парня, но у него, похоже, хватает наглости привести сюда свою девку. И у жен есть ножи для нее, это чувствуется. Эта девушка, Диана, решает сблизиться со мной. Я не против. Она безобидна. У нее есть две темы для разговора: ее прослушивания и Джерри (бойфренд), в таком порядке. Она в значительной степени заполняет пустоту на нашем конце стола. Все, что мне нужно сделать, это кивнуть. Старик наедается, а потом засыпает. Все счастливы. Время от времени Долли окликает меня и задает вопрос — опять же, не дожидаясь ответа, прежде чем перейти к следующему человеку. Еда насыщена сливками и другими молочными продуктами. Я чувствую тошноту, просто глядя на нее, поэтому я отступаю и сосредотачиваюсь на салате. И вине. Диана тычет меня пальцем: — Ты готов к чему-нибудь? — Хм? Какого хрена? — Какие-нибудь партии? — Нет. Я не актер. — Правда? Я думала, актер. Тогда что ты здесь делаешь? — Я с ним, — указываю я на Рона. — Ни хрена себе? Я должна была догадаться, что ты педик. Все красавчики такие. История моей жизни. — Жаль тебя разочаровывать. — Не проблема. Это даже к лучшему. Джерри — ревнивый тип. — А кто такой педик? — старик внезапно оживает. Как раз то, что мне нужно. — Почти все, дедушка. — А? — Ничего. Диана хихикает, беря свою салфетку, чтобы прикрыть рот. — Думаю, мне нужно воспользоваться удобствами. Ты знаешь, где они находятся? Диана указывает на темный коридор: — Не заблудись. Я некоторое время блуждаю по коридорам, прежде чем нахожу нужную дверь. Гребаная ванная комната всего в два раза меньше моего лофта. Черный мрамор с золотой фурнитурой. Это похоже на зал ожидания Ватикана. Кругом зеркала. Ты можешь смотреть на свою мочу под любым мыслимым углом. Я вытираю руки об одно из черных полотенец, когда дверь начинает открываться. — Одну секунду. Но дверь приоткрывается, и входит Долли Вайнштейн. — Как у тебя дела? — она закрывает за собой дверь. — Отлично. Я уже ухожу. Но Долли преграждает мне путь. — Я сказала, что хочу посмотреть, как у тебя идут дела. Я отступаю, но раковина упирается мне в задницу, и мне больше некуда двигаться. Я видел быстрых рабочих в свое время — я сам один из самых быстрых, но Долли расстегивает мне молнию, и вытаскивает мой член за секунду. Я не знаю, смеяться мне или кричать «насилуют». — Ну и ну! Весьма впечатляюще! Определенно превосходит ожидания, как я и надеялась. Я вижу только эти красные ногти. Господи! — Извини, но… — я пытаюсь придумать, как убрать ее руки от меня, не будучи проткнутым насквозь, — я не занимаюсь… женщинами. Вообще. Никогда. Ложь, но очень слабая. Она скептически смотрит на меня: — Не говори глупостей. Ты сделаешь все, что угодно. В любой момент. Когда я скажу. — Но не сейчас. Каким-то образом я проскальзываю мимо нее и выхожу в коридор, засовывая свой член обратно в штаны. Я слышу, как она смеется в ванной. Интересно, у меня такое же красное лицо, как сейчас, когда я сажусь за стол? Через несколько минут Долли садится на свое место. Она улыбается мне, как кошка. Затем она наклоняется к одной из женщин и шепчет ей что-то на ухо. Черт! Теперь они обе смотрят прямо на меня. И ухмыляются. Позже, в машине, я рассказываю Рону всю эту унизительную историю. И он тоже смеется! — Я рад, что ты находишь это таким забавным. — Что ты хочешь, чтобы я сделал, Брайан? Вызвал Долли на дуэль? — Господи, она засунула руки мне прямо в штаны! — Туда, где раньше не было рук, верно? — Просто замечательно… — Не изображай из себя оскорбленную девственницу, Брайан. Тебе это не сойдет с рук, — он кладет руку мне на бедро и сжимает его, — «Расход духа в растрате стыда есть похоть в действии». — Значит, теперь я «Гамлет»? Так что ли? — Сонеты. Номер 129. Гораздо лучше подходит. Это означает, что когда вы тратите всю свою энергию на ненужный трах, вы становитесь скомпрометированными морально, физически, духовно. — Скажи это Долли. Я просто хотел отлить. — Я имею в виду в целом. В принципе. Ты, в частности. — Полагаю, это означает, что ты не хочешь идти со мной в клуб. Рон вздыхает: — Ты когда-нибудь проводил рекламную кампанию, зная с самого начала, что она будет безнадежной, бессмысленной? — Нет. Зачем мне тратить свое время? И время клиента? Все мои кампании имеют смысл и цель. — Тогда почему… я имею в виду, как насчет твоей жизни, Брайан? Какой в этом смысл и цель? В том, как ты живешь? Или жил до сих пор? — Я делаю то, что хочу. Никакого дерьма. Никаких извинений. Он ведет машину, качая головой: — Это должно быть чертовски неприятно, трахаться до забвения год за годом. И с таким небольшим удовольствием. И так много обид. Наверное, я не понимаю, как кто-то, у кого есть так много всего — внешность, ум, успех — может ненавидеть себя с такой интенсивностью, с такой страстью. Если бы ты наслаждался жизнью, я бы, наверное, сказал: «Отлично, сделай это» — есть более отвратительные и опасные занятия здесь, в стране излишеств, или даже в Питтсбурге! — он натянуто улыбается. — Но я не вижу никаких признаков удовольствия. Или радости. Может быть, когда-то они там и были. Но теперь это кажется не более чем бесполезным принуждением. И настоящим гневом. — Не надо меня психоанализировать, Рон. Срок действия твоей лицензии истек. — Мне грустно, Брайан, потому что я вижу там гораздо больше. Даже тогда, в Нью-Йорке, когда ты был… в беде во многих отношениях — я не видел в тебе такого отчаяния. — Да какая кому разница, в самом деле? Я причиняю боль только себе. — Ты? Только себе причиняешь боль? — я ничего не говорю. — А как же я, Брайан? — Думаю, ты переживешь все, Рон, даже меня. — Возможно. Но как насчет него? Мой желудок падает, как сломанный лифт. — Ты, должно быть, испытывал большое презрение к тому, кого смог так решительно и полностью вычеркнуть из своей жизни. — Все меняется. Когда все кончено, все кончено. Ты двигаешься дальше. — Возможно. Вот только мои телефонные счета говорят мне совсем другое. Часть четвертая — Просто зайди на часок. Один гребаный час! — Завтра утром у меня совещание по производству. Я еду домой. Если хочешь поехать со мной, прекрасно. Если нет, можешь взять такси домой. — Рон… — Делай то, что должен. А потом возвращайся домой. Я выхожу из «Ягуара» еще до того, как соображаю, что делаю. И он уезжает. *** В этом клубе все как обычно. Громко. Более молодая толпа, чем в некоторых. Но я не настолько неуместен. Многовато одежды, но это не всегда плохо. Это выделяет тебя. Отпугивает сброд. Обычно. Я нахожу место рядом с баром. Смотрю на танцпол. Осматриваюсь. Здесь нет ни одной гребаной души, с которой можно было бы поговорить. Такое место, как это, не очень-то способствует тому, чтобы заводить друзей. Не то чтобы я хотел подружиться с кем-то из этих людей. Но за то время, что я здесь, понял, что понятия не имею, как завести друга, даже если бы хотел его иметь. Всех, кого я знаю в Питтсе, за одним исключением, знаю либо через Майки, либо через Линдси. Их друзья. Их любовники. Их связи. Здесь то же самое. Всех, кого знаю, знаю через Рона. Что это говорит обо мне? Не то чтобы я хотел знать кого-то в этом клубе. Я могу хотеть трахнуть их, но не хочу знать их. И это, как я понимаю, в некотором роде неправильно. В каком-то смысле, я не могу понять. Это раньше такое место было моей естественной средой обитания. Теперь я чувствую себя здесь так же некомфортно, как и Рон. Да что со мной такое? Кто-нибудь, дайте мне десять центов, чтобы я мог купить гребаную подсказку. Пожалуйста. Парень кадрит меня. Темный. Мексиканец. Эсаи Моралес — типа того. Неплохо. Но… — Извини, не интересует. Появляется еще один. Мускулистый. Довольно отталкивающий. — Извини. Не интересует. А вот это действительно забавно. Тролль. Настоящий тролль. Это те, от которых вы не можете избавиться. — Ты прекрасен. Тебе кто-нибудь об этом говорил? Он что, черт возьми, шутит? — Да нет, ты первый, — он улыбается. Ужас, — отъебись! Он отодвигается от меня, но остается поблизости. Такие никогда не сдаются. Это их почерк — иногда они могут измотать добычу только благодаря упорству. Но только не меня. Я пью пиво и отгоняю еще несколько мух. В конце концов, все то, что я выпил у Фредди, плюс пиво начинает стремиться вниз. Я направляюсь в туалет. Там обычный зоопарк. Кто-то пытается схватить меня у двери, но меня интересуют только почки. Последнее, что хочу делать, это растрачивать свой член в этом туалете. Я выхожу из туалета и вижу, что в углу происходит что-то, что мне не нравится. Этот парень борется с ребенком, и ребенок недоволен. Одно дело — прижать кого-то к стене в клубе, и совсем другое — сделать это с тем, кто явно напился, и кто пытается убежать. Кто-то с короткими светлыми волосами… Я поворачиваюсь и решительно ухожу. Это не мое гребаное дело. Потом я поворачиваюсь и иду обратно. Парень пытается натянуть штаны, в то время как этот троль пытается стянуть их вниз одной рукой, а другой прижимает его к стене. Ребенок поскальзывается. Он отпускает штаны и пытается удержаться на ногах, чтобы не упасть на пол. Вот тогда троль достает свой член и начинает давить на него. — Эй! Троль испуганно поворачивает голову: — А? — Отъебись! — я хватаю его за воротник и тащу назад. Малыш сползает по стене на колени. — Вали отсюда к чертовой матери. Сейчас же. Он ведет себя так, будто собирается протестовать, но пьян или под кайфом и не очень хорошо фокусируется. И он на голову ниже меня, что заставляет его дважды подумать, прежде чем бросить мне вызов. В конце концов он просто уходит, спотыкаясь. Я опускаю руку и поднимаю ребенка на ноги. Он выглядит ошеломленным. Подтягивает штаны и пытается застегнуть их. — Эй! Ты хоть понимаешь, что делаешь? — он смотрит на меня. — И где твои друзья? С кем ты сюда пришел? — он отрицательно качает головой. Блядь. — Ты хоть представляешь, что делал этот ублюдок? — парень прислоняется к стене, пытаясь сориентироваться. — Ты ведь понимаешь, что у того парня не было презерватива? Ты меня вообще слушаешь? Ты меня слышишь? — Да, я… — он пожимает плечами. — Насколько ты глуп? Вот… — я достаю из кармана куртки пару пакетов, — возьми. Используй их. Не будь гребаным идиотом! Он смотрит на них и засовывает в карман брюк. — Ты, должно быть, пришел сюда с кем-то. Иди и найди своих друзей. И не принимай дерьма от людей, которых не знаешь! Господи, я чувствую себя здесь как папочка-полицейский. А теперь мне действительно нужно еще выпить. Я направляюсь к бару, но парень следует за мной. Это то, что мне совсем не нужно. Вот что я получаю за то, что сую свой нос не в свое дело. Теперь он будет преследовать меня всю ночь. Еще один преследователь. Я беру еще пива. Никогда не пью коктейлей в этих местах. Слишком много здесь повидал. Кто-то может подсыпать тебе что-то в напиток, прежде чем ты это поймешь. Я никогда не оставляю без присмотра даже бутылку пива. Люди действительно говнюки. Теперь малыш пристроился рядом со мной. Он пытается обвить руку вокруг моей талии. Мой желудок падает футов на десять: — Брось эту ерунду, ладно? — я покупаю еще пива и протягиваю ему. — Держись этого и оставь пока все остальное дерьмо, хорошо? Он кивает мне, но на самом деле не слышит. Смотрю на танцпол. Я никого не знаю, и никто не знает меня. Это должна быть идеальная гребаная ситуация. Тогда почему я не могу думать ни о чем, кроме как уйти? Почему я вообще захотел приехать? Может быть, Рон прав: я не знаю, какого хрена мне нужно. Это моя проблема. Допиваю пиво и направляюсь к двери. Пора уходить. Парень идет за мной по пятам. Не делай этого. Он берет меня за руку и тянет к месту под лестницей. Он шарит у меня в штанах. Давай покончим с этим. Я сам их расстегиваю. Так зачем же я это делаю? Какого хрена пришел сюда, если просто пытаюсь покончить с этим как можно быстрее? Неужели это просто привычка, от которой я не могу избавиться, как говорит Рон? Мы уже развлекаемся? Это займет некоторое время. Парень все еще под кайфом и понятия не имеет, что делает. И здесь не место для уроков. Рон уже дважды отсосал мне сегодня вечером: один раз на заднем дворе Фредди, когда мы вместе курили косяк, а потом в «Ягуаре» на стоянке. Так что это определенно займет больше времени, чем следовало бы. Я смотрю на белокурую голову мальчика. Не думай об этом. Не думай. Но если это закончится быстрее… Но потом будет еще хуже. Это я точно знаю. Блядь. Я закрываю глаза… *** После того, как отправил этого парня домой на такси, я понял, что мне не хватает денег на собственную поездку. Мы подъезжаем к дому, и я роюсь в кармане, но знаю, что у меня их нет. — Подожди здесь, я принесу наличные. — Долбаные педики, — бормочет водитель. — Что ты сказал? — Ничего, — он опускается на сиденье. Я иду по подъездной дорожке, — подожди минутку, — он делает мне знак вернуться. Он смотрит на меня, потом на дом, — эй, если ты отсосешь мне, мы будем квиты. Ну что? Идеальное завершение идеального вечера. — Я бы лучше отсосал Джорджу Бушу на национальном телевидении. Просто подожди, и я принесу твои гребаные деньги. Обшариваю кухню в поисках места, где Кармел хранит дополнительную наличность для доставки и чаевых. Я не могу его найти. Армани встает со своей корзины и следует за мной, путаясь у меня под ногами. Наконец я подхожу к их двери и стучу: — Кармел. Кармел. Проснись. Мне нужно, чтобы ты заплатила за такси. Это занимает несколько минут, но она открывает дверь, одетая в свой розовый халат и с бигуди на голове. — Что вы сделали со всеми деньгами, которые дал вам мистер Рон, Мистер Брайан? — Деньги уже потрачены, ясно? Мне просто нужно избавиться от такси. Потому что я не стал бы отсасывать этому парню, даже чтобы расплатиться с национальным долгом. Она возвращается с пачкой банкнот. Это не первый раз, когда такое происходит, и она дает мне понять, что я ей очень обязан. Я беру деньги на такси и тщательно пересчитываю их. Плюс минимальные чаевые. Мне больше не нужно дерьмо этого парня. Я кладу на прилавок остаток кармелиных денег. Поднимаясь по лестнице, начинаю ощущать действие алкоголя, который поглощал всю ночь напролет. У меня кружится голова, и я на секунду хватаюсь за перила. Это все, что мне нужно, чтобы вытащить Скарлетт О’Хара на лестницу. Армани стоит у моих ног и тявкает. — Заткнись на хрен. Я нащупываю вешалку и, как обычно, вешаю куртку на стул, а брюки роняю на пол. Вот тебе и мой новый костюм. Нахуй Armani. Сердце колотится, когда я ложусь в постель. Здесь так охуенно тихо. Теперь у меня паранойя. У меня в животе все переворачивается. — Рон? Рон? — Брось, Брайан. Разве ты не позаботился об этом, когда тебя не было дома? Дай мне передохнуть. Окей. Окей. Что угодно. Встаю с кровати и нахожу штаны на полу. На них лежит собака. Я надеваю их и спускаюсь вниз, стараясь не сломать себе шею. Иду в бильярдную и ложусь на диван. Он расскладывается, но у меня нет сил возиться с ним. Армани вскакивает и садится рядом со мной. У меня не хватает духу тронуть его. Он пытается подползти и лизнуть меня в лицо, но я мягко отталкиваю его. Не могу позволить себе отказать единственному здесь, кто ценит меня. Я должен был бы смертельно устать, но так бодр, как никогда в жизни. Слушаю эту чертову штуку в бассейне, которая издает сосущий звук. Какие-то странные звуки в каньоне. Пес тихонько сопит и похрапывает. Смотрю на телефон. Сколько раз я обещал себе, что больше не буду этого делать? Просто отпусти это. Отпусти ситуацию. Но я набираю номер. Снова. — Алло? Брайан? Это ты? Скажи что-нибудь, пожалуйста? Брайан? Ты можешь что-нибудь сказать? Господи, сынок, как громко я должен кричать, черт возьми?

*Американская телевизионная программа, транслируемая на общественных вещательных станциях Службы общественного телевидения.