Квир-теории

Глава тридцатая ЛЮБОВЬ МИНУС НОЛЬ/БЕЗ ОГРАНИЧЕНИЙ Краткое содержание: Питтсбург, понедельник, май 2002 года, и Джастин возвращается домой под дождем. Действие происходит непосредственно после главы «Быстрое питание» Джастин Часть первая Я тащился домой в лофт после сурового дня в школе. У меня была стычка с парнем Джея, который думает, что я их избегаю — и я их действительно избегаю. Мне надоело терпеть их дерьмо. И я не заинтересован в том, чтобы тусоваться с ними твинк-баре и накачиваться кристаллическим метамфетамином. У меня есть и другие вещи в моей гребаной жизни. Я остановился и заправил джип. Он жрет газ, как никто другой, хотя на самом деле не езжу никуда, кроме школы и магазина. Обычно заправляюсь всего на пару баксов за раз, но иногда ломаюсь и заполняю бак с помощью кредитной карты. Мне неудобно, я и так по уши в долгу перед Брайаном, давайте посмотрим правде в глаза: джип и лофт, мое обучением и студия. Мне понадобится миллион лет, чтобы все вернуть. Но планирую. Я не гребаный бездельник. Когда я подъехал к зданию, на моем месте уже стояла машина. Ну, это не МОЕ место на самом деле, но я думаю об этом именно так. Это место, где всегда парковался Брайан, и где я обычно ставлю джип. Но там стояла большая машина, «БМВ», пришлось пару раз объехать квартал прежде чем нашел другое место. Дождь лил как из ведра, и мне пришлось тащить портфолио через полквартала. Я был весь мокрый к тому времени, когда добрался до двери. Что вы знаете о плохом настроении?! Остановился и взял почту: флаеры. Для Брайана. Журнал. Для Брайана. Около сотни заявок на кредитные карты. Для Брайана. О, было кое-что для меня — счета. Из институтского книжного магазина. За художественные принадлежности. Ой. Поднявшись на лифте в студию бросил там свое портфолио. Думал остаться там и начать работать над некоторыми из моих проектов, но я промок и был сыт по горло тем, над чем работал. Предполагалось, что это будет произведение в смешанной технике, чтобы побудить нас поэкспериментировать с «найденными предметами». Найденные предметы были ужасны, и собрать их вместе каким-то связным образом было безнадежно. У меня еще оставалось время до срока, и я продолжал откладывать, чтобы поработать над сайтом Майкла и собственным компьютерным проектом. К тому же я умирал с голоду. Попытался вспомнить есть ли что в холодильнике. Наверное, куча коробок с остатками еды из закусочной и на вынос. Мысль о том, чтобы приготовить что-то только для себя, угнетала. Я даже подумывал съездить к Деб домой и перекусить там, но было еще слишком рано. Включив компьютер, проверил электронную почту. Затем просмотрел кое-какие материалы для сайта. Хотел было посидеть в студии пару часов, скачивая порно или играя в какую-нибудь «Расхитительницу гробниц», но даже это казалось не слишком привлекательным. На самом деле я не делал ни того, ни другого уже довольно давно и даже не заметил. Может быть, я наконец-то перерос часть этого дерьма. Понимаю, что такие люди, как моя мама и Дебби, хотят мне добра, хотят, чтобы я «рос», но иногда мне кажется, что на самом деле они этого не хотят. Мама до сих пор не знает, как со мной обращаться. Только что она защищала меня и вмешивалась в мою жизнь, и все ради «моего же блага», как она говорит. А в следующую минуту говорит, что мне все придется делать самому, что нужно быть уверенным в себе и все такое, потому что не может себе позволить заботься обо мне. Она имеет в виду финансовое положение, но я знаю, что и эмоциональное тоже. Не может справиться с моей сексуальностью, независимо от того, что говорит или в скольких парадах участвует. Ей меня не одурачить. Все это глубоко под кожей. Надеюсь, что это дойдет до ее гребаного ума! Наверное, когда Брайан уехал, она думала, что я как-нибудь «вылечусь», и все вернется в «норму», в ее представлении о «норме», как будто все, что было — благодаря его влиянию. Словно я не знал, кто я такой, еще до того, как ступил на Либерти-Авеню! И Дебби расстроилась, когда я ушел из закусочной. Уверен, что она была бы счастлива, если бы я провел всю свою жизнь, обслуживая столики, потому что это вся ее жизнь, так почему же я должен хотеть уйти, верно? Но работа в магазине более интересна, и я действительно могу использовать свой мозг, а не только умение вертеть задницей, и это доказывает, что он у меня все еще есть, даже после того, что случилось. Я справляюсь. Выживаю. Может быть, не самый счастливый турист в мире, но кто абсолютно счастлив, особенно в моем возрасте? Выключаю компьютер, закрываю студию и решаю, что вернусь позже поработать над своим материалом. Я слишком измотан, чтобы пройти пешком хотя бы один пролет, поэтому поднимаюсь на лифте. Открываю дверь, бросаю рюкзак и направляюсь на кухню, включая по пути пару ламп. Хотя и было чуть за полдень из-за дождя все казалось тусклым и мрачным. Кладу почту на стойку и направляюсь прямо к холодильнику. Мне действительно нужно составить список, сходить в магазин и запастись настоящей едой. Когда Майкл жил здесь, я готовил чаще, потому что легче готовить на двоих. Кроме того, мне нравилось получать немного благодарности за усилия. Майкл не сможет что-то приготовить, даже, чтобы спасти себе жизнь — наверняка, они с Эмметом питаются хлопьями, печеньем, молоком и пивом, так что он ест буквально все. Есть множество рецептов, которые я не осмелился бы опробовать на Брайане, Майкл съел мои кулинарные эксперименты без вопросов. Он был самый простой из возможных соседей по комнате. За исключением одного случая с телефоном, мне вроде как нравилось, что он здесь. Было приятно, что рядом кто-то есть. Я даже подумывал завести кошку, в здешних переулках полно всяких кошек, но у мамы, черт побери, сорвало крышу, когда я упомянул об этом. Она боится, что начнется смертельная аллергия! Как обычно, холодильник был полон пива, воды в бутылках и пенопластовых коробок из закусочной. Я открыл ближайшую коробку. Сэндвич с индейкой. И несколько лимонных брусочков. Хорошо. Деб дает мне еду домой каждый раз, когда я просто захожу поздороваться. По-моему, она просто отдает мне чей-то заказ — все, что готово. Вспоминаю, как она кричит на беднягу, который ждет свою еду, чтобы он не выскакивал из штанов, и она сделает ему еще один бутерброд с индейкой! Я даже не мог вспомнить, когда она мне это дала, но, должно быть, совсем недавно, потому что бутерброд выглядел довольно свежим. Сунув один из лимонных брусочков прямо в рот, понес коробку и почту на обеденный стол. Я ел и переворачивал страницы газеты. В новостях мало интересного. В Питтсе затишье, как и в моей жизни — ха! Одежда на мне все еще была немного влажной, но было слишком лень вставать и переодеваться. Потом я посмотрел на кухню и заметил что-то странное, торчащее из мусорной корзины. Странно, потому что сбор мусора на этой улице в понедельник, и утром я опустошил все корзины и выставил мусор на вынос. Отложив бутерброд, я подошел к мусорной корзине. В верхней части торчала газета, как будто кто-то затолкал ее туда, но не до конца. У меня вдруг возникло жуткое чувство. Я вытащил газету — «Нью-Йорк таймс». Взглянув на дату и чуть не уронил ее на пол. Сегодняшний выпуск. Единственным человеком, у которого был ключ и код от лофта, был Майкл, но он никогда в жизни не читал «Нью-Йорк таймс», если только в ней не было статьи о комиксах. Оставался только один человек, кто не будет считать день начавшимся, пока не прочтет «Нью-Йорк таймс». Сэндвич! Я повернулся и посмотрел на стол. Индейка на цельной пшенице, без майонеза. Первым побуждением было схватить рюкзак и бежать со всех ног. Вместо этого я посмотрел на спальню. Все панели были закрыты, а жалюзи плотно задернуты. Поскольку я здесь один, обычно оставляю все открытым. Так солнце будит меня утром, даже если будильник не сработает. Никогда не оставляю панели закрытыми. Или неон включенным. Сквозь щели между панелями я видел свечение. Почему я не заметил этого раньше? Потому что не смотрел. Не думал. Как я вообще мог думать об этом? Я не знал, что делать. Вытащил мобильник, но кому позвонить? Если позвоню Деб, она, как персонаж из фильма ужасов закричит: «Убирайся! Убирайся! Маньяк сейчас наверху!» Поэтому я повернулся и пошел прямо в руки маньяка. Распахнув дверь и шагнув на подиум, увидел на полу большой чемодан и кучу одежды, сваленную у шкафа. И его крепко спящим. Я чувствовал себя гребаным Медведем нашедшим Златовласку*. Если бы у меня был пистолет, стал бы я стрелять? Будет ли кто-нибудь винить меня? Но, конечно, я подошел на цыпочках и просто уставился на него. Я не знал, что, черт возьми, думать и что, черт возьми, чувствовать. Как люди могут выглядеть такими невинными, когда спят, даже когда они так охуенно виноваты? Я не мог себе представить, как он сюда попал, как будто его перенесли с помощью магии или НЛО, без какого-либо предупреждения или объяснения. Не знаю, потревожили его мои движения или уже долго спал и собирался проснуться, но он начал ворочаться. Я быстро вышел и закрыл за собой панель. Потом обошел вокруг и выключил свет, который включил. Если проснется, я не хочу, чтобы он знал. Меня тут никогда не было! Положив остатки бутерброда и второй лимонный брусочек обратно в холодильник, я имел полное намерение взять свои вещи и отправиться в поход. Но услышал, как он идет в ванную. Мочится. Потом зашумела вода. Он кашлянул и сплюнул в раковину несколько раз, смывая изо рта привкус сна. Я ожидал, что он выйдет из спальни и поймает меня. И полностью был готов бежать. Но потом он вернулся в постель. И — ничего. Я прислушался, стоя у двери и уловил тихий хриплый храп. Меня пробрал озноб. Он снова заснул. Это было странно. Во-первых, ему не нравится спать днем, даже несмотря на смену часовых поясов. Он никогда так не засыпал. Обычно просто бродил вокруг, ворочался, куда-то звонил, хотел трахаться. Но вместо этого снова заснул. Я подхватил рюкзак и направился к двери. Даже если он сейчас проснется, я смогу выйти и свалить прочь, прежде чем он успеет остановить меня. И вдруг заметил его пальто, брошенное на спинку дивана. Как, черт возьми, я пропустил это, когда вошел? Это просто доказывает, что вы ничего не видите, когда ничего не ищете. Я подошел и дотронулся до него. Легкое. Какой-то мягкий, кремовый на ощупь материал. Кашемир? Не знаю, я не королева лейблов. Лацканы снаружи были отделаны атласом. Рукава все еще слегка влажные. Я погладил его по плечам. Потом полез в карманы. Пара кожаных перчаток. Какие-то обертки от капель от кашля. Клинекс**. Нащупал внутренний карман и достал кожаный дорожный бумажник и, конечно же, два презерватива. Ну, некоторые вещи никогда не меняются. Оглянулся, как будто он наблюдал за мной, но в спальне не было никакого движения. Я тайком заглянул внутрь бумажника. Его паспорт. Билеты на самолет: Лос-Анджелес-Питтсбург, через Нью-Йорк, туда и обратно. Так что это не НЛО, а просто старая, добрая «Либерти Эйр». Перевернул бумажник. Кредитные карточки. ВИЗА, которую я украл миллион лет назад. И… замер. Две фотографии. Гас на своем первом дне рождения. Выглядит очень мило, в точности как Брайан, делая то же самое сморщенное личико. Забавно, что иногда можно увидеть сходство именно на фотографии. И еще одна фотография — Дафна и я. Одетые в выпускную одежду. Позируем перед каким-то фальшивым фоном, с глупыми улыбками на лицах. Я не помню этой фотографии. Но она есть. Я сунул билеты и все остальное обратно в бумажник и засунул его обратно во внутренний карман, но все еще держал пальто. Поглаживая его. Втягивая его запах. Я вернулся и повесил его на диван, где и нашел. Мне нужно было выбраться оттуда. Быстро. Так почему же я двигаюсь в противоположном направлении? Обратно к подиуму? Часть вторая Я поднялся на подиум и толкнул дверную панель. Его большой чемодан лежал на полу в изножье кровати, открытый и рассыпанный, вся одежда валялась на полу. Пара компакт-дисков и несколько небрежно завернутых маленьких упаковок, наверное подарки для Гаса, лежали поверх кучи. И снова меня охватило непреодолимое желание вынюхать… маленькие подсказки к тому, что он делал, думал, чувствовал все эти месяцы, пока его не было. Но я также знал, что есть только один верный способ узнать что-нибудь о Брайане. Все что угодно или ничего. Если мне и хотелось убежать, то я понимал, что бегство лишь отсрочит неизбежное. Даже если иногда хотелось убить его, я все равно хотел его трахнуть. И эти желания обычно были одновременными. Брайан всегда говорит, что каждый должен иметь дело со своими личными видами безумия. Уверен, что это мои. На те, что есть у НЕГО требуют некоторого времени и команды головорезов, чтобы их распутать. Я вошел в ванную так тихо, как только мог, он все еще слегка похрапывал, и не хотелось его будить. Я снял одежду, еще немного влажную от дождя, и положил ее в корзину для грязного белья. Потом умылся и занялся собой. Я не мог поверить, как сильно нервничал, продолжая встряхивать волосы, где дождь зацепил их и заставил торчать под странным углом. Но почему я беспокоюсь? Видит бог, у Брайана самая глупая голова на свете, иногда мне приходится одергивать себя от громкого смеха. К тому же, если он не обратит внимание на то, как выглядят мои волосы… что ж, битва будет проиграна, давайте посмотрим правде в глаза. Я проскользнул обратно в комнату и забрался в постель. Мое сердце стучало так громко, как будто большие часы наполняли комнату своим боем. Натянув на себя одеяло, я замер. И что теперь? Эту часть я еще не понял. Наверное, надо попытаться заснуть или подождать, пока Брайан проснется, и пусть природа берет свое. Но кто знает, сколько он проспит? Должно быть, он уже пролежал в постели пару часов, значит, он и впрямь очень устал. И вид у него был измученный. Лицо более загорелое, чем обычно, как и следовало ожидать от человека, который только что вернулся из Лос-Анджелеса, а еще он похудел, как будто все, что от него осталось, было самым необходимым, и это не добавляло лицу мягкости или расслабленности. Маленькая складка меж бровей выглядела глубже, особенно когда он беспокойно хмурился. Я хотел протянуть руку и провести по ней пальцем, но боялся, что он неожиданно проснется и укусит меня, как медведь, которого потревожили во время спячки. Быть рядом с Брайаном — все равно что жить в одной клетке с диким зверем: первое правило всегда — не делать резких движений. Но было уже слишком поздно, когда он схватил меня за руку и резко открыл глаза. Мы смотрели друг на друга почти целую минуту, прежде чем он произнес слова, которых я ждал пять месяцев. — Полагаю, ты не оставил мне ничего из еды? — я просто уставился на него. — Ну? Я прав? Чертов маленький обжора! — А ты что ЭКСТРАСЕНС? Я был совершенно тих! Ты крепко спал и не мог слышать меня! — Разве ты уже забыл? Я никогда по-настоящему не сплю, а ты производишь больше шума, чем стадо гребаных слонов. — В коробке больше половины бутерброда И лимонный брусочек. Бутерброд немного покусаный. Но, в конце концов, он был только у меня во рту. Нет такого места, где бы не побывал твой рот. Он лежал на подушке с закрытыми глазами. — Ну, я просто хотел кое-что припасти на случай, если мне захочется съесть что-нибудь позже, — он открыл один глаз, — но если ты действительно голоден… с таким же успехом можешь его доесть. Он снова закрыл глаза, словно опять засыпал. — Я не хочу есть твою еду, Брайан! Мы всегда можем заказать что-нибудь, если понадобится. Я схожу в закусочную и возьму ПЯТЬ бутербродов! Просто не могу поверить, что мы ведем этот дурацкий разговор о бутерброде! — А почему бы и нет? Ты начал с того, что съел мой ужин. — И это ВСЕ, что ты можешь сказать? Я имею в виду, после… всего? — Что ты хочешь от меня услышать? — Не знаю… как насчет… привет, Джастин, как ты поживаешь с тех пор, как я свалил отсюда в декабре без единого слова? — Я знаю, как ты, — сказал он почти слишком мягко, — прекрасно. Верно? — Ты не знаешь, что я в порядке! Откуда ты знаешь, что со мной все в порядке? — Ты прекрасно выглядишь. Ты все еще учишься. Лофт выглядит нормально. Полагаю, Джип тоже в полном порядке… я не видел ни одного счета, который говорил бы мне об обратном. Ты руководил ремонтом своей студии, как профессионал, подрядчики присылали мне все отчеты о проделанной работе. Синтия говорит, что все здесь именно так, как это сделал бы я, даже лучше, наверное. — Значит, я «в порядке», потому что твой гребаный счет за коммунальные услуги оплачивается вовремя? Вот что значит быть в порядке? — Ну… есть и другие вещи, которые могли бы заставить меня поверить, что у тебя все идет хорошо. Я знаю, что у тебя есть новая работа. И о том, что случилось с Тедом в закусочной… — Откуда? Я никогда ничего не говорил о… — Линдси. — Черт! Ну конечно! Ты можешь свалиться с гребаного лица Земли, но никогда не потеряешь контакт со своим сыном! Я должен был понять это с самого начала! И Линдси никогда бы не предала Брайана, сказав об этом хоть слово, даже мне. Мелани, вероятно, даже не знала, что они общаются. — И… я просто знаю, что ты в порядке. Выжил во всех смыслах. Тебе не нужно, чтобы я что-то одобрял, — теперь оба его глаза были широко открыты, — и любой выбор, который ты сделаешь в своей жизни, меня устраивает. Я понимаю. Все так, как есть, и так, как должно быть. Я удивленно смотрел на него. — Хотелось бы знать, о чем ты говоришь. Он снова закрыл глаза. — Думаю, мне лучше немного поспать. — Спи! Насколько я могу судить, ты уже проспал весь день. — Просто немного устал и приехал, чтобы отдохнуть. Именно это я и делаю, — он вздохнул, — это первый по-настоящему непрерывный сон за последние недели. Он снова закрыл глаза. — Так, хватит с тебя «непрерывности»! Потому что я планирую сделать много прерываний в ближайшие несколько часов! — Может быть, мы могли бы отложить это до другого раза. Я устал от смены часовых поясов. Кроме того, надо пойти и проверить свой отель… — Отель? Зачем тебе ехать в отель? Это ТВОЙ дом! — Не хочу причинять тебе неудобства. Я постучал костяшками пальцев по его лбу. — Алло? Неужели там действительно Брайан? Или чужая жизненная форма? «Неудобства»? Блядь! Никогда в жизни не слышал, чтобы это слово слетало с твоих уст! Я думал, что мир существует только для того, чтобы служить твоим нуждам. — Да, конечно, — он слегка улыбался. — Ну, есть кое-что, что не доставит мне ни малейшего неудобства. Я сунул руку под одеяло. Он попытался перехватить меня, но я был быстрее — мои двигательные навыки все время улучшаются, и это было доказательством. Моя рука лежала на его члене. Как я и предполагал — это был Брайан, и он был жив и тверд, как стальной стержень. Глаза Брайана широко открылись, когда я обхватил ствол. — Не думаю, что сейчас это хорошая идея… — Неужели? Ты не хочешь быть частью моей длительной физиотерапии? Если мне нужно ходить в Центр только пару раз в неделю — это не значит, что мне не нужно тренировать координацию рук и глаз. Или координацию рук и рта, что еще лучше! Он даже не попытался остановить меня, когда я откинул одеяло и прижался губами к его члену, поглаживая ствол вверх и вниз, сначала нежно, а потом жестче. Намного более жестче! — Джастин. Не надо, — сказал он. Но тут он ахнул, — блядь. Не… Я сделал паузу. — Если думаешь, что я сейчас остановлюсь, то ты действительно спятил! Потому что я чертовски долго ждал — МЕСЯЦЫ, чтобы заполучить тебя в эту постель. Так что могу сделать только это! Потому что если это единственное, что ТЫ понимаешь, и единственный способ, которым можно что-то донести до твоей глупой ирландской головы, я не собираюсь упускать свою последнюю возможность. А теперь, черт возьми, не перебивай меня снова! И он этого не сделал. Брайан откинулся на синие подушки и позволил мне перебрать все, что я мог придумать. Каждое движение, что снилось мне в те ночи, когда я разговаривал с молчащим телефоном, держа руку на члене. Я предполагал, что его рука тоже была на члене, но кто, черт возьми, действительно знает Брайана? Пока я делал буквально все сразу, он лежал совершенно пассивно, просто наблюдая за мной, как будто смотрел пьесу или фильм. Но не совсем отстраненно, потому что тело реагировало. Это было странно, даже волнующе, потому что я чувствовал себя главным — как будто он ничего не умел, а я умел все, и он просто следовал моему примеру, в то время как я устанавливал все правила, изобретая все с нуля. Я был так чертовски возбужден и так голоден, что мог бы продолжать в течение нескольких часов, двигаясь вверх и вниз по нему руками и ртом, как приезжий в Киннейленде. Я вообще не трогал себя. И он тоже. Он просто продолжал наблюдать. Я заметил, что его тело было худым, даже более худым, чем можно представить, глядя на его лицо. И все покрыто мелкими царапинами и ссадинами, особенно на ногах, а местами кожа была содрана чем-то грубым, как будто его тащил по тротуару или по грубой земле табун диких лошадей. Некоторые царапины уже покрылись корками, но другие все еще были свежими и красными на вид. Я провел по ним пальцами, потом губами, глядя на него. Но его лицо было бесстрастным. Все, о чем я мог думать — что, черт возьми, с ним сделали в Лос-Анджелесе? Что он с собой сделал? Это было частью фильма? Или что-то еще? Я думал о билетах туда и обратно, лежащих в пальто, и отчаянно не хотел, чтобы он возвращался туда. Наконец настал момент, когда я вскрыл презерватив и надел на него. Медленно и осторожно опустился на член, потому что это было впервые за все прошедшие месяцы, и я нервничал и был слишком напряжен. Внезапно он сел, почти опрокинув меня на пол. И не разрывая нашу связь положил меня спиной на кровать. Я держался за него изо всех сил, обхватив ногами. Он вонзился в меня, как гребаный бык, и я задохнулся. Заставил меня повиснуть на краю кровати, всесив голову вниз, и она кружилась. Потом поднял, как будто я вообще ничего не весил, и положил поперек кровати. Сняв мои ноги со своей талии, он поднял их над моей головой и набросился сверху, толкаясь снова и снова, и я практически готов был закричать: — Мне надо кончить! НАДО! Но вместо этого я услышал собственный крик: — Не останавливайся! Не останавливайся, мать твою! А потом он упал вперед, рухнув на меня, так как больше не мог держаться. Опустил голову, прижавшись щекой к моей щеке, и я понял, что он кончает. Я помню, каким тихим он был в последний раз, когда мы были вместе, как я мог забыть? Но теперь он был громким, звуки несвязными, как обычно, так что я мог придумать все, что хотел от него услышать, все, во что ДОЛЖЕН был верить. И когда у него перехватило дыхание, Брайан прижался своим ртом к моему и проглотил мои крики, когда я кончил двумя секундами позже, с плотно зажатым между нами членом. — Блядь! Это была такая ошибка! Почему все, что я делаю, всегда оказывается непоправимой ошибкой? Какого хрена я это делаю? Он попытался вырваться, но я держал его как в тисках. — Что значит ошибка? Как ты можешь говорить, что ЭТО была ошибка? Это единственная правильная вещь, которая случилась со мной с тех пор, как ты ушел! Он снова попытался высвободиться из моих объятий, но у него ничего не вышло. — Почему ты пытаешься опять убежать от меня? Почему ты все время убегаешь? — я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, и с трудом подавил их. Но иногда я просто не могу их остановить, — ты хочешь уйти от меня? Со мной так плохо? Тогда зачем ты вернулся сюда? Почему? Что-то стучало в окна лофта. Это был дождь. Часть третья Зазвонил телефон. — Блядь! Вот почему я вообще убрал этот чертов телефон из спальни! — Но я вернул его обратно, чтобы говорить с тобой… — Не отвечай. Пусть включится автоответчик. Мы подождали, и автоответчик включился: — Это Джастин. Оставьте свое сообщение, и я вам перезвоню. — Это я, — мама, — я только что была в закусочной и разговаривала с Дебби, и она рассказала мне кое-что неприятное… ну, не то чтобы огорчительное, но это новость меня БЕСПОКОИТ. Пожалуйста, перезвони мне как можно скорее. Я позвоню в твою студию, чтобы узнать, там ли ты. Пока, милый. — Ну и дела. Интересно, что это за ужасные новости? — ТЫ — единственная «ужасная новость» в моей жизни! Я пошутил, но он смотрел на меня серьезно. — Почему всякий раз, когда я слышу голос твоей матери, мне кажется, что она только что вошла и увидела меня с моей гребаной рукой в твоих штанах? — Потому что так она обычно нас находит? Я потянулся к его члену, но он отмахнулся. Что-то действительно беспокоило его. Он встал с кровати и принялся рыться в чемодане в поисках халата. — Я лучше поеду в отель. Мне нужно там зарегистрироваться. Хочу убраться отсюда к чертовой матери, пока твой маленький «бойфренд» не вернулся домой из магазина и не решил надрать мне задницу. Или ПОПЫТАТЬСЯ. Я остановился как вкопанный. — Мой бойфренд? Домой из магазина? Ага, ха! Теперь все начинало проясняться. — Брайан, ты думаешь, я что-то делаю с МАЙКЛОМ? Вот ОНО! Вот из-за чего все эти странности! Я встал и пошел за ним по комнате, пока он собирал свою одежду. — Ну… — Я так и знал! Я ЗНАЛ, что это ты звонил той ночью! Я вырвал у него из рук вешалку с брюками и повесил их обратно в шкаф. — Забудь пока об этом. Ты никуда не идешь. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Не отрицай этого. Вот тогда-то ты и перестал звонить. Сразу после этого. — Я был занят. — Значит, ты звонил мне. Ты признаешь это! — Возможно, я звонил сюда несколько раз… — Несколько раз! Иногда ты звонил дважды за ночь. Почти каждую ночь. Просто признай это. Ты так упрям, что это сводит с ума. — Я мог бы, — теперь он ухмылялся мне. — А потом Майкл снял трубку, и тут ты замолчал. Я просто не мог в это поверить! Иногда он такой придурок. — Не нужно было звонить, раз с тобой кто-то был. Больше не нужно было вмешиваться в твою жизнь. Я пытался избавиться от этой привычки, но все время лажал. — Избавиться? Брайан, Майкл поселился со мной в лофте, потому что не разговаривал с Эмметом. Он дал мне работу в магазине, а я позволил ему остаться здесь. И он жил здесь в течение всего нескольких недель, до тех пор, пока Бен не попросил его пожить у него. А потом они с Эмметом помирились, и он вернулся в их квартиру. Он НЕ ЖИВЕТ здесь! — я указал на лофт. — Ты видишь здесь какие-нибудь следы Майкла? Разве здесь есть комиксы? Или игрушечные роботы? Какая-нибудь одежда или барахло Майкла? — Ну… — он снова сел на кровать, словно обдумывая услышанное. Я сел рядом с ним. — Как могли Майкл… и я? Я имею в виду, что это полный инцест! Я даже не думаю, что он горячий! — Так и есть. Он горячий. — Для ТЕБЯ, может быть. Для меня он как надоедливый старший брат. Мне хотелось вколотить в него хоть немного здравого смысла, но я просто щелкнул его пальцем по лбу. — Не знаю… ты и Майки. В этом был какой-то смысл. Идеальная симметрия, — он что-то бормотал, опустив голову, хорошо понимая, какую путаницу сам из всего этого сделал. И это было довольно мило. — Ты совершенно не прав. Это имело смысл только в твоем извращенном уме, Брайан! Господи! — я притянул его лицо к себе, чтобы заставить хоть раз посмотреть мне в глаза. — Если бы ты только позвонил мне ПО-НАСТОЯЩЕМУ. По-настоящему поговорил со мной. Обращался, как с мужчиной и разговаривал со мной. Блядь, СПРОСИЛ меня — тогда я бы сказал тебе правду. Наставил на путь истинный. Но ты должен был идти вперед вслепую, предполагая и неуклюже, как всегда… — Знаешь, обычно я не позволяю людям говорить обо мне такие вещи. Я подлый ублюдок, помнишь? Я сильно ущипнул его за руку. — Ой! Эй, это чертовски больно! — Я получил ЭТОТ урок от ТЕБЯ! Чтобы ты не забывал снисходить до меня. И не меняй тему! Я жил здесь почти все время один и был чертовски несчастен! И все потому, что ты не знаешь, чего хочешь? Или потому, что ты думаешь, что знаешь, что происходит, но ты ТАК невежествен! Не понимаю, почему я вообще должен говорить с тобой, не говоря уже о том, чтобы позволить тебе трахнуть меня! — У меня сложилось впечатление, что это ты соблазнил МЕНЯ, что я — невинная, сопротивляющаяся сторона. — Ты никогда в жизни не сопротивлялся! — я сунул руку под шелковый халат. — Видишь? Никакого нежелания! Конечно, это было просто данностью. — Я думал, ты злишься на меня. Если ТАК ты показываешь, что злишься на кого-то? Я бы с удовольствием был рядом, когда ты чертовски злой. — Это один из тех злых трахов, о которых я слышал, но никогда не делал ничего подобного раньше, если не считать Ки… Черт! Я почти позволил этому вырваться наружу. Не хочу, чтобы Брайан КОГДА-ЛИБО узнал о том, что произошло между мной и Кипом. Он напрягся. — Кто? — требовательно спросил он. — Хм, ты… когда я на тебя злился. Или когда ты злился на меня — тогда в Нью-Йорке. — Ты уверен? Теперь он стал подозрительным и пристально смотрел на меня, наклонив голову. — Да, уверен, — был только один верный способ отвлечь его, — разве ты не хочешь посмотреть, как я «разговаривал» с тобой, когда ты звонил мне и молчал? — Это было глупо с моей стороны, знаю. Я не хотел… — Я не жду извинений, Брайан! По крайней мере, в данный момент. Так что делай то, что у тебя получается лучше всего, и заткнись хотя бы на минутку. Я убрал руку с его члена и положил на свой. — Мне не следовало оставлять тебя здесь одного. У тебя выработалось настоящее отношение. — Да, но сейчас я вырабатываю ЭТО, — я начал медленно поглаживать себя. — Расскажи, Брайан? Как там погода? Солнечно и тепло? Какой сюрприз! А здесь опять идет дождь. И в лофте холодно. Мне пришлось купить один из тех маленьких обогревателей, чтобы не отморозить себе яйца. Я не мог придумать другого способа согреть их… Он понял намек, не пропустив ни одного движения. — Иногда мне приходилось втирать это ощущение обратно в свои… конечности. Чтобы они были красивыми и теплыми… красивыми и горячими… — он двинулся к моему члену, — иногда было так… ТРУДНО сосредоточиться на другой работе. И это правда БЫЛО тяжело. Тяжелее, чем я когда-либо мог вспомнить. — Ну, я бы просто лежал здесь в постели… стараясь создать достаточно трения, чтобы разжечь огонь, — он подкрепил свои слова рукой, и мне становилось все труднее поддерживать свой «телефонный» монолог. — Я был бойскаутом, ты знал об этом, Брайан? Хорошо, что тогда никто не понял того, что я знаю сейчас — о себе, я имею в виду. Можно научиться некоторым интересным навыкам и в лагере бойскаутов. И научился… А-а-а… Мне пришлось остановиться и перевести дух. Он тоже остановился и стал ждать. — Иногда мы ели… э-э… жаркое из сосисок, — он снова остановился и вопросительно посмотрел на меня, — нагреваешь сосиску, пока она не станет горячей. Очень горячей. Реаааально горяяячей. А потом, когда она не может стать еще гоооорячччееей… — Черт побери, сукин ты сын! Моя чертова мать была ПРАВА! Я думал, она сошла с ума, когда сказала мне, что ТЫ был в закусочной сегодня утром! Я подумал, что у нее какая-то постменопаузальная галлюцинация. Я, блядь, должен был ДОГАДАТЬСЯ! Брайан посмотрел на меня, а потом мы оба посмотрели на Майкла, внезапно оказавшегося рядом с кроватью. Он, очевидно, воспользовался своим ключом и вошел, пока мы были… заняты некоторыми делами. Если бы Майкл действительно был персонажем комиксов, из его ушей шел бы пар. Как бы то ни было, куртка промокла от дождя, и он разбрызгивал вокруг воду, буквально дрожа от гнева. — Неужели никто больше не звонит по этому ебаному телефону? — Брайан откинулся на спинку кровати и закрыл лицо руками. — Мне позвонить по телефону? Постучать в эту чертову дверь? Я позвоню в твой гребаный колокол, ты, гребаный придурок! У Майкла была целая охапка материалов, которые он должен был принести мне для работы над сайтом. И он швырнул всю пачку прямо в нас. — Ты заверил меня, что Майкл НЕ ворвется сюда, чтобы прогрызть мне новую дырку в заднице? Что ж, ты ошибся. Я только беспомощно пожал плечами. Но Майкл повернулся ко мне, его глаза сверкали. — А ТЫ! О чем ты думаешь? Сколько ночей мне пришлось слушать, как ты плачешь, черт возьми? И при первом же удобном случае ты запрыгиваешь с НИМ в кровать… снова? Ты должно быть бредишь, блядь! — Майкл, ты не понимаешь… — Не понимаю? А ты понимаешь? ОН исчезает с лица планеты и даже не дает мне знать, куда. Я узнаю это от БЕНА? Ты должен быть моим лучшим другом, Брайан! Ты знаешь, как это заставило меня себя чувствовать? Как будто я — ничто! Как будто я для тебя ничего не значу! Вот что я чувствовал! Пошел ты! — Майки, если бы я тебе сказал, ты бы попытался меня остановить… — Будь я проклят, если бы не попытался! Вот что должны делать друзья — не давать делать из себя дураков. Только ты не дал мне такой возможности. И не называй меня «Майки» — так друг называет друга, Брайан. А ты больше не мой чертов друг! — Майкл повернулся и направился к двери. — Меня тошнит от вас обоих! Знаете что? Вы, блядь, ЗАСЛУЖИВАЕТЕ друг друга! Вы оба серьезно, на хуй, ебанутые! Звук большой металлической двери, захлопнувшейся за ним, эхом разнесся по лофту. Брайан уставился на то место, где только что стоял Майкл, произнося свою тираду, а потом закрыл глаза. — Думаю, я предпочел бы, чтобы он просто ворвался сюда и застрелил нас обоих. Это назвали бы преступлением на почве страсти и отпустили бы с отбытием условного срока. — Это не смешно — Майкл действительно был в ярости. — Я видел. И вовсе не шутил. И не виню его за то, что он злится. — Он успокоится. Уверен, что он не имел в виду то, что сказал. — О, он говорил серьезно. И он прав — ТЫ должен был бежать, если бы у тебя была хоть капля здравого смысла. — Тогда тебе повезло, Брайан, что у меня нет здравого смысла. Но больше он ничего не сказал, просто перевернулся и зарылся лицом в темно-синюю подушку. Часть четвертая — Знаешь, либо этот бутерброд, либо я. Он сидел, глядя на остатки сандвича с индейкой на тарелке. — Но я должен победить его. — А что, у тебя есть график питания? Я рылся в холодильнике, пытаясь разглядеть, что еще пригодно для кормления Брайана. Он сидел за обеденным столом в своем темно-синем халате и ковырял сандвич с индейкой. Ковырял гораздо больше, чем ел. — Да. — Ох. Ну, тогда тебе надо что-нибудь съесть. Ты слишком худой. — Так мне все говорят. А теперь скажи это моему желудку. Я вытащил пластиковый пакет с салатом. — Похоже, это все еще съедобно. Он посмотрел на зеленое нечто в мешке и скорчил гримасу отвращения. — Пожалуй, я откажусь от этого. Давай ты просто выбросишь все, и мы начнем с нуля. — Может, сходим завтра по магазинам? Я заканчиваю занятия в два часа дня по вторникам. Потом составлю список того, что нам нужно. — Как скажешь, — он откусил от бутерброда и принялся жевать, как будто это было дерево на цельном зерне. — Брайан, в этой еде нет ничего плохого. — Тогда почему бы тебе не доесть? Я подошел к столу. — ТЫ его съешь. ВЕСЬ. Если будешь хорошо себя вести, можешь съесть этот лимонный брусочек. — Ты хочешь сказать, что действительно оставил один для меня? Это было очень великодушно с твоей стороны. Я принес стакан молока для себя и пиво для Брайана. Пододвинул стул поближе к нему, настоко, чтобы можно было дотянуться до него. И сел. — Ты веришь, что Майкл так взбесился? А Дафна считает, что это у меня «проблемы с гневом». — После всего, что ты пережил, было бы чудом, если бы у тебя не было проблем с гневом. — После нашей с Тедом маленькой «стычки» она сказала, что мне нужно сходить к психиатру! Ты в это веришь? — Да… это может быть неплохой идеей. — Может быть неплохой идеей? Ни за что! Только через мой труп. Вспомни, что случилось, когда мама потащила меня туда в последний раз? Психотерапевты — для неудачников. — Тогда я, должно быть, неудачник, потому что встречаюсь с одним, — он взял бутылку пива и отпил. — Ни хрена себе, Брайан! — Это правда. Я хожу по утрам — перед студией. Это должно помочь мне пережить съемки без риска полного разрушения. По крайней мере, в теории. «Полное разрушение». Эта фраза заставила меня содрогнуться. — Я не могу в это поверить. Как ты мог пойти? — У меня не было особого выбора. В это же время Рон ходит к своему психоаналитику. Ты знаешь фильм «Энни Холл?» — Конечно. Я люблю Вуди Аллена, особенно его ранние… фильмы, когда он был смешным. — Да. Помнишь сцену с разделенным экраном, где на одном из них Диана Китон с одной стороны, разговаривает о НЕМ со своим психоаналитиком, а с другой стороны, он говорит о НЕЙ со своим психоаналитиком? Так иногда бывает на самом деле. — Это пиздец, Брайан. Полный пиздец! — В этом мире много чего есть, сынок. Он положил бутерброд и попытался подтолкнуть его мне. Я подтолкнул его обратно к нему. Мы играли в эту маленькую игру с бутербродом, пока он не сдался и не откусил еще кусочек. — Брайан, послушай меня. Я не хочу, чтобы ты туда возвращался. — Куда? К психиатру? Я должен. — Нет. Я не хочу, чтобы ты возвращался в Лос-Анджелес. Там с тобой что-то происходит. Что-то плохое. Мне это не нравится. — Черт, — он потянулся за лимонным брусочком и отломил кусочек, — я никому не нравился таким, каким был. И никому не нравлюсь таким, какой есть сейчас. Я действительно в дерьме без пресловутого весла, как говорят в глубинке. — Ты мне нравился. Нравился таким, каким был. — Не лги мне и не лги себе, Джастин. Конечно, я не нравился тебе таким, каким был. Ты всегда хотел, чтобы я изменился. Действовал по-другому. Был другим. Думаю, что одна из причин, по которой я уехал отсюда, была в том, чтобы посмотреть, смогу ли я измениться. Другое место, возможно, могло бы сделать из меня другого человека. Может быть, именно на это я и надеялся в Нью-Йорке, но этого не случилось, — он положил в рот еще один кусочек лимонного брусочка и медленно прожевал. Я наблюдал за его губами, и мне захотелось поцеловать его. — Но, кажется, я не больше контролирую то, кем становлюсь, чем то, кем был раньше. Наверное, меньше. По крайней мере, до того, как узнал, КТО я такой, даже если это было что-то не очень приятное. Но теперь вообще не знаю, кто я такой, черт возьми. Он сидел, жевал и думал. А я смотрел на него, не зная, что сказать. — Почему бы тебе не включить музыку или что-нибудь в этом роде? От этого разговора-который-висит-тяжело-в-воздухе, у меня несварение желудка. Я встал и направился к стереосистеме. Потом вспомнил о тех компакт-дисках, лежащих поверх одежды в чемодане. Я прошел в спальню и присел на корточки рядом с сумкой. — Что это такое? — я разложил диски веером на крышке чемодана. — Боб Дилан. Марвин Гэй. Джони Митчелл? Брайан, они не могут быть твоими! — Ты прав. Они принадлежат Рону. — О, — мне захотелось бросить их, словно они каким-то образом засосут меня. — Это его любимые диски. Он положил их, чтобы отправить мне сообщение. — Какое сообщение? — Не уверен, но в последнее время это единственный способ общения. — У него маленькие красные звездочки рядом с некоторыми песнями. — Да, именно на них я должен обратить внимание. Это его представление о разговоре. — Ну, это больше похоже на разговор, чем ты обычно ведешь с кем-либо. Это делает ЕГО более разговорчивым. — Да будет тебе известно, что в Ла-Ла-Ленде я известен как потрясающий умник. — Конечно. И это те же самые люди, которые снимают фильмы с Томом Грином в главных ролях. — Не упоминай плохих актеров — это может ударить слишком сильно. Я выбрал один диск из кучи. Тот самый Дилан. Обложка была классная: пара хиппи сидит в захламленной комнате. Перевернув его, заметил следы, которые Рон нарисовал красной ручкой. Я включил диск. — Теперь точно не буду есть. Неужели и здесь должен слушать это дерьмо? Я хотел что-то, что поможет мне переварить, а не то, что заставит желудок перевернуться. — Я хочу это услышать. Расширяю свой кругозор, как ты всегда мне говоришь. Музыка была какая-то народная. Голос был странный. Грубовато, но напряженно. — Он звучит… по-другому. — Дилан — на любителя. Совсем как ты. — И ты тоже. — О, нет. Я подхожу для масс — или ты не слышал? Слова и образы были так плотно упакованы в песни, что трудно было понять, о чем они. Корабли, птицы, дороги, королевы и художники — все смешалось в кучу, как мусор и сокровища, унесенные потопом и собранные в одном месте. Образы, казалось, сами по себе не имеют большого смысла, но вместе они каким-то образом создают впечатление, картину в сознании. Как будто найденное искусство. Найденное искусство… — Дерьмо! — Тебе это не очень нравится, да? — Нет, дело совсем не в этом. Мой проект! Вот что я собираюсь сделать! ЭТО мое «найденное искусство»! — О чем ты говоришь? — Нужно сделать концептуальный арт-проект с использованием найденных объектов, и мне ужасно тяжело работать с теми кусочками, которые я придумал. Но это ОНО! Я буду использовать образы в этих песнях, которые только что «нашел», и иллюстрировать их всем тем, что я собрал. Это будет работать идеально. — Если ты так хочешь… — Нет! Мне нужна была тема, отправная точка и элемент, чтобы объединить концепцию, и я буду использовать эти песни. Этот альбом. Я включил песню, которую Рон пометил дважды, «Любовь минус ноль/Без ограничений». Речь шла о любовнице, которая не обязательно верна, но все же верна себе, «как лед, как огонь». «Люди несут розы И дают обещания часами Моя любовь, она смеется, как цветы Валентинки не могут ее купить.» Я почувствовал легкий холодок, когда услышал этот стих, А также «Она знает, что нет успеха лучше неудачи, а неудача — вовсе не успех». Я попытался представить себе Рона — он казался мне скорее призрачным существом, чем реальным человеком, слушающим эти песни, особенно эту, и отчаянно пытающимся «послать сообщение» Брайану — сообщение, которое песня ясно дала понять, на что он никогда не обратит внимания. «Мост в полночь дрожит, Бродит деревенский доктор, Племянницы банкиров ищут совершенства, Ожидая всех подарков, которые приносят мудрецы. Ветер воет, как молот, Ночь холодная и дождливая, Моя любовь, она как ворон У моего окна со сломанным крылом» В этот самый момент услышал, как дождь стучит в окна лофта. И я чувствую себя так, словно мне тоже послали сообщение. Ворон со сломанным крылом всегда будет биться в это окно во время грозы. — Пожалуйста, выключи это. Я повернулся и посмотрел на него. Он не улыбался и не шутил. И я нажал стоп на CD-плеере. — Почему бы тебе не взять все это и не убрать куда-нибудь подальше? — Ладно, — я сгреб диски и сунул их в рюкзак. — Что ты делаешь? — Я их забираю, если они тебе не нужны. Брайан долго смотрел на меня, потом встал, отодвинув стул. — Я закончил с едой. — Но бутерброд… — Мне достаточно. — Я думал, что никогда не бывает достаточно? Засунув язык за щеку и пошевелив им, я подразнил его. Но он оттолкнул меня, шагнул в спальню и опустился на колени рядом с чемоданом. — Раз уж тебе так хочется подарок… вот. Я приберегал их для ужина… — Какого ужина? — Боже, какой ты любопытный. Скоро все узнаешь, — он перебирал груду маленьких свертков в чемодане, наконец-то вытащив один, — открой сейчас. Это был прямоугольный пакет, немного больше остальных, завернутых в темно-синюю бумагу, почти того же цвета, что и простыни, но, думаю, что это совпадение. Я сорвал обертку. Два куска плотного картона были склеены вместе. — Не сгибай эту чертову штуку. Я осторожно снял ленту и разорвал картон. Внутри лежал мультфильм в целлофановой упаковке с рисунком Пола Маккартни с поднятыми руками на фоне психоделического пейзажа. — Это из «Желтой подводной лодки»! Откуда ты узнал? — Ты смотрел это чертово видео каждый божий день, пока болтался здесь в прошлом году. — Нет, НЕ ЭТО! Маккартни! Деб и Вик возили меня на его концерт в прошлом месяце. В Кливленд. Это был мой первый настоящий рок-концерт. Видел бы ты, как Дебби и Вик плакали и сходили с ума! Но было здОрово, даже если всем остальным в зале было около ста лет. — Ну, добавь меня в список престарелых, потому что мы с Роном ходили. В «MGM Grand» в Лас-Вегасе. Но, я об этом не знал. Посмотри еще раз. Я поднял фотографию и понял, что она была матовой сзади и на самом деле прозрачной. — Это клетка — анимационная ячейка! — знаю, что у меня отвисла челюсть, как у идиота, но я ничего не мог с собой поделать. — Это действительно из оригинального фильма? — Если нет, я требую вернуть свои деньги. — О Боже! БОЖЕ МОЙ! Я опрокинул его на кровать и обнял. — Не раздави эту чертову штуку! — Все в порядке. Он у меня! — я держал его вверху, над головой. А затем поставил на тумбочку рядом с моей стороной кровати. Казалось, что он светится, раскрашенная клетка отражала свет от неонов. — Господи! Вот почему я не люблю делать людям подарки — за них могут убить. — Нет, ты любишь дарить людям подарки. Много. Я поцеловал его, потом еще раз. Иногда, как раз тогда, когда больше всего бесит, он придумывает что-то подобное. Это было похоже на «Капитана Астро» — подарок один на миллион. И без всякой причины. Без повода. Я не мог даже представить, сколько это стоило. — Не знаю, как я смогу отплатить тебе за все это, Брайан. Студия, лофт и джип. Мое гребаное обучение. А теперь еще и это… — Ты не должен «расплачиваться» за это — ты должен наслаждаться этим. Что еще мне делать с деньгами? Отдать моей матери? Или Клэр и ее детям? Господи, что за мысль! — он обнял меня. — В один прекрасный день тебе придется субсидировать меня, когда я буду ужасно беззубым и страдающим недержанием. Это как страховой полис педика: если твинк задолжал тебе, то ему придется, блядь, заботиться о тебе на старости лет. — Я думал, это ответственность Гаса? — У него будет достаточно проблем с Линдси и Мелани, как с двумя старухами в одинаковых фланелевых пижамах и с ходунками. — Я знаю, что многим тебе обязан… — Это глупость. Ты ни хрена не должен ни мне, ни кому бы то ни было. — Нет. Я знаю, — я приподнялся на одной из подушек, — помнишь, как ты предупреждал меня насчет Джея и его парня? — Хрустальные близнецы-твинки. Да, помню. — Ты был так прав насчет них. После того, как ты… уехал… я вроде как связался с ними на какое-то время. — Дерьмо! — Нет! Просто потому, что они были моими друзьями, как думал. И я был подавлен… — Я действительно не хочу об этом слышать. Он начал подниматься, но я взял его за руку и удержал. — Пожалуйста, Брайан. Выслушай меня, — он вздохнул и откинулся назад, слушая меня, по-настоящему, — я тусовался в «Вавилоне», но они хотели, чтобы я пошел в «Мальчик-игрушку». Я пошел. И вот тогда меня «познакомили» с Хрустальной галереей. — Я должен был догадаться… — Это место было полно фанатов кристаллического метамфетамина — это было нереально. Это было намного хуже, чем все, что я когда-либо видел в «Вавилоне». Все парни молодые — некоторые слишком молодые. И все они были полностью обдолбаны. Друг Джея предложил мне немного… — Черт! — Но я все время думал о Блейке и разговоре с Эмметом в торговом центре за день до Рождества. Он рассказал мне кое-что о том времени, когда тоже употреблял это дерьмо. Ты знал? — Что Эммет раньше был хрустальным наркоманом? Да, знал. Как ты думаешь, почему он так плохо отнесся к Блейку? Он знал, на что это похоже. — Но он смог остановиться. — Да, главным образом потому, что у него никогда не было денег, чтобы позволить себе по-настоящему смертельную привычку. Это дорогое дерьмо. А Эммет зарабатывал минимальную зарплату в гребаном Гэпе, — Брайан покачал головой, словно вспоминая, — к тому же… он хотел с него слезть. И ему это удалось. Некоторым не так везет. — Вот видишь? Я чувствовал себя так, словно увернулся от пули с этими парнями. Ты предупреждал меня, и я все время думал об этом. Ушел из «Мальчика-игрушки» и больше никогда туда не возвращался, — он сжал мою руку, — но… вместо этого я начал ходить в «Вавилон» почти каждую ночь. В заднюю комнату, — его лицо слегка сморщилось, губы сжались, а глаза слегка моргнули, — сначала потому, что злился. Вроде гигантского «пошел ты» каждый раз, когда кто-то, кого я едва мог видеть отсасывал мне. И в течение пяти минут было хорошо, а потом все остальное время чувствовал отвращение к самому себе. Пока не шел опять и не повторял цикл снова. Сделал паузу, но он ничего не сказал, поэтому я продолжил. — Именно тогда я начал задумываться, как… кто-то может делать это снова и снова, год за годом, думая, что это лучший способ — единственный способ — облегчить боль, которую чувствует. Чтобы блокировать все остальное, кроме этого момента. Никогда не знать, или не хотеть знать, с кем ты или что ты делаешь. Потому что тогда можно начать беспокоиться. А потом снова может стать больно. И я понял, во что могу превратиться, если продолжу туда возвращаться… — Бессердечный, бездушный ублюдок, которому все равно, кого он трахает и кому причиняет боль? — Что-то подобное. Я рассмеялся. Но Брайан не смеялся вместе со мной. Даже не улыбался. Он просто смотрел на меня. — Рад, что ты не можешь быть таким. Я бы никогда не хотел, чтобы ТЫ стал таким. Мой безукоризненный пример служит скорее как предупреждение всем… — Просто послушай, ладно? Я думал обо всем, что, как мне казалось, хотел раньше. Ты знаешь… эти романтические жесты или что-то в этом роде. Все это я считал очень важным. О том, как Блейк все время хвастался, что Тед приносил ему цветы или расставлял фарфор и свечи к обеду. И признаюсь, я ревновал. Я хотел этого! Как «доказательство» того, что я был — как это называется? — объектом желания, — я сделал паузу. Он отвернулся и покачал головой, — и еще думал о том, как доктор Дейв взял Майкла в Париж, и они делали все эти вещи, как в фильме… — И нам пришлось смотреть на эти чертовы слайды. И чертово домашнее кино. И… — Знаю… Я думал о том, что отец обычно дарил очень красивые подарки на Рождество и как он делал… — я замолчал и сглотнул, — большой шум из-за моего… дня рождения каждый год. Но, Брайан, все это дерьмо не ПРОДЛИЛОСЬ ДОЛГО! Ни одни из этих отношений не продлились долго. Блейк сбежал, черт возьми, не известно куда. И Дэвиду было не до Майкла, не до ЕГО чувств, когда тот уезжал от всего, что знал, от всех, кого любил. Не настолько заботился, чтобы вернуться сюда, в Питтсбург… сражаться за него. Убедить его, что он действительно его любит. Так что, может быть, и не любил совсем, — мне пришлось на секунду остановиться и стереть что-то с глаз. Эти сучьи аллергии в это время года, — и… отец. В конце концов, он так заботился обо мне, что даже не пришел посмотреть, когда я почти… умер. Или даже когда вернулся домой из больницы. С тех пор он меня не видел. Вот тебе и подарки, и открытки, и чеки, и все эти пустые слова от НЕГО. — И я тоже ушел. Просто чтобы завершить твой квартет засранцев. — Нет, Брайан. Ты ушел, но никогда по-настоящему не уходил. Ты звонил. Посылал что-то вроде сообщений на том странном языке Брайана, который не имеет ничего общего с речью или любым другим способом общения нормальных людей. Ты дал мне, нет, ты ПОДЕЛИЛСЯ со мной всем этим. Лофтом. Джипом. Своим компьютером. Моей студией. Обучением в школе. Позаботился о том, чтобы все БЫЛО, когда я действительно в этом нуждался. Может быть, ты не привязал цветок или ленту к карточке. Может быть, тебя рядом не было физически. Но это были РЕАЛЬНЫЕ вещи, а не «символы» или бесполезные открытки, — я придвинулся к нему поближе. Настолько близко, насколько мог подобраться, не забравшись на него верхом… пока, — и я понял, что из всех вещей, которые у меня были, и всех тех вещей, которые, как мне казалось, я упустил — единственное, чего я действительно хотел — это ТЫ. Нет, не отталкивай меня. Слушай. Вот почему я все еще ЗДЕСЬ. Почему не выбежал за дверь раньше. Или не кричал и не вопил, как Майкл. Потому что теперь понимаю, что все остальное без тебя бессмысленно. И это то, что у меня будет. И даже ТЫ не можешь помешать мне достичь своей цели. На мгновение мне показалось, что он сейчас встанет и уйдет, но он снова удивил меня. Он рассмеялся. Может быть, в этом и чувствовалась истерика, но это был смех. Мой сломанный крылатый ворон, бьющийся в окно под гребаным дождем, смеется своим надломленным смехом. — У нас еще есть пара часов до визита в «Вавилон», — сказал Брайан, — давай не будем тратить их впустую. И мы не потратили. * Честно говоря, не читала эту сказку и не в курсе что там за Медведь фигурирует) **Kleenex — это американский бренд, родившийся в 1924 году и предлагающий сухие и влажные салфетки, туалетную бумагу, бумажные полотенца и гигиенические товары. Думаю у Брайана в кармане были именно салфетки, и скорее всего влажные.