Квир-теории

Глава пятьдесят шестая ВОСКРЕСНОЕ УТРО Краткое содержание: Осадки начинаются, когда Брайан возвращается домой. Лос-Анджелес, июнь 2002 года. Глава первая Джастин Я возвращаюсь в бильярдную и пытаюсь заснуть, но не могу. Меня трясет. Чувствую на себе чей-то взгляд. Боюсь раздеваться, боюсь оглянуться. Просто боюсь. Каждая тень кажется зловещей. Каждый звук кажется предупреждением. Я встаю и смотрю на себя в зеркало. Снова и снова прополаскиваю рот, натираю лицо до крови полотенцем. Потом ползу обратно к кровати и лежу, дрожа всем телом. Чувствую себя так же, как и после возвращения из больницы. Только на этот раз я сам себя ударил. Я знал, что не должен этого делать, но сделал. Знал, что не должен приближаться к Рону, но думал, что смогу быть ему равным. Думал, что смогу понять Брайана, если смогу понять Рона. Если бы я только мог поставить себя на место Брайана, почувствовать, что он чувствовал, сделать то, что он делал, тогда бы я понял. Понял его и Рона. И я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО понял — на мгновение. Брайан на самом деле любил его. Но это было очень давно, а теперь все кончено. И Я знаю, почему Рон ожесточен и напуган. Наконец я забираюсь в кровать и накрываюсь простыней. Снимаю штаны, топ и бросаю их на пол. Я пытаюсь спрятаться и не могу сдержать слез. Чувствую себя идиотом и маленьким трусливым педиком. Я рад, что уезжаю отсюда. И знаю, что никогда не вернусь. А еще я уверен, что это конец. Должно быть я задремал, потому что внезапно мои глаза распахнулись. Дверь в бильярдную скрипит и входит Брайан. Он пьян. Закрываю лицо простыней, надеясь, что он просто уйдет. Ни единого гребаного шанса. Он что-то напевает, слегка фальшивя. Ему пришлось слушать кучу панк-музыки 1970-х годов, чтобы привести себя в настроении для того нового фильма, где играет певца, который, по его словам, является чьей-то идеей обратного кастинга. Но он постоянно поет песни. Пытается их петь. Лу Рид. Игги Поп. The Ramones. The Clash. The New York Dolls. The Sex Pistois. О других я никогда не слышал. Теперь они — его вторая натура. Мне уже кажется, что я знаю их так же хорошо, как и он. Он снова и снова напевает рифф из «Сладкой Джейн». Слышу, как он раздевается, и съеживаюсь. Он намеренно выставляет себя напоказ. Не то чтобы его это волновало, скорее всего, он просто пожмет плечами. Он не верит в скромность. А как же я? Будет ли его волновать, что я тоже разоблачен? Мне так хочется предупредить его. Сказать что-то. Рассказать ему все. Но я слишком боюсь. Я действительно ебаный трус. — Что случилось? — его голос немного расплывчатый. — Уходи. Пожалуйста. СЕЙЧАС уходи. — В чем дело? Он пьян, но не совсем. Отнюдь. Ему еще предстоит пройти долгий путь, прежде чем он по-настоящему перестанет что-то чувствовать. Сколько времени МНЕ понадобится, чтобы добраться до того же самого места? Не знаю, но заманчиво. Чтобы онеметь. Не чувствовать боли. Я начинаю понимать, как это может произойти. Точно так же, как тогда в декабре, когда он впервые уехал. Я в первый раз пошел в заднюю комнату — онемение может захватить тебя. И сейчас я чувствую себя захваченным. Рон захватил меня. Я больше не принадлежу себе. И Брайан не будет принадлежать себе, потому что я не могу заставить себя сказать ему. — Я спросил, что случилось? — Ничего, — шепчу я. — Не волнуйся, Солнышко, — говорит он своим невнятным, насмешливым тоном, — ты поедешь домой в Питтс. Я останусь здесь. Итак, кто счастливый турист? А? Ты возвращаешься домой ко всем людям, которые тебя любят. Мама, Дебби, Вик и все остальные! Я останусь здесь. И посмотри, кто у меня? Мальчик, о, мальчик. Мне повезло. — Брайан, уходи. Пожалуйста. Сейчас я умоляю. Но он все равно раздевается. Он меня не слышит. Услышит ли он меня, если я ему все расскажу? Скорее всего, нет. Он слышит только то, что хочет услышать. Ничего больше. Забирается под простыню и пытается открыть мое лицо. — В чем дело? Ты злишься потому что я пошел гулять с Линдси? Это женская чушь. Они с Тесс демонстрировали свои платья. Вместо этого я хотел остаться здесь. Ты мне не веришь? Хм? — Уходи. Я плохо себя чувствую. Пожалуйста. — Я знаю, что заставит тебя чувствовать себя лучше, — и он начинает целовать меня сзади в шею и плечи, — сними рубашку. Почему на тебе футболка и шорты? Начинает стягивать их. — Прекрати. Мне холодно. — Холодно? На улице тысяча градусов. И здесь совсем не холодно. — Я… просто не хочу, ладно? Я снова натягиваю боксеры. Даже под простыней я чувствую, что за мной следят. — Солнышко сошел с ума. Я опять облажался. Дурак, дурак, дурак. — Я не сержусь на тебя, Брайан. Пожалуйста, поверь мне. — Тогда ты хорошо делаешь свою работу, изображая безумие. Браво. Хорошая, хорошая работа. Я ощущаю запах выпивки в его дыхании, но это почти успокаивающий запах, такой знакомый. Когда он прижимается к моей спине, чувствую цепочку и сердечко. Это выводит меня из себя. Я не могу остановиться, потому что знаю, что теперь все разрушено. — Я знаю, ты скучаешь по дому. Ты скоро будешь дома, как я и сказал. И тебе не придется мириться со мной и моим дерьмо, если ты не хочешь. Верно? Его непонимание заставляет меня плакать еще сильнее. Он тянется к моим боксерам, чтобы взять член. Больше не могу этого выносить. Я отстраняюсь, выпрыгиваю из кровати и вообще выхожу из бильярдной. Знаю, что он пойдет прямо за мной. Но он останавливается, чтобы натянуть штаны. Я прячусь за первым, что вижу — за барной стойкой у бассейна. И понимаю, что это самое худшее место, где можно спрятаться. Первым делом он придет сюда выпить еще. — Джастин! — он стоит перед бассейном и кричит. — Джастин! Иди сюда! СЕЙЧАС ЖЕ! Я слышу другой голос. — Брайан. Рон, должно быть, слышал, как он кричал. Или же смотрел, как он входит в бильярдную. Или… соврал, что выключил камеры. — Что? — Пойдем наверх. Рон выходит к бассейну. Его голос тверд. — Нет! Я ищу Джастина. Брайан не просто пьян, он еще и возбужден. — Он не хочет твоего внимания, так что пойдем со мной. — Черт возьми, я найду его! — Брайан. Пойдем наверх, — голос Рона становится мягче, более соблазнительным, — пожалуйста? — Я сказал, на хуй это! ДЖАСТИН! — Ты хочешь разбудить весь этот чертов район? — А почему бы и нет? Почему они должны спать, когда я не могу? А? Джастин! — Брайан, парень явно хочет, чтобы ты оставил его в покое, так почему бы не дать ему это? — Что ты об этом знаешь? Ты ни хрена не знаешь, Рон! — Ни хрена не знаю? Ты уверен? И ты думал, я не узнаю, что ты затеял с этим парнем? Что я НАСТОЛЬКО глуп? Настолько СЛЕПОЙ? — Нет, Рон. Мне и в голову не приходило, что ты этого не знаешь, — Брайан вдруг звучит почти трезво, как будто потрясенный этим, — я просто предположил, что ты знаешь. Но ты продолжал притворяться, потому что это лучше для твоего гребаного эго! — МОЕ эго? Мое? А как насчет ТВОЕГО эго, Брайан? Или твоей самооценки? Потому что я просто не могу в это поверить. ЭТО твой белокурый официант? Этот чертов МАЛЬЧИШКА? И ты собираешься отвезти ЕГО в Лондон? Ты будешь чертовым посмешищем, ты это понимаешь? Брайан не отвечает. Как бы мне хотелось увидеть его лицо, но я боюсь сдвинуться с места и обратить его внимание на себя. — Ты сказал, что он ученик, но ты не сказал, что он ученик в гребаном детском саду! И это длится ДВА года? Сейчас он выглядит лет на четырнадцать! Сколько ему было лет, когда все это началось? Разве у этого ребенка нет родителей? Разве в Пенсильвании нет ЗАКОНОВ? Теперь голос Брайана звучит холодно и жестко. — Да, в Пенсильвании есть законы, Рон. Те же самые законы, которые существуют в Нью-Йорке, вроде тех, что не позволяют взрослым мужчинам трахать шестнадцатилетних шлюх! Наступает тишина, которая длится всего пару секунд, но кажется, что прошли часы. Наконец я слышу Рона. Его голос дрожит. — Это было низко, Брайан. Действительно охуенно низко. После всего, что я сделал… всего, через что я прошел. Ты мне говоришь ЭТО. — Мне очень жаль! Так убей же меня! Теперь Брайан не кажется таким уж трезвым. Я помню, каким эмоциональным он становится, когда пьян. Каким саморазрушительным. — Я говорю дерьмо, не думая, ты же знаешь! ТЫ тоже говоришь хуйню, не думая, Рон! Много чего. Ты тоже много чего делаешь! И ты не можешь винить в этом алкоголь! Но Рон пытается обратить это против него. Я слышу, как его голос становится жестким. — Я больше не могу тебя слушать, Брайан. Я БОЛЬШЕ не МОГУ на тебя СМОТРЕТЬ! Ты не просто разочаровываешь меня, ты делаешь меня больным. Они стоят рядом с баром. Я вижу высокую тень Брайана позади меня на стене. — Я сказал, прости! Что, черт возьми, я могу еще сделать? Мне жаль… — голос Брайана низкий, печальный. — Не валяй дурака из-за этого мальчишки, Брайан. Это ниже твоего достоинства, — говорит Рон. Затем голос Брайана меняется. Я слышу, как он меняется. Слышу, как он становится тверже, сильнее. — Я не валяю дурака. — Именно это ты делаешь! Он тянет тебя вниз. Он поощряет в тебе самое худшее. Посмотри на себя сегодня. — И что? Я пьян. Что, черт возьми, в этом нового? — Почему пьян? Потому что он уезжает? Брайан откашливается, потом снова откашливается. — Заткнись, Рон. — Это того не стоит. ОН этого не стоит. Пусть возвращается в Питтсбург и ОСТАЕТСЯ там. Забудь о нем! Он никто! Я закрываю глаза. Да… Заткнись, Рон! Я молюсь. Пожалуйста, остановись. Еще плотнее сворачиваюсь за баром. Просто покончите со всем этим и уходите, вы оба! — Я поеду с тобой в Лондон, Брайан, — говорит Рон ровным и убаюкивающим голосом, точно таким же, какой был у него в кабинете. Его голос ласкает твой разум, — я все брошу. Буду с тобой. Поеду с тобой. Я единственный, кто заботится о тебе. Забудь об этом чертовом мальчишке. Брайан не шевелится, по крайней мере, его тень не шевелится, и не произносит ни слова. Я решаю, что должен уйти. — Просто сделай одну вещь — сделай это сейчас. Я медленно ползу к концу бара, ища возможность забежать в дом, пока они не видят. Смотрю, как Рон приближается к Брайану, и мне хочется отвернуться, но не могу. Я должен посмотреть и смотрю поверх бара на них. Рон протягивает руку и берет мою цепочку. Мое маленькое сердечко. — Избавься от этого. Сделай это для меня. Он тянет за амулет, но Брайан ловит его за руку и крепко сжимает. — Я же говорил тебе никогда, блядь, не прикасаться к этому! Я уже говорил тебе раньше и повторяю СНОВА! — Но Брайан… — Отвали, Рон. Отъебись от того, о чем ты понятия не имеешь. — Ты пьян, Брайан. Подожди, пока протрезвеешь, и тогда увидишь… — Что увижу? Что ты МУДАК? Это мне нужно увидеть? Не играй на моей вине, Рон. ТЫ проиграешь. И не связывайся с Джастином. НЕ лезь туда. Я тебя предупреждаю. Чувствую острую боль в животе и знаю, что меня сейчас вырвет. Я стою на коленях и мои руки дрожат. Хватаю мусорную корзину под стойкой бара и выблевываю в нее свои внутренности. Я думал, что никогда не остановлюсь, пока все мои кишки не исчезнут, и я не буду полностью опустошен. — Джастин. Брайан присел рядом со мной за стойкой. Держит мою голову, пока я кашляю. Затем берет горсть бумажных полотенец и мочит их в раковине. Он протирает мне лицо, мягко вытирает вокруг рта. Я все еще задыхаюсь, всхлипываю. Он берет меня за руку, поднимает и, пошатываясь, выводит из-за стойки. Рон стоит, скрестив руки на груди. Но я не могу смотреть на него. — Какого хрена здесь происходит? — Брайан смотрит на Рона, потом на меня. — Кто-нибудь расскажет? Я чувствую спазм в желудке, но он пуст, и я просто выкашливаю еще больше желчи на пол. Брайан снова вытирает мне рот и держит меня. — Я сказал, что хочу знать, какого хрена здесь происходит? Рон? Но он бесстрастно отворачивается. Брайан притягивает мое лицо к своему. — Джастин, что он тебе сказал? Ты можешь сказать мне, что бы это ни было. Мое сердце бешено колотится. Я ненавижу себя. Не могу смотреть в лицо ни себе, ни Брайану. — Ничего. — Ну, это чертова ложь. Я прижимаюсь к нему лицом, пряча его на груди. Его кожа теплая и влажная и пахнет потом и сандаловым мылом. — Ты мне расскажешь, Рон, или ты тоже здесь стоишь стеной? Но Рон просто поворачивается и говорит: — Увидимся наверху, Брайан. — Увидимся в аду, Рон, если ты не ответишь на мой вопрос! — Не разыгрывай из себя бандита, Брайан. Я раскрою твой блеф. Он мягко отстраняет меня. Одним прыжком догоняет Рона и хватает за рубашку. — Ты будешь у МЕНЯ в аду на чертовой земле! Что ты сделал с этим ребенком? — Ничего особенного. Мы немного поговорили, вот и все. Теперь голос Рона дрожит. Он боится Брайана. Брайан отпускает его и отталкивает от себя. — Немного поговорили? Тебе нечего было говорить ему. Даже близко к нему подходить. Я думал, ты оставишь это, Рон. Тебе СЛЕДОВАЛО оставить его в покое. Но я не отпущу это до тех пор, пока не выясню, что, черт возьми, здесь произошло сегодня. — Спроси своего твинка, — говорит Рон. Затем он входит в дом и захлопывает за собой дверь, не говоря больше ничего. Брайан смотрит ему вслед, потом смотрит на меня. Смотрит пристально и долго. Я прижимаюсь спиной к стойке бара, но не могу оторваться от его взгляда. Он берет меня за руку и ведет обратно к бассейну. Я колеблюсь, когда мы подходим к двери домика, но он впускает меня. — Одевайся. Ты уже собрался на самолет? — я киваю. — Хорошо. Собери все в чемодан и приготовь к отъезду. Умойся и вымой блевотину изо рта. Тогда ты почувствуешь себя лучше. Я всегда так делаю. Я иду в ванную, а когда выхожу, Брайан уже надел рубашку, ботинки и вытянулся на раскладушке. Надеваю брюки и пуловер, который носил раньше. Остальные вещи я запихиваю в чемодан, который затем закрываю и застегиваю. Брайан идет в ванную. — Что мы делаем, Брайан? — спрашиваю я, когда он выходит. — Мы выбираемся отсюда, что же еще? — он пытается немного пригладить волосы, но они безнадежно запутаны. — Блядь. Никогда в жизни я так быстро не трезвел. Оставь чемодан здесь, мы заберем его вместе с Линдси и Гасом, завтра, когда поедем в аэропорт. Давай. — А как же Линдси? Ты оставишь ее и Гаса здесь? — Она уже большая девочка и может сама о себе позаботиться. Проблема Рона не в Линдси и Гасе. И даже не в ТЕБЕ, Джастин, правда. Проблема Рона — во МНЕ. Он сжимает мою руку, и мы проходим мимо бассейна, через кухню и выходим в гараж. Садимся в «Мустанг», и он гонит машину по подъездной дорожке и выезжает на каньон-роуд. Часть вторая — Брайан, куда мы направляемся? — Это хороший вопрос. К Диане. Именно туда я обычно и направляюсь, когда мне предстоит серьезное волнение. — Но ее нет дома! Он смотрит на меня, ведя «Мустанг» по извилистой дороге. — Откуда ты знаешь? — Потому что я пытался дозвониться до нее, но никто не отвечал. Я слышал только автоответчик. — Думаю, увидим, когда доберемся туда, — он роется в бардачке, — блядь. Никаких сигарет. Даже половины косяка нет. Рон периодически проводит обыск этой машины и уничтожает все вещества, изменяющие сознание. И некоторые из них мне сейчас точно пригодились бы. — Я думаю, так будет лучше. — Наверное, ты прав, — он захлопывает бардачок, — Джастин, почему ты пытался позвонить Диане? — я просто молчу. — Должна же быть какая-то причина. Ты бы не стал звонить ей просто так, чтобы немного поболтать. Мы спускаемся из каньонов, и Брайан выезжает на главную дорогу. Уже поздно, но улицы все еще переполнены людьми, прогуливающимися в жаркий субботний вечер. — Джастин, что происходит? Что Рон тебе говорил? Что сделал с тобой? Просто скажи мне. Я уже знаю, что это что-то плохое. Ничто из того, что ты можешь сказать, не может сбить меня с толку. Меня бы ничто не удивило. Рон обеспокоен, поверь мне. — Я не могу. — Ладно, не переживай. Сейчас это не важно. Самое главное, чтобы мы нашли место, куда можно засунуть наши задницы на ночь. Мы едем некоторое время, и я понимаю, что мы въезжаем в гей-зону. Парни гуляют, входят и выходят из баров и клубов. Несколько пар глаз курсируют по «Мустангу», заглядывая внутрь, бросая на нас взгляды, но Брайан игнорирует их. В конце концов он сворачивает на боковую улицу и подъезжает к дому Дианы. — Я не вижу ее машины, но она может быть в гараже. Мы сигналим, сигналим, сигналим, но ответа не получаем. — Черт. Значит, в субботу вечером ее не бывает дома. — Может быть, нам стоит подождать, может она вернется домой? — Уже довольно поздно… не знаю, — он проводит рукой по волосам, путая их еще больше, чем сейчас, — и, несмотря на всю мою гениальность, я уехал без бумажника. Ни документов, ни карточек. Даже без сотового. Он садится на ступеньки перед зданием, и я сажусь рядом. Слышен гул машин на бульваре Санта-Моника неподалеку, но здесь на стоянке тихо. Я лезу в штаны и достаю бумажник, открываю его и пересчитываю деньги, которые у меня есть. — 11,82 доллара. Это немного, но все же лучше, чем ничего. — Поверь мне, в этом городе 11,82 доллара — это меньше, чем ничего. — Оу, — говорю я, сдуваясь. — Но мы можем купить что-нибудь выпить, и найти место, где можно посидеть, пока будем пить. Как насчет этого? — Конечно, пока я не получу лучшего предложения. Я улыбаюсь. Приятно немного улыбнуться. Брайан смотрит на меня с полуулыбкой, полу-гримасой на лице. — Что ж, я вижу, что тебе суждено добиться успеха в этом городе, у тебя уже есть правильное отношение. Он зевает, и я вспоминаю, как уже поздно. Больше двух часов ночи. — Что ты сделал со своим выигрышем на треке? Я вздрагиваю. — Положил деньги в чемодан — на всякий случай. Я не привык носить в кармане столько наличных. И мы оставили чемодан в доме. — Это понятно. Мы возвращаемся в «Мустанг» и направляемся к знаменитой главной улице Сансет-Стрип. Брайан паркуется на боковой улице, и мы идем по Стрип-стрит, наконец сворачивая в закусочную в стиле 1950-х годов. Вывеска в окне гласит: «Открыто 24 часа». Я думаю о закусочной «Либерти», и внезапно понимаю как сильно скучаю по дому. — Брайан. Добро пожаловать, — говорит бармен, — вы двое выглядите так, словно у вас была тяжелая ночь. — Ты и половины не знаешь, Боб. Как насчет кофе? Черный. И немного лимонада для Джастина. Никакого кофеина. Ему нужно поспать. — И тебе тоже, Брайан, — говорю я, — дай ему тоже лимонада. Я плачу, поэтому и заказываю. — Теперь у меня есть твинк, который командует мной. Удивительно, правда, Боб? — Могло быть и хуже. Я знаю много людей, которые сказали бы, что тебе очень повезло. Я принесу лимонад. Парень уходит за нашими напитками. Я продолжаю оглядываться, ожидая, что увижу, как Деб выскочит из задней двери. — Тебе лучше еще раз проверить наши финансы и убедиться, что мы сможем оплатить счет, — Брайан слегка подталкивает меня. — У меня все еще есть 11,82 доллара. Если только ты не найдешь в карманах пару пенни. — Я не могу найти в карманах даже пылинки. Я совершенно пуст. Возможно, нам придется выставить «Мустанг» в качестве залога, если мы захотим жареной картошки. Ты голоден? Он тянется к меню. — Нет, Брайан. Я не могу есть. Мой желудок все еще чувствует тошноту. — А как насчет тостов или чего-нибудь еще? — Ничего. Правда. Он кладет меню обратно на стойку и вздыхает. — Знаешь, я уже проделывал эту штуку с побегом, и думаешь, что справлялся намного лучше? Я всегда оказываюсь на заднице, в неподходящей одежде и без единого цента за душой. Почему это происходит? — Потому что ты такой спонтанный и сиюминутный? — Глупость и беспечность, вероятно, ближе к истине. Но иногда нужно двигаться немедленно. Это был один из таких случаев. Боб приносит лимонад, а также салфетки и соломинки. Брайан высыпает в свой пять пакетиков сахара и помешивает его соломинкой. — Мне нужна эта сахарная лихорадка, чтобы нейтрализовать действие алкоголя. — Ты читал об этом в каком-нибудь научном журнале? — Нет, мне просто нужно много сахара, чтобы все это дерьмо выветрилось, — он отпивает немного лимонада и делает гримасу. Потом кладет еще один пакет, — это наверняка заставит мои губы слипнуться. — Интересно, действует ли это на другие части тела? — шепчу я ему. — Ты возвращаешься в свою обычную умную задницу с острым языком. Чувствуешь себя лучше? — Думаю, да. Немного. — Ты уверен, что не хочешь чего-нибудь поесть? Наверное, мы могли бы позволить себе бутерброд. Или… — Брайан наклоняется ко мне и шепчет на ухо, — я могу отсосать Бобу в обмен на пару голубых тарелок со специальными предложениями. Он не прочь воспользоваться этим в торговле. Я чувствую, как мой желудок подпрыгивает, и Брайан замечает, как я вздрагиваю. — Нет, не думаю. — Ладно, — говорит он, наблюдая за мной, — я просто шучу. Насчет того, чтобы отсосать Бобу. — Да, я знаю, — говорю я, не глядя ему в глаза. Он смотрит на меня слишком пристально, и я слегка улыбаюсь, но Брайан уже хмурится. Он протягивает руку и на мгновение проводит ладонью вверх и вниз по моей руке. — Возможно, нам придется зарезервировать часть наших ресурсов на завтрак. Особенно если мы не можем положиться на Диану. — Куда мы пойдем, Брайан? — Мы не можем пойти к Джимми, это точно. А мой агент Лью… я его не ОЧЕНЬ хорошо знаю и не очень люблю. Первым делом он позвонит Рону и скажет, где мы. Господи. Мы даже не можем позволить себе комнату в ночлежке! Это плохая новость. — В чем дело, Брайан? — говорит Боб, подслушивая. — Ты шутишь, что у тебя нет наличных? У тебя? — То, что ты видишь перед собой — это ОНО. Без шуток, приятель. Боб наклоняется к нам. — У вас, ребята, неприятности? — он оценивает меня. — Ты не убегаешь от родителей ребенка или что-то в этом роде? Я закатываю глаза, и Брайан хихикает. — Нет, Боб, мы ни на шаг не опережаем папу с дробовиком. К тому же ему девятнадцать. — Неужели? — Хочешь посмотреть мое удостоверение? Может, у меня и нет денег, но оно у меня есть. — Я тебе верю. Так в чем же дело? — Нам просто нужно было выбраться из… плохой ситуации. И я выбежал, как обычно, не подумав, что мне понадобится бумажник. И мои карты. И… все остальное. — Трахнули без смазки, да? — Боб… у меня даже этого нет, так что определенно. — Послушайте, ребята, я могу позвонить своему партнеру, он сейчас спит, но не будет возражать против таких высоких гостей. Если я отправлю вас к нам, вы сможете переночевать. — Все в порядке, Боб. Мы справимся. — Предложение открыто, если вам это нужно. А теперь, как насчет пары гамбургеров? Они действительно хороши. — Я думаю, мы пока обойдемся, спасибо. Лимонад действительно… — Брайан делает еще один глоток из своей соломинки, стараясь не отшатнуться, — сытный. Уже третий час ночи, и мы пили лимонад так долго, как только могли. Я расплачиваюсь, и мы выскальзываем на улицу, которая начинает проясняться по мере того, как люди расходятся по домам — своим или чужим. Мы стоим на углу, пока Брайан решает, куда нам идти дальше. Он выглядит дерьмово: глаза затуманены, одежда вся в беспорядке, волосы торчат дыбом, а щетина уже начинает проступать, но он все еще получает заинтересованную реакцию от проходящих мимо парней. Они мгновение изучают меня, затем смотрят на Брайана, как будто пытаются понять, в чем заключается наша история. И это почти правильно, потому что и я все еще пытаюсь понять, в чем заключается наша история. Наконец он вздыхает и возвращается к «Мустангу». — Ну, мы можем поискать другое место на ночь, или вернуться к Бобу, и если проведем там немного времени, то Боб нас усыновит! Я знаю пару местечек где парни паркуются, но всегда есть шанс, что копы решат устроить облаву, а у меня нет даже клочка удостоверения личности, так что я наверняка окажусь в тюрьме. — Давай вернемся к Диане, может, она уже дома. — Стоит попробовать. Мы жмем ее кнопку в течение пяти минут и ничего не происходит. Сегодня она не вернется. Возвращаемся в машину, и Брайан пытается уложить меня на заднее сиденье. — Я останусь здесь, возможность спать в любом положении — это подарок. — Я тоже могу трахаться в любом положении, но это навык. — Брайан, тебе нужно больше места. Ты ляжешь сзади, а я свернусь калачиком на переднем сиденье. — Так и знал, что надо было выбрать «Бьюик-Роудмастер», в нем может спать человек шесть. Но я должен был быть спортсменом и выбрать «Мустанг». Мы спорим так некоторое время, пока он не сдается и не забирается на заднее сиденье. Его колени согнуты, а голова лежит на подлокотнике. Потом я забираюсь на него сверху. — Ты же сказал, что свернешься калачиком на переднем сиденье. — Так-то лучше, тебе не кажется? — Да… кажется. Он лежит, стараясь не сползти, но я весь на нем, целую и прижимаюсь к нему, отчаянно. Чувствую, что пытаюсь что-то исправить. Не знаю, что именно, но не могу остановиться. Я вижу, что он измучен, его глаза прикрыты. Он снимает рубашку и комкает ее, положив под голову, как подушку, но все еще морщится, когда она соскальзывает с подлокотника. — Послушай, Джастин. Может быть, мы отложим это на другое время? Я не могу даже пошевелить ногами, не говоря уже о члене. — Кажется, ты говорил, что трахался в MG Midget, когда был в Англии? В красном? — Да, но я был намного моложе… и определенно более гибким. И вообще, кроме того, что у меня нет с собой бумажника, а следовательно нет и презервативов. Рон, очевидно, убрал те, что лежали в перчаточном ящике, вместе с косяком. Он всегда заботится обо мне — трогательно, правда? — Да, трогательно, — я вытягиваюсь рядом с ним на заднем сиденье, — насчет презервативов, все в порядке, если… — Даже не начинай это дерьмо. Я не хочу спорить с тобой… — Но с Линдси… — Стоп. Это особое обстоятельство. Это было сделано с одной-единственной целью. И, откровенно говоря, я сделал свою часть работы и не собираюсь выступать на бис. Линдси начинает проделывать все эти… штучки для парочек. — Штучки для парочек? — Как будто она думает, что мы пара. Ей нужно срочно вернуться в Питтсбург и вспомнить, что она лесбиянка. И я не шучу. — И ты боишься, что я тоже захочу эти… штучки для парочек? — Нет, я совсем не это имел в виду. Я имею в виду, что мы трахаемся, потому что хотим, а не для какой-то большой цели. И мы будем продолжать трахаться в будущем. И я не хочу, чтобы у тебя вошло в привычку думать, что это нормально — не быть в безопасности, потому что это не так, — его глаза моргают, и я вижу, как они покраснели, — может быть, сегодня все будет в порядке, а сегодня все в порядке по всем мыслимым признакам, иначе я бы никогда ничего не сделал с Линдси, и, возможно, через полгода все будет хорошо. Но я ничего не могу гарантировать. И не хочу, чтобы ты оказался в положении, когда не знаешь все ли в порядке или не все, или что там еще, черт возьми. Я просто не хочу идти по дороге, которой не могу придерживаться. И ты это знаешь. Мы это уже обсуждали. — Я знаю. И понимаю. — Ты так говоришь, но я знаю, что ты не совсем понимаешь. Это не имеет к ТЕБЕ никакого отношения, Джастин. Это имеет отношение ко МНЕ. Потому что я слишком хорошо себя знаю. Сделать это было бы почти как обещать то, что я не могу гарантировать, — он притягивает меня к себе и закрывает глаза, — я знаю, что если ты говоришь, что не делал этого ни с кем другим, то это правда. Но я не могу сказать то же самое, и это имеет значение. Черт. Я не могу ему сказать. Я ничего не могу сказать. Представляю себе выражение его лица. Разочарование. Представляю то же самое выражение, которое вижу сейчас на своем лице, когда смотрю на себя в зеркало. Отвращение к самому себе. Страх расколоть тот фасад, который я так тщательно выстроил, тот фасад, который говорит, что все в порядке. Что я в порядке и не в шаге от того, чтобы полностью его потерять. И вот МЫ ОБА на грани, и на грани всегда. Один шаг до катастрофы. И я чувствую, что сделал этот шаг, и пути назад нет. Я хотел быть таким же, как Брайан, и теперь точно на этом пути. Плохой Брайан. Неконтролируемый Брайан. Тот, кто ненавидит себя больше, чем кого-либо другого. Потому что теперь я чувствую, что предал кого-то. Себя. Брайана. Все, что я всегда хотел для нас. Как будто все исчезло за две секунды. Навсегда потеряно в темном кабинете, в этом темном, холодном доме в каньоне. Я чувствую, как у меня горят глаза, и пытаюсь сморгнуть слезы. Но это безнадежно. Они падают на его обнаженную грудь, и он открывает глаза. И снова не понимает. — Знаю. Я гребаный мудак. Но я просто говорю тебе правду. Меньшего ты не заслуживаешь. Конечно, все эти разговоры о правде заставляют меня плакать еще сильнее. — Мне очень жаль! Мне очень жаль! — повторяет он, пока мы оба не начинаем засыпать. Последнее, что я слышу, это бормотание Брайана: — Господи, я всегда знал, что кончу так — буду спать в своей гребаной машине! *** — Эй! Мальчики! Что случилось? Я открываю глаза и вижу Диану, стучащую в окно «Мустанга». — Хорошенько ткни этого здоровяка, милашка. Это его разбудит. Брайан открывает один налитый кровью глаз. — Не смей меня трогать, я проснулся. И я чувствую себя гребаным аккордеоном! — Аккордеон! Мой любимый инструмент! — восклицает Диана, хлопая в ладоши. Брайан стонет. — Кажется, у меня сломана спина. Я все еще лежу на нем, поворачиваюсь, но при каждом движении толкаю его локтем или коленом. — Пожалуйста, Джастин, ты убиваешь меня. Давай возьмем по одному придатку за раз. Диана открывает дверцу машины и отодвигает переднее сиденье, в то время как Брайану удается встать. Мы оба вылезаем из «Мустанга» и наконец, шатаясь, становимся рядом с ней на стоянке. — Боже мой, вы оба плохо выглядите! Вовлечены в ситуацию с заложниками, которая пошла не так, или что-то в этом роде? Брайан смотрит на меня, потом поворачивается к Диане и произносит одно слово: — Рон. — Оу, — говорит она, — что же еще. Часть третья — Добро пожаловать в мой скромный и так далее дом, милашка. Я помню, что ты бывал здесь раньше, так что экскурсия тебе не нужна. Скиньте нагрузку, дети. Диана быстро ходит по маленькой квартире, ставя чемодан в спальню и сумку с продуктами на кухонный стол. Брайан ковыляет к дивану и падает на него, как бревно. — Брайан? Ты в порядке? Я действительно беспокоюсь за него. Но он только стонет и откидывает голову на вышитые подушки Дианы. — Он будет жить. Поверь, я видела его и похуже! — она подходит к холодильнику и открывает его. — Что я могу вам предложить? Сок? Молоко? Кофе, Брайди? — Можно мне немного сока, пожалуйста? — мне вдруг ужасно захотелось пить. — Но могу я сначала воспользоваться твоей ванной? — Конечно, милый. Ты знаешь дорогу, — она указывает на единственную дверь, — я принесу тебе апельсинового сока, а также проверю, смогу ли оживить пчелиную матку. Я прохожу через ее маленькую спальню в ванную. Все виды бюстгальтеров, чулок и прочего висят повсюду, на занавеске для душа, вешалках для полотенец и даже на веревке, натянутой поперек ванной комнаты. Мне приходится пригибаться, чтобы не касаться их. Мочусь, потом мою руки и брызгаю водой на лицо, пытаясь прийти в себя. Смотрю на часы и вижу, что уже почти восемь утра, через двенадцать часов я буду в воздухе, на обратном пути в Питтсбург. От одной мысли об этом чувствую себя таким разбитым, что мне приходится умываться холодной водой снова и снова, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Я рад, что уезжаю отсюда, подальше от Рона, от этого дома и всего, что в нем есть. Но я боюсь того, что случится с Брайаном. Оглядываю эту маленькую ванную и понимаю, что он не может остаться здесь с Дианой даже на какое-то время. Ему придется либо вернуться в дом, либо уехать и жить своей жизнью здесь, в Лос-Анджелесе, потому что теперь я понимаю, что Брайан не вернется в Питтсбург. Может быть, навестить, но жить больше никогда. Это чувство настолько сильно, что я плещу еще воды на лицо, чтобы успокоить горячую тревожную красноту, поднимающуюся от шеи. — Ты в порядке, милый? — Диана стоит за дверью ванной. Открываю ее и выхожу. — Я готовлю небольшой завтрак. Безвозмездно. Слышала, что у вас, ребята, немного прозрачно в кассовой зоне. Я следую за ней и сажусь за кухонный стол. Брайан по-прежнему валяется на диване. Он выглядит почти вырубленным, но я знаю, что это не так. Его глаза продолжают трепетать, наблюдая за мной и Дианой. Диана кладет бекон в микроволновку и достает из сумки рогалики. А также банку кофе, немного молока и пакетик салата. Я осушаю большой стакан апельсинового сока, который она поставила передо мной. — Я не ждала гостей. Хорошо, что я немного запаслась перед возвращением домой. — Где тебя черти носили? Мы ждали тебя всю ночь, — хрипит Брайан с дивана. — Слышали новости о Живых мертвецах, — говорит она, протягивая мне рогалик, — я была в Сан-Диего. — В Сан-Диего? Какого хрена ты там делала? — В пятницу у Джерри была деловая встреча, и я поехала с ним. Это было великолепно! Роскошный гостиничный номер со всеми удобствами, которые только может пожелать девушка. Мне даже сделали массаж! Но сегодня мы вернулись пораньше. Джерри должен был завтракать со своей долбаной женой. Я смотрю на Диану. Джерри — это тот парень, с которым она была на ипподроме. — Джерри женат? — Конечно, милашка. В Голливуде все хорошие люди либо геи, либо женаты — разве ты этого не знаешь? Это первое, чему учится девушка, когда приезжает сюда. — Ага, это как дать хорошенько по голове, — говорит Брайан, постанывая на диване. — Только за ЭТО — НИКАКОГО сливочного сыра на рогалике! — Ненавижу сливочный сыр. От этого у меня сводит живот. — Ну, тогда я придумаю для тебя какое-нибудь другое наказание, Брайди. Я знаю… — она берет банку и протягивает мне, — растворимый кофе! Универсальный бренд! Тебе понравится! Брайан стонет еще сильнее. — Прости, я не знал, что он женат. Твой парень или кто там еще… Я имею в виду… — теперь я спотыкаюсь, извиняясь за очередную ошибку. — Без обид, милашка. У многих девушек такая же проблема. Бойфренды, у которых уже есть жены. На самом деле, у многих ПАРНЕЙ та же проблема — бойфренды, у которых есть жены. Верно, Брайан? А? Брайан не открывает глаз, но протягивает средний палец в сторону Дианы. — Он такой хороший гость. Диана наливает мне стакан молока и готовит бекон и рогалики. Она болтает и издевается над Брайаном и все это время пристально смотрит на меня. Она знает, что что-то действительно не так. Читает это на моем лице. — Итак… Джастин. Скажите мне, почему вы оба сбежали из Счастливого Дома Ужасов Мистера Рона прямо в Дом сестры Дианы для Своенравных мальчиков? — Да, на этот вопрос я тоже хотел бы получить ответ, — Брайан садится. Диана берет чашку черного кофе и протягивает ему. — Не обожгись! — приказывает она. Он делает глоток. — Господи, какая мерзость! — Я же сказала тебе, Брайди, что это лучшее лекарство из всех, которое я могу себе позволить. — Если бы этот мудак Джерри не был таким дешевым ублюдком, он нашел бы тебе место получше. Снял бы квартиру в каком-нибудь приличном месте, — он отпивает еще, — я же сказал, что дам тебе деньги. Возьми их и убирайся из этой дыры. — Я перееду, когда смогу себе это позволить. На мои собственные деньги. — Но в этом доме даже нет комнаты для гостей, где я мог бы переночевать! Это стоит того, чтобы дать тебе деньги на переезд, просто чтобы мне больше никогда не пришлось иметь дело с этим паршивым диваном. — Брайан, если бы у меня была настоящая гостевая комната, я бы никогда тебя оттуда не вытащила. Ты был бы как чертов йо-йо, прыгающий туда-сюда между этим местом и каньоном, не в состоянии решить, где ты должен быть. — Ну, ЭТО дерьмо попало в вентилятор прошлой ночью. Лицо Дианы становится очень внимательным и заинтересованным. — Расскажи. Так это не просто последствия ночного запоя, который вы вдвоем устроили? — Черт возьми, нет! Мы с Роном практически устроили вечеринку у бассейна. Но он ушел. Ебаный трус! — Брайди, это вряд ли была бы честная драка! — Ну и что? Он заслуживает того, чтобы его разукрасили. — И дай угадаю, дуэль была из-за нашей прекрасной девицы, верно? — она гладит меня по щеке точно так же, как это делает Деб. Это сверхъестественно. — Я пригласил Линдси на ужин с Джимми… — Диана искоса смотрит на меня и морщится -… и Тесс. Мортон… весь этот бизнес. Ебать меня, но это было мучительно. Каждый двуличный агент и бывший актер в городе приперся к столу, чтобы лизнуть Джимми задницу и предстать передо мной. Это было жалко. Естественно, Линдси прекрасно провела время. Она даже познакомилась с какой-то звездой мыльной оперы, которую смотрела, когда мы учились в колледже. Еще один ебаный, вышедший в тираж недоумок, болтал с Джимми. Блядь! Если я услышу, как еще кто-нибудь спросит Линдси, не миссис ли она Кинни, я, блядь, закричу! — Ты сам навлек это на себя, Брайан, притащив ее сюда, а потом показывая себя как… ну, как муж. — Блядь. Брайан, наконец, не может больше пить этот кофе. Он встает, идет на негнущихся ногах к столу и хватает бекон и рогалик с кунжутом. — Но это не то, что я пытался тебе сказать, Диана. Когда мы вернулись с ужина… Джимми высадил нас, так что я немного… немного… — Он был пьян, — добавляю я. — Спасибо. Я был пьян. Линдси пошла спать, а я… пошел пожелать спокойной ночи Джастину. — Спокойной ночи. Ага, — Диана откусывает кусочек рогалика и кивает. — Если бы я не был так измотан, то понял бы, что что-то случилось. Но этот выскакивает из бильярдной, и следующее, что я помню, это ругань с Роном. Я даже не помню, как это началось, но он вел себя как полный придурок. А потом я услышал, что Джастина тошнит… — они оба смотрят на меня, но я смотрю в свою тарелку, — что-то происходит, и я хочу знать, что именно! Сердитые нотки в его голосе возвращаются. Меня снова начинает трясти. Брайан практически дышит мне в затылок. — Эй, подожди. Давайте притормозим на минутку. Брайан, почему бы тебе не присесть? И он неохотно делает это. Диана берет меня за правую руку и сжимает ее, как при нашей первой встрече. Я сжимаю ее в ответ, показывая ей новую силу в моей хватке. — Держу пари, было время, когда ты даже ложку не мог поднять, а? Я права? — Наверное. — Но ты работал над этим и работал, и мало-помалу к тебе вернулась чувствительность, вернулась мобильность, верно? — Мало-помалу. — Хороший мальчик. Это единственный способ добиться прогресса, Джастин. Понемногу. Тогда ты знаешь как работает каждый шаг, когда ты переходишь от одного к другому, и так далее, — Диана протягивает руку и хватает Брайана за подбородок, — а вот, этот думает, что пробивать себе дорогу любыми способами: толкаться, пинаться, изворачиваться, опрокидывать вещи — это способ справиться со всем. О, и это помогает, если ты пьян. Или под кайфом. Или трахаешься. Вот ТАКОЙ у НЕГО способ, — она отпускает его лицо, — видишь, к чему это его привело? Он ночует в своей долбаной машине! — Одну гребаную ночь, Диана! — Мне все равно, Брайан. Ты позволил этому произойти, потому что либо атакуешь, либо сбегаешь. Судя по всему, вчера вечером ты сделал и то, И ДРУГОЕ. И из-за этого у меня гости, опять. Как долго это будет продолжаться? Брайан смотрит на желтую скатерть на кухонном столе, тыча пальцем в маленькое кофейное пятно. — Что подводит нас к насущной проблеме. Диана смотрит мне прямо в глаза. Глаза у нее очень голубые и очень добрые. Я думаю о маминых глазах и глубоко вздыхаю. Потом я вспоминаю глаза Рона и чувствую что-то совсем другое. — Ты выглядишь немного зеленоватым, милашка. — Кажется, меня тошнит, — говорю я и бегу в ванную. Как только я вхожу туда и опираюсь на раковину, это чувство начинает проходить. Но мои колени все еще дрожат, лицо липкое от пота. Пытаюсь сделать несколько глубоких вдохов, потому что знаю, что у меня будет приступ паники, если я не сделаю что-нибудь, чтобы остановить его. Я напрягаюсь и медленно вдыхаю и выдыхаю, пока ощущение не отступает. Вытираю лицо и иду в спальню. Я слышу, как Брайан и Диана говорят обо мне. — В ту минуту, когда я увидел, как он вышел из самолета, я должен был развернуть его, отвести к терминалу Транс-Кона и посадить на ближайший рейс ОБРАТНО в Питтсбург. — Так почему же ты этого не сделал? — Не знаю… я эгоистичный ублюдок, который думает только о своем члене? — Может быть, потому, что ОН знает, что тебе нужно, лучше, чем ты сам? — О, Диана… — Проснись, Брайан. Серьезно. Проснись до того, как во сне пройдешь свой путь прямо со скалы. — Может быть, уже слишком поздно. — Ты всегда думаешь, что уже слишком поздно. Здесь не последние пятнадцать минут «Титаника», у тебя есть куча времени, чтобы сделать то, что, блядь, надо, если ты не напортачишь. — Напортачить — вот ключевое слово. — Ты не должен все испортить, Брайан. Если бы ты не всегда отрицал все направо и налево, то мог бы иметь здесь шанс. Но ты должен выяснить, что произошло в доме. Это разрывает ребенка на части. — Я знаю… и это меня пугает. — Может быть, все не так плохо, как ты думаешь. Или так плохо, как ОН воображает. Если вы двое сможете ПОГОВОРИТЬ вместо того, чтобы постоянно избегать каждой важной проблемы в своей жизни в каждый важный момент, тогда, возможно, вы действительно могли бы двигаться вперед, а не бегать по чертовым кругам, как пара собак, гоняющихся за своими хвостами! Я выхожу из спальни, и они замолкают, когда я возвращаюсь к столу и сажусь. — Как насчет воды, Джастин? Или еще сока. — Воды. Пожалуйста. Диана наполняет стакан льдом и наливает немного воды из бутылки. Она ставит его передо мной и снова берет меня за руку. — Если хочешь, чтобы Брайан ушел в другую комнату или на диван, то все в порядке. Но было бы лучше, если бы ты рассказал ЕМУ все прямо сейчас. Потому что, если ты будешь ждать, это съест тебя, дорогой. И ты это знаешь. Поверь мне, ничто не может быть так плохо, как ты думаешь, несмотря ни на что. Ты мне веришь? Я отрицательно качаю головой. — Думаешь, есть что-нибудь, что ты можешь сказать мне или Брайану, что может шокировать кого-то из нас? Сомневаюсь. Мы здесь пара опытных персонажей. Между нами говоря, я думаю, что мы видели и делали все это, да, Брайди? Но Брайан не улыбается. Он выглядит мрачным и встревоженным. Диана вздыхает. — Джастин, тебе трудно столкнуться с этим лицом к лицу только потому, что с ТОБОЙ что-то случилось. Но то, что, возможно, случилось с тобой, это не ВСЕ, чем ты являешься, не больше, чем нападение в прошлом году, это только ты. И это не делает тебя плохим. Но ты должен сказать нам, чтобы отпустить ситуацию. Убедиться, что она не захватит тебя и не станет более важной, чем необходимо. Думаю, ты меня понимаешь, верно? Я киваю. Как будто Диана уже точно знает, что произошло. То, как она смотрит на меня, не осуждая. Как будто я могу сказать ей все, что угодно и не стыдиться. И все же… — Ладно, милый, просто посмотри на меня. Сначала попей. Я отпиваю немного воды. Она все еще держит меня за руку. Брайан сидит рядом со мной, но я не могу на него смотреть. Все, что я вижу — это его руки, сжатые вместе и лежащие на столе. — Для начала просто ответь «да» или «нет», хорошо? — Ладно. Диана улыбается. — Джастин, тебя кто-то обидел? Ударил или что-то в этом роде? — Нет, — говорю я. Не физически. Не то что бита. Но по-другому. — Ладно, тебя кто-нибудь трогал? Рон? Я колеблюсь, и Диана кивает мне, подбадривая. — Не совсем. Не… — я останавливаюсь. — Хорошо, милый. Не совсем? Тогда он что-то сказал тебе? Или сказал тебе что-то, что тебя расстроило? Может быть, что-то о Брайане? — Может быть, — я отпиваю еще воды, — он показал мне, — шепчу я. Диана хмурится и наклоняется вперед. — Что тебе показали, Джастин? Я сглатываю. — Кино. — Кино? Что ты имеешь в виду, милый? Я вижу, как руки Брайана распластываются на столе. Он постукивает пальцем по ткани. — Кино. Его снял Рон. О Брайане. Я слышу, как Брайан глубоко вздыхает. — Дерьмо, — тихо говорит он, — блядь. — Что за фильм, Джастин? — Порно, — говорит Брайан, — порно, Диана. Это какое-то старое, старое порно. — Порно? Что за порно? — Порно со мной, Диана. Рон снял его в то же самое время, что и «Красную рубашку». Проект по созданию нескольких фильмов для траха — самодельных. — Ах ты, Брайан, грязный, грязный мальчишка! — Не могу этого отрицать. — Он сказал, что нашел его, когда посмотрел оригинальную пленку «Красной рубашки». Смонтировал… и сделал фильм, — говорю я дрожащим голосом. — Тогда почему он не показал его мне? — требовательно спрашивает Брайан. — Мне бы очень хотелось взглянуть на эту штуку. С чего бы ему прятать его от меня? — Чтобы шантажировать тебя? — предполагает Диана. — Чтобы шантажировать кого-то, человек должен быть смущен или стыдиться того, что люди могут увидеть. Я не стыжусь. Мне было бы все равно, КТО это видел. Если кто-то и должен смущаться, так это Рон… раз уж он тоже замешан в этом чертовом деле. Диана морщится. — Я передам вам эту привилегию. Но зачем ему показывать его тебе, милый? По какой причине стал бы он это делать? — Это еще не все, — тихо говорю я. — Что там еще? — спрашивает Брайан. — Я думаю, что это было три разных дня, но все должно выглядеть довольно одинаково. Черт! Теперь я хочу его увидеть! — Я тоже хотел, — грустно отвечаю я, — вот как он заставил меня… прийти к нему в кабинет. Чтобы посмотреть видео… о вас двоих. Он… — мой голос дрогнул. — Все в порядке, Джастин. Продолжай, — Диана жмет мне руку. — Там было еще кое-что, Брайан, — я поворачиваюсь и смотрю ему в глаза, — новые записи. О тебе… он добавил в ленту. — Обо мне? Что ты имеешь в виду? — Из бильярдной. О тебе, — я отвожу взгляд, — а потом… — Что, черт возьми, ты имеешь в виду под бильярдной? — Он снимает тебя там, Брайан… Он пристально смотрит на меня, и правда начинает проясняться. — Ебаный ублюдок, — он смотрит на Диану, — у него там чертова камера! Он… — Брайан поворачивается ко мне. — о Боже. Он ведь снимал нас, не так ли? Он НАС заснял! — Брайан внезапно встает, словно не в силах сдержаться. — Он снимал нас в бильярдной! Снимал МЕНЯ! Как долго, Джастин? Ты знаешь? — Не знаю, Брайан. В основном только как ты… дрочишь. Я не видел никаких… других парней. — Там их нет. Я никогда никого не водил в бильярдную. Вообще никого не приводил в дом. Не при Кармел, которая все время что-то вынюхивает, а Рон наблюдает за мной, как чертов ястреб… НАБЛЮДАЕТ за мной! Черт! Я не могу в это поверить! Он ходит взад-вперед, положив руку на голову. — Брайан, тебе нужно успокоиться. Не позволяй эмоциям выйти из-под контроля, — говорит Диана. Но Брайан выглядит не столько разъяренным, сколько потрясенным. потрясенным и опустошенным. — Это моя вина. Моя гребаная вина! Я не мог держать свой чертов член в штанах, а теперь у этого ублюдка есть пленка с Джастином! Я должен просто убить себя за то, что позволил этому случиться! Диана вскакивает и берет Брайана за руку. — Не переусердствуй, Брайди. Не сейчас. Это слишком важно. Он ничего не может сделать с этим фильмом прямо сейчас, если только вы не вынудите его. Если только ты не заставишь ЕГО запаниковать. Подумай, в каком отчаянии он должен быть, чтобы выкинуть такой трюк? Как жалко? Как безнадежно? — Значит, я должен притвориться, что ничего не произошло? Притвориться, что все нормально? Он перестает расхаживать и прислоняется к дверному косяку спальни, чтобы не упасть. — Да, именно это я и хочу сказать. Джастин уезжает из города. Он будет вне досягаемости Рона. Там он ничего не может сделать с ним, кроме психологического насилия, из-за того Джастин знает, что его приватная жизнь была так нарушена. И я думаю, что это и есть цель Рона, Брайан — сломать ребенка и убедиться в том, что он не представляет угрозы. Сломать его психически и запугать до такой степени, чтобы он боялся быть с тобой. Боялся собственных эмоций. Просто чтобы заставить его бояться вообще. — Тогда в чем, черт возьми, смысл? — Чтобы наказать тебя, Брайан? Чтобы причинить тебе боль? Убрать соперника, с которым он не может бороться никаким другим способом? Хрен его знает? Но это отчаянный поступок, давайте посмотрим правде в глаза. Я думаю, что лучшая защита — это ничего не делать. Пусть гадает, что будет? Каковы будут последствия? — Но я хочу встретиться с ним лицом к лицу! Я хочу схватить его за яйца и сказать ему это… — Не надо, Брайан. Не делай этого. Ты сможешь свести его с ума, если он будет думать, что ты все еще не знаешь, что он снимает в бильярдной… — Диана лукаво смотрит на Брайана. Потом она смотрит на меня, — ты можешь заставить его пожалеть, что он вообще подумал об этом маленьком развлечении. Очень пожалеть. Если он уже не сожалеет просто наблюдая за вами двумя, наблюдая, как вы занимаетесь любовью, в то время как он исходит ядом. Брайан прижимает руки к глазам. — Мне нужно подумать, Диана. Подумать об этом. Но я должен отправить Джастина обратно в Питтсбург. И Линдси с Гасом тоже. Увезти их из этого города. Сегодня же. Пока они разговаривают, встаю и иду в спальню Дианы. У меня болит голова, и я должен лечь, потому что все еще не рассказал Брайану самого худшего. Самое худшее, что у Рона есть еще видео — о нем и обо мне. И этого я никак не могу ему сказать. Даже думать об этом не могу. Зарываясь лицом в большие мягкие подушки Дианы, я вспоминаю, как Брайан трахал меня на этой кровати всего несколько дней назад. Кажется, прошли годы. Словно более невинное время, которое теперь ушло навсегда. Брайан подходит и останавливается в дверях. Он закрывает дверь и ложится рядом со мной на кровать. — Это не твоя вина, Брайан. Я приехал сюда без разрешения. Ты знал, что мне не следует здесь находиться… теперь мне придется столкнуться с последствиями. — Как вообще кто-то мог вообразить что-то подобное, Джастин? Я имею в виду, что это за пределами ебаной черты — во всех отношениях, — он поворачивает меня лицом к себе, — ты не мог знать лучше, чем я. Если кто и виноват, так это я. Я, блядь, не могу себя контролировать. Или… — Но я хотел тебя, Брайан! Хотел, чтобы ты пришел ко мне в бильярдную в ту первую ночь… и в другое время тоже. Вот почему я приехал в Лос-Анджелес! Хотел помочь тебе. Помочь тебе поправиться, как делал это в Питтсбурге. Помочь тебе понять, чего ты на самом деле хочешь, а я надеялся, что это буду я. В итоге я ничего не сделал, только причинил тебе еще больше неприятностей. И я сам себя по-крупному трахнул. Такой большой путь… — Нет, Джастин. Ты помог мне. Помог мне увидеть правду. Я мог бы продолжать и продолжать тянуть время, думая, что смогу наладить отношения с Роном. Думая, что я — проблема. Что мне всегда суждено все портить в одиночку. Но это показало мне, что дело на самом деле в НЕМ. В его чертовых навязчивых идеях. Его контроле. Его фантазиях о том, кем он хочет меня видеть, но я НЕ МОГУ таким быть. По крайней мере, не с ним. Он крепко прижимает меня к себе, и я смотрю ему в лицо. Он выглядит грустным и растерянным, и обиженным. Волосы в беспорядке, глаза красные, лицо в пятнах и осунувшееся, он выглядит так, будто кто-то его сильно расстроил. И этот кто-то здесь. — Я думал, когда ты был моложе, что все вокруг было так мрачно и полно людей, которые были жестоки и злы с тобой, и что ты был… пешкой, полагаю. Что тебя использовали. Вот такое у меня сложилось впечатление. Но потом я увидел тебя — каким ты был по-настоящему, внутри — юным и невинным, даже посреди всего этого дерьма. Как ты ничего не боялся. Точно так же я думаю о тебе и сейчас — бесстрашный и прекрасный, всегда. Такой, каким я хочу быть. Как ты. — Я плохая модель для подражания. Ты уже знаешь это, Джастин. Я не прав. Никогда не был прав. Я качаю головой и прижимаюсь к нему. — Я смотрел фильм, который он снял… тогда. Это действительно было прекрасно. Ты МОЖЕШЬ любить кого-то. Я видел это собственными глазами. И ты был прекрасен, Брайан. Он слегка моргает и смотрит вниз. — Теперь все по-другому. Это было очень давно. И я ловлю губами слезы, текущие из его глаз.